Анна Борисовна Фурцева места себе не находила — ждала дочь. Ничего толком делать не могла, даже работа не клеилась. Ждала все выходные, почти с той минуты, как та уехала на встречу к своему курьеру. Про себя Анна Борисовна называла его только так, вкладывая в «курьера» всю свою еле сдерживаемую неприязнь к этому неведомому парню.
И дело было, конечно, не в том, что работа у него по её меркам не фонтан. А в том, что видела в нём угрозу для дочери.
Ведь та уже не просто увлеклась, а влюбилась по-настоящему. Как она сохла, когда этот мерзавец не давал о себе знать!
У Анны Борисовны сердце изболелось за те десять дней, что девочка её страдала. И не понимала, наивная, что этот парень с ней просто развлекается, что нет у него никаких к ней чувств, никакого серьёзного отношения — иначе обязательно хотя бы позвонил.
И ведь голову ей свою не приставишь, а та не желает ничего слышать. Как только Анна Борисовна заводила разговор, Саша начинала тотчас спорить с ней, сердиться, утверждать, что мать сама ничего не понимает, равняет всех без разбору по её отцу и на воду дует. А то и вовсе замыкалась в себе, так что до неё не достучишься.
И что оставалось делать? Только мучительно наблюдать со стороны, уповая, что ничего плохого не случится.
И вот теперь эти выходные… Анна Борисовна уже сто раз себя обругала за то, что дала слабину и отпустила Сашу неизвестно куда. А вдруг он её там обидит? Хоть Саша и сообщила по телефону, что всё у неё прекрасно, но это мало успокаивало. И капли не помогали унять тревогу.
Ближе к вечеру позвонили на домашний. Анна Борисовна подскочила к телефону, второпях чуть трубку из руки не выронила. Перепугаться успела — думала, вдруг плохие вести. Но это оказалась Оксана, коллега.
— Добрый вечер, Анна Борисовна. Вы можете говорить?
— Здравствуйте, Оксана.
Анну Борисовна так и подмывало сказать, что нет, не может. Во-первых, ей вообще сейчас не до разговоров было. Во-вторых, могли позвонить насчёт Саши, мало ли. Но бросить такое в лоб коллеге она не смогла и неохотно ответила:
— Только недолго, а то я жду звонка.
— Да-да, я понимаю, я всего лишь хотела сказать… это касается вашей Саши.
Анна Борисовна почувствовала, как вместе с недоумением — какое отношение Оксана могла иметь к её дочери? — возник пока ещё безотчётный страх.
— Слушаю, — выдавила она глухо, холодея.
— Эмм… тут вот какое дело… — Оксана, видимо, подбирала слова. Боялась подкосить?
— Говори, — поторопила её Анна Борисовна, незаметно для себя, перейдя на «ты».
— Помните, я вам рассказывала где-то пару месяцев про Глеба Привольнова?
Ещё бы она не помнила! Только при чём тут он?
— Ну помните, говорила, что он из-за экзамена ко мне… клинья подбивал, — продолжила Оксана. — Так вот сегодня я его видела с вашей Сашей. В Сильвермолле. И они не просто там… были, они целовались.
— Не может быть, — нервно возразила Анна Борисовна, чувствуя, как сердце, ухнув, проваливается куда-то вниз. — Саша вообще с другом своим сейчас.
И возражала-то она не для того, чтобы поспорить с коллегой, а больше для себя. Цеплялась за последнюю надежду. Ну не может судьба быть настолько подлой и жестокой!
Оксана на мгновение поколебалась, затем всё же добавила:
— Ну, возможно, я её и спутала. Но, по правде говоря, не думаю. Я ведь не так давно её видела, когда она к вам приходила… Ну если только кто-то на неё так сильно похож… Не подумайте ничего такого, я же за неё, за вас беспокоюсь, вы же понимаете, если я права, то Привольнов… в общем, если это так, то он же, разумеется, из-за экзамена…
— Спасибо, Оксана, за беспокойство, — не своим голосом поблагодарила её Анна Борисовна, положила трубку и тяжело, будто мгновенно состарилась на несколько десятков лет, опустилась на банкетку в прихожей.
Сначала она ещё отчаянно сопротивлялась беспощадной правде. Твердила шёпотом: ну не может такого быть, это несправедливо.
Потом, как вспышки, стали возникать воспоминания: умный, красивый, зовут Глеб… привёз пиццу к ней как раз после своей провальной пересдачи… Однако мало ли Глебов? Может, и немало, но для обычного совпадения слишком подозрительно.
И главное, методы — очень в его духе. Не получилось с Оксаной, так он пошёл ва-банк.
Первым порывом было позвонить Саше и любыми правдами и неправдами велеть ей немедленно ехать домой. Запретить ей встречаться с этим подонком, запретить даже по телефону им общаться, если потребуется — увезти её из города. И обязательно сказать Мише, чтобы отчислил его незамедлительно.
Она и звонила, даже дважды. Но Саша оба раза не ответила на звонки.
Внутри всё клокотало. Идеи приходили одна безумнее другой. Может, вызвать полицию? Пусть его заберут. Но как бы этого ни хотелось, умом она понимала — не получится. За что его забирать? Встречаться с девушкой, пусть даже из корыстных, из самых низких побуждений, не преступление. А жаль. Самой мчаться в неизвестный Сильвермолл? Может, Мишу попросить составить компанию?
Анна Борисовна набрала двоюродного брата. Но тот, выслушав её, затею не поддержал. Он отдыхал где-то в кемпинг-отеле за городом и не хотел никуда мчаться. Ничего, сказал, до понедельника не случится. И вообще, что Привольнов, съест её? Там же люди кругом. Так что без паники. Надо сидеть и ждать, а уж в понедельник…
Анна Борисовна вынуждена была согласиться с ним, хотя желание мчаться и спасать дочь так и зудело внутри. Но тут от Саши пришла эсэмэска: «Буду через полчаса».
За эти полчаса Анна Борисовна передумала многое. Как всё это сказать Саше? Как донести до неё эту горькую и жестокую правду? Это ведь не просто ранит девочку, это её унизит и раздавит. Это для подонка Саша — всего лишь способ достижения цели. А для неё он — если не всё, то очень-очень многое. Достаточно вспомнить, как она чахла, когда он не звонил.
Однако в любом случае открыть ей глаза на него просто необходимо. Она должна знать, что он из себя представляет. Лишь бы только поверила. а то ведь опять воспримет всё в штыки, скажет, что мать-перестраховщица гребёт всех под одну гребёнку…
Ну ничего, если понадобится, она и Оксану призовёт в свидетели.
Да, Саше будет плохо так, что представить страшно, но она сделает всё, чтобы её спасти.
Полная решимости, Анна Борисовна посмотрела на часы. Почти десять, полчаса прошло. Прошло даже больше — сорок минут. Набрать её или ещё немного подождать?
Пока она колебалась, за дверью послышались тихие шаги, затем — шебуршание ключа в замочной скважине. Наконец-то!