Индиль скучала. С открытой террасы замка она смотрела на сад, погрузившийся в ночную тьму, на ветви деревьев, замершие в безветренной тишине, на звезды, отражавшиеся в спокойной водной глади небольшого пруда. Она спустилась в сад, прошла по дорожке, ведущей к пруду, взглянула на темную воду. Вокруг все замерло. Все спало. Ночи здесь были тихими, безмолвными – не такими, как там, в горах. Там, на заснеженных вершинах, ночи были наполнены миллионами звуков, ветер пел свои протяжные песни, звезды переливались миллионами оттенков и звенели в морозной тьме; там все было пропитано необъяснимой тревогой и радостным трепетом. Луна там, в горах, была ближе и ярче. Там, в горах, Луна давала ей силы, здесь, в Эльфийском лесу, лишь бесполезно освещала кроны деревьев и серебрила воду в пруду.
Индиль прошла по вымощенной белым камнем дорожке вглубь сада и свернула к беседке. Она присела на мраморную скамью и поежилась, кутаясь в большое мягкое покрывало. «Странно, – думала она, – как странно снова чувствовать прохладу, искать тепла при первом же появлении осенних холодов».
Так она сидела довольно долго, погрузившись в свои мысли, отрешенная от мира, потерянная. Падали первые полупрозрачные снежинки. Она знала, что он здесь, что он стоит позади нее в тени деревьев и наблюдает за ней. Его присутствие не вызывало в ней никаких переживаний. Видимо, холодное безразличие эльфа передалось и ей.
Теперь он стоит перед ней, скрестив руки на груди и облокотившись о перила беседки… Он терпеливо ждет, когда она удостоит его взглядом.
Она медленно поднимает на него глаза, продолжая кутаться в покрывало.
– Ты здесь… Как странно… – тихо произносит он. – Как странно видеть тебя здесь, в этом саду…
Она поднимается. Он отстраняется от перил. Перья его огромных крыльев шуршат по мрамору, словно змеиная чешуя, вслед за его движением.
– Тиир-Тааре… Я ждал тебя… Ты не пришла.
– Махталеон…
– Тише! Тише… Я ведь не прошу объяснений. Я все хочу понять сам. Хочу понять, как получилось так… что ты сейчас здесь, в этом саду…
Его приглушенный голос звучит мягко и спокойно, но от его слов вдруг становится невыносимо больно. Словно поток ледяной воды обрушивается на нее, вмиг пробуждает от долгого сна и возвращает из забытья. Только теперь она ясно осознает последствия своей ошибки, невинной, совершенной во имя жизни и любви, и погубившей их всех.
Она чувствовала на коже мороз, но внутри ее все горело. На какой-то миг ей даже показалось, что еще несколько мгновений, и огонь вспыхнет внутри нее и вырвется на свободу, сожжет ее плоть, и она превратится в пепел, приняв от демона его ужасную кару. Ей даже хотелось этого – вспыхнуть, подобно щепке, охваченной пламенем – и все – конец ее сомнениям, конец обману, стыду, нескончаемому чувству вины. В груди нестерпимо жгло, и слезы подступили к горлу. Нет, она не разучилась чувствовать, просто ничто здесь, до его появления в этом саду, не вызывало у нее чувств. До этой минуты…
– Леон… – едва слышно произносит она. – Я так скучала…
Он снисходительно улыбается. Она опускает руки, и покрывало соскальзывает с ее плеч на землю. Кажется, она не замечает этого. Махталеон провожает падающее покрывало взглядом.
– Все ложь, – наконец, произносит он, так же тихо и спокойно.
– Нет, это не ложь, Леон, – едва уловимо произносит она. – Все это время я думала о тебе, ждала тебя, и уже потеряла надежду когда-нибудь увидеть тебя снова. Я думала, ты больше не придешь.
– Скучать в этом застоявшемся однообразии неудивительно, – он окидывает взглядом ночной сад.
– Как ни играй словами, суть остается той же.
– Ты сама сделала этот выбор, Тиир, и я не стал мешать тебе.
– Я хотела знать наверняка, Леон… Я хотела знать, что не стану сожалеть о том, чего не познала…
– И что же? Ты познала то, что хотела? Получила то, чего была лишена? То, о чем грезила? Это именно то, чего ты желала, Тиир?
Она опустила глаза.
– Я хотела жить, Леон. Я просто хотела жить, – одними губами произносит она.
– И ты предпочла жизнь с ним вечности со мной? – на его губах появляется недоверчивая улыбка, но глаза остаются безучастны.
– Я должна была это прожить! – она подняла на него глаза, и он не увидел в них ни следа отчаяния, ни боли, как того ожидал, только бесконечную усталость. – Я не поверила бы даже самой себе, если бы не прожила эти дни, эти недели, эти луны с ним.
– Во что, Тиир? Во что ты не смогла бы поверить?
– В то, что наша с ним встреча с самого начала была ошибкой, злой шуткой судьбы, заманчивым соблазном, который оказался пустым обманом. Теперь я знаю. Я и он – мы два одиночества в этом огромном мире, два одиночества, которые по неведомой нам причине так и не смогли быть вместе.
– Одиночество?.. Ты сама обрекла себя на одиночество, Тиир… Нас всех, Тиир… Каждого из нас троих… В этом причина.
– Причина – ты, Леон. С тобой я жила, даже когда тебя не было рядом, даже когда не знала наверняка, жив ты или нет. С ним – я доживаю свои дни. Этот замок чужд мне. Эти стены не станут родными. Эти земли не примут меня, ведь я несу им погибель, – она подняла на него глаза. – Забери меня с собой, Леон.
Он отрицательно покачал головой ей в ответ.
– Что ж… Значит, здесь мой закат… Здесь мне суждено увидеть, как догорит солнце и как Новая Луна оповестит о начале новой жизни.
– Оннед… Он всегда умел обходить меня на последнем повороте. Скорее горы исчезнут с поверхности Земли и высохнут океаны, нежели Оннед станет другим. Теперь он нашел себе новое увлечение, и это увлечение – ты, Тиир. Ему доставляет несказанное удовольствие владеть тем, что по праву принадлежит мне.
– Ты говоришь так, словно я вещь, словно мною можно распоряжаться, словно я не имею чувств и слова мои ничего не значат.
– А твои слова что-то значат, Тиир? Именно поэтому я нашел тебя здесь, в этом саду, а не в заснеженных пещерах, где мы условились встретиться? Именно потому все теперь обстоит именно так, что слова твои что-то значат, м?
Он обвел взглядом пустой сад и снова опустил глаза на Тиир. Тонкое, полупрозрачное существо, трепетавшее на холодном осеннем ветру. Мог ли он требовать от нее то, для чего явился к ней этой ночью? Он должен уйти.
–Что ж… – глухо произнес он, и она не узнала его голос. – Будь счастлива. Наслаждайся солнечным светом и лунными ночами. Живи. Будь с ним. Расстояние между нами со временем будет становиться все больше, стены все выше, и в конце концов, я уйду в небытие один, а ты доживешь эту жизнь до конца рядом с эльфом, а затем начнешь новую, с самого начала, с чистого листа, забыв, что когда-то мы были знакомы.
– Не оставляй меня здесь, Леон! – она схватила его за руку и почувствовала под пальцами лишь пустоту. Демон с усталой снисходительной улыбкой посмотрел на нее.
–Мы больше не можем прикасаться друг к другу. Тьма запретила нам это. Пока жив Оннед, мы не существуем друг для друга. Только в наших пустых мечтах, только в наших воспоминаниях…
Она молчит.
– Нет, все не так, – продолжает он, тихо усмехнувшись. – Все не так. Просто я умер, а ты жива. И если бы ты дотронулась до меня теперь и ощутила бы мою плоть, это нарушило бы естество природы. Вот и все, Тиир. Все намного проще, чем мы привыкли полагать. Тебе кажется, что я стою перед тобой во плоти и говорю с тобой, но это лишь твои воспоминания, твои мечты. Меня нет. Есть твои фантазии. Есть твои сны. Возможно, я часть одного из них. И это как нельзя лучше объясняет то, что ты здесь, в его саду, в его доме, в его покоях. Потому что он жив. Потому что ты жива. А я – нет. Все так просто и так сложно одновременно.
– Все просто, Леон. Ты пытаешься сбить меня с толку своими пустыми разговорами. У тебя никогда не было тела, не было оболочки, не было плоти, но я могла прикоснуться к тебе… до этого дня… Так о чем ты говоришь теперь?
– Прежде ты настолько желала прикоснуться ко мне, что чувствовала свои желания кончиками пальцев. Прикосновения были настолько значимы для тебя, что ты воплощала в них свои мысли. Ты так желала чувствовать меня, что прикосновения мои, рожденные в твоих фантазиях, оживали, становились материальны и ощутимы.
–Так что же я любила, Леон? Свои мечты? Свои фантазии? С кем я парила на закате солнца в облаках? С кем я бросалась вниз головой с высоких утесов в глубокие воды Черного озера? Чей сын занял место Правителя нимф? Не ты ли сам вырвал меня из привычной жизни и бросил в омут противоречий и страстей? И ты хочешь сказать, что ничего этого не было? Что я помешалась рассудком? Я сумасшедшая, Леон? Ты – плод моего воображения? Вся моя жизнь – лишь выдумка и грезы?
Он закрыл глаза и горько усмехнулся.
– Нет, Тиир, конечно, нет.
– Тогда для чего ты говоришь мне все это?
– Чтобы ты забыла меня. Чтобы смятение твое угасло. Чтобы мысли твои успокоились. Пусть все будет сном. Ты проснешься утром, разбуженная теплыми лучами утреннего солнца, в его покоях, в его объятиях, и будешь знать, что я – лишь сон.
– Ты жесток.
– Жесток… Если бы ты знала, Тиир, если бы ты только знала, какое это мучение видеть тебя, говорить с тобой, слышать биение твоего сердца – и не иметь возможности прикоснуться к тебе. Все во мне кричит и разрывается на части, когда я рядом, а ты так далеко.
– Так забери меня с собой, Леон. Я больше не вернусь под своды этого замка. Все здесь неволит и не дает вздохнуть.
– Это был твой выбор, Тиир, и ты его сделала. Я предлагал тебе вечность. Я предлагал свободу. Я предлагал любить тебя, любить вечно, безумно… Ты предпочла жизнь. Живи. И… прощай.
И он ушел.
Она видела, как он медленно удаляется от нее по вымощенной белым камнем дорожке, вглубь сада, волоча за собой огромные черные крылья. Он уже почти что слился с тьмой, как вдруг Тиир сорвалась с места и бросилась вслед за ним, сбивая ноги о гладкие камни, и лишь когда ей удалось догнать его, он остановился.
– Я пойду с тобой, – настойчиво произнесла она.
– Невозможно.
– Я люблю тебя, демон, и короткое помешательство не способно разлучить нас!
Он обернулся.
– Вот как… Так это простое помешательство? Эльф свел тебя с ума… Лишил тебя способности здраво мыслить… Ты дала надежду ему, а меня надежды лишила. Вот цена твоего помешательства.
Она предупреждающе покачала головой, и Махталеон почувствовал, как в ней рождаются гнев и обида, и это невольно вызвало у него улыбку. Он так любил в ней эту детскую безобидную ярость…
– Довольно, Леон, – глухо произнесла она, и он уловил в ее голосе нарастающее, такое сладкое для его слуха, негодование. – Довольно! Ты знаешь, как все исправить, но ты желаешь видеть мое раскаяние, мою боль, чувство вины – и поэтому молчишь. Ты не увидишь этого, но знай, я люблю тебя, демон, и, пусть испепелит тут все солнечный свет, я готова идти за тобой, куда бы ты не отправился.
– И ты готова оставить эльфа ради нашей любви?
– Да, Леон.
– Не видеть его больше никогда и не сожалеть о разлуке с ним?
– Да! Леон!
– Ты готова убить его?
– Убить? – эхом повторила она и невольно отступила.
– Убить его, зная, что это единственный способ для нас быть вместе?
– Я не стану убивать его.
– Ты должна. Ты должна убить его, зная, что это должна сделать только ты. Убить его, зная, что если он погибнет от чужой руки, то и ты умрешь вместе с ним, и душа твоя последует за ним. Убить его, зная, что я не желаю видеть его на своем пути.
Она не ответила и лишь отвела взгляд.
– Что ж… тогда прощай. Живите счастливо и, по возможности, долго.
– Постой! Остановись, Леон! Подожди… Дай же мне все обдумать…
Он остановился, всем своим видом изображая ожидание. Она молчала.
– Не знаешь, на что решиться, Тиир? Или стоит называть твое светлое имя? Кто ты теперь? Чего ты желаешь? Во что веришь? Чего боишься? Отчего отводишь глаза? Этот эльф так дорог тебе? Один удар – и ты обретешь свободу, он – покой, а я –вечность рядом с тобой.
И он протянул ей кинжал. Тот самый кинжал – подарок старухи-ведьмы. Она приняла из рук демона этот дар, несущий смерть, – тонкий, словно игла, и острый, как чешуя дракона. Такой кинжал может пронзить любую плоть, и не встретит сопротивления.
– Этот кинжал когда-то дала мне Истма-Ил. Я отдал несколько лет своей жизни, чтобы получить его. На его острие – смерть эльфа, твоя свобода и моя надежда. Тебе решать, как поступить, Тиир. Но знай, отныне и навечно, я всегда буду рядом с тобой – в твоих снах и наяву, в этой жизни и в следующих. Я всегда найду тебя. Я всегда буду за твоей спиной, а ты всегда будешь ощущать мое присутствие, даже когда забудешь меня, даже когда мое имя станет для тебя пустым звуком.
Она подняла глаза. Махталеона перед ней не было.