Индиль

Пророчество. Эпизод третий

– Расскажи про маму.

Мальчик сотни раз слышал рассказы фавна о далекой и самой прекрасной маме на свете, но снова и снова ждал их с замиранием сердца, будто с этими сказаниями возвращалась к нему и его мама, которую он никогда не видел, но представлял себе настолько ярко, что иногда ему казалось, что он слышит ее голос и чувствует прикосновения ее рук.

Фавн улыбнулся. Он тоже любил эти мгновения, когда, отходя ко сну, маленький Лоссен-Лот снова и снова просил его рассказать про маму, а стоило фавну начать свой рассказ, мальчик начинал перебивать его, задавая снова и снова одни и те же вопросы.

Лоссен-Лот был удивительно хорош собою. Он унаследовал голубые глаза своей матери и иссиня-черный, словно вороное крыло, цвет волос своего отца. Кожа его была ослепительно белой, и этот контраст черного и белого невольно приковывал взгляд. Мальчик был мил и послушен, и впитывал каждое слово, сказанное ему Кетаром. Он был настойчив в своих желаниях, но в то же время уступчив, поскольку Кетар учил его, что уступить – порой означает проявить большую силу, чем настоять на своем. Он был смел, даже бесстрашен, но в то же время осторожен и незаметен, каким и подобало быть лесному жителю. Он чувствовал себя частью леса, частью природы, и не смел нарушать ее равновесие.

– Ну расскажи, Кета-а-ар, – умоляюще протянул малыш.

– Хорошо, слушай, – фавн задумался и снова по-доброму улыбнулся. – Твоя мама была прекрасной нимфой… – начал он, но Лот сразу же перебил его:

– Почему была? Я хочу по-другому!

– Хорошо, Лот. Пусть по-другому… Твоя мама – лесная нимфа. Она прекрасна. Ни у кого больше нет таких красивых голубых глаз, ни у кого нет таких струящихся и переливающихся в лучах солнца золотистых локонов, ни у кого нет такой легкой походки, ни у кого больше нет такой светлой души, как у твоей мамы. Ее имя – Индиль, Белоснежная горная Лилия, потому что сама она, как цветок – легкая, нежная, неповторимая.

– Моя мама любит меня, Кетар?

– Конечно, малыш. Никто во всем мире не любит тебя так сильно, как она.

– И даже ты?

– И даже я. Ты – ее сердечко, Лот. Ты ее все…

– Тогда почему она не приходит ко мне?

– Она не может прийти, мой дорогой, ты же знаешь. Тьма держит ее в своих владениях и не отпускает к тебе.

– Как принцессу, которую унес дракон и держит в своей пещере?

– Она и есть принцесса. Ее страну населял миролюбивый, красивый народ, древний, как сама Природа. Но силы Тьмы погубили этот народ и уничтожили ее земли.

– Маму спас прекрасный принц?

– Ее спас твой отец, Лот, и спрятал в своем темном замке, потому что сам он был темным принцем.

– Почему мама и папа не захотели, чтобы я остался с ними, Кетар?

Фавн почувствовал, как в носу у него защекотало, а глаза стали влажными. Пытаясь скрыть эту неловкую слабость, он медленно втянул воздух носом и так же медленно выдохнул его.

– Они хотели… Они хотят, Лотти, но не могут. Весь Свет, бывший в душе твоей мамы, перешел к тебе, и ты живешь в Свете, она же вынуждена оставаться во Тьме, потому что теперь душа ее наполнена Тьмой.

– Она стала злой, Кетар?

– Она стала другой, мой мальчик, но она по-прежнему любит тебя, я знаю это…

– Я когда-нибудь смогу увидеть ее?

– Конечно. Как только ты сомкнешь веки и погрузишься в сон, ты увидишь ее, она будет с тобой, пока длится твой сон, малыш…

И Кетар снова и снова посылал малышу Лоссен-Лоту красивые светлые сны, воссоздавая в них раз за разом образ Индиль – нежной, любящей, заботливой мамы, и уже не скрывал своих слез, видя как малыш улыбается, смеется и шепчет во сне слово «мама».

Лоссен-Лот быстрым движением головы стряхнул остатки сна, и Индиль, тихо, неподвижно сидевшая рядом с ним, улыбавшаяся ему нежной, светлой, теплой улыбкой, тотчас исчезла. Столько лет прошло с тех пор, как он покинул дом Кетара, но каждый раз, просыпаясь, он как будто снова выходил из уютного, пропитанного теплом и детскими воспоминаниями жилища фавна и отправлялся вслед за эльфами в неизвестный, далекий и завораживающий своей новизной путь. Он как сейчас помнил встревоженное лицо фавна, молча смотрящего ему вслед, и каждый раз жалел его, но ни разу не пожалел о том, что ослушался его, и ни разу не почувствовал себя виноватым пред своим наставником.

По привычке, выработанной за многие годы, проведенные в эльфийской армии, Лоссен-Лот сразу же поднялся на ноги, привычным движением быстро привел в порядок одежду и еще более туго затянул свои длинные черные волосы. Подняв с земли лук и колчан со стрелами, он вышел из шатра. Уже стемнело, и над долиной зажглись первые звезды. Воздух был наполнен ночной прохладой. Казалось, на многие мили воцарились тишина и спокойствие, и ничто не предвещало близкого начала битвы. Он прошел мимо других лучников, увидел среди них командующего, приложил правую руку к левому плечу в знак почтения и произнес: «По личному поручению Милорда». Тот, слегка кивнув ему головой, не остановил его.

Лоссен-Лот, бывший еще под впечатлением от образов любимых сновидений, задумчиво брел по тропинке, едва заметной среди высокой травы, вверх по склону, вглубь леса. Оннед поручил ему осмотреть этот склон холма, и он был рад такому поручению. Как никогда раньше он искал уединения перед решающей битвой.

Достигнув вершины холма, он вдруг замедлил шаг. Ему показалось, что он был здесь не один. Скрывшись в тени ветвей раскидистого кустарника, Лоссен-Лот огляделся. Никого не заметив, он продолжил свой путь. Теперь он ступал осторожно, неслышно, осматриваясь по сторонам и прислушиваясь к ночным шорохам. Наконец, так никого и не встретив, он поднялся на вершину холма, вышел на опушку леса и вдруг… замер. На самом краю обрыва он увидел неподвижную фигуру верхом на огромном вороном коне. Это был огромного роста воин, облаченный в доспехи из драконьей чешуи, такие, что носили воины Тьмы, и черный плащ. Чуть поодаль Лоссен-Лот различил еще две фигуры демонов. Они стояли неподвижно, положив руки на рукояти своих мечей. Демоны медленно поворачивали головы, осматривая окрестность, и их горящие глаза, словно огни маяков, светились в ночной тьме. Чуть поодаль, в тени деревьев, он заметил еще несколько фигур.

Лоссен-Лот отступил назад и погрузился в густую листву кустарника. Из своего укрытия он видел всю опушку леса. Молодой эльф рассмотрел среди стволов деревьев еще с десяток вооруженных демонов. «Они нападут с тыла, – подумал он. – Надо как можно быстрее сообщить Милорду». Он хотел было покинуть это место, чтобы вернуться к своим, но услышал за спиной, совсем недалеко, громкое дыхание коня. Обернувшись, он увидел еще с сотню демонов, большинство из них верхом, и поспешил пригнуться к земле и снова скрыться в кустарнике. Кетар обучил его, как беззвучно перемещаться по лесу, как оставаться незамеченным, как мгновенно сливаться с природой, становиться ее частью, становиться невидимкой для самых зорких и внимательных глаз. Лоссен-Лот легким неслышным движением достал стрелу и приложил ее к тетиве. Так, держа лук наготове и затаив дыхание, он продолжал наблюдать за темными фигурами, одновременно выбирая путь к отступлению.

Внезапно всадник, стоявший над обрывом и наблюдавший за странным движением теней в небе, обернулся, всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы Лоссен-Лот мог увидеть его в свете Луны. Молодой эльф невольно отшатнулся и опустил стрелу. Это был не просто демон. Это бы сам Темный Повелитель, тот, чье имя знают все, но не называют в Свете. Это был Махталеон.

Ветка предательски хрустнула под ногой Лоссен-Лота, и он замер, не смея дышать. В этот же момент Махталеон поднял руку, готовясь отдать приказ о наступлении, позади Лоссен-Лота сотни рук натянули до скрипа поводья, демоны, скрывавшиеся напротив в густых зарослях леса беззвучно обнажили мечи. Лоссен-Лот приподнял лук, держа его наготове. Махталеон подал знак к наступлению, и эльф скорее почувствовал, нежели услышал, нарастающую силу пролетавших мимо него черных всадников. Он видел, как они выхватывали мечи из ножен, и мечи загорались в их руках, словно подожженные факелы. Они срывались с обрыва и обрушивались на сражавшихся внизу эльфов. А еще он видел, как стрела, появившаяся как будто из ниоткуда, пробила доспехи демона и пронзила его насквозь. Махталеон пошатнулся, но остался в седле. Он медленно опустил руку.

Лоссен-Лот молниеносно проследил путь, по которому пролетела стрела, и увидел убийцу. Он был высок и отличался крепким телосложением. Рыжая копна его длинных волос, заплетенная на манер конской гривы, придавала его облику дикий, необузданный вид, а в его глазах отражался свет луны, наподобие того, как это бывает у диких кошек. О происхождении его, ровно как и о принадлежности к какой-либо из известных молодому эльфу рас, судить было сложно, однако, во всем его облике проглядывалось нечто демоническое. Он неторопливо заряжал арбалет новой стрелой.

Махталеон спешился. Мимо него черными тенями пролетали всадники с горящими мечами, и их уже нельзя было остановить. Лоссен-Лот видел, как какой-то демон выхватил кинжал и метнул его в пришельца. Кинжал, пролетев несколько метров, с силой, по самою рукоять, вонзился рыжему демону чуть выше ключицы, но тот не обратил никакого внимания на ранение, и даже рука его не дрогнула. Тогда демон выхватил меч и уже был в нескольких шагах от злоумышленника, готовый нанести ему удар, как вторая стрела просвистела мимо его лица. Беспомощно проводив ее взглядом, демон закричал от ярости и бросился на пришельца, но тот уже успел отбросить арбалет и, выхватив меч, встретил противника. Удар металла о металл оглушил ночь и утонул в шуме битвы, бушевавшей у подножья холма.

Махталеон обернулся навстречу второй стреле, выпущенной незнакомцем, словно желая встретить грудью и ее, но внезапно другая стрела, еще более быстрая и меткая, сбила соперницу с намеченного пути, и не дала ей окончить начатое. Это Лоссен-Лот, сжимавший лук в опущенной руке все это время, неожиданно для самого себя поднял лук и выстрелил, сбив стрелу убийцы.

Сразу несколько пар глаз устремили взгляды в его сторону, ища его в тени кустарника, и только одна пара глаз нашла его меж ветвей. Махталеон смотрел на него сквозь листву, ветви, тени, тьму, расстояние, время, – смотрел ему прямо в глаза, и Лоссен-Лот смотрел в эти наполненные тьмой глаза, не в силах оторвать свой взгляд, и ему казалось, что эти глаза все более и более приближаются к нему, в то время как демон не сделал ни единого шага.

Тем временем пришелец был схвачен. С трудом удерживая, демоны подвели его к Махталеону и поставили на колени. Лоссен-Лот опустил лук, который все это время продолжал держать в поднятой руке, и отчего-то почувствовал облегчение. Он еще больше погрузился в густую листву и продолжил наблюдать за происходящим.

«Кто ты такой?» – должен был спросить Махталеон, но он молчал. Он отлично знал, кто перед ним, хотя еще несколько минут назад даже не подозревал о его существовании. Вместо этого он произнес:

– Твое имя.

– Леон, – пленник вызывающе посмотрел прямо в глаза Королю. – Она назвала меня Леон. Она дала мне твое имя, отец, хотя я предпочел бы иное.

«Отец?..» Лоссен-Лота охватила дрожь. В висках у него застучало, и его вдруг бросило в жар. Сердце его выпрыгивало из груди, и он никак не мог понять, что же в этом диалоге, свидетелем которого он невольно становился, вызвало в нем такое сильное волнение.

– Пришел убить меня? – между тем продолжал Махталеон. – Так просто? На что ты рассчитывал?

– На твою мучительную смерть от яда, которым натерты мои стрелы.

Махталеон презрительно ухмыльнулся и, взявшись обеими руками за стрелу, с усилием вырвал ее из своей груди, оставив рваную рану, зиявшую сквозь отверстие в пробитых доспехах. Не появилось ни капли крови. Махталеон с пренебрежением отбросил стрелу.

– Откуда ты взялся?

– От твоей плоти и крови, – и он снова засмеялся, оглушительно, зло.

Махталеон дождался, когда смех смолк, и снова спросил:

– Кто твоя мать?

– Их было так много, что ты не можешь припомнить?

– Кто твоя мать?

– Кто моя мать… Моя мать та, что спасла тебе жизнь, выходила тебя, когда ты валялся в беспамятстве с обрубленными крыльями и переломанными ребрами, она дала тебе кров, она окружила тебя заботой, она доверилась тебе… А чем ты отплатил ей? Что, не помнишь охотничий домик в горах? Дом моего деда, умершего от горя, постигшего его дочь. Моя мать сошла с ума, всю свою жизнь она только и делала, что улыбалась, называла твое имя и пела колыбельные. Она называла тебя ангелом, она грезила тобой! Она говорила, ты был красив, у тебя были крылья… Где же твои крылья, отец? Ты потерял их вместе с честью и совестью?.. Сладкие речи, нежные взгляды… Что еще нужно глупой простушке?.. А чем ты наградил меня? Лишней парой рук? Да они настолько неразвиты, что больше мешают, нежели помогают мне. Ты наградил меня своим бессмертием. На что нужно бессмертие, если живешь среди смертных? Чтобы каждые полвека провожать тех, кто дорог тебе? Ты дал мне глаза, которые ничего не видят при солнечном свете. Я вынужден был сменить день на ночь, чтобы не лишиться зрения. Я не чувствую физической боли, но боль душевная пожирает меня изнутри. Моя мать умерла. Много лет назад. В приюте для умалишенных при монастыре, так и не забыв тебя. А ты не помнишь ее имени?!

– Нет, – глухо и отчетливо произнес Махталеон и добавил, обращаясь к демонам: – Убейте его, – и Лоссен-Лот услышал в этом голосе болезненную усталость.

Внизу, в долине, уже разгорелась битва, и теперь слова едва долетали до его слуха. Наверное, ему следовало вернуться в строй, но он, как зачарованный, следил за происходящим, словно чувствуя, что не там, внизу, а именно здесь разворачиваются основные события и решается его собственная судьба. В его сознании болезненно пульсировали только что услышанные слова: «отец» и «убейте его», но он даже не смел понять их смысл.

– Ты не можешь сделать этого! Это должен быть честный поединок! Один на один! Только ты и я! Ты должен биться со мной! – Леон-младший рвался из рук демонов, державших его, и уже не владел своим голосом, ставшим теперь резким и пронзительным.

– Я не стану биться с тобой, – так же тихо ответил Повелитель. – Ты пустил стрелу мне в спину. Это ты называешь честным поединком? Страх и злоба – вот то, что движет тобой. Если мне и суждено освободить трон, то не для тебя. Ты недостоин трона. Ты достоин смерти. Закончите. Нас ждет битва, – обратился Махталеон к демонам и пошел прочь.

– Ты все равно умрешь! – кричал младший Леон, увлекаемый демонами в тень деревьев, – яд уже в твоей крови! Ты не избавишься от него! От него нет противоядия! Посмотрим, кого Тьма выберет в этот раз! Ты…

Неожиданно он глухо вскрикнул – сталь меча вошла под его ребро, и он захлебнулся собственной кровью. Он упал на колени, хрипя и с каждым выдохом теряя все больше и больше крови.

Махталеон больше не смотрел в его сторону. Ему подвели коня. Сопровождаемый демонами, он направился вниз по тропе, ведущей к долине. Это была как раз та тропа, по которой пришел сюда Лоссен-Лот, именно та, которая проходила мимо кустарника, в листве которого все это время скрывался эльф.

Еще мгновение, и Махталеон остановился, обернулся в сторону Лоссен-Лота и внимательно посмотрел ему прямо в глаза. Несколько мгновений молодой лучник стоял перед Лордом Тьмы, не смея отвести взгляд, ощущая неистовую мощь, исходившую от него, а затем в замешательстве опустил глаза и чуть склонил голову в знак почтения. Он действительно чувствовал необъяснимое благоговение перед этим воином и королем, хотя это было недопустимо и немыслимо, учитывая тот факт, что им следовало быть теперь – да и прежде – непримиримыми врагами. Был ли то страх или смущение? Вовсе нет. Это было нечто другое, что Лоссен-Лот пока не мог объяснить, но о чем отлично знал Махталеон, для которого эта встреча также стала неожиданностью, хотя он и ждал ее с того самого дня, когда он сам передал маленького демона в руки фавна, сохранив сыну жизнь и поставив под угрозу свою собственную.

Молниеносным движением руки Лоссен-Лот вскинул лук и пустил стрелу и следом за ней вторую. Одна за другой просвистели они над самым плечом Махталеона. Послышался звук падающего тела. Махталеон обернулся и увидел своего убийцу, сжимавшего в руке кинжал. Первая стрела, выпущенная Лоссен-Лотом, пронзила горло убийцы, вторая же попала ему в глаз и покончила с ним.

Лоссен-Лот, оторопевший, еще не осознавший того, что только что сам совершил, в замешательстве попятился назад, забыв осторожность, ломая ветки, спотыкаясь о корни и камни, а затем бросился бежать, вниз, в долину, не разбирая дороги. Перед собой он видел только усталые глаза Владыки, и слышал только звук своего собственного дыхания.

– Вернуть его, Мессир? – спросил один из демонов.

– Оставь, – ответил Махталеон.

Он покачнулся в седле и медленно опустился всем телом на могучую шею своего верного коня.

Когда Тиир вбежала в шатер, он еще дышал. Демоны перенесли его в лагерь, и теперь он полусидел-полулежал, запрокинув голову и закрыв глаза. В его груди зияла рваная рана с обуглившимися краями.

– Всемогущая Тьма! – прошептала Тиир и бросилась к нему. Он с трудом приоткрыл глаза и слегка улыбнулся ей.

– Тиир, – прошептали его губы. – Тиир… Пошли к Пратту. Он должен взять командование на себя… До рассвета еще есть время. Он успеет. Эти земли станут твоими.

– Леон!

– Тиир… мне даже не пришлось обнажить свой меч, чтобы биться за твои земли… Я снова не сдержал обещание… Но Пратт успеет… Он сделает все, что нужно…

– Леон, прекрати!

– Мне осталось немного, Тиир… я хочу, чтобы ты знала…

– Леон, приди в себя! Твои раны ничтожны! Вставай, воин! Не смей умирать, как жалкий эльф! Вставай! Ты не можешь так просто оставить меня!

– Тиир! – он с трудом приподнялся и взял ее за руку. – Тиир, все кончено. Меня скоро не станет, но пока я могу говорить, выслушай меня.

Тиир смотрела на его руку и видела, как под белой кожей сосуды окрашиваются в серый цвет. По его сосудам сочился яд. Она расстегнула ворот его сорочки: яд подбирался к его шее.

– Нужно убрать яд из твоей крови!

– Поздно, Тиир. Поздно. Выслушай меня, – он из последних сил сжал ее руку – Выслушай… Наш сын, Тиир… – еле слышно прохрипел он, и она вздрогнула, сердце ее часто забилось, словно в этот момент она вспомнила все, словно к ней вернулись все те воспоминания, которые стерла из ее памяти и жизни колдунья. – Он … – она в волнении наклонилась ближе к нему, – он жив. Я не смог убить его тогда… когда он был еще младенцем… Я отдал его фавну… Мы не должны были встретиться… Фавн клялся мне… Я поверил ему… Наш сын был здесь. Темноволосый эльфийский лучник с голубыми глазами… Найди его… – он замолчал и закрыл глаза.

– Почему ты не сказал мне прежде, Леон? Кетар… Он все знал. Он все знал… Он растил моего мальчика! Все эти годы… – и вдруг лицо и голос ее переменились, будто что-то прояснилось в ее сознании и вызвало ужас перед неизбежностью случившегося: – Так это был он… Ведь это он? Это он убил тебя, Леон?

Махталеон повернул к ней лицо и улыбнулся.

– Я всегда любил тебя, Тиир. Только тебя одну… У меня много жизней, ты знаешь… Я вернусь к тебе… Я найду тебя… Мы снова будем вместе… Мы всегда будем вместе… Жди меня…

И больше он не сказал ничего.

Теперь Лоссен-Лот бежал быстро, легко, тихо, не задевая веток и не оставляя следов. В висках стучало, но не от стремительного бега, а от произошедшей сцены, в которой он стал не только зрителем, но и непосредственным участником. Кем был этот получеловек-полудемон, которого он убил? Почему он называл Темного Повелителя отцом? Почему он хотел убить Владыку? Зачем он, Лоссен-Лот, спас короля демонов, развязавшего войну, битву, в которую он, Лоссен-Лот, через мгновение вольется и будет убивать, убивать других демонов, после того, как не дал убить их предводителя? Он не понимал, что движет им. Он только слышал, как оглушительно пульсировала кровь в его висках и как свистел позади него ветер.

Он бежал и не знал, что там, в лагере противника, Махталеон, убиваемый неизвестным ядом и внутренним кровотечением, с которым он сам не в силах был справиться, медленно умирал.

Он не видел, не знал и не мог знать, как на уже бездыханное тело демона упала черной тенью женская фигура. Она оплакивала его, заливая слезами, и просила его, и неистовствовала над ним, требуя встать и бороться, и молила его не уходить и не оставлять ее снова…

Он не видел, как Махталеон все еще продолжал сжимать хрупкую кисть Тиир в своих огромных ладонях, даже после того, как жизнь оставила его. Он всегда делал так прежде, желая защитить ее, пытаясь спрятать ее от невзгод, казавшихся ей катастрофой, а ему лишь детской шуткой… Он не видел, как она вырывала руки и била его в грудь, запрещая ему умирать, целовала его, выдыхала свою жизнь в его чуть приоткрытый рот, пытаясь вернуть его, но он не был послушен ей. Наконец, она затихла, и только слезы огромными каплями падали ему на лицо и на грудь. Потом она сидела рядом, подобрав под себя ноги, и безмолвно смотрела в его потухавшие глаза, и чувствовала, как вместе с ними погасла и та Вселенная, которую он обещал ей…