Тиир вернулась в свой шатер, сбросила накидку и расстегнула высокий кружевной воротник, душивший ее все это время. Она вернулась от Эльфийского Короля подавленная и раздраженная той слабостью, которую она позволила себе. Теперь она понимала, что была наивна и глупа, рассчитывая на его благородство и благосклонность к ней. Но что давало ей право рассчитывать на теплый прием? Не желая принимать существовавшую реальность, она уже давно создала свой собственный мир и поверила в него, но Оннед об этом мире ничего не знал.
Давно взошло солнце, и демоны теперь несли большие потери, не только от разящих их стрел, копий и мечей, но и обжигаемые и ослепляемые солнцем. Да, все было задумано вовсе не так и, скорее всего, следовало прекратить эту бойню и отозвать свое войско, но происходившее будто и не касалось ее вовсе. Скорее, она теперь презирала и тех, и других, и ей дела не было до того, чем окончится битва, и много ли жизней унесет она с собой.
Сын. Она думала теперь о нем. Она с трудом могла вспомнить его, совсем маленького. Впрочем, она видела его лишь однажды, сразу после его рождения, незадолго до того, как… он пропал. Так она считала все эти годы. Потом появилась Илис, и боль ее утихла, и она даже забыла сына… Но как это было возможно? Столько лет она даже не вспоминала о его существовании, о его рождении, словно кто-то стер эти дни из ее памяти… И вот, Махталеон сам вернул ей ее мальчика… и своего убийцу. Предсказание сбылось, проклятие, лежавшее на роду Махталеона, то, чего он боялся, то, от чего пытался оградить себя и ее, воплотилось в реальность. Она чувствовала себя виноватой, обманутой, покинутой и бесконечно одинокой в своем горе. Она проклинала Махталеона за его ложь, и за ту правду, которую он теперь мог бы не открывать ей, она злилась на него за то, что он отказался бороться за свою жизнь и позволил себе умереть лишь из своего суеверия. Ведь он мог легко покончить с этим мальчиком, и Тьма вдохнула бы в него новую жизнь, и он снова был бы с ней, с Тиир!.. Но он не стал бороться. Он бросил ее. Именно бросил, оставил одну, снова одну, но теперь навсегда, без права вернуться к ней, без возможности прижать ее к своей груди и больше не отпускать никогда… никогда… никогда больше этого не случится.
Она опустила лицо и с силой сжала голову обеими руками. Оннед. Как жалок он был теперь в ее глазах, как неинтересен. Как опротивел он ей после этой встречи. Тот волшебный образ, который она пронесла в своей душе через всю свою жизнь, рассыпался и перестал существовать для нее. Она закрыла глаза, и перед ней вдруг снова возник его прежний образ – светлый, чистый, далекий… его руки… его глаза… Нет. Она подняла голову, открыла глаза и прогнала этот образ из своих мыслей. Он видел ее унижение перед ним, а это было именно унижение. Жестокая, низкая месть за ее любовь. Он видел ее слезы. Он видел ее слабость. Он видел ее лицо. Она снова обхватила голову руками и закрыла глаза. Она пуста. Она холодна. В ней все погибло.
Так она и сидела, час за часом, не чувствуя больше ни боли потери, ни отчаяния перед случившимся, ни обиды за нанесенные ей эльфом оскорбления – ничего. Ее душу словно опустошили за эту одну короткую ночь.