И сердце пополам

= 26

Саша ещё несколько секунд смотрела на телефон, не веря в произошедшее. Глеб ей позвонил! И не просто позвонил, а захотел встретиться! Позвал к другу на день рождения. В это просто невозможно поверить!

За минувшую неделю она пережила всю гамму чувств от эйфории до полнейшей апатии и тоски.

Когда вернулась после той прогулки домой сама не своя, очень старалась казаться обычной. Изо всех сил пыталась держать в себе рвущееся наружу ликование.

Хорошо ещё, мать на работе задержалась, иначе бы замучила расспросами, где была, куда ходила и с кем. Она и так во время ужина поглядывала с недоумением, потом полюбопытствовала:

— Ты сегодня какая-то не такая. Что-то произошло?

Саша покачала головой, неумолимо краснея. А на лице сама собой расплылась непослушная дурацкая улыбка.

— Ничего. Что могло со мной произойти?

— Не знаю… Но я тебя первый раз такой вижу. Ты прямо вся светишься. Тебя Карен Саркисович похвалил?

— Нет, мам, просто хорошее настроение.

Карен Саркисович, между прочим, разнёс в тот день её работу в пух и прах. Она даже всплакнула в уборной училища, и был порыв всё бросить.

А потом они встретились с Глебом, и Карен напрочь вылетел из головы, а его обидные слова больше не ранили. Даже если б он назвал её беспросветной бездарью, она бы, наверное, не огорчилась.

Саша чувствовала себя всепоглощающе счастливой. Просто шалела от распиравших эмоций, так что кровь стучала в висках. Вспоминала раз за разом минувший день, смакуя каждое мгновение. Вспоминала, как он посмотрел, как улыбнулся, что сказал. Рисовала его губы, глаза и руки. А ночью, уткнувшись пылающим лицом в подушку, фантазировала всякое. Ни минуты не спала, а встала утром как огурчик.

И на другой день в училище буквально порхала. Вглядывалась в лица сокурсников, тех самых, которых всегда сторонилась, и неожиданно находила их интересными.

В коридоре на перемене столкнулась нос к носу с Алиной Какоуровой. Та не преминула напомнить подружкам, что не выносит Фурцеву. На что Саша благодушно ей улыбнулась и сообщила:

— А вот мне ты наоборот нравишься.

И в тот момент это была чистая правда. Ей нравились и Алина, и её подружки, и толстый, прыщавый парень-одногруппник с сальными волосами, и Карен, и уборщица-скандалистка, и вообще весь мир. Алина растерялась, сморгнула и не нашлась, что сказать.

К вечеру восторг стал понемногу утихать. Было интересно, что Глеб делает прямо сейчас, думает ли о ней хоть немножко.

А ещё он обещал позвонить. Потом. А потом — это когда? Сколько нужно ждать?

Саша даже в сети искала ответ на волнующий вопрос, но сплошь натыкалась на статьи о том, почему мужчина обещал позвонить и не звонит. Все статьи прочитала, но толком не поняла — почему. И что делать — тоже не знала. Хотя что тут делать? Только ждать.

Она и ждала день, два, три. Телефон из рук практически не выпускала. Даже спать ложилась — пристраивала рядом на подушку.

С каждым днём надежда таяла. Саша места себе не находила. Не знала, чем себя занять в ожидании. Ничего не хотелось, ничто не интересовало. Как в пучину её затягивала тоска.

Мать теперь тревожилась: почему не ест ничего, почему ходит как в воду опущенная. Саша из последних сил выдавливала из себя улыбку, лепетала что-то про усталость, а ночью опять лежала без сна. Глядя в потолок, терзалась: почему не звонит? Всё ведь хорошо было. Или она что-то сделала не так? Или ляпнула не то? Наверняка! Но он ведь обещал…

Саша бы сама ему позвонила, знала б только его номер. А потом её осенило — так ведь и он не знает. Хотя это слабое утешение. Он мог бы найти её в училище, если б захотел. Значит, не хочет. Или не может? А вдруг с ним что-нибудь случилось? Заболел или…

Тревожные мысли разрывали голову. Саша то находила уйму оправданий затянувшемуся молчанию Глеба, то с убийственной обречённостью говорила себе: «Ты, Фурцева, ему просто неинтересна. Он и думать про тебя забыл».

К концу недели, когда она утвердилась в последнем, телефон вдруг ожил. Коротко пиликнул рингтон и так внезапно, что Саша вздрогнула.

На экране высветился неизвестный номер и конвертик. Боясь даже надеяться, она открыла сообщение и чуть не взвизгнула от нахлынувшего восторга. Глеб! Наконец!

То, что это Глеб, она нисколько не сомневалась. Кто ж ещё? Сообщения ей приходили только от мамы, дяди и Билайна.

Она попыталась успокоиться, унять трепет в сердце прежде, чем ответить. А всё равно и руки дрожали, и голос срывался. А после их разговора она принялась, напевая, вальсировать по комнате с плюшевым медведем.

В этот момент её и застала мать. Пришла с работы и даже, оказывается, звала её несколько раз, но Саша не слышала.

Саша застыла с медведем в вытянутых руках, затем, смутившись, присела на кровать, чувствуя, что от маминых вопросов не отвертеться. Тем более мать, как знала, сразу спросила в лоб:

— Кто он?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Саша закусила нижнюю губу, но, не выдержав, разулыбалась.

— Он… — мечтательно вздохнула она. — Он — самый лучший. Умный, добрый, красивый, заботливый и хорошо воспитан. Мама, ну что ты хмуришься? Сама же всё время хотела, чтобы я с кем-нибудь познакомилась! Чем ты сейчас недовольна?

— Я довольна, довольна, — поспешила улыбнуться мать. — Просто немного страшно за тебя. Так не хочу, чтобы ты страдала потом.

— Мама, он не такой!

— Все они не такие.

— Ты просто обожглась сама и думаешь, что все, как мой отец. Но он правда не такой! Он очень-очень хороший.

— А имя у хорошего есть? И чем он занимается? И вообще, когда вы успели познакомиться?

— Имя у него тоже хорошее — Глеб. Он работает. В ресторане. Курьером. Помнишь, я пиццу заказывала? Вот это он её привёз. Так мы и познакомились, а потом случайно на улице встретились.

— Курьер? Умный и курьер?

— Мама, не будь снобом! — рассердилась Саша. — Он — мой ровесник. Кем он, по-твоему, должен быть? Профессором?

— Да я ничего, — сдалась мать. — Лучше курьер, чем бездельник.

Можно было сказать ей, что он учится в универе, но не хотелось. Она бы сразу стала выяснить, кто он такой, что из себя представляет, справки наводить, прощупывать — это в её духе. А Саше совершенно не хотелось, чтобы её Глеба прощупывали. Так что пусть в глазах матери он пока останется просто курьером.

— Мам, а он меня на свидание позвал. Послезавтра, — со счастливой улыбкой сообщила она. — А я не знаю, что надеть…

Мать вдруг тоже улыбнулась, очень искренне, подсела к ней, взяла за руку.

— А давай завтра отправимся в торговый центр? Выберем тебе какой-нибудь наряд? Ты же у меня такая хорошенькая, а купим тебе красивое платье — так твой кавалер глаз от тебя не оторвёт!

Очень редко они с матерью куда-либо выбирались вдвоём. Разве что в детстве иногда, а потом и вовсе перестали. Мать всегда была увлечена наукой и подобные вылазки считала пустой тратой времени. Да и Сашу особо никуда не тянуло, её уютный мир вполне умещался дома.

Поэтому обе поначалу ощущали некоторую неловкость. Мать повезла Сашу в Пассаж.

— Оксана, коллега, сказала, что здесь мы точно найдём что-нибудь красивое и модное. Сказала, выбор большой и вещи хорошие, не китайский ширпотреб.

Они переходили из бутика в бутик, но, как оказалось, взгляды на красивое и модное у них в корне не совпадали. Саша, хоть и сама в моде мало что смыслила, от маминого выбора открещивалась, как могла.

— Ну посмотри, какая прелесть, — доказывала мать. — Такая нежная кофточка. Такие воздушные кружева. Хоть на девушку станешь похожа, а то вечно в брюках ходишь. А к ней вон та юбка идеально подойдёт.

Та юбка — пышный колокол — доходила Саше почти до самых щиколоток.

— Нет, мам, я в ней по-дурацки выгляжу.

— Ничего не по-дурацки! Скромно и со вкусом. Девушка, вот скажите, — обращалась она к консультанту, — хорошо же?

Та с виноватой улыбкой пожимала плечами.

— Молодые сейчас так не ходят.

— Ой, — раздражённо отмахивалась мать. — Знаем мы, как сейчас ходят молодые. Нам так не надо.

Саша и не ожидала, что поход по магазинам настолько истреплет нервы обеим. Мама, как будто назло, предлагала наряды один унылее другого. А всё яркое, что цепляло глаз, отвергала слёту: безвкусно! вульгарно!

В конце концов, они с трудом сговорились на чёрной прямой юбке до колен и белой в мелкий цветочек блузке.

Но пока ехали домой, злость улеглась. Саша снова улыбалась беспричинно, и мать, глядя на неё, улыбалась в ответ.

