В 60-е годы студент-медик Буркхарт Фейгель различными способами переправил из ГДР на запад около 450 человек — в том числе и именно в «кадиллаке», автомобильном символе капитализма.
К шлагбауму медленно подкатывает автомобиль. «Кадиллак». Здесь, на стыке Востока и Запада, на границе между Чехословакией и Федеративной республикой Германией? Довольно необычная картина для середины 60-х! Однако чешские пограничники сразу оживились совсем по другой причине: они получили информацию, что американский дорожный крейсер используется для перевозки беглецов. Не та ли это машина, которую ищут? Они жестом показали автомобильному символу капитализма стать в стороне, велели заехать на эстакаду и тщательно рассмотрели «добычу». Стражи границы выгрузили багаж, отвинтили обивку, посветили фонариками во все щели и с помощью зеркал заглянули во все уголки. По прошествии более чем полутора часов они сдались — все чисто! Водитель и пассажир получили назад свои паспорта, пограничники, вымученно улыбаясь, бормочут извинения, и «кадиллак» исчезает в направлении Германии. Пограничникам, наверно, расхотелось бы улыбаться, если бы они знали, что им в руки действительно едва не попал беглец из ГДР, спрятанный в тесном тайнике за панелью приборов.
С тех пор как 13 августа 1961 г. ГДР в результате секретной акции перекрыла свои границы, ее граждане могли покидать страну и бежать на Запад только подобными авантюрными и опасными способами. В предыдущие годы бегство на Запад превратилось в массовое явление: с 1949 по 1961 г. более двух миллионов восточных немцев ушли из «рая рабочих и крестьян». Только с января по август 1961 г. их было 180 000. С помощью стены и усиленного строительства пограничных защитных сооружений руководству СЕПГ удалось воспрепятствовать исходу собственного народа. Хотя после этого большой поток беглецов иссяк, ни жесточайшие проверки на границе, ни угроза тяжелых наказаний за «побег из республики» не могли подавить стремление подданных Ульбрихта к личной свободе.
«Мы упрятали беглеца в тайнике, подъехали к границе, показали, как всегда, наши удостоверения личности, однако нам пришлось выйти из машины, потому что ее отогнали на эстакаду. Там она простояла около полутора часов».
Совсем наоборот: многие люди шли на огромный риск, чтобы преодолеть железный занавес. При этом они могли рассчитывать на помощь с Запада. Потому что там обнесение соотечественников оградой вызвало возмущение — совершенно обычные люди пришли на помощь беглецам. Одним из самых удачливых из них был Буркхарт Фейгель.
Когда ГДР отгородилась бетонной стеной, этот двадцатидвухлетний западноберлинец как раз находился в Греции, где и узнал из прессы невероятную новость. После возвращения в разделенный город студент-медик не хотел просто наблюдать сложа руки. Когда один из товарищей по Свободному университету спросил его, не хочет ли он участвовать в «группе преодоления стены», Фейгель сразу согласился: «Свобода мыслей и действий для меня главный вопрос. Поэтому для меня было тогда невыносимо, что людей вдруг изолировали от родственников, от того образа жизни, который они хотели вести, — я просто обязан был что-то сделать». Он примкнул к «бюро путешествий», организации по оказанию помощи беглецам, которую студенты Свободного университета организовали в тот же вечер, когда была построена стена. Вокруг трех организаторов фирмы, Детлефа Гиррмана, Дитера Тиме и Бодо Келера, объединялись заинтересованные студенты, которым была не безразлична судьба их соотечественников на Востоке и которые действовали, не обращая внимания на лицемерные призывы.
«Чтобы понять мотивацию тех, кто помогал беглецам, нужно знать атмосферу того времени: политика изливалась в причитаниях и упреках, но ничего не делала, не могла ничего сделать, как мы сегодня знаем. Пресса тоже сетовала, подстрекала против так называемого социализма и предъявляла статистические данные, какой по счету человек погиб сегодня на стене. Л среди населения распространялась глубокая депрессия из-за того, что на следующем этапе русский (в Берлине о своих врагах больше говорили в этой форме, как о «русских»), если только захочет, захватит Западный Берлин. Было огромным облегчением работать в группе, которая все-таки могла что-то сделать!»
Началась рискованная игра между несколькими сообщниками беглецов и государственной властью на Востоке. Первыми «клиентами» университетских сообщников беглецов были «люди, регулярно пересекающие границу для получения образования», как их называли на жаргоне СЕПГ, — товарищи по учебе в Свободном университете, которые жили в Восточном Берлине и учились у «классового врага». В первые дни после постройки стены все было еще довольно просто, пек кольку западноберлинцы могли без проблем въезжать в восточную часть города. Сообщники беглецов раздобыли картотеку студентов Свободного университета из Восточного Берлина, ходили по университету и просили западных студентов, внешний вид которых хотя бы отдаленно был похож на фотографии из картотеки, дать им на пару дней паспорт «напрокат». Почти никто не сказал «нет». Потом студенты из «бюро путешествий» тайно отвозили позаимствованные паспорта на Восток и на обратном пути брали с собой через границу своих восточноберлинских товарищей по учебе. Еще не уверенные в исходе затеи со стеной, многие из сотрудников восточной народной полиции, которых на Западе называли «фопос», часто на все закрывали глаза. «Бывало даже так, что они обращались весьма дружелюбно, поскольку думали, что им нужно убедить нас, будто социализм — это рай на земле», — говорит Фейгель.
Так, однажды унтер-офицер народной полиции вернул водителю западноберлинской машины протянутые документы с замечанием на тягучем саксонском диалекте: «Одна издам могла бы быть братом моего отца». «Дамой» был помощник пекаря из Восточного Берлина, кое-как замаскированный с помощью платья и соломенной шляпы.
«В первые месяцы после постройки стены шпики не составляли проблемы. Заказчики были родственниками, и потому им можно было верить, госбезопасность была занята общей охраной стены, каких-либо целенаправленных контрмер попросту не было. Но уже весной 1962 г. Восток попытался заслать в определенные организации, оказывающие помощь беглецам, провокаторов, то под видом студентов, которые хотят помочь, то под видом заказчиков».
Однако через десять дней снисходительность народной полиции иссякла. 23 августа на афишных тумбах в Восточном Берлине было расклеено объявление МВД ГДР: отныне западноберлинцам разрешалось заходить в «Демократический сектор столицы ГДР» только при наличии пропуска. Поскольку восточноберлинский магистрат и западноберлинский сенат не смогли договориться о соответствующей регламентации, эта лазейка в стене отныне закрылась.
Однако люди из «бюро путешествий» не сдавались. Если жителям Западного Берлина запретили ездить на Восток, то для обладателей западногерманских или иностранных паспортов не было никаких ограничений.
«Таким образом за день готовилось от пяти до двадцати паспортов».
Поэтому студенты из организации помощи беглецам просили у друзей и знакомых паспорта из ФРГ или западноевропейских стран, и им пришлось принять к сведению горький факт: готовность помочь беглецам с помощью таких документов за границей была несоизмеримо больше. «Люди в [Западной) Германии очень боялись выступать в защиту нашего дела», — говорит сегодня Фейгель. «Они не хотели привлекать внимания, боялись уголовного преследования за нелегальные проекты и просто хотели продолжать удобно жить дальше». Вместо этого студенты были вынуждены доставать паспорта в Голландии, Швейцарии или Дании. Однажды даже явился бельгиец с целым чемоданом, набитым незаполненными бланками общины его родины.
В документы должны были только вклеить, или на жаргоне помощников «перевесить», фотографии потенциальных беглецов. Правда, и по федеральным законам это не было легальным, но хотя бы в этом отношении западноберлинские власти проявляли мягкость. Случилось так, что осенью 1961 г. берлинскую границу между секторами пересекло необычайно много подданных бельгийского короля Бодуэна, которые до того в Восточный Берлин не въезжали.
Поскольку Фейгель, как западный немец, мог относительно свободно ездить в «демократический сектор», его использовали как «связного», то есть он исполнял обязанности курьера в Восточный Берлин. Каждая в отдельности акция побега готовилась, как в генштабе. Для каждого паспорта члены «бюро путешествий» сочиняли биографию. Такую «историю» сначала должен был наизусть выучить «связной». Кроме того, ему нужно было придумать абсолютно правдоподобную историю для собственного пребывания в Восточном Берлине по которой в нем, естественно, не должны были заподозрить пособника беглецов. «Когда допрашивали курьера, то для каждой ситуации, в которой его заставали, у него должна была быть наготове убедительная история, — поясняет Фейгель. — При этом нужно было стараться привязать историю к реальности, поскольку тогда можно было лгать дольше и правдоподобнее».
К тому же каждый связной для своей работы в Восточном Берлине должен был запомнить много явок и паролей. Фейгель обычно записывал сведения в зашифрованной форме в старых учебниках химии, которые не вызывали подозрения при проверках народной полиции. Потом на городской электричке он ехал в Восточный Берлин и предварительно встречался с перевозчиком, который контрабандой доставлял в Восточный Берлин фальшивые паспорта желающих убежать. Это были в основном хорошо знакомые иностранные дипломаты или их сотрудники, которых при переходе границы не проверяли или проверяли небрежно.
«Как минимум двое связных, которых застали на месте преступления, т. е. во время неудавшегося побега, спустя четыре месяца снова вышли на свободу, поскольку они упрямо придерживались своей версии. Однако это было намного труднее, чем многие думают, ибо методы допроса «штази» тоже не были устаревшими».
Потом он начинал свой маршрут и посещал по отдельности желающих бежать, которые уже не были только бывшими студентами Свободного университета. «Заказы» в «бюро путешествий» вскоре стали давать вполне обычные граждане ГДР из Восточного Берлина и всей «зоны». Тогда Фейгель знакомил беглецов с их «историей» и снабжал типичными принадлежностям и «принимающей» страны — пачками сигарет, трамвайными билетами, ярлыками на одежде. Он старался тщательно подготовить своих подопечных к возможным вопросам пограничников и избавить их от страха проверки.
Однако то и дело происходили аресты. Вскоре и Фейгель познакомился с пресловутым главным отделением «штази» на Норманненштрассе в Восточном Берлине. Он легкомысленно попытался тайком провезти череп для знакомой студентки-медички. «Быть запертым в крошечной камере, размером в половину квадратного метра, без света, без воздуха — уже от этого было страшно. Но у меня была наготове подходящая история. Когда потом меня несколько часов допрашивали, мне удалось убедить в ее правдивости», — говорит Фейгель. Ему повезло, женщина-полицейский, проводившая допрос, поверила в от начала до конца выдуманную любовную историю. Он смог беспрепятственно выехать в Западный Берлин и там немедленно возобновил свою деятельность помощи беглецам.
Большинство беглецов, которых задерживали на границе, через несколько часов тоже отпускали, поскольку они упорно настаивали, что являются именно теми, чьими именами назвались. Так, в середине ноября 1961 г. одна жительница Восточного Берлина не сдалась, когда дежурные «фопос» усомнились в ее голландском паспорте, выданном на имя Марии ван Эпен. Но содержимое ее сумки — трамвайные билеты из Амстердама, письма на указанный в паспорте адрес, несколько голландских гульденов — однозначно подтверждало, что она нидерландка, и даже для своего превосходного литературного немецкого у нее было убедительное объяснение: она родом из города Эльтен недалеко от Арнема, где, как известно, проживает многочисленная немецкая община. Смелая женщина выдержала и последнее испытание, описав проводившему допрос офицеру предварительно вызубренные географические подробности своей «родины». «На каком расстоянии ваш родной город находится от Арнема, есть ли там железнодорожная ветка?» — «25 километров, и, разумеется, есть железная дорога!» Немного позже она с подругой была в Западном Берлине.
Побеги с помощью «экзотов», как на жаргоне борцов со стеной назывались иностранные паспорта, происходили почти до Рождества 1961 г. Потом вдруг стали арестовывать почти всех беглецов — никто не знал почему. Через несколько дней помощники беглецов раскусили хитрости «фопос» — теперь те при въезде делали в каждом паспорте едва заметную карандашную пометку, каждый день в другом месте. При выезде они снова стирали тайные знаки. Помощники беглецов из числа студентов тоже взяли карандаш и стали подражать противнику.
С началом нового года закончилось и это. «6 января 1962 г. я переправил через границу еще пятерых беглецов, и с этим не было проблем, — сообщил Фейгель. — Седьмого числа я хотел переправить пожилую супружескую пару, у которой прямо в очереди на контрольно-пропускном пункте отобрали паспорта и сразу арестовали. Я подождал, пока пройдет еще одна городская электричка, поскольку думал, что они все-таки появятся, но потом увидел, что ничего не происходит. Я сел в электричку и потом услышал, что вскоре после этого было остановлено все движение, поскольку супруги уже заговорили». Оба они были не из Восточного Берлина, а из «зоны», поездка в Восточный Берлин и все хлопоты настолько их утомили, что на допросе они «поплыли» и больше не придерживались своей версии. Теперь народная полиция получила четкую информацию о методах помощников беглецов. С 17 января пограничные проверки заметно усилились: власти ГДР ввели пропуска и для иностранцев. Этот документ нужно было заполнять при въезде в Восточный Берлин. Если при выезде его не было, речь могла идти только о беглеце. Тем самым была окончательно пресечена последняя возможность пользоваться наземной лазейкой через стену.
Но Фейгель и его товарищи не сдавались. Еще раньше они разведали другие возможности помогать беглецам. Теперь они действовали под девизом: если не получается поверху, то, может быть, получится под землей. При этом их основное внимание было направлено на берлинскую канализацию. Хотя под мостовой разделенного города граница уже была перекрыта подземными решетками, однако контроль был довольно поверхностен. Итак, члены группы спускались в дурно пахнущие канализационные шахты, перепиливали прутья решеток и затем тщательно возвращали их в исходное положение. Это должно было ввести в заблуждение возможных обходчиков, убедить их, что здесь внизу все в порядке.
«Когда мы внизу в жиже занимались физкультурой, в кроссовках, через пару дней пришел кто-то и принес нам высокие резиновые сапоги. Намного позже мы узнали, что их передал бывший сенатор по внутренним делам, Липшиц. До него дошел слух, и он сказал, что нм нужно помочь».
Ночь за ночью сотрудники «бюро путешествий» спускались вниз и переправляли на Запад целые группы беглецов. Такие акции требовали не менее тщательного обеспечения. Наряду с подземными «гидами», которые с фонариками проводили беглецов по канализации, накануне «курьеры» собирали своих «туристов» на такие ночные «маршруты». «Лючники» снова ставили крышки люков весом 50 кг на входные отверстия, когда последний беглец исчезал в канализации. Эти «лючники» всегда были проблемой для «специалистов по канализации» в «бюро путешествий». Сначала речь при этом шла о людях с Востока. Но те зачастую из страха быть обнаруженными тут же залазили в люки сами. Это усиливало опасность провала — при виде открытого канализационного люка вблизи границы восточногерманским полицейским было нетрудно сообразить, в чем дело. Значит, эту задачу тоже должны были выполнять люди из ФРГ.
Прибывших на Запад дурно пахнущих беглецов ночь за ночью развозили по разным студенческим общежитиям, где они могли принять душ и получить новую одежду. Тем временем Фейгель и его люди снова были в пути, чтобы забрать следующих беглецов.
Но путь для побегов по канализации действовал всего несколько недель. На «Глокенгассе 4711», как обладающие чувством юмора помощники беглецов назвали часто используемый канализационный коллектор высотой 1,60 метра между районами Центр (Восток) и Кройцберг (Запад), все закончилось очень скоро. Последняя группа как раз пересекла подземную границу, и первый из этих беглецов с облегчением вылез из люка, как вдруг наблюдатель в одном из расположенных поблизости многоэтажных домов поднял тревогу — народная полиция раскрыла подземную деятельность западноберлинских «кротов» — помощников беглецов. Оперативная группа сорвала крышки с люков и бросила в коллектор гранаты со слезоточивым газом. Правда, этой ночью «фопос» не смогли помешать побегу, но уже на следующий день они установили в коллекторе специальные решетки и усилили наблюдение за расположенными недалеко от границы входными люками. Тем не менее только через «Глокенгассе» смогли бежать 150 человек.
Последний шанс длительное время не быть обнаруженными давали впоследствии только туннели. Ими «бюро путешествий» занималось тоже. Студенты вырыли несколько туннелей из района Нойкелльн в Трептов, большей частью на глубине двух-трех метров под землей и как раз такой ширины, чтобы мог проползти человек. Они отказались от такого дорогого технического оснащения, как свет или подача кислорода. Крепи в туннелях тоже не было — тем не менее они выдерживали. Каждый раз для проверки прочности студенты пропускали груженый доверху грузовик с углем по улице, под которой они вырыли свой туннель. Обвала не произошло никогда. Страх быть засыпанными во время рытья тоже не был определяющим. Намного больше волновала возможность при выходе на Востоке попасть в лапы народной полиции.
На какой риск они шли, стало ясно 27 марта 1962 г. В этот день во время акции «бюро путешествий» в туннеле произошла катастрофа. Фейгеля и его друга Гейнца Ерху послали переправить несколько беглецов по узким штольням. Фейгель ожидал помощников на западной стороне, пока Ерха полз под стеной на Восток. Но туннель превратился в смертельную ловушку. «Гейнц на той стороне вылез из подвала и сразу был застрелен», — сообщил Фейгель. Правда, Ерхе еще удалось проползти по туннелю на Запад, но его ранение было смертельным. От этого шока Фейгель и его друзья окончательно не пришли в себя до сего дня.
«Конечно, мы всегда радовались, когда нам удавалось выманить у тех с той стороны пару людей. Оттого, что мы, несколько человечков, тягались с большим аппаратом «штазн» и она нас так переоценивала, иногда бывало приятно».
Тем не менее Фейгель продолжал свое дело. Он и его группа постоянно искали новые пути, чтобы проделать лазейки в «антифашистском валу». На севере Берлина они переправляли беглецов прямо через колючую проволоку. Однажды, едва Фейгель преодолел проволочное заграждение, как появился патруль пограничников ГДР, — помощники Фейгеля не смогли предупредить вовремя. «В этот миг ситуация была действительно опасна для жизни, ведь я был полностью на восточной территории. Стоило им сказать: «Стой!» — у меня не было бы шансов убежать от их автоматов. У меня в самом деле не было бы никаких шансов. А если бы я попытался бе-жагь. они бы меня расстреляли». Но Фейгель выкрутился и на этот раз, он прыгнул в канаву и улизнул. Дитеру Вольфарту, австрийскому студенту, помогавшему беглецам, повезло меньше — вскоре во время аналогичной акции его подстрелили, и он истек кровью на нейтральной полосе между Востоком и Западом.
Смерть Ерхи и Вольфарта послужила вехой. То, что поначалу было игрой в казаки-разбойники между помощниками беглецов и «фопос», превратилось в кровавую реальность. Госбезопасность ГДР тоже держала Фейгеля и его друзей на прицеле. «Стечением времени я стал безумно подозрительным», — говорит Фейгель. И с полным основанием, потому что, например, женщина, которой Вольфарт хотел помочь пробраться через проволоку, выдала «штази» план побега. Имя Фейгеля стояло в самом начале списка ищеек Мильке. «Контрабандисту» — таким было кодовое название его дела — вменяли в вину «враждебную деятельность». Было дано распоряжение вести «активную борьбу». В деле «штази» остается неясным, что это значит — похищение или что-то похуже? На примерах Ерхи и Вольфарта Фейгель увидел, что товарищи из госбезопасности в случае чего не будут долго церемониться.
Помощь беглецам, как это предусматривалось в планах Фейгеля и его друзей, после этого была едва ли возможна. Против все более совершенной системы безопасности на границе средств не было. Риск, которому подвергались студенты, был слишком велик. И в противовес утверждениям пропаганды ГДР, называвшей студентов-помощи и ков беглецов «террористическими агентами сената фронтового города из окружения Вилли Брандта, студенты не получали никаких денег из общественной кассы. Вскоре многие помощники беглецов отошли от дел, и в конце 1963 г. «бюро путешествий» распалось. Инициатива помощи беглецам теперь все больше переходила к «мошенникам», как называли их студенты, — профессиональным проводникам, которые за свои услуги требовали огромное вознаграждение и которых в большинстве случаев судьба беглецов совершенно не волновала. Их методы постепенно дискредитировали профессию. Помощь беглецам приобрела — и на Западе — оттенок одиозности.
Но Фейгель не хотел примириться с этим. Он искал и нашел новый путь — под девизом «вызывающе незаметно». Его замысел осуществился, когда ему удалось переоборудовать «кадиллак» 1957 года выпуска. После полуторагодичной кропотливой работы за панелью приборов огромной машины возник хитроумный тайник, который практически невозможно было обнаружить. «Облицовку можно было целиком откинуть вниз, вынув прикуриватель и вставив затем в отверстие какой-нибудь предмет», — сообщил Фейгель. Начиная с 1965 г. «кадиллак» курсировал между Востоком и Западом — большей частью через Чехословакию или Венгрию. Фейгель и другие сменяли друг друга в качестве водителя.
При этом еще больше, чем в разделенном Берлине, организация побега превратилась в образцовое произведение технического обеспечения. Сначала беглецам, как вполне нормальным туристам, нужно было поехать в одну из «братских социалистических стран». Там водитель и его подопечный встречались в условиях конспирации, чтобы обсудить детали побега. Наконец беглеца, как это называет Фейгель, «устраивали» в «кадиллак». Как вспоминает Ганс-Фридрих Зальфельд, один из тех, кого переправили в «кадиллаке», рейс на свободу поначалу превратился в поездку из фильма ужасов: «Когда панель приборов захлопнулась, я ударился головой о металл. Я сидел в тюрьме — не хочу сказать, что в ловушке, — и почти не мог шевельнуться. Я вообще не подумал о том, что будет; я только хотел пересечь границу». Водитель и беглец переживали проверки как испытание нервов. «Прямо возле своего уха я слышал голоса чешских пограничников. Они тщательно обследовали автомобиль, простучали его и даже обследовали внутреннее пространство», — рассказывает Зальфельд. Гюнтер Иррганг, который в тот день вел машину с беглецом, добавляет: «Хоть я и знал, что они не смогут увидеть беглеца, но все-таки наверняка никогда не можешь быть уверен. Но потом нам вернули паспорта, пограничники извинились, и мы оказались в Германии».
«Такие действия совершают не из озорства и не оттого, что не нюхали опасности. Каждый должен был вполне трезво понять ситуацию и тем самым свести к минимуму риск — и к тому же показать моральное превосходство над «штази». То, на что они потратили массу человеческих сил и материалов, нужно было пробить хитростью и изощренностью».
После каждой поездки машину перекрашивали и длительное время не использовали, чтобы не вызывать подозрений у пограничного контроля. Понятно, что Фейгель не мог, как в 1961—62 гг., организовывать помощь беглецам на Запад по себестоимости в 200 марок. Каждому беглецу приходилось платить за поездку на Запад около 8 000 марок ФРГ. По данным Зальфельда, на «кадиллаке» на Запад были доставлены еще 50 человек.
«Я считаю, это очень хорошо, что вы занялись этим», — сказал Зальфельд при встрече с Буркхартом Фейгелем. Несколько лет «штази» шла за Фейгелем по пятам, но схватить его не смогла. В 1968 г. он продал «кадиллак», сдал экзамен и по настоянию жены покинул Западный Берлин. В результате акций, в которых он принял участие, свободу получили не меньше 450 человек. Таким образом, он самый успешный помощник беглецов в разделенной Германии. Сожалел ли он когда-нибудь по этому поводу? «Я бы немедленно занялся этим снова, — говорит Фейгель, и добавляет: — Наверно, я сказал бы по-другому: я сожалею, что не продолжил».