Шестеро солдат мерно взмахивали веслами, толкая надувную лодку вперед. Наконец, она ткнулась носом в бок «Пингаррона» и остановилась. Надежно привязав лодку к концу сброшенного с судна длинного каната, солдаты вслед за высоким, худощавым офицером один за другим поднялись на палубу по веревочному трапу. Удивительно, но на фуражке офицера не блестела кокарда военного моряка, зато тускло сверкал серебряный череп. Такой же череп красовался на правом лацкане черного форменного мундира, говоря о том, что его владелец служит в наводящей ужас тайной государственной полиции, более известной как гестапо.
И словно всего этого было недостаточно, чтобы наполнить ужасом сердца присутствующих, офицер был еще и альбиносом с прозрачной кожей и голубыми глазами настолько бледного оттенка, что они казались белыми, с черными зрачками размером с булавочную головку, источающими бесконечную злобу.
Не спросив разрешения подняться на борт и не собираясь, видимо, давать какие-либо объяснения, нацистский офицер безразлично огляделся, умышленно не замечая присутствия экипажа и самого капитана, как если бы они были чем-то вроде мебели.
Шестеро солдат окружили экипаж «Пингаррона» и без лишних слов направили на них автоматы, пока шестеро других из второй лодки поднимались на борт. Алекс, Джек, Жюли, Сесар и Марко подняли руки вверх, понимая, что в этой ситуации они совершенно беспомощны.
Наконец, офицер приблизился к маленькой команде, оглядывая одного за другим с брезгливым высокомерием, как тараканов, после чего спросил с таким ужасным акцентом, словно нарочно его культивировал:
— Кто из вас капитан этого судна?
Райли сделал шаг вперёд, опустив руки.
— Это я, — объявил он. — Я капитан Райли и буду вам очень признателен, если вы отзовёте своих людей и объясните, кто вы такой и что делаете на моем судне.
Словно не услышав вопроса, тот смерил их новым очередным брезгливым взглядом и с удивлением спросил:
— Здесь вся ваша команда?
— Мое судно маленькое, мне просто не нужно больше людей, — ответил Райли.
— Понятно, — пробормотал немец себе под нос, стягивая кожаные перчатки и продолжая сверлить Райли злобным взглядом белесых глаз. — А пассажиры? Пассажиры есть на борту?
— У меня грузовое судно, — сказал Райли, собрав всю свою уверенность. — Мы не возим пассажиров, а также...
Прежде чем он успел закончить фразу, офицер хлестнул его перчатками по лицу, оставив на щеке алый след.
— Ну что ж, поставлю вопрос несколько иначе, — произнёс он таким тоном, словно вот-вот потеряет остатки терпения. — Кто-нибудь ещё есть на борту, кроме вас пятерых?
— Уверяю вас...
Кожаные перчатки вновь хлестнули Алекса по лицу; он едва удержался, чтобы не вытереть щеку.
— Я начинаю терять терпение, — прошипел нацист. — А оно не безгранично. Итак, вы — капитан Алекс Райли, — с удовольствием повторил он. — После весьма занимательной беседы с ныне покойным Франсуа Дюбуа в Марселе я узнал, что вы и ваши люди взяли там на борт двоих беглецов с целью доставить их в Лиссабон. Скажите мне, где они, и никто из вас не пострадает.
— Я вам уже сказал: здесь нет никого, кроме нас, — настойчиво повторил Алекс, сверля глазами немца.
Офицер вновь замахнулся, чтобы ударить капитана, но в последний миг Алекс перехватил его запястье. Секунду они стояли друг против друга, застыв в напряженном молчании.
Этот смелый жест заставил солдат со зловещим лязгом передернуть затворы автоматов, а нацистский офицер сделал шаг назад и вытащил пистолет.
— Хотите немножко поиграть, да? — спросил оно неожиданно ласково, что выглядело еще страшнее, чем прежняя враждебность. — А если мы сделаем вот так? — произнес он почти весело, выхватывая левой рукой нож и упирая его Алексу в грудь, прямо у сердца. — Сейчас мои люди обыщут ваше судно до самого последнего угла, и если обнаружат кого-нибудь, кроме вас... то я прикажу отрезать все пальцы каждому члену вашей живописной команды. А вас я заставлю на это смотреть, прежде чем проделать то же самое с вами. А после этого я потоплю ваше жалкое корыто. Мне кажется, это будет справедливо, вы не находите?
С этими словами он повернулся к солдатам, отдав им несколько приказов на немецком, после чего одни рассыпались по палубе, а другие поднялись в надстройку.
Несмотря на это, Алекс гордо выпятил грудь и вскинул голову.
— Это судно ходит под испанским флагом, — произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, — мы находимся в испанских водах, и я — испанский подданный. Вы не имеете никакого права задерживать нас, а тем более угрожать.
— Не имею права? — рассмеялся офицер. — Идет война, капитан Райли. Я спокойно могу потопить эту груду железа, и никто никогда не узнает, что с вами случилось.
— И снова вы ошибаетесь, — ответил Алекс. — Первым делом при виде вашей лодки я сообщил по рации в морское управление наши координаты, отправив такую же депешу в американское посольство, что нас задержала немецкая подводная лодка. Я уверен, что начальство вас не похвалит, если вы окажетесь причиной конфликта с испанским правительством, а тем более с Соединенными Штатами.
— Вы считаете меня идиотом? — бросил нацист, поднимая брови. — Ни ваше, ни испанское правительство даже пальцем не шевельнёт ради вас или вашего судна. Или вы считаете себя настолько важной персоной?
— Никоим образом, — согласился Райли. — Но оба государства в этой войне соблюдают нейтралитет, пусть моя смерть сама по себе ничего не значит, но можете быть уверены: они не захотят создавать прецедент безнаказанности по отношению к Германии, так что кто знает... быть может, вы тем самым дадите им повод для вступления в войну. Как вы считаете, — прошептал он, наклоняясь вплотную к самому лицу офицера, — что скажет по этому поводу ваш обожаемый фюрер?
— Если мне удастся схватить этих беглецов, — ответил немец, прижимая лезвие ножа с эмблемой гестапо к шее Алекса, — мне дадут медаль, а возможно, и повысят.
— Боюсь, ваше желание не скоро осуществится, — послышался сзади серьёзный голос Джека. — Потому что здесь вы никого не найдёте.
Нацистский офицер в два шага оказался рядом с упитанным поваром и ткнул ему в лоб пистолетом.
— Итак, капитан Райли, — произнёс он с угрозой, — считаю до трёх. Если вы не выдадите мне тех двоих людей, которых я ищу, я вышибу мозги этому борову. А затем проделаю то же самое с остальными. Раз...
— Борову? — воскликнул оскорбленный Джек.
— Два...
Дуло пистолета вплотную прижалось к его голове.
— И...
— Хорошо, хорошо! — воскликнул Алекс. — Отпустите нас, и я скажу, где вы сможете найти ваших беглецов.
Нацист убрал пистолет ото лба Джека, на котором отпечатался четкий красный кружок.
— Видели? — спросил офицер, весьма довольный произведенным эффектом. — Мне это не составит труда. Так что лучше скажите сразу, где они прячутся.
— Нигде, — решительно ответил Алекс. — Они действительно сели на судно в Марселе, но уже на следующий день мы высадили их в Барселоне. Клянусь.
— Вы лжёте, — ответил тот, снова выхватывая нож.
— Вы считаете, я стал бы рисковать жизнью ради каких-то незнакомцев? — спросил Алекс, стараясь, чтобы голос его звучал как можно искреннее. — Как только я узнал, что передо мной — еврейские свиньи, я тут же ссадил их на берег. Я ненавижу евреев. Война разразилась по их вине, и, будь они здесь, я бы тут же выдал.
В первый миг нацист, казалось, растерялся; затем наклонился к самому лицу Алекса, недоверчиво глядя ему прямо в глаза.
— В Барселоне, говорите?
— Могу даже назвать имя человека, к которому они направлялись. Не обещаю, что вы их найдёте, но вряд ли они успели покинуть город, а такую красивую девушку не каждый день увидишь на улице... Короче, вы меня понимаете.
В течение нескольких секунд, показавшихся всем вечностью, немец, казалось, раздумывал, правду ли сказал ему Алекс. Затем он устало стянул фуражку, вытащил из кармана брюк мятый носовой платок и вытер пот со лба, размышляя над решением.
В эту минуту начали возвращаться солдаты и один за другим докладывали, что никого не обнаружили. Когда вернулся последний, нацист вынужден был признать, что, как и сказал капитан, на борту никого больше нет.
— Ну что ж, — наконец произнес он с явной досадой, — Похоже, вы говорите правду. Но если окажется, что вы пытались меня обмануть... — прошипел он, вновь хватаясь за рукоять уже спрятанного ножа, — я сделаю вас найду и убью медленно и мучительно.
Пять минут спустя две чёрные надувные лодки направились в сторону субмарины, по-прежнему зловеще маячившей поблизости, а орудие на ее носу всё так же целилось в «Пингаррон».
Тем временем команда «Пингаррона» собралась на палубе, с облегчением наблюдая, как немцы медленно удаляются, и все ещё не веря, что, вопреки ожиданию, все остались живы.
— Гребаный сукин сын!.. — выругался Сесар, нарушив молчание.
— Я чуть было не обделался, — признался Джек.
— Даже если бы с тобой это случилось, тебя бы все поняли, — заметил Алекс.
— Как там зовут эту сволочь?
— Гауптштурмфюрер Юрген Хёгель из гестапо, — ответил Райли с гримасой отвращения. — И надеюсь, что никогда больше его не увижу.
— А меня до сих пор колотит, — призналась Жюли.
— Вы сделали глупость, — проворчал Марович. — Нам следовало выдать их с самого начала. До сих пор не могу поверить, что мы рисковали жизнью ради парочки незнакомцев.
Райли повернулся к югославу и с укоризной посмотрел на него.
— Когда ты нанимался в мою команду, то знали, что это будет опасная работа, — ответил он, ткнув пальцем ему в грудь. — И порой дело стоит того, чтобы ради него рисковать жизнью. Особенно, если это твоя собственная жизнь.
Тогда француженка красноречивым жестом указала вниз.
— Капитан, так может, пора их?.. — неуверенно спросила она.
— Пусть пока посидят, — перебил Алекс, поняв с полуслова. — Подождём, пока немцы уберутся подальше... А кроме того, я хочу, чтобы наши пассажиры как следует подумали о своём поведении.
Когда наконец немецкая подводная лодка вновь погрузилась в воду и исчезла в глубинах, словно ее и не было, Алекс спустился в недра судна, за ним последовали Джек и Марко. Открыв люк между двумя трюмами — сейчас пустыми после разгрузки в Барселоне — они спустились вниз по трапу. Затем они направились в сторону кормы, осторожно пробираясь между шпангоутом, словно между железными ребрами огромного кита. Здесь стоял сильный запах масла и керосина; дышать было почти невозможно. Добравшись до переборки, отделяющей трюм от машинного отделения, они открыли тяжелые железные створки и оказались в помещении, где по обе стороны узкого прохода располагались два огромных топливных бака.
Не говоря ни слова, Райли поднялся по трапу правого борта, оказавшись на уровне верхней части бака, где помещался люк, через который заливали топливо, обычно герметично закрытый. Сейчас люк был открыт, внутри плескалось десять тысяч литров горючего. Кроме того, из отверстия люка высовывались два черных резиновых шланга.
Человеку со стороны — например, немецким солдатам — эти шланги могли показаться элементами системы подачи горючего. Но каково было бы их удивление, если бы они увидели, как в эту минуту капитан погрузил в открытый люк руку по самое плечо, и после нескольких рывков из бака вылетел большой бронзовый скафандр с тремя круглыми иллюминаторами и кольцом наверху; из-под грязного стекла, залитого горючим, на него смотрела пара испуганных, широко раскрытых зеленых глаз.