История XX века. Тайны, загадки и мифы

1944 год Правда о Неммерсдорфе

Сегодня Маяковское — небольшая деревня в 100 км юго-восточнее Калининграда, а когда-то она называлась Неммерсдорф. 21 октября 1944 года здесь произошла первая резня на немецкой земле, устроенная советскими войсками. Печальный итог: 26 погибших, в том числе женщины, старики, дети. Немецкая пропаганда трубила вовсю. «Зверская жестокость в Неммерсдорфе дорого обойдется большевикам», — негодовала нацистская пресса, предъявляя публике леденящие кровь фотографии убитых, чтобы мобилизовать последние резервы для давно проигранной войны. Неммерсдорф вошел в историю как символ ужаса; стал началом бесчисленных преступлений, совершенных советскими солдатами против мирного немецкого населения при завоевании Восточной Пруссии. Для многих выходцев из Восточной Пруссии «Неммерсдорф» стал частью коллективной памяти; с этим названием связаны душевные и физические травмы целого поколения. «О Неммерсдорфе говорить нельзя», — такова реакция большинства современников, с которыми заговаривали о советском нападении осенью 1944 г. Когда же в 1992 г. газета «Цайт» попыталась провести историческую аналогию: «По сравнению с крахом советской империи, с десятками миллионов убитых за время ее существования, «Неммерсдорф» 1944 года — крохотная точка во вселенной», — стало ясно, что название этого населенного пункта остается предметом многочисленных, большей частью крайне эмоциональных дискуссий. Что заставляет людей сегодня — почти через шесть десятков лет после события, — требовать «мести за Неммерсдорф»? Это подтверждает текст листовки, разбросанной в Тильзите, бывшем пограничном городке Восточной Пруссии. О случившемся в Неммерсдорфе до сих пор выходят публикации, часто непроверенные, о неслыханных преступлениях: изнасилованиях, убийствах, распятиях.

Смерть 26 беззащитных граждан неоспорима. Однако в не опубликованных до сих пор документах тайной военной полиции, с которыми удалось ознакомиться в архиве МИДа, о распятиях в Неммерсдорфе не говорится ни слова, а основываясь на них, можно сделать совершенно иные выводы. Кроме того, удалось разыскать единственную уцелевшую свидетельницу событий в Неммерсдорфе и побеседовать с солдатами, принимавшими участие в боях в восточно-прусской деревне. Их показания позволяют отобразить картину того, что на самом деле произошло в Неммерсдорфе в те октябрьские дни 1944 г.

В ночь с 20 на 21 октября 1944 года над маленьким населенным пунктом на реке Ангерапп лежал густой туман. В течение нескольких дней через Неммерсдорф двигались люди на запряженных лошадьми телегах или с ручными тележками — они убегали от приближавшихся советских войск. Скрепя сердце жители Неммерсдорфа тоже засобирались в путь, когда глухой рокот фронта стал громче. В середине октября 1944 г. Красная Армия начала осеннее наступление: по всем фронтам с востока по направлению к Кенигсбергу артиллерийский огонь и налеты авиации невиданной прежде силы превращали пограничную область Восточной Пруссии в ад и наводили страх на население. Впервые в ходе войны, которую Гитлер развязал во имя немецкого народа, советские танки катились по немецкой земле — но ни один житель Восточной Пруссии не был готов к этому.

С середины августа 1944 г. на фронте, который после поражения группы армий «Центр» угрожающе близко подошел к Восточной Пруссии, наступило затишье. Немецкие сухопутные дивизии в перерывах между боями пытались укрепить свои позиции и подготовиться к наступлению Советов. Это время можно было использовать и для того, чтобы переселить жителей находившихся под угрозой областей Восточной Пруссии в безопасное место. Но мысли гауляйтера Эриха Коха занимало другое. Он был извещен об опасности, но не предпринял никаких мер для эвакуации жителей прифронтовых районов. Вместо этого, чтобы снискать расположение у своего «фюрера» в Берлине, он провозгласил о ведении «войны до конца» и пригрозил строгими наказаниями за тайную подготовку к бегству.

Большинство жителей Неммерсдорфа стали собираться в путь лишь тогда, когда советские танки были в нескольких километрах до их домов — около 650 жителей небольшой общины напрасно ждали приказа об эвакуации. Поспешно погрузив свои пожитки на телеги и повозки, они покинули деревню и двинулись на запад. Лишь немногие деревенские жители решились остаться. Среди них были Герда Мешулат — единственная выжившая после нападения — и ее отец. По сей день она помнит ту ночь на 21 октября, словно это было вчера. Это был 71-ый день рождения ее отца. «Мой отец сказал:

«Русские ведь тоже люди». Да и куда идти? У нас не было телеги с лошадью, и ходить мы оба не могли». Женщина, которой было в то время двадцать лет, с семилетнего возраста страдала детским параличом, поэтому она с отцом решила искать убежище в деревне и надеяться на лучшее. Возле канала, отведенного от реки Ангерапп, для деревенских жителей было устроено убежище: туннель в виде большой трубы, выстланный сеном, со скамьями по бокам. Когда Герда Мешулат и ее отец залезли в узкий туннель, они обнаружили там еще двенадцать человек, решивших, как и они, остаться в деревне. Среди них была мать с четырьмя детьми.

Ранним утром 21 октября в окрестностях Неммерсдорфа завязался кровопролитный бой. Густав Кречмер из 2-го парашютно-десантного полка вспоминает тот бой: «Атака началась в густом тумане на рассвете, когда обычно никто не атакует. Из-за этого тумана мы не видели позиций русских. В результате через полчаса от нашей роты численностью 170 человек осталось всего 22 человека».

Когда выстрелы прекратились, отец Герды решился выйти из убежища, чтобы сходить в свой дом. «Снаружи было зловеще тихо, не было слышно перестрелки, — рассказывает Герда Мешулат. — Отец сказал: «Я сейчас схожу и сварю нам кофе»». Мы ведь даже не позавтракали, а ему нужно было только перейти через улицу. Прошло довольно много времени, но он действительно принес свежий кофе и нарезанный хлеб и сказал: «В деревне полно русских!» Советские солдаты обыскали старика, нет ли у него оружия, и отпустили». Люди в туннеле все еще надеялись на спасение.

К вечеру 21 октября немецкая авиация совершила массированный налет. Теперь красноармейцы сами были вынуждены искать защиты в укрытии, в котором, спасая свои жизни, ютились 14 человек. Поначалу советские солдаты не трогали напуганных деревенских жителей. Герда Мешулат помнит, что некоторые из них даже играли с детьми.

А вечером произошел роковой инцидент: в убежище появился офицер в высоком звании и стал громко спорить с солдатами. Наконец он резко приказал штатским покинуть укрытие. Для Герды Мешулат это были самые ужасные минуты ее жизни: «Офицер стал у входа. И потом звучало только: «Пошел! Пошел!» Выйдя, я увидела по обе стороны склона перед туннелем русских с автоматами. Я услышала выстрелы — и потом предсмертный хрип расстрелянных».

Герда Мешулат вышла из укрытия последней. Когда она споткнулась и упала плашмя, русский офицер подошел сзади, приставил пистолет ей к затылку и нажал на спуск. Пуля прошла навылет, раздробив челюсть и задев скуловую кость. Герда Мешулат выжила чудом — единственная.

Когда на следующее утро немцы отвоевали Неммерсдорф, повсюду в домах они находили убитых: старуху, сидевшую на диване с пледом на коленях — красноармейцы убили ее выстрелом в голову; пожилую чету, видимо, попытавшуюся спрятаться от советских солдат за дверью — тщетно; молодую девушку, которая сидела, прислонившись к стене, с рассеченной надвое головой. «Рядом на столе лежал розовый комок, — описывает картину Хельмут Хоффман, принимавший участие в боях за Неммерсдорф. — Это был мозг молодой женщины».

На мосту через Ангерапп немецкие солдаты сделали еще одно ужасное открытие: возле трупа пожилой женщины лежал мертвый ребенок, а рядом его молодая мать. Соска ребенка валялась в пыли на дороге. При виде убитых мирных граждан многие немецкие солдаты ощутили ярость и ужас. Чувство собственной вины пришло лишь спустя десятилетия: «Мы прошли вглубь России на 2000 км и 2000 км обратно — там не уцелело ничего, — сознается сегодня солдат Хельмут Хоффман. — Кто сеет ветер, пожнет бурю».

Немецкая пропаганда среагировала моментально. Уже через несколько дней после возвращения немцев в деревушку были доставлены врачи, видные деятели и репортеры. В том числе и журналисты из нейтральных стран, таких, как Швейцария и Швеция, а также французские репортеры, кинооператоры и фотографы, сделавшие первые съемки на месте преступления. Йозеф Геббельс понял, что из нападения на Неммерсдорф можно извлечь выгоду. Если до сих пор нацистские СМИ старались избегать подробных описаний страданий и смертей. то теперь в деталях не было недостатка. Казалось, что Геббельс буквально ждал такого повода, чтобы показать всему миру, какую опасность представляет Красная Армия.

«Месть за Неммерсдорф» — таким был его боевой клич, с его помощью он хотел активизировать «фанатичное сопротивление» населения. Лишь тот, кто ощутит угрозу для себя, своей семьи, своего дома и хозяйства, мобилизуется из последних сил, — так возвестил Геббельс. 26 октября 1944 года он записал в своем дневнике: «Вечером звонит Геринги сообщает в подробностях о зверствах, содеянных в отвоеванных нами деревнях и городах Восточной Пруссии. Эти зверства поистине ужасны. Я использую их для агитации в прессе, чтобы самые простодушные наблюдатели убедились, что ожидает немецкий народ, если большевизм на самом деле завладеет рейхом».

Однако геббельсовская «агитация в прессе» была очень далека от правды, поскольку отличалась искажениями и бесстыдными инсинуациями. Его личный секретарь Вильфрид фон Овен сегодня без стеснения признает: «Геббельс бурно отреагировал на советские зверства: постоянно давал указания как можно чаще обсуждать их. Наконец он дал еще и устное распоряжение изображать зверства, которые без сомнения имели место, как еще более дикие. На каждой пресс-конференции представителям прессы напоминали, что они должны интенсивно заниматься этой темой и не скупиться на детали».

Распоряжения Геббельса были выполнены. 27 октября газета «Фёлькишер беобахтер» вышла со статьей под заголовком «Неистовство советских бестий — ужасные преступления в Неммерсдорфе», где подробно описывались убийства, грабежи и изнасилования. Нейтральная пресса, в том числе швейцарская «Courier de Genève», также опубликовала репортажи о советской резне. Перепечатанные статьи и сюжеты кинохроники достигли цели: для «судебного следствия» были сфотографированы или отсняты на кинокамеру каждый ребенок, каждая старуха: лицо, положение тела, половые органы. Ханнс-Йоахим Парис, в то время военный корреспондент в Неммерсдорфе, еще помнит декорации: «Последствий не устраняли, пока не прибыли иностранные журналисты, в том числе из нейтральных стран, и все не зафиксировали». Убитых снимали лежащими на поле, чтобы «произвести эффект на общественность», — женщин с оголенными животами, мертвых детей и стариков. Однако Хельмут Хоффман, вступивший в деревню одним их первых после ее повторного взятия, подчеркивает: «Так, как они там лежали, когда и» засняли, было сделано потом. Потом им задрали платья и спустили трусы». Бывший солдат убежден: изнасилований в Неммерсдорфе не было. «У них на это просто не было времени, — обосновывает он свое предположение, — ведь они находились под постоянным обстрелом». Герда Мешулат, которой пришлось на себе испытать зверское обращение красноармейцев, на вопрос об изнасиловании отвечает отрицательно. По ее словам, русские вели себя спокойно, пока офицер не отдал приказ расстрелять. До приставаний или же изнасилований дело не дошло.

Были убийства — но не было изнасилований? Есть тела 26 невинных жертв зверского преступления, отчего такой вопрос кажется нелепым. И все же он стал причиной очень эмоционального спора. Неммерсдорф для многих жителей Восточной Пруссии остался печальной главой прошлого — он означает зверства «советской солдатни», которые испытали на себе жители Восточной Пруссии в конце войны. Поэтому версия о том, что Неммерсдорф — всего лишь искаженная картина немецкой пропаганды, для многих неприемлема. Однако показания еще живых свидетелей позволяют понять: манипуляции с трупами были сделаны позже. От освобождения деревни до появления прессы прошло не менее четырех дней — достаточно времени, чтобы зверскому преступлению придать вид еще большей жестокости. Не опубликованный до сих пор протокол тайной военной полиции от 25 октября 1944 года, обнаруженный в архиве МИДа, усиливает это подозрение. Там сказано: «Помимо команды тайной военной полиции, прибыли партийная комиссия, комиссия охранной полиции из Тильзита и комиссия северо-восточного полка СС «Курт Эггерс». Как стало известно, 24.10.44 на месте преступления побывал группенфюрер СС профессор Гебхардт, личный врач рейхсфюрера СС, и провел медицинский осмотр».

Чем занимались люди из СС в Неммерсдорфе? И прежде всего: с каким заданием личный врач Генриха Гиммлера профессор Карл Гебхардт поспешил в далекую Восточную Пруссию уже 24 октября 1944 года, т. е. через несколько часов после повторного захвата? Не был ли «Неммерсдорф» делом рук его шефа?

Далее в протоколе сказано: «Состоялось совместное посещение кладбища, где в еще незарытой могиле было обнаружено несколько трупов. Трупы вынули из могилы».

Не были ли трупы — пренебрегая достоинством убитых, — «подготовлены» для прессы, для достижения, как предполагает Хельмут Хоффман, «более сильного эффекта» и для «агитации против Советского Союза»? Запись в дневнике министра пропаганды от 10 ноября 1944 года в этой связи звучит почти как подтверждение этой теории: «Рапорт имперских пропагандистских служб снова звучит довольно обескураживающе. Зверства у нас больше не пройдут. В частности, известия из Неммерсдорфа убедили лишь часть населения». Значит, Неммерсдорф — порождение пропаганды?

В литературе то и дело всплывают свидетельства современников, утверждающих, что видели «распятых голых женщин, чьи руки были прибиты гвоздями». Ханнс-Йоахим Парис, бывший военный корреспондент, утверждает, что помнит: «Ужасная картина — молодые девушки и женщины голыми были прибиты гвоздями к воротам сарая. Это было ужасно и немыслимо». Но ни «Фёлькишер беобахтер», ни другие печатные органы никогда об этом не сообщали. Могла ли немецкая пропаганда умолчать о таком зверском преступлении Красной Армии? Хельмут Хоффман, оказавшийся в Неммерсдорфе за несколько дней до приезда Ханнса-Йоахима Париса, убежден: «Если там написали, что женщины были распяты или прибиты гвоздями, это полная ерунда». Впрочем, его товарищ Густав Кречмер говорит другое: «Мой командир позже рассказал мне об этом», но собственными глазами преступления он не видел.

Впервые в связи с Неммерсдорфом о «распятых женщинах» речь зашла в 1953 г. Фольксштурмовец Карл Потрек дал официальные показания, занесенные в протокол «Документация изгнания» о том, что он видел шесть нагих женщин, распятых на воротах сараев. В домах были обнаружены мертвые женщины и дети — 72 человека. Создание легенды или правда? «Документация изгнания» считается серьезным научным исследованием о бегстве и изгнании в конце Второй мировой войны. В 50-е годы профессор Теодор Шидер от Федерального министерства по делам изгнанных получил задание собрать свидетельства очевидцев.

Рабочая группа исследовала письма и дневники, проводила опросы и все протоколировала. Набралось около 10 000 сообщений — «давняя история, рассказанная участниками», восстанавливаемая таким способом из-за отсутствия «официальных» документов. Лишь недавно «Документация изгнания» была поставлена под сомнение молодым историком: Матиас Бер выяснил, что рабочая группа Теодора Шидера «делала выплаты в соответствии с количеством содержащихся в рассказе происшествий, таких как умышленное или случайное убийство или изнасилование». Проще говоря: чем больше убитых упоминалось в рассказе, тем больший гонорар выплачивался свидетелю. Относилось ли это и к показаниям Карла Потрека? Количество убитых в рассказе Потрека — 72 — позволяет предположить, что он присовокупил также убитых округа Гумбиннен, к которому относится и Неммерсдорф. Ведь в соседних общинах — Альт-Вустервиц и Туттельн, — тоже были зафиксированы расстрелы и изнасилования. В самом Неммерсдорфе было убито 26 гражданских лиц.

Какова же правда о Неммерсдорфе? Несомненно, что при переходе немецкой границы в Восточной Пруссии и других местах Красная Армия совершила ужасные преступления в отношении беззащитных гражданских лиц. Несомненным можно назвать и то, что Геббельс попытался сделать эту расправу еще более жестокой, сознательно искажал факты для достижения «большего» эффекта. Однако министр пропаганды, обычно проявлявший ловкость, с кампанией по Неммерсдорфу просчитался: вместо того, чтобы укрепить волю к сопротивлению, он добился того, что население охватила паника. После нападения на Неммерсдорф в Восточной Пруссии началось неуправляемое бегство, показавшее лживость лозунгов Геббельса о стойкости. Наконец под давлением военных — и чтобы восстановить статус хозяина положения — гауляйтер разрешил провести эвакуацию вглубь фронта на 30 км.

Неммерсдорф был предвестником. Ужасы последующих месяцев в сотни тысяч раз превзошли расписанные немецкой пропагандой зловещие картины. Резня в Неммерсдорфе — не единичный случай, она положила начало серии зверских расправ советских солдат над мирным немецким населением.

Сегодня в поселке Маяковское о событиях осени 1944 г. напоминает обелиск. Впрочем, его установили в память погибших в бою за поселок солдат Красной Армии, а не 26 деревенских жителях, зверски убитых в октябре 1944 г.