И сердце пополам

= 28

С Глебом Саша своими сомнениями делиться не стала, постеснялась. Да и не спрашивать ведь его: не её ли назвали чучелом? Глупо же. Нет, лучше вообще выкинуть это из головы.

И хотя Саша вовсю пыталась убедить себя, что то грубое слово, конечно, не о ней — просто потому что они её совсем не знают, однако всё равно, когда вернулись в комнату, тотчас напряглась. Невольно, инстинктивно.

Ей постоянно казалось, что все её разглядывают и исподтишка посмеиваются, хотя, когда она поворачивалась, встречала вполне радостные улыбки. И тем не менее необъяснимое ощущение не проходило, наоборот, становилось сильнее, давило, душило.

— Саша, а как вы познакомились с нашим Глебом? — спросила её девушка с мальчишечьей стрижкой.

— Случайно. Глеб привёз пиццу по ошибке…

Её прервал дружный хохот. Она растерянно посмотрела на Глеба, не понимая, что такого смешного сказала. Но он не смотрел на Сашу. Он смотрел на хохочущих девчонок, причём тяжело, исподлобья.

— О, это он может, — подхватила другая. Она взглянула Саше в глаза и улыбнулась, только вот глаза казались холодными, а улыбка — приклеенной. — И как пицца, впечатлила?

Саша пожала плечами.

— Ну раз Сашшша сегодня с нами, значит, очень впечатлила, — выпячивая «ш», вставила третья девчонка, и снова все засмеялись. И опять неясно, почему.

Так бывает, когда оказываешься в компании давних друзей, у которых целый ворох общих смешных моментов в прошлом. Одно какое-нибудь слово или оборванная фраза — и им сразу понятно, о чём речь. Им смешно, а постороннему и не понятно, и не смешно. С Сашей примерно так оно и было, только ещё хуже, потому что казалось, что все эти шутки и недомолвки связаны с ней.

— Так впечатлила, что сегодня она ничего не ест и не пьёт. Саша, ты не на диете случайно? — обратилась к ней девушка с приклеенной улыбкой.

— Мила, уймись, — произнёс Глеб, но её поддержал один из парней:

— Правда, Тоша, почему наша гостья отбивается от коллектива? Ей вообще штрафная полагается. За опоздание.

— Я не пью, — запротестовала Саша, когда именинник потянулся к ней с бутылкой водки.

— Так нельзя! — деланно возмутился он. — Это прямо неуважение. Ко мне. Ко всем. Выпить за здоровье именинника — святое дело. К тому же, Сашенька, с тебя тост. Ты разве не желаешь мне здоровья?

— Желаю, — ответила Саша и опять уловила тихие смешки.

— Тогда…

— Отстань от неё, Тоша, — резко оборвал его Глеб. — Сказано тебе — не пьёт, значит, не пьёт.

Артём, на удивление, сразу отступил, не стал возражать и настаивать, но посмотрел на Глеба с каким-то странным выражением, будто удивился. Глеб же теперь выглядел совсем мрачным.

— Тосты я всё равно говорить не умею, — отозвалась Саша. — Можно лучше я подарю тебе небольшой подарок?

Артём зачем-то оглянулся на компанию, словно ища поддержки или спрашивая их мнения, затем, дёрнув плечом, хмыкнул:

— Ну, давай.

Саша достала рисунок. Второй портрет, написанный сангиной. За шарж ей почему-то даже в мыслях теперь стало неловко. Может, этому парню и впрямь нравится, когда его выставляют смешным, всякое ведь бывает, но уж она точно не будет никого и никогда высмеивать.

Артём взял рисунок, взглянул и, с его лица будто смыло кривоватую улыбку. Он сморгнул и растерянно уставился на Сашу. Потом пробормотал без былого ажиотажа и наигранности:

— Это круто. Правда. Я даже не ожидал. Спасибо большое.

Всем сразу стало любопытно, но Артём, не передавая в руки, показал свой подарок и убрал на полку.

— А то зальют или ещё чем испортят, — пояснил.

Саша видела, что рисунок ему пришёлся по душе, он даже посмотрел на неё как-то виновато.

— Так значит, ты художница? — спросила короткостриженая.

— Я пока только учусь, — осторожно ответила Саша.

Она никогда ещё так не напрягалась, разговаривая с людьми. Даже с Кареном Саркисовичем, когда тот не в духе, было легче. Даже с агрессивной Алиной Какоуровой, правда, та последние дни перестала её цеплять. Здесь же беседа напоминала хождение по минному полю, хотя почему так — сложно объяснить. Вопросы девушки задавали, вроде, самые невинные, но тем не менее в каждой их реплике она чувствовала скрытый издевательский подтекст. Хотя в чём он выражался — тоже неясно.

Но теперь она уже не сомневалась — они совершенно точно над ней смеются и оттого, что причина их насмешек ей непонятна, было ещё тяжелее.

— А Глеба ты рисовала?

— Нет.

Десятки набросков ведь не считаются.

— У-у-у. А почему?

— Прикол. Тоша, ты у Саши первый, — томно проворковала та, которую Глеб назвал Милой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Саша вспыхнула, зато остальные эту двусмысленность приняли с хохотом.

— Глеб, а ты не ревнуешь? — кто-то спросил сквозь смех.

— Умираю от ревности, — рявкнул он и поднялся из-за стола, с грохотом уронив стул, припечатал горящим взглядом эту самую Милу. Пластиковый стаканчик, стоявший у самого края, опрокинулся, сок плеснул ему на брюки, забрызгал низ футболки, но он как будто и не заметил. — Саш, пойдём.

Хохот тут же стих.

— Глебыч, ты чего? — спросил один из парней.

— Правда, Глеб, мы же просто шутим, — отозвалась короткостриженая, а Мила потупилась.

— Не ну зашибись у вас шутки, — негодовал Глеб. — Прямо камеди клаб на дому. Короче, Саша, пошли.

Уговаривать её и не надо было. Она, стараясь не замечать взглядов, протиснулась ко входу, торопливо оделась и с видимым облегчением выскользнула из комнаты.

Почти сразу вышел и Глеб. Она слышала, как его звали, кричали что-то вслед, но он не отвечал.

Подошёл к ней — она ждала его в коридоре, в нескольких шагах от двери — встал напротив, посмотрел так, будто ему неудобно за всё, что там происходило, но не знает, как это выразить.

— Ну я пойду, — сказала Саша, опустив глаза.

— Да стой ты, — поймал он её за локоть, — стой. Я тебя провожу. Только переоденусь. Пойдём в моей комнате подождёшь.

Ну что скрывать — Саше даже сейчас, после всего, было очень интересно посмотреть, как живёт Глеб. Увидеть то, что его каждый день окружает. Это как будто заглянуть в ту часть его жизни, которая прежде оставалась для неё закрытой. Она даже разволновалась.

Комната Глеба оказалась вполне уютной, особенно если сравнивать с той, где праздновали день рождения. Не сказать, что тут царил безупречный порядок, но там-сям разбросанные вещи общего вида не портили, а даже наоборот, как будто оживляли обстановку.

Глеб кивнул ей на кресло, сам достал из шкафа чистые джинсы и трикотажную кофту. Швырнул всё на единственную в комнате кровать. Затем стянул с себя футболку, звякнул пряжкой ремня. Саша скользнула взглядом по смуглому, стройному торсу и, смутившись, поспешно отвернулась. Стала рассматривать комнату, стараясь запомнить здесь каждую мелочь: большую кружку из тёмного стекла на кухонном столе, банку растворимого кофе, книжный частокол на полке, какой-то готический постер на стене, ноутбук на тумбочке…

Глеба она старательно обходила взглядом, но всё равно не удержалась. Отвернувшись от неё, он натягивал серые джинсы, потом взял с кровати лонгслив и, пока надевал, Саша глаз с него не сводила, любуясь его спиной с круглыми ямочками на пояснице. Ну и долюбовалась — кровь горячей волной прихлынула к щекам. А самое ужасное, что именно в этот момент Глеб обернулся и поймал её затуманенный взор.

Саша, сглотнув, отвернулась. Господи, как стыдно! Что ж она за дурочка такая. Лицо и уши пылали огнём. Она боялась вновь посмотреть на него.

— Саш, пойдём? — позвал он вполне обыденным тоном, сделав вид, будто ничего не заметил.

Уж лучше так, хоть и всё равно невыносимо стыдно.

