Индиль

В погоне за призраком. Эпизод второй

На седьмую ночь взошла Луна – огромный металлический диск, источавший свой свет с неистовой силой. В ее свете все казалось ненастоящим и неживым – и долина, и горы, и бледное лицо эльфа, стоявшего у входа в пещеру. Он стоял неподвижно на высоком выступе над обрывом и смотрел вдаль. Он смотрел прямо перед собой – и ничего не видел: ни гор, ни луны, ни первых звезд, ни ночных фей. Он походил на безмолвное изваяние, белую мраморную статую у входа в гробницу.

Она открыла глаза и долго рассматривала стены и свод пещеры. Спокойствие и умиротворение лениво кружили над ее головой легкими пылинками, и она чувствовала, что снова дома. «Оннед», – прошептала она, прикрыла глаза и улыбнулась, тая под звуками произнесенного ею имени, но тут же снова распахнула глаза и чуть встряхнула головой, прогоняя остатки сна. Она подняла руки к сводам пещеры и сквозь пальцы продолжила изучать каменные своды. Контуры ее пальцев рассеивались в полумраке, и ей казалось, что они просвечиваются насквозь. Она приблизила руки к лицу, и пальцы ее совсем потеряли очертания. Тогда она опустила руки и повернула лицо к свету. Сквозь расщелину в скале виднелось ночное небо, освещенное огромной луной. Неожиданно, в ночном свете, она увидела силуэт, неподвижно стоявший в расщелине скалы. Она приподнялась и стала всматриваться в его очертания. И внезапно узнала его! Словно порыв ветра подхватил ее, она молниеносно слетела со своего ложа и исчезла в одном из узких проходов, ведущих в глубь пещер.

Оннед стоял на высоком выступе над обрывом и смотрел вдаль. Впервые он чувствовал, что устал, устал от своего существования. Он желал теперь одного – чтобы все прекратилось, чтобы все исчезло для него и вокруг него. Он хотел перестать быть, перестать существовать. Но это противоречило его природе. И он стоял неподвижно, не видел, не слышал и не чувствовал ничего, кроме прикосновений ветра, который продолжал оттачивать его скулы. Эльфу казалось, что он медленно превращается в камень. Возможно, через сотни лет он и стал бы искусным изваянием у входа в гробницу, но вдруг голос – ее голос – вырвал его из оцепенения. Его охватило странное чувство, некое смешение тревоги, необъяснимой тоски и волнения, такое, что бывает в предвкушении радостной вести. И он обернулся, торжествуя в своей душе, уже готовый открыть для нее свои объятия и – никого. Тьма и пустая тишина. Он мгновенно вернулся сквозь небольшую расселину в скале под своды пещеры, бросился к ее ложу – и не обнаружил никого.

– Индиль!

Ему ответило эхо. Он осмотрелся. Никого. Вокруг мелькали тени и блики света, но ее не было. Он ждал ее пробуждения семь долгих ночей и дней… Потерять ее теперь? Так просто?

Поддавшись неосознаваемой силе интуиции, Оннед протиснулся сквозь узкий проход, едва заметный в стене, и оказался в длинном темном коридоре. Глаза его быстро привыкли к темноте, и он начал различать каменные стены и своды. В какое-то мгновение ему показалось, что впереди мелькнул белый силуэт или, скорее, полупрозрачный белый шлейф, скользнувший холодной тенью по неровной стене.

Оннед ускорил шаг. Коридор вилял и изгибался, то опускался вниз, то вел круто вверх. Местами своды становились настолько низкими, что эльфу приходилось наклоняться, чтобы пройти. Вскоре он потерял ощущение пространства и времени. Вокруг него все больше и больше сгущалась тьма. Он впился глазами в скользящий перед ним легкой тенью полупрозрачный шлейф, оставляемый белой летящей фигурой, и старался не упустить его из виду. «Индиль…», – шепотом произнес он, и ему показалось, что голос его прозвучал со стороны, звук накатился на него, словно волна, и оглушил его. «Молчи, молчи, молчи», – зашептали стены, и он послушал их.

Он продолжал безмолвно следовать за своим едва уловимым проводником, даже не задумавшись – возможно, впервые в жизни, – о том, куда ведет его эта легкая тень, и вернется ли он когда-нибудь в Свет. Все его внимание, все его мысли были сосредоточены на том, чтобы не потерять ее.

Забрезжил свет. Появившаяся далеко впереди светящаяся точка с каждым шагом становилась все крупнее, все ярче. И чем более она приближалась, тем медленнее и тише делались их шаги.

Наконец, вот он – выход из пещеры, ослепляющая, переполненная ярким светом дыра, поглощающая надежды, желания, мечты. Еще несколько шагов, и она навечно разлучит их, не позволив обменяться ни парой слов, ни даже взглядом. Тем лучше.

Она остановилась. Постоянное присутствие нежданного гостя за спиной тяготило ее. Он следовал за ней, не отставая ни на шаг, и это преследование рождало в ней необъяснимое волнение. Весь этот путь они прошли, не проронив ни слова, подобно Эвридике и Орфею, ведущему ее из мрачного царства Аида на свет, к жизни, лишь с той разницей, что на этот раз проводницей была она – нечто, существовавшее между Тиир и Индиль, легкое пламя свечи, дрожавшее на ветру, тень, рожденная от Света и Тьмы.

Еще один шаг – и она покидает мрачные своды. Перед ее глазами белой пеленой лежит заснеженная долина, окруженная цепью черных гор. Там, внизу, весна уже заявила о себе, оставив на белоснежном ковре несколько темных проталин. Здесь же, высоко в горах, все еще властвуют снег и безмолвие.

Она делает глубокий вдох и вдруг понимает, то весь этот путь прошла, не вздохнув ни разу, и только здесь, теперь, позволила себе наполнить легкие свежим морозным воздухом.

Ожидание становится мучительным. Он должен уйти. Он – должен – уйти! Она обращает свой взгляд к небу. Солнце бледным диском угадывается сквозь снежные облака, и горные хребты уже начинают манить его к себе.

– Прощайте, Милорд, – ее голос звучит глухо и безразлично.

Вот и все. Она сказала это. Она освободила себя от этих заключительных слов в истории их знакомства. Вся ее жизнь, все ее стремления, желания, детские мечты – она похоронила все это в одной фразе – «Прощайте, Милорд…» Когда снова взойдет Луна и пойдет на убыль, ее больше не будет здесь. Останется лишь одна оболочка, которая долгое время служила домом ее душе в этой очередной земной жизни, прожитой теперь как будто наполовину. Ее тело продолжит существовать – но уже без нее. Словно змея, она сбросит кожу и уйдет вслед за своим демоном – без права вернуться, без права переродиться, без малейшей возможности снова увидеть его, чтобы снова попытаться забыть.

Почему он молчит? Почему он все еще здесь и не уходит? Возможно, она не произнесла этих слов вслух? Возможно, она только подумала это…

– Возвращайтесь к своему народу и забудьте дорогу сюда, – теперь она говорит громко и осознанно, подчеркивая каждое слово.

– Ты даже не спросишь, зачем я здесь? – она чувствует, как расстояние между ними сокращается, он стоит уже настолько близко, что она чувствует, как его дыхание скользит по ее спине.

– Зачем Вы здесь? – эхом отзывается она. – Впрочем, мне нет до этого никакого дела.

Кто срывает эти слова с ее губ?.. Ведь это их последняя встреча. Как только он уйдет, она оставит свое тело. Она отправится вслед за Махталеоном, их любовь станет неподвластна времени, и она никогда не узнает, зачем в последний день ее земной жизни к ней приходил тот, кого она когда-то полюбила лишь по изображению в медальоне, и так и не нашла в себе сил забыть.

– Между тем, я пришел к тебе… – его голос явно обладает силой над ее разумом, силой, против которой она не способна устоять. – Я пришел за тобой, Индиль.

Его слова словно вырывают ее из гипнотического сна. Мысли начинают судорожно обгонять друг друга, пытаясь осознать истинную суть происходящего. «За мной? Зачем? Что ему нужно? Почему он все еще здесь?». Сердце ее бьется часто и непозволительно громко.

– Я не ждала Вас, Милорд.

– Я знаю.

Голос его мягок и спокоен, и по интонации невозможно угадать его намерений. Один – один. Следующий ход – следующая реплика – за ней.

Оннед чуть склоняется вперед, и расстояние между ними сокращается еще больше. Пока она готовит ответный шаг, перебирая в мыслях известные ей слова, которые могли бы теперь пригодиться, он смотрит на ее обнаженные шею, плечи, руки, ничем не защищенные от холода и снега. Ему кажется, что ее кожа покрыта тонким слоем колкого инея. Начинает падать снег. Редкие снежинки ложатся на ее плечи, касаются ее рук, остаются в волосах – и не тают. Он осторожно касается пальцами ее плеча. Оно холодное, словно лед. Кажется, Тиир не чувствует его прикосновения. Его ладонь ложится на ее плечо. На этот раз она отстраняется, показывая тем самым, что жест его неуместен, и рука его скользит по ее предплечью, оставляя за собой влажный след – иней на ее коже начинает таять под воздействием тепла его рук.

Внешнее безразличие искусно скрывает внутреннюю борьбу. Это прикосновение – новое вмешательство с его стороны в ее существование. Их тела никогда не соприкасались прежде. Это легкое прикосновение становится для нее новым испытанием, настоящей пыткой. Ничего подобного прежде. Она даже не могла представить себе, что это возможно, что он может так запросто коснуться ее своей рукой. Ее начинают душить слезы. Сейчас он коснулся не ее плеча, а чего-то более глубокого, более чувствительного, более ранимого. Что за неведомая власть дана ему над ее душой? Стоит ему только появиться… Ведь она уже почти забыла его, почти смирилась, почти ушла… Но он снова и снова напоминает о себе. Он – ее проклятие, преследующее ее и днем, и ночью, во сне и наяву. Куда скрыться, спрятаться, убежать от него? Как избавиться от того, что является частью тебя, неотделимой частью твоего внутреннего мира, твоего существования? Она не умеет хранить обиды. Она слишком просто умеет прощать.

Движение ее ресниц разбивает морозный воздух. Она поднимает лицо к небу, поскольку слезы переполняют ее глаза. Явить ему сейчас свою слабость – все равно что погибнуть.

– Выслушай меня, – его тихий вкрадчивый голос становится последней каплей, переполнившей океан ее чувств.

Собрав остатки холодности, гордости и безразличия, она выдыхает:

– Вам надо идти. Скоро начнется метель, и выбраться отсюда не удастся.

– Что ж, тогда я останусь здесь.

Он играет ее чувствами. Играет настолько искусно, что, пожалуй, могла бы получиться неплохая симфония. Что ж, она принимает его игру. Она чувствует его власть над собой. Она ощущает свою беспомощность перед ним. Она ненавидит его за это, но именно это и пленит ее. Она слишком долго была сильной. Пришло время снова ощутить себя беззащитной – и обрести защиту. Защиту в его лице. Защиту от ветра, холода, непрошенных мыслей, изматывающих сомнений. Защиту от всего этого мира.

Ощущение его силы не дает ей уйти. Уйти… Вернуться во тьму пещер. Нет. Она еще не готова расстаться. Она еще не готова обернуться. Она еще не готова увидеть его – и уйти навсегда. Его голос – то единственное в нем, что не ранит, но напротив, исцеляет ее душу. Пусть говорит.

– Я слушаю Вас, Милорд.

– Для тебя я Оннед.

Еще один удар! Нет. Она не слышала его слов.

– Вы что-то хотели сказать мне…

Он снова молчит, заставляя натянуться от напряжения каждую мышцу на ее обнаженной шее, и вдруг обрывает возникшую паузу, словно натянутую струну:

– Я пришел за тобой, Индиль. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.

Солнце скрывается за горным хребтом. Она провожает его взглядом. Идти с ним? Куда? Зачем? Впрочем, не важно. Все давно миновало. Чувства, переживания, простое любопытство – все это удел живущих земной жизнью. Для нее все прошло. Теперь ее ждет вечность. Ее ждет Махталеон, и в эту ночь ее душа окончательно покинет ее тело, чтобы быть с ним.

Усиливается снегопад. Ему уже не уйти. Ему грозит опасность, и она отлично знает, что опасность эта – не метель, не холод, свойственный для этих мест, и даже не дикие звери, обитающие в горах. Главная опасность – это она сама, Тиир-Тааре, гордая и непреступная королева этих темных мест, непредсказуемая природа которой просыпается, лишь только на землю ложатся первые сумерки.

– Я хочу, чтобы ты пошла со мной, – повторяет он так же тихо.

Тишина. Они молчат. Время тянется бесконечно.

– Зачем Вам это? – она решается на этот вопрос, хотя осознает, что каждая из реплик, которыми они обмениваются, все более возвращает ее к земной жизни – но желает ли она этого возвращения теперь?

Он молчит. Молчат его губы. Но его глаза!.. Она чувствует его взгляд. Он прожигает ее насквозь. Она не видит его глаза, но слышит: они кричат. Они кричат так оглушительно, что любые слова не имели бы смысла, даже если бы были произнесены вслух.

Просыпается ветер и поднимает снежный вихрь у их ног. Глядя на ее босые ноги, утопающие в снегу, Оннед мысленно сжимается от холода. Мороз пробирает его даже сквозь меховые одежды. Она же стоит перед ним такая маленькая, хрупкая, в тонком, развевающемся на ветру платье, совсем босая… Ему вдруг хочется прижать ее к себе, обнять и согреть, хотя сам он ощущает себя частью огромной ледяной глыбы.

Он смотрит на нее, не отрывая глаз, но она не оборачивается. В едва заметном движении кончиков ее пальцев угадывается волнение. Наконец, она решается на этот шаг и оборачивается к нему, все еще не смея поднять глаза.

– Если нет других причин, помимо Вашего желания, Милорд, позвольте мне идти…

Она делает неловкую попытку обойти его и скрыться в пещере, как вдруг он преграждает ей путь.

– Не уходи, Индиль. Не сейчас. Не в этот раз.

– Прощайте, Милорд, – она делает еще одну попытку пройти. Однако, вход в пещеру слишком узкий, чтобы смогли разойтись двое.

– Я не позволю тебе уйти.

– Остановите меня силой?

– Нет, – тихо произносит он и как бы в подтверждение своих слов едва заметно качает головой. – Вовсе нет.

– Тогда что же? – в голосе ее звучит усталая ирония.

Все происходит не так, совсем не так… Вопреки любым ее ожиданиям, он медленно опускается перед ней на колени. Это приводит Тиир в замешательство. Она быстро осматривается по сторонам, будто опасаясь, что кто-то может увидеть их.

– Что Вы делаете, Милорд? Не пристало Королю быть на коленях!

В ответ его изящные пальцы касаются золотого венца в волосах, сжимают его и, чуть приподняв над головой, медленно опускают в снег к ее ногам.

– Я не король пред тобой, Индиль.

– Милорд! Ради Создателя! Что Вы делаете?

Она с нетерпением и тревогой смотрит поверх его головы в глубину темных коридоров пещеры.

– Что я делаю?… Я лишь прошу тебя простить мне все обиды, причиненные тебе, и все беды, постигшие тебя по моей вине, – его голос звучит спокойно, уверенно, и в нем нет ни просьбы, ни раскаяния, слова звучат как руководство к действию: она должна простить.

– Я ни в чем не виню Вас, Милорд, и не держу на Вас зла. Вам незачем вспоминать былое. Мне нечего прощать. Мне не о чем сожалеть… «… разве что о том нескончаемом времени, прожитом вдали от Вас…» – шепчет голос внутри ее сознания, но она оставляет эти слова непроизнесенными вслух. – Я ни в чем не виню Вас, Милорд. Прощайте. Позвольте мне идти.

– Индиль! Подожди… Не уходи…

– Поднимитесь, прошу Вас, ради Создателя! Уходите и забудьте дорогу сюда! Вас ждет Ваш народ.

– Я не уйду без тебя.

– Чего Вы хотите? – шепотом произносит она, поскольку голоса у нее почти не остается.

– Я хочу, чтобы ты пошла со мной в Эльфийские земли, – он поднимает на нее взгляд и долго всматривается в ее огромные голубые глаза. – Я хочу, чтобы ты стала в них Королевой. Моей Королевой.

Как будто кто-то выключает перед ней весь мир и заново включает его. Что он только что сказал ей? Ее сознание не в силах охватить смысл произнесенных слов. Она совершенно сбита с толку. Слеза, почувствовав, что ее больше ничто не держит, тяжелой каплей падает с ее ресниц, рассекает звенящий воздух и прожигает снег у его ног. Несвоевременность. Такая жестокая штука. Самое прекрасное случается тогда, когда этого уже не ждешь, самое желанное достается тогда, когда уже не остается времени, чтобы вдоволь насладиться. Возможно, именно поэтому подобные минуты настолько значимы, настолько ярки, настолько пронизаны смыслом, что именно их мы уносим с собой, чтобы наполнить ими вечность.

– Но почему?.. Почему теперь?.. – ее слова едва можно различить.

– Потому что лишь теперь я осознал, что ты значишь для меня. Я часто думаю о нашей последней встрече. Я помню каждое слово, произнесенное тобой. Ты была права. Как ты была права! Все эти годы я боялся своих собственных чувств. Я боялся снова ранить свою душу. Ты ворвалась в мою жизнь подобно свежему ветру, в то время как я пытался избежать сквозняков. Ты наполнила смыслом мое существование. Прошу, не гони меня. Позволь быть с тобой. Позволь мне… – он не закончил фразу и напряженно закрыл глаза. Она ждала, не смея дышать. Он по-прежнему молчал, опустив голову и закрыв глаза. Затянувшиеся минуты молчания. От них перехватывает дыхание и сдавливает грудь. Отчего существуют слова настолько ценные, настолько значимые, что расстаться с ними порой невозможно?.. – … любить тебя, – наконец, заканчивает он недосказанное.

Она тихо опускается рядом с ним, на снег.

– Я не верю, – шепчут ее губы. – Я не верю Вам. Так не бывает. Со мной… так не бывает…

– Индиль…

– Вам нужны мои земли? Вам нужны мои камни? У меня ничего больше нет. Я отреклась от всего земного.

– Мне нужна только ты. Я хочу, чтобы ты была рядом.

– Хотите, чтобы я исцеляла Ваши раны? Для этого мне не нужно быть с Вами рядом. Вы знаете это… А вскоре мое тело и вовсе перестанет принадлежать мне, – она смотрит мимо него во тьму пещеры, и на щеке ее блестит застывшая маленькой льдинкой слеза.

– Индиль, зачем ты так? Для чего ищешь скрытый смысл в моих словах? Мои чувства к тебе искренние, настоящие.

– Нет. Я не верю Вам…

Он чувствует, что теряет с ней связь. Она встает, и он поднимается вслед за ней.

– Ты вернула меня к жизни. Ты разбудила мое сердце, заставила его снова болезненно сжиматься от невозможности быть с тобой, снова гореть и неистово биться лишь при одной мысли о тебе, – он пытается ловить взглядом ее взгляд, но она не смотрит на него. – Не веришь в мою любовь, называй это чувство как хочешь, но оно сильнее моего разума, сильнее моей воли. Это чувство привело меня сюда и не позволяет уйти.

– Это одержимость, Милорд!

– Да. Я одержим тобой. Пусть так. Но я не вернусь без тебя.

– Вам ничего обо мне не известно.

– Я не желаю ничего знать.

– Я стала ведьмой.

– Пусть так, – в его голосе нет ни капли сомнения.

– Я питаюсь душами, Милорд! Я уничтожу Ваш народ!

– Я отдам тебе свою душу взамен.

– Я погублю Вас.

– В этом случае мы погибнем вместе.

– Ваш народ никогда не примет меня.

– Пока я правлю Эльфийским государством, никто не причинит тебе боль и обиду, никто не посмеет посмотреть в твою сторону без должного почтения. Я обещаю тебе это.

Она словно не слышит его слов.

– Что я должен сделать, чтобы ты поверила мне?

Она молчит, пытаясь найти точку опоры, подобие равновесия между душевными страданиями Индиль и разгорающимся внутри нее неистовым гневом Тиир-Таарэ. Наконец, она произносит:

– Прикоснись ко мне снова. Слова лгут. Прикосновения – никогда.

Он касается пальцами ее руки, настолько осторожно, будто бы она – фарфоровая кукла, которую можно разбить неловким движением. Не чувствуя больше сопротивления, он берет ее маленькую хрупкую руку в свои ладони и прижимает к своей груди. Это дает ему уверенность в том, что она больше не пропадет, не исчезнет, не сбежит. Она рядом, настоящая, осязаемая. Она отвечает ему, слегка сжав его пальцы в своей ладони, и вдруг он чувствует ее всю. Сердце его начинает стремительно биться, он привлекает ее к себе и осторожно обнимает. Она нерешительно прижимается к нему и затихает, будто ища защиты, и впервые за долгие годы чувствует тепло – живое, уютное, огромное, и ей хочется укутаться в это тепло с головой, как в мягкое одеяло, и затаиться там, как в детстве.

Она понимает, что теперь уже не вернется под темные своды пещеры. Не теперь. Не в этот раз. Она уйдет вместе с ним. Она вернется в Свет. Она станет прежней. Она обретет то, о чем уже давно перестала мечтать. Как же странно начинать жить заново.

В глубине пещеры ощущается движение. Она осторожно кладет голову ему на грудь и закрывает глаза.

Оннед… Она слышит, как трещит лед, сковывавший его сердце многие столетия. Ледяные осколки пронзают его своими острыми краями, и кровь, как шипящая лава, вырывается из недр его сердца и наполняет сосуды, подобно весенним водам, питающим пересохшие реки, и его лицо теряет мраморную бледность. Оставшиеся осколки льда тают, и глаза его становятся влажными от слез. Он уже не может видеть ее лица. Он осторожно прижимает ее голову к своей груди, и пальцы его утопают в ее светлых шелковых волосах.

Она поднимает на него глаза, и старые эльфийские поверья вдруг оживают для Оннеда. Ее голубые глаза давно уже пленили его сердце, душу и разум. Но он осознал это лишь теперь, и устремился к ним с той жаждой, какая возникает при виде последнего глотка живительной влаги в горячей пустыне. Он не пытается сопротивляться им. Напротив, он желает погрузиться в них еще больше, еще глубже, и утонуть в сладостном блаженстве, которое они пророчат ему.

Он снова и снова касается губами ее ресниц, лба, целует ее локоны и повторяет часто-часто, тихо-тихо, снова и снова: «прости… прости…» и снова касается губами и кончиком носа ее губ и длинных ресниц, и утопает лицом в ее волосах.

– Я пойду с тобой, – слышит он ее тихий голос, и чувствует, что стал моложе на несколько столетий.