И сердце пополам

= 38

В субботу они снова встретились у Театра кукол. Глеб, правда, опоздал на несколько минут, зато видеть её был явно рад. И поспешил оправдаться:

— Прости, запарился дома, про время забыл.

Ну было немного обидно, самую малость, потому что Саша до назначенной встречи считала минуты, а он забыл… Но Глеб так лучился неподдельной радостью, что обида, едва всколыхнувшись, сразу же бесследно растаяла.

— А что за сюрприз? — полюбопытствовала Саша.

— Наверное, это слишком громко сказано, ну, в общем, придёшь — сама увидишь.

Всю дорогу до общежития они болтали, Глеб шутил, она смеялась. И день был чудный — солнечный и тёплый. И небо — высокое и синее. И воздух — наполненный птичьими трелями и запахом талого снега.

Перед самым общежитием, вокруг крыльца разлилась болотцем грязная жижа. Саша, нарядившись по случаю в новые ботильоны, растерянно остановилась, высматривая, как к ней подступиться. Но тут Глеб подхватил её на руки и в два шага перенёс до крыльца.

— О-о, — только и выдохнула Саша благодарно, когда Глеб поставил её на сухой бетон.

Общежитие гудело как растревоженный улей. Саша, привыкшая к музейной тишине своего дома, не переставала удивляться этой суматохе. Каждый раз как на ярмарке — шум, гам и полно народу.

Глеб открыл дверь своей комнаты, распахнул перед ней:

— Велкам.

Саша всё это время гадала, какой мог быть у Глеба сюрприз, но никак не ожидала увидеть накрытый стол, а на холодильнике букет алых роз в трёхлитровой банке.

— Сегодня какой-то праздник? — повернулась к нему она. — Мы что-то будем отмечать?

— Ну… скажем так, будем навёрстывать упущенное.

Глеб принял у неё пальто, разделся сам.

— Упущенное? — не поняла Саша.

— Я же не поздравил тебя с 8 марта. Ну и вот… — Глеб кивнул на стол. — Лучше уж поздно, чем никогда. Будем считать, что мы с тобой решили отметить праздник по Юлианскому календарю. Хотя я и по Юлианскому припозднился.

— Да ничего. Я вообще не ожидала такого. А это ты сам готовил? — удивилась Саша, оглядывая закуски на столе.

Пирог, чашки с какими-то салатами, жареные куриные ножки, отдельно — фрукты и конфеты.

— Ну нет, конечно. Купил. Если бы сам, мы бы в лучшем случае отпраздновали макаронами по-флотски. Или яичницей.

— Тоже неплохо.

— Но, прошу заметить, стол накрыл сам.

— Как здорово! — промолвила Саша, накладывая себе «Оливье».

Глеб тем временем выудил из своего крохотного холодильника бутылку шампанского.

Саша начала было протестовать, но встретив его взгляд, влекущий, гипнотический, сумела лишь прошептать:

— Только мне немного…

— Конечно, немного, — заверил Глеб, наливая бокал до верху. — Сам не люблю пьющих женщин.

Затем он наполнил и свой, приподнял, коснулся краешком и, глядя в глаза, произнёс:

— Ну, с праздником, девочка моя.

Бокалы у Глеба были пластиковые, не то что мамины хрустальные фужеры на высоких изящных ножках, и тарелки с закуской разномастные, да и сама закуска — мама бы поморщилась недоумённо: как можно готовую еду покупать в магазине? Её же делают не пойми из чего! Но Саша блаженствовала как никогда.

Глеб опять развлекал её всевозможными историями, из своей жизни и не только. Его послушать — так он и его друзья постоянно попадали в разные передряги, нелепые, смешные и даже жуткие.

Между делом он и её расспрашивал про детство, про школу и прочее, но Саша, боясь показаться скучной, отвечала односложно, от подробностей увиливала, ссылаясь на то, что больше любит слушать.

— А цветы мне? — уточнила она.

— Ну да, кому ж ещё? Я не знал, какие тебе нравятся, поэтому вот… Розы же все женщины любят, да?

— Наверное…

— А! Чёрт! — спохватился Глеб. — Чуть не забыл. Подарок тоже есть. Ну только такой… я ж тебя ещё не очень хорошо знаю. Не в курсе пока, что ты любишь. Короче, пытался найти что-нибудь а-ля романти́к. — Глеб взъерошил волосы и вообще выглядел так, будто ему почему-то вдруг стало неловко. — В общем, вот.

Он выложил на стол маленькую коробочку.

— Что это?

— Ну открой.

В коробочке оказалась серебряная подвеска в виде сердца. Ломаная линия пересекала сердце посередине, разделяя на две половины, на одной из которых был выгравирован знак мужского начала, на второй — женского.

— Ну, это типа одно сердце на двоих, символ… Дурацкий подарок, да? — криво улыбнулся Глеб.

— Да ну что ты! Наоборот! Это лучшее, что мне когда-либо дарили.

Саша бережно разделила подвеску на две половинки, одну протянула Глебу. Тот, усмехнувшись, тут же прицепил её к кожаному браслету на запястье. Потом взглянул на неё.

— Да уж, лучшее… Тебя не особо баловали подарками?

Саша в ответ лишь пожала плечами. Не понимает он, что не в подарке дело, а в том, от кого этот подарок. Не понимает, что он мог бы преподнести ей какую угодно мелочь, и эта мелочь была бы ей безмерно дорога. А тут сердце на двоих! То ли от шампанского, то ли от восторга голова у Саши шла кругом, и глупая улыбка не сходила с лица. А ещё вдруг потянуло на откровения, захотелось сказать Глебу, что он лучше всех…

Но не успела. В дверь коротко стукнули и, не дожидаясь ответа, гость с шумом ввалился в комнату. Это оказался Артём Тошин. Увидев Сашу, он не слишком умело изобразил удивление:

— Оу, какие люди! — воскликнул, затем добавил с грустью: — У всех лямур. Один я — один.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Грусть тоже вышла не очень достоверно. Однако улыбнулся он затем вполне искренне.

К удивлению Саши, Глеб не предложил другу присоединиться к ним. Ещё и спросил не слишком вежливо, даже грубовато:

— Тебе чего?

— Можно я у вас перекантуюсь с часок? У нас там, короче, тёл… девушка к Кирюхе пришла. К соседу моему по комнате, — объяснил он Саше. — Мы кино смотрели, ну и они начали… Пришлось удалиться.

Глеб молчал и выглядел при этом явно недовольным. Артём улыбнулся, но за этой улыбкой угадывалось лёгкое смущение. Саше стало неловко — ну нельзя же так с людьми.

— Да, конечно, садись с нами. Мы будем рады, если ты к нам присоединишься. Правда, Глеб?

— Ужасно рады, — мрачно ответил Глеб, не сводя с Тошина раздражённого взгляда.

Но Артём не стушевался, наоборот, улыбнулся, на этот раз безо всякого смущения, во весь рот, и присел к столу.