Император гнева

35

АННИКА

Звон в ушах сдавливает череп. Медленно приходит осознание: я лежу на земле. Горло забито пылью и копотью, и когда я кашляю, серый пепел оседает на потрескавшихся губах.

Рот беззвучно открывается и закрывается. Зрение скачет, то вспыхивает, то гаснет. Пальцы дрожат, скребут шершавый пол.

Гулкий писк в ушах — единственное, что я слышу.

Я задыхаюсь, кашляю, жадно вдыхаю воздух, забитый дымом. Пытаюсь опереться на руку, затем на колено, но мышцы предательски слабеют.

Чёрт.

Мир кренится, я валюсь в сторону, но в последний момент успеваю схватиться за стену. Цепляюсь за неё, вжимаясь лбом в холодный камень, пока ноги не перестают дрожать.

Кензо.

Молнией пронзает сердце, вырывая меня из оглушённого ступора. Я резко оборачиваюсь, лихорадочно осматривая тёмное помещение.

По какому-то безумному стечению обстоятельств лампочка под потолком всё ещё горит, болтаясь на проводе. Тени мечутся по стенам, пляшут, безумно вращаются в хаотичном ритме.

А потом я его вижу.

Нет.

Я кричу его имя, но не слышу собственного голоса за пронзительным звоном в ушах. Спотыкаюсь, почти падаю, но продолжаю идти, пока не опускаюсь перед ним на колени.

— Кензо…

Мой собственный голос, приглушённый и чужой, наконец прорывается в реальность.

— Кензо…

Он лежит на спине, одежда обгорела, покрыта каменной пылью. Глаза закрыты. Из раны в боку сочится кровь.

Господи.

— КЕНЗО!

Я снова выкрикиваю его имя — и вздрагиваю, когда в ушах что-то лопается. Звон отступает, уступая место реальным звукам.

И тогда я слышу это.

Сначала не понимаю, что вижу. Мы в тоннеле, ведущем из комнаты, где меня держали. И когда я смотрю через кирпичную арку обратно… пол выглядит так, будто он движется.

Дышит.

Тает.

Валона нигде не видно, но прежде чем я успеваю об этом задуматься, пол вдруг выгибается, как будто под ним что-то пульсирует.

Я резко вдыхаю и, не раздумывая, тяну Кензо к себе.

Пол вздувается, а затем с глухим грохотом обрушивается.

Из трещин хлещет чёрная жидкость. А потом, словно прорывается плотина…

Вода.

Чёрт.

Оглушительный рёв заполняет пространство.

Кензо медленно моргает, его голова безвольно откидывается набок. Он балансирует между сознанием и беспамятством.

А вода продолжает подниматься.

— Я вытащу тебя.

Я хватаю его под мышки, стискиваю зубы, напрягаю все мышцы, пытаясь сдвинуть с места. По миллиметру, по сантиметру тащу его прочь, волоку по полу, вглубь тоннеля, туда, откуда он пришёл.

Там должен быть выход.

И если мне придётся выжать из себя последние силы — пусть так.

Я успеваю протащить его всего на несколько шагов, прежде чем поднимаю голову — и сердце падает в пятки.

Тоннель завален.

Нет.

Я роняю руки Кензо, бросаюсь вперёд, разгребаю завал голыми руками, отшвыриваю кирпичи, камни. Но вскоре пальцы натыкаются на бетонные глыбы и арматуру — слишком тяжёлые, слишком прочные, чтобы сдвинуть их с места.

Позади раздаётся хриплый, сдавленный звук.

Я резко оборачиваюсь.

— Кензо!!

Бросаюсь к нему, когда он пытается приподнять голову над водой.

Которая всё ещё. Блядь. Растёт.

Мы должны выбираться. Срочно.

Я снова хватаю его под руки, пытаюсь поднять, но он морщится, тяжело дышит. Потом его тёмные, пронзительные глаза фокусируются на мне.

— Анника…

— Вставай!! — кричу я, дёргая его на себя.

Мышцы на его руках напрягаются, когда он поднимается, опираясь на одно колено. Его лицо перекошено от боли, но он встаёт.

Смотрит на меня.

— Ты в порядке? — хрипит, стиснув зубы.

— Да! — ору я сквозь грохот воды, уже подступающей к коленям. Наклоняюсь, хватаю его меч с пола. — Кензо…

— Лестница! — шипит он, кивая в сторону зала, который стремительно заполняется водой.

Я следую за его взглядом и вижу металлическую лестницу, привинченную к стене. Она ведёт на второй уровень, где тянется узкий переход.

— Окей! — кричу я, обхватывая его за талию и закидывая его руку себе на плечи.

Кензо стонет, тяжело опираясь на меня, а я сгибаюсь под его весом. Тёплая, липкая кровь пропитывает мою рубашку.

Время на исходе.

Когда мы выбираемся из тоннеля в высокий круглый зал, вода уже по колено. Я делаю шаг вперёд — и резко дёргаю нас назад, вскрикивая.

Пола больше нет.

Ещё секунда — и я бы шагнула прямо в пустоту, в чёрную бездну, скрытую под мутной водой.

Игнорируя страх, который подкатывает к горлу, я крепче прижимаю его к себе и медленно двигаюсь вдоль стены, нащупывая путь к лестнице.

Вода уже по пояс.

— Ты сможешь подняться?!

Он переводит на меня осунувшийся взгляд и медленно кивает.

— Ради тебя — хоть на грёбаный Эверест, — хрипит он.

Подъём мучительно медленный.

Шаг за шагом.

Его рука тяжело висит у меня на плечах, а пальцы белеют, стискивая перила. Вода поднимается вместе с нами: когда мы добираемся до верха, её уровень остаётся на уровне колен.

Спотыкаясь, мы добираемся до одного из двух тоннелей, зеркально повторяющих проходы на нижнем этаже.

— Секунду… — стонет Кензо, ноги подкашиваются, и он оседает, прижимаясь спиной к кирпичной стене.

Я стискиваю зубы и помогаю ему опуститься в полусидячее положение.

Он опускает взгляд.

Рана в боку продолжает кровоточить.

Его мокрая одежда уже насквозь пропиталась багровым.

Пулевое.

Я резко вдыхаю, рву его рубашку, не обращая внимания на болезненный шип, и осматриваю дыру в теле.

Чёрт.

Чёрт.

Я не думаю — просто срываю с себя верх и прижимаю ткань к ране.

— Держи, — голос срывается на команду, пока я в панике ищу что-то, чем можно зафиксировать повязку. Потом понимаю — ремень.

Я стягиваю ткань, затягиваю поясом так сильно, как только могу. Это не спасёт его. Но может дать нам несколько драгоценных минут.

— Анника…

— Подожди, — я дёргаю ремень ещё туже.

— Анника. Вода.

Я резко оборачиваюсь, ожидая увидеть надвигающийся вал, но…

Тишина.

Комната, до этого наполненная ревущей стихией, притихла.

Вода больше не поднимается.

О Боже.

Я поднимаюсь на ноги и подхожу к краю лестничной площадки. Вода стоит внизу, застыв ровным уровнем в трёх-четырёх футах от нас.

Спасибо. Спасибо. Спасибо.

Я возвращаюсь к Кензо и падаю на колени рядом с ним, убирая спутанные пряди с его бледного лица.

— Как ты?

Он едва заметно усмехается.

— Прекрасно, принцесса.

Я закатываю глаза, но чувствую, как сердце сжимается в груди.

Ему плохо.

Очень плохо.

— Анника… — его глаза закрываются, потом снова открываются, но веки тут же дрожат и смыкаются. Голова падает на стену. — Анника, где…

— Я здесь, — я хватаю его за руки, переплетая пальцы с его холодными, и сжимаю.

Целую его, и меня едва не выворачивает от слабости его губ.

Мы должны уходить. Сейчас же.

— Валон… — сипло выдавливает он. — Где…

— Он мёртв.

— Нет. — Кензо стонет, едва заметно качая головой. — Я видел. Он убежал.

Лёд разливается по позвоночнику.

— Что?

— Перед… — он сжимает зубы от боли. — Перед взрывом… Он откинул сумку и скрылся в тоннеле.

Холод медленно впивается в кости.

Я медленно оборачиваюсь, ловя себя на том, что ожидаю увидеть тень чудовища в проходе за нами.

Пустота.

Я сглатываю, глядя в зев тёмного тоннеля.

— Я пойду посмотрю, куда он ведёт.

— Никуда, — голос Кензо едва слышен.

Я вновь смотрю на него. Глаза закрыты, голова качается из стороны в сторону.

— Я смогу найти путь…

— Это лабиринт, принцесса, — он слабо усмехается. — С Малкольмом мы в детстве лазили по этим бункерам. Здесь наверху… — его горло дёргается, когда он сглатывает. — Десятки коридоров… — его голова снова мотается. — Ведут в пустые комнаты. В тупики. В ловушки…

Его дыхание становится слабее.

Моё сердце сжимается.

Я снова поворачиваю голову к тоннелю.

Выхода нет.

Или, по крайней мере, не здесь.

Я делаю слабую улыбку и убираю спутанные пряди с его лица.

— Зато вода остановилась?

Кензо не реагирует. Только слабое движение головы.

— Это не вода, — его голос срывается, как ржавый металл. — Это воздух…

Я вздрагиваю.

— Что с воздухом?

— Химикаты… — он снова сглатывает. — Неразорвавшиеся заряды, отравленный газ… десятки лет…

Он поворачивает ко мне осунувшееся лицо. Его глаза едва приоткрыты.

— Когда… Когда почувствуешь вкус тухлых яиц на языке… — его голос едва слышен. — Тогда начнётся обратный отсчёт.

Только сейчас я осознаю, насколько тихо стало вокруг.

Внизу, до взрыва, воздух ещё шевелился. Где-то был выход.

Сейчас его нет.

Я медленно оборачиваюсь, всматриваясь в кромешную тьму тоннеля.

Мы выберемся.

ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

— Я найду выход, — я наклоняюсь, целую его щёку.

Его рука слабым, но цепким движением обхватывает моё запястье.

— Валон… — он едва дышит. — Он может…

Я наклоняюсь и поднимаю меч Кензо с пола.

Клинок с тихим шелестом выскальзывает из ножен.

— Я буду осторожна.

Проверяю самодельную повязку на его ране. Кровь уже полностью пропитала её, но, похоже, она всё же выигрывает для нас несколько драгоценных минут.

Они нам понадобятся.

Я поднимаюсь, разворачиваясь к темноте, сжимая меч в руке. Сердце глухо ударяется о рёбра, когда я вглядываюсь в мрак. Медленно двигаюсь вперёд, стараясь игнорировать кошмары детства, которые словно оживают, выползая из теней.

Успеваю сделать пятнадцать шагов, прежде чем упираюсь в кирпичную стену. Поворот на девяносто градусов влево. Следую за ним. Новый поворот. Я продолжаю идти, осторожно протягивая руки в стороны, надеясь нащупать другие проходы или двери.

Затем под моими ногами что-то хрустит.

Я замираю, застывая на месте, пока холодный ужас медленно карабкается вверх по позвоночнику.

Я здесь не одна.

Снова раздаётся хруст камня.

Заставляю себя не слушать крики разума, не поддаваться рвоте, подступающей к горлу от первобытного ужаса. Вместо этого я прижимаюсь к стене, крепче сжимая рукоять меча Кензо и задерживая дыхание.

Из темноты раздаётся холодный, сиплый смешок.

Совсем рядом.

— О, не затихай так быстро, марионетка…

Господи…

Голос Валона плывёт из непроглядного мрака, как зловещий дух, нашёптывающий из пустоты.

— Я знаю, что ты здесь…

Двигайся. Не дай себя загнать в ловушку.

Я осторожно двигаюсь вперёд, пригнувшись, выставив меч перед собой.

— Интересно… — Валон говорит медленно, его голос эхом разносится в чёрной пустоте. — Помнишь ли ты, как вернуться к своему дорогому мужу?

Моё тело напрягается до последней мышцы.

— Или же мне доведётся добраться до него первым? Кажется, он был не в лучшей форме…

Нет.

Я резко разворачиваюсь и, уже не заботясь о тишине, бросаюсь обратно по тому же маршруту, пытаясь вспомнить каждый шаг, чтобы не заблудиться в этом лабиринте.

Если мне суждено умереть здесь, в темноте, от ядовитого воздуха, я лучше умру рядом с тем, кого я…

И тут меня накрывает.

Воздух выходит из лёгких рывком, пока осознание с яростью обрушивается на меня.

В панике взрыва. В хаосе, когда Кензо был ранен. В воде. В этом бешеном подъёме. В крови.

Я забыла.

Но сейчас вспомнила.

Моя рука срывается с рукояти меча и хватает плечо.

Там, где Валон вогнал иглу с ядом.

Кровь застывает во мне.

Я срываюсь с места, несусь вслепую, врезаясь в стены и углы, отскакивая от них, словно мяч в пинболе. Потом, внезапно, впереди появляется слабый отблеск света.

Поворачиваю за угол и едва не задыхаюсь, когда вижу Кензо. Он всё ещё там, где я его оставила, привалившись к стене.

Я бросаюсь к нему, но успеваю сделать лишь пару шагов, прежде чем из арки, ведущей к металлическому переходу, выходит тёмная фигура.

Валон.

Резко торможу, и крик застревает в горле, когда он медленно поднимает пистолет, усмехаясь с омерзительной жестокостью.

— Иди сюда. Сейчас же, марионетка, — шипит он, слегка поворачиваясь.

И только теперь я вижу, во что превратилось его лицо.

Правая половина — обугленная, покрытая волдырями, из которых сочится гной и кровь. Ухо с той стороны полностью сожжено, исчезло.

— Ну же, не бойся, — его голова чуть наклоняется, и внезапно он взводит курок, вдавливая дуло в лицо Кензо.

— ИДИ! СЮДА!

Моё дыхание сбивается, когда я медленно делаю шаг вперёд, ощущая, как сердце гулко бьётся в висках.

— Антидот, — сиплю я. — Валон, отдай мне…

— Конечно, марионетка, — низко рыкнул он, уголки его губ выгнулись в злобной ухмылке. — Я дам тебе его. И покажу выход.

Улыбка расширяется, и в глазах загорается нечто новое — холодная, бесчеловечная жестокость, которой я прежде в нём не видела.

— Но сначала я тебя вытрахаю.

Я вздрагиваю, словно меня ударили. Отшатываюсь, не в силах отвести взгляда от его ледяного, самодовольного выражения, пока из глубин сознания не начинают всплывать все самые страшные воспоминания.

— И, о нет, я не говорю образно, — хрипло продолжает он. — Я имею в виду буквально. Прямо здесь. На глазах у твоего дорогого мужа.

Он оборачивается, бросая на Кензо презрительный взгляд. Тот еле дышит, еле держится в сознании, его тело бессильно опирается на стену.

— Ты мерзкое животное, — рычу я, выставляя меч перед собой и двигаясь к Валону.

— Ах-ах-ах.

Он качает головой, поднимая что-то в руке.

У меня внутри всё обрывается.

Маленький стеклянный флакон с антидотом.

Без крышки.

— Стой, где стоишь, — рыкает Валон. — Или это отправится в воду.

Его губы кривятся, и он снова улыбается:

— К тому же, мы оба знаем, что ты не убийца, марионетка.

Я смотрю на Кензо, моля, чтобы он пришёл в себя. Чтобы его раны чудесным образом затянулись. Чтобы он встал и покончил с этим.

— Брось меч, — тихо приказывает Валон. — И иди сюда.

Я не двигаюсь. Кензо умирает. У него мало времени. Он должен выбраться отсюда.

Моё лицо остаётся непроницаемым, когда я поворачиваюсь к чудовищу, что насмехается надо мной.

— Выход есть?

— Разумеется.

Он морщится, сжимая окровавленный бок.

— Я не собираюсь умирать здесь.

— Тогда почему не ушёл?! — выплёвываю я. — Какого хрена ты просто не свалил…

— Потому что, марионетка, — ухмыляется он. — Я хочу, чтобы он смотрел. Хочу, чтобы твой муж собственными глазами увидел, какая шлюха его жена.

Будто лезвие пронзает меня снова и снова, когда все эти кошмары, которые я столько лет закапывала глубже, вдруг вырываются наружу.

— Я тебя ненавижу, — захлёбываюсь я, слёзы текут по щекам.

— Мне плевать, — зло шипит Валон. — Живо сюда. Лицом к стене.

— Анника…

Хриплый голос Кензо доносится до меня, и я вижу, как он из последних сил пытается разлепить веки.

— Ах, ты нас слышишь, Кензо? — Валон усмехается. — Хорошо. Слушай, ублюдок. Слушай, как твоя шлюха-жена стонет подо мной.

Рука Кензо вздрагивает, глаза резко распахиваются, и я вижу в них ярость.

Он бросается на Валона…

И падает.

Я вскрикиваю, бросаясь к нему, но дуло пистолета Валона, упирающееся мне в лицо, заставляет меня замереть.

— К стене, марионетка, — тихо приказывает он. — И меч оставь.

Я не могу осознать всю глубину этого ужаса. Не могу даже по-настоящему почувствовать этот момент — настолько он абсурден.

Я знаю одно: это сломает меня.

Но я смотрю на Кензо, истекающего кровью, умирающего, и понимаю: это единственный способ его спасти.

Если это стоит мне души — так тому и быть.

Если это сломает меня — пусть так.

Если это сделает меня мерзкой в его глазах…

Слёзы текут по лицу, но я сжимаю зубы.

Так. И. Будет.

— Пошёл ты, — холодно бросаю я, даже не глядя на Валона.

Я опускаю меч, прислоняя рукоять к стене. Мои ноги почти не слушаются, когда я, медленно сгорбившись, подхожу к стене, на которую указывает Валон.

— Разворачивайся, — шепчет он.

Зажмуриваю глаза и поворачиваюсь.

Он тут же набрасывается, впечатывая меня в кирпич, его грязные руки скользят по бёдрам, телу.

Каждое прикосновение — как лезвие.

Уйти.

Закрыться.

Перестать существовать.

Меня тошнит, когда он хватает меня за талию. Валон рычит, дёргая ремень одной рукой, другой стаскивая мои брюки…

Он орёт.

— СУКА! — визжит он, резко отскакивая.

Я оборачиваюсь и вижу… Кензо.

Он всадил пряжку моего ремня прямо в икру Валона.

Кровь льётся с его груди, но его глаза встречаются с моими… и он снова падает.

Валон вытаскивает пистолет.

Я смотрю на мужчину, которого люблю.

И на того, кого ненавижу.

И понимаю одну вещь с абсолютной ясностью.

Так мы не умрём.

Я срываюсь с места, хватаю рукоять меча, разворачиваюсь и с силой загоняю клинок в ногу Валона.

Он взвывает, роняя пистолет.

— Сука! — взвизгивает, глядя на меня с ужасом. — Ты, грёбаная…

Лезвие взмывает вверх серебряной дугой.

Левая рука Валона отлетает к стене, отскакивает, падает на пол.

Я смотрю на окровавленный обрубок с тем же ужасом, что и он.

Но потом чувствую то, чего никогда раньше не ощущала рядом с этим чудовищем.

Силу.

Я чувствую себя грёбаной бурей.

Валон истошно вопит, зажимая окровавленный остаток руки.

— Это! — рычу я. — За семью, которую я так долго искала!

Я взмахиваю снова.

На этот раз я готова к виду крови, когда его правая кисть летит прочь.

— А это за моего мужа!

Валон, забрызгивая кровью стены, пятится в тоннель, его лицо скривлено от боли и ужаса.

— А это?!

Я бросаюсь вперёд и вгоняю меч ему в грудь.

Его рот широко раскрывается, кровь и слюна пенятся на губах, когда он судорожно захлёбывается.

— А это за меня, ублюдок!

Я с яростью проворачиваю клинок, дёргая его из стороны в сторону, пока из его груди не начинает хлестать кровь. Затем резко выдергиваю меч и безмолвно смотрю, как Валон оседает на колени, а затем заваливается назад, мёртвым грузом рухнув на пол.

Меч выпадает из моих пальцев.

Я бросаюсь к Кензо.

Его тело всё ещё кажется крепким, сильным — настолько, что это делает происходящее ещё более сюрреалистичным. Он слишком тяжёлый, слишком живой, а я едва могу поднять его, чтобы привалить к стене.

— Ты убила его… — шепчет он едва слышно.

Меня трясёт, пока я снова стягиваю его рану пропитанной кровью рубашкой, затягивая её ремнём. На этом этапе это почти бессмысленно.

Мой взгляд падает на маленький стеклянный флакон на полу.

Он пуст.

Я сглатываю, пытаясь не замечать ледяной ужас, который медленно расползается внутри меня. И даже когда в глазах темнеет, я просто опускаюсь рядом с Кензо, затащив его руку себе на плечи и прижимая его ладонь к своей.

— Отдохнём немного, — шепчу я. — А потом выберемся.

— Анника.

Я заставляю себя посмотреть на него, проглатывая слёзы.

Его тёмные, затуманенные глаза смотрят прямо в мои. Прядь волос упала ему на лоб, а дыхание срывается с губ едва слышным шёпотом:

— Я люблю тебя.

Я сжимаю его пальцы крепче.

— Я тоже тебя люблю.