Шторы у входа в шатер чуть приоткрылись и пустили внутрь прохладный ночной воздух.
– Милорд, Темная Леди с прошением о переговорах.
Оннед развернул переданный ему свиток и некоторое время изучал его.
– Это темное наречие. Я не думаю, что должен читать это, – и он вернул свиток эльфу. – Я не вижу смысла в этой встрече.
– Она настаивает. Она здесь.
Оннед одарил эльфа неодобрительным взглядом.
В этот момент шторы снова колыхнулись, и в шатре появилась женская фигура, облаченная в длинную черную накидку до самого пола. Входя, она не преклонила головы и не сняла огромный капюшон, скрывавший ее лицо. Она вошла и остановилась напротив Оннеда, не произнося ни слова. Следом вошел огромного роста широкоплечий демон и остановился позади нее. Затем вошли эльфы.
– Приветствую Вас, Миледи, – произнес Оннед, но не получил ответа. Немного выждав, он продолжил:
– Если Вы желаете говорить со мной, откройте лицо. Я не веду переговоры с тем, чьего лица я не вижу.
– У меня нет лица, – ответил глухой голос из-под черного капюшона. – Но у меня есть нечто, что я должна сказать Вам, Милорд.
– Однако, я настаиваю, чтобы Вы открыли лицо, Миледи, – не повышая голос, произнес Оннед.
Он ждал, не отрывая глаз от гостьи.
Она медлила. Демон, сопровождавший ее, сделал нетерпеливый шаг вперед, но она остановила его жестом и медленно опустила капюшон. Из-под черных тканей вырвались на свободу и рассыпались по ее плечам пышные огненно-рыжие пряди волос. Они были завиты в тугие мелкие кудри и сверкали в огне лампады ярче огня, и эльфу на какой-то миг показалось, что он услышал тихий звон рассыпавшихся золотых монет. Лица у Королевы не было. Вместо него была тьма. Только тьма, глубокая, затягивающая в себя тьма в обрамлении горящих волос, и сквозь эту тьму на него смотрели огромные, изумрудного цвета глаза с кошачьими зрачками.
– Я полагаю, мы можем продолжать, Милорд? – произнесла она, и Оннед узнал этот голос! Он слышал его прежде… Это был ее голос! Неужели Махталеон не обманул его? Неужели это действительно была она? Или ему лишь показалось…
Чтобы дать себе несколько минут для раздумий, Оннед подошел к столику, на котором стояла бутыль с вином, и, не глядя на темную гостью, слегка нахмурил брови и стал медленно наливать вино в бокал. Немного пораздумав, он взял второй бокал и наполнил и его, а затем подал его гостье.
Она приняла бокал из его рук, но пить не стала. Оннед следил за ней. К его разочарованию, руки ее скрывали черные перчатки. Ее длинные изящные пальцы украшал перстень с крупным драгоценным камнем. Тогда он снова попытался рассмотреть ее лицо. Ему казалось, что если она выйдет из тени, подойдет ближе к свету, он сможет различить ее черты. Ему казалось, что он уже начинал видеть контуры ее лица, как вдруг неожиданно громкий крик ночной птицы заставил его вздрогнуть, и он понял, что вернулся из гипнотического сна. Он позволил своему разуму погрузиться слишком глубоко в ту тьму, что скрывала лицо его гостьи. Под действием ее чар он подошел слишком близко к ней, сам того не замечая, и это было неосмотрительно.
Оннед вернул свой бокал на место и обратился к Тиир:
– Итак, я слушаю Вас, Миледи.
Тиир передала свой бокал демону, и пальцы ее рук снова исчезли в длинных рукавах платья.
– Один из Ваших воинов, Милорд… Молодой лучник с голубыми глазами и черными, как смоль, волосами. Я пришла за ним.
– Вот как… И какой же у Вас к нему интерес?
– Он убил моего Короля, – она величественно подняла голову, и Эльф почувствовал в этом движении брошенный ему вызов.
– Можно ли ставить это в вину на поле боя? Он выполнял свой долг и проявил себя достойно.
– Он убил его не на поле боя, Милорд, и Вам это известно. Он должен идти со мной.
Словно не слыша ее, Оннед продолжал, как бы рассуждая сам с собой:
– Ваш Король… Махталеон. Его нельзя убить, – он на мгновение остановил на ней свой взгляд и сделал паузу, и ей показалось, что он произнес это в большей степени для того, чтобы убедить самого себя в возможности произошедшего. – Он неуязвим. Он спрячется в какой-нибудь норе, залижет свои раны и снова пойдет убивать.
– Не в этот раз. Махталеон погиб. Он погиб от стрелы Вашего воина. Отдайте мне убийцу моего Короля, и я покину эти земли и уведу за собой Тьму.
Сопровождавший ее демон бросил на нее неодобрительный взгляд, но не проронил ни слова. Оннед заметил это. Тиир-Тааре сделала вид, что не заметила ни взгляда демона, ни досадной наблюдательности эльфа.
– Как Вы можете поручиться, что Тьма покинет эти земли?
– Так же, как Вы можете поручиться, что Свет не покинет эти земли и не уступит их Тьме.
– Этот эльф настолько важен для Вас? Вы готовы признать свое поражение и отказаться от земель, на которые претендуете? От земель, из-за которых, в общем-то, и начал эту бессмысленную войну Махталеон? Этот эльф важнее для Вас, чем то, ради чего погиб Ваш Король?
Оннед вопросительно поднял одну бровь.
– Да.
Эльф молчал, в недоумении переводя взгляд то на нее, то на демона, стоявшего за ее спиной.
– Так что Вы ответите мне? – прервала его мысли Тиир.
– Позвольте узнать, какую участь Вы уготовили ему?
– Уверяю Вас, он не станет противиться ей.
Оннед улыбнулся, наигранно и надменно.
– Я не сомневаюсь. Кто же станет противиться Вашим чарам. Если даже Махталеон попал в расставленные Вами сети…
Она молчала, и вдруг он увидел ее лицо – бледное, осунувшееся, оно не выражало ничего. И тогда улыбка исчезла с лица эльфа, и оно снова стало каменным и безразличным.
– Итак, Миледи, Вы полагаете, что можете так просто явиться ко мне и требовать выдать Вам одного из моих лучших воинов? Да и просто что-то требовать от меня? Хочу напомнить Вам, что это Махталеон, а не я, начал эту войну. Он пришел за смертью, и получил смерть. Ваше появление здесь неуместно. С рассветом Тьма покинет это место, тем более теперь, лишившись Короля. В противном случае мы поможем Вашим демонам найти обратную дорогу к их норам. На этом позвольте мне завершить нашу беседу и вернуться на позиции.
– Вам ничего не известно, Владыка, – произнесла она, чуть повысив голос. – Это войско никогда не останется без полководца.
– Насколько я понимаю, Вы поведете войско Махталеона, Миледи?
– Нет. Я лишь буду наблюдать за тем, как вы убиваете друг друга.
Оннед снова приподнял бровь, и на этот раз внутри Тиир беспощадно забилось сердце Индиль – как она любила это его движение бровью! В этом движении было нечто большее, чем молчаливый вопрос, недоумение, сомнение… Это движение несло с собой что-то из далекого прошлого, что-то, что она никак не могла уловить, но что пронзало ее сердце насквозь раскаленным кинжалом. Она почувствовала, что еще немного, и маска растворится и явит ее истинное лицо, и этого нельзя было допустить. Не сейчас. Не в присутствии демона. Не в присутствии подданных эльфа.
И тогда она произнесла, четко, тихо и решительно:
– Вы должны выслушать меня, Милорд. Наедине. Если Вы не измените Вашего решения, я покину Вас, и наши воины снова начнут убивать друг друга, если Вы так пожелаете.
Она чувствовала на себе тяжелый осуждающий взгляд Пратта, все еще бессмысленно державшего доверенный ему бокал с вином, но решила стоять на своем. Все молчали. Все ждали ответ. Воцарившаяся тишина становилась все тяжелее. Пратт, наконец избавившись от бокала, поправил перчатку на левой руке. Тиир не шевелилась. Она, не отводя глаза, смотрела на эльфа, и взгляд ее был преисполнен решимости. Оннед чувствовал это.
– Да, – наконец произнес он.
Эльфы тотчас покинули шатер. Пратт медлил. Королева чуть повернула в его сторону лицо, давая демону понять, что пора последовать за подданными короля, и тот вышел, одарив ее очередным неодобрительным взглядом. Выходя, он резким движением задернул за собой штору.
Оннед с интересом наблюдал за происходящим.
Убедившись, что их никто не слышит, Тиир подошла еще ближе к Эльфу и тихо произнесла, смотря мимо него:
– Он мой сын. Мой сын и сын Махталеона. Если он не придет сам, Тьма явится за ним и погубит вас всех. Таков Закон.
– Это ваш закон, не мой, – так же тихо и глухо отозвался эльф, хотя и почувствовал, как холод начал пробирать его. – Да и какое дело Вам до судьбы моего народа?
– Вы правы, мне нет никакого дела до судьбы Вашего народа. Но вместе с ним погибните и Вы.
– И это не дает Вам покоя.
– Да, Милорд. Я предпочла бы знать, что Вы живы. И, поверьте, не ради Вас. Но только Тьма не щадит никого на своем пути.
Он отвернулся и, подойдя к столику, положил на него обе руки. Чем в действительности грозило ему и его народу присутствие прямого наследника Правителя Тьмы в его землях? Несколько минут он стоял неподвижно, опершись о стол и прожигая его взглядом. Не оборачиваясь, он жестом пригласил гостью сесть. Она прошла вглубь шатра и присела на край плетенного кресла.
– Как причудливо повторяется судьба, Миледи… Наивный фавн! Он пытался спасти дитя Тьмы в обители Света. Он не первый совершил подобную глупость, – Оннед обернулся к ней. – Знаете ли Вы, Миледи, что и Ваш, как Вы утверждаете, покойный, супруг рос в стенах эльфийского замка?
Она подняла на него глаза.
– Как я понимаю, этот факт своей жизни он утаил от Вас. Что ж, тогда я поведаю Вам эту историю.
Он сел в кресло напротив, облокотился о плетеную спинку и положил руки на витые подлокотники.
– Махталеон рос у меня на глазах. Его мать была эльфийкой. Однажды она пропала. А вернулась нескоро, пару столетий спустя, с младенцем на руках. Рыдая над этим живым свертком, она умоляла моего отца спасти ее ребенка. Ребенок не был похож на эльфа – темные кудри, большие черные глаза без радужки, без зрачков… Тьма, смотревшая на нас из детских глазниц… У него было четыре ручки, и он тянул их к каждому, кто встречал его улыбкой. Мы знали о том, что его отцом был демон, но мы не знали, что его отцом был Король демонов, Темный Повелитель, сам Владыка во Тьме. Она умолчала об этом.
Мой отец позволил оставить ребенка. Она исчезла той же ночью. То ли ушла сама, то ли ее снова унесли демоны. Только с тех пор о ней никто ничего не слышал. Мы так и не узнали, что случилось с ней – жива она или нет, ушла во Тьму или погибла.
Ребенок остался в замке моего отца. Он рос смышленым малышом, хорошо ладил с другими детьми. Когда он стал старше, все отмечали его обходительность и хорошие манеры. Его воспитывали и обучали так же, как и других детей, не делая различия между ними. А следовало бы… Волк не вырастает ягненком, как его ни паси на зеленом лугу… Мальчик был способнее многих других детей. Он был сильнее, быстрее, его глаз был более метким, его рука была более твердой, его ум был более острым. Он видел в темноте не хуже кошки, и улавливал звуки, не доступные слуху ни одного из нас.
А потом у него прорезались крылья. Черные, пернатые крылья. И он стал летать. Летать там, где ему вздумается. Одно время он повадился бывать в долине, у дальних гор, там, где живут феи. Отец не видел ничего дурного в его прогулках, пока однажды начальник стражи не явился к нему с докладом. Нас ожидала ужасающая новость. Махталеон начал охоту. Отец пожелал увидеть все собственными глазами и отправился в ту долину, к подножью гор. Долина была залита кровью. Сотни растерзанных тел маленьких фей с оторванными крыльями. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Я помню погибшую фею, лежавшую у моих ног. Крылья вырваны из спины вместе с плотью, горло перерезано, а глаза широко открыты. Она умерла, а ужас продолжал жить в ее глазах…
Махталеон был там. Он и не отрицал содеянного. На молчаливый вопрос моего отца он ответил, что просто был голоден. Он сказал, что та пища, которая пригодна для эльфов, не годится для него. Он говорил об этом и раньше. Его кормили салатом и овечьим сыром, а ему нужна была дичь. Ему нужно было убивать. Ему нужна была кровь.
Тогда отец принял решение, единственно правильное с его точки зрения – избавиться от молодого демона. Быстро и навсегда. Больше мы его не видели. Никто не знал, что с ним стало, и никто в стенах эльфийского замка больше не упоминал его имя.
О том, что он жив, мы узнали, когда Махталеон, уже взрослый, сильный, опытный воин стоял под стенами эльфийского замка, во главе темного войска, по правую руку от своего истинного отца.
То был первый бой для моего сына. Тогда он был совсем юн и еще неуверенно владел клинком. Да и мог ли он выстоять против могучего демона… Махталеон встретился с ним лицом к лицу. Я отлично видел их сквозь полчище демонов и теней. Тогда мир перестал существовать для меня. Я не слышал ни криков, ни звона металла, только сердце мое неистово билось и кровь оглушительно пульсировала в моей голове. Пробираясь сквозь тьму, отрезавшую мне путь к сыну и ранившую меня со всех сторон, я понимал, что не успею спасти его.
Махталеон, сбив мальчика с ног, занес меч над его головой. Мне неведомо, что произошло тогда в его темном сознании, но внезапно он опустил меч и ушел. Просто ушел, оставив жизнь моему сыну.
Я встретил Махталеона позже, спустя несколько лун. Я нашел его в самой чаще эльфийского леса. Вероятно, он искал со мной встречи, впрочем, как и я с ним. Я был признателен ему за то, что он не воспользовался неопытностью моего сына и сохранил ему жизнь. В тот день мы заключили договор. Устный договор о том, что впредь мы не поднимем оружие друг против друга. Договор, скрепленный лишь нашим словом. Только слово было гарантией. Хотя, что может быть сильнее слова?.. Отца в то время уже не было, и я правил вместо него. Я запретил своим эльфам без моего позволения вступать в битву с крылатым демоном.
Оннед поднялся.
– Все эти годы Махталеон соблюдал наш договор. По какой причине он нарушил его теперь и почему пришел ко мне с оружием в руках, до последнего момента оставалось для меня необъяснимой загадкой. Но теперь я вижу перед собой ответ на свой вопрос. Это ты, нимфа.
Неожиданное разоблачение заставило Тиир быстро подняться, но Оннед жестом приказал ей снова сесть.
– Да, я знаю, кто ты, – продолжил он. – Я подозревал, что ты жива и ушла во Тьму. Знал, но не смел в это верить. Теперь я убедился в истинности своих подозрений. Я вижу твое лицо, Индиль де Алкарон. Ведь это действительно ты, наследная принцесса нимфийского трона?
Индиль снова попыталась встать, но Оннед жестом приказал ей сесть.
– Он пришел сюда из-за тебя. Не воины убивают друг друга в бою. Их убиваете вы – прекрасные нимфы. Лишаете рассудка и бросаете в самое пекло. Не знаю, пришел ли он сюда, чтобы убить меня или чтобы вернуть твои земли, или и то, и другое, но что-то помешало ему выполнить задуманное. Может быть, наше с ним прошлое, а может быть связь, что существует между мной и тобой… – он внимательно посмотрел на нимфу, а та в замешательстве отвела глаза.
Эльф усмехнулся:
– Ты думаешь, я ничего не знал? С нашей первой встречи я постоянно чувствую твое присутствие. Да, теперь я точно знаю, что это ты. Мои раны заживают неестественно быстро и не оставляют шрамов на коже. Я могу представить, какую боль они причиняют тебе. Но это был твой выбор. А за все надо платить. И за любовь тоже.
– Вы ошибаетесь, Милорд. И Вы жестоки в своих словах.
Оннед подошел к столику и взял тонкий нож для фруктов. Острием ножа он провел по своей ладони. На его светлой коже выступили алые капли крови. Индиль закусила губу.
– Покажи руку.
Он взял ее за запястье, но она воспротивилась его движению.
– Вы не имеете права, Милорд, – прошептала она, глядя ему прямо в глаза.
– Не имею права? – с силой удерживая ее чуть выше запястья, он снял перчатку с ее руки. На ладони Индиль остался точно такой же порез, как и на его руке. Он пренебрежительно отбросил ее руку.
Некоторое время она молчала, глядя в сторону, в пол, а потом подняла ресницы и пристально посмотрела ему прямо в глаза. Внутри нее шла неистовая борьба между двумя ее сущностями, одна из которых готова была покаяться и сбежать, а другая желала уничтожить его, втоптать его в землю, вырвать его глаза и заставить его служить ей вечно. Но она лишь произнесла, спокойно и размеренно:
– Да, Милорд, я полюбила Вас, давно, несколько столетий назад, и Вам известно об этом. Я терплю все это лишь из-за невольной клятвы, данной мною, не получая ничего взамен, кроме этих ран. Раны заживают, и я забываю о них, но раны душевные… Их не видно, но они никогда не заживают… Они остаются на сердце глубокими уродливыми шрамами… – и она закрыла руками лицо. Оннед видел, как из-под ее пальцев побежали слезы и капли крови.
– Нимфы… Нимфы прекрасны во всем. Вы даже плачете красиво… – он протянул ей белоснежную салфетку и сел в кресло напротив, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу. В руке он по-прежнему держал ее перчатку.
– И что же Вы скажете мне? Как мне жить с этим? – тихо спросила Индиль, не поднимая на него глаза.
– Все, что происходит с Вами, Миледи, Вы выбрали для себя сами, и нет в том ни моей вины, ни моего участия. Зная свою природу, Вы дали волю чувствам. Я не могу ничего менять. Да и не имею такого желания…
Она отняла руки от лица и продолжительно посмотрела на него. Его лицо было безучастно, и лишь в глазах его она прочла пренебрежение ее чувствами и жестокую холодную усмешку. Она выпрямилась и, подняв голову, спросила:
– Что же мой сын?
– Вы можете видеть его, но без моего участия и не на моей земле. И в случае, если он предпочтет встречу с Вами, обратный путь ему будет заказан, – он встал, протянул ей перчатку и уже собирался выйти из шатра, как вдруг черные, тонкие тени поползли вверх по стенам, оплетая их, будто дикий виноград. В шатре стало темно, несмотря на то, что лампады продолжали гореть.
Оннед обернулся. Перед ним стояла Тиир-Таарэ – высокая, одного с ним роста, или даже чуть выше, бледная, с яркими кровавыми губами и алыми, словно морозный закат, волосами. Подол ее платья развевался, хотя ветра не было, и ногами она не касалась пола.
От неожиданности он отступил назад, а она, не моргая, смотрела на него из-под длинных роскошных ресниц огромными стеклянными глазами изумрудного цвета с узкими кошачьими зрачками. В ее глазах застыли слезы, а белоснежная кожа лица была испачкана кровью. Оннед смотрел на нее в оцепенении и не мог отвести взгляд, насколько прекрасно и ужасающе было это лицо.
– Никогда я не видела таких холодных глаз, как у тебя, Король, – тихо произнесла она. – Твои глаза – ледяное зеркало, за которым ты прячешь свою душу. Я смотрю в твои глаза и вижу там свое отражение, но не тебя. Что ты сделал с собой, Оннед? Стук твоего сердца почти не слышен. Неужели ты так стар, что пережил свои собственные чувства? Или страх овладел тобой настолько, что ты возвел стену, чтобы оградить себя от всего мира? Впрочем, я знаю, чего ты боишься, Оннед-Гаиллар – великий воин, великий правитель, великий король! Я вижу твой страх. Ты боишься собственных чувств. Ты боишься снова ранить свою душу, но тебе необходимо переживать эту боль снова и снова. Поэтому ты причиняешь боль другим и смотришь, как они мучаются.
Оннед не ответил. Он не мог оторвать от нее глаз и не мог вымолвить ни слова.
– Я думала, он жесток, а жестоки Вы, – почти шепотом произнесла она у самого его лица. – Он одел меня в броню, а Вы сорвали ее с меня вместе с кожей и вырвали мою душу, а теперь топчите ее, чувствуя мою беззащитность.
И она отпустила его взглядом. Он зажмурился и потер глаза и брови рукой, а затем с силой провел ладонью по лицу, пытаясь прогнать видения. Вокруг было все как прежде: Индиль сидела в плетеном кресле, на самом его краю, сложив руки на коленях и опустив глаза, а сам он стоял у входа в шатер и держал в руке ее перчатку. «Ведьма», – мысленно произнес он и, снова протянув ей перчатку, сказал:
– Не смею Вас больше задерживать.
И с этими словами он вышел.