Вернувшись с базара, Жюли помогла Джеку выгрузить купленные продукты и разложить их в камбузе. Им помогала Эльза, несколько обиженная строгим приказом капитана ни под каким видом не покидать судно ни ей, ни Хельмуту. Эльзе совершенно нечем было заняться, оставалось только ворчать.
— Нас здесь все равно никто не узнает, — повторила она в третий раз, все еще надеясь убедить Джека. — Даже если бы мы лицом к лицу столкнулись на улице с самим Гиммлером, он бы не поверил, что это я.
— Мы не можем рисковать, — ответил тот. — Вы слишком бросаетесь в глаза, а если испанский патруль потребует у вас документы или даже просто заговорит с вами, мы можем попасть в крайне затруднительное положение. — И, подмигнув ей, добавил: — Трудно быть такой красавицей, правда?
— Как же мне надоело здесь торчать! — сказала она, срывая дурное настроение на пучке салата, яростно швырнув его на стол. — Мне просто необходимо выйти и глотнуть свежего воздуха. Если я задержусь здесь еще хоть на неделю, то просто сойду с ума...
Подойдя к немке, Джек накрыл ладонью ее руку, заставив взглянуть ему в лицо.
— Поверьте, — произнес он мягко, — ни о чем другом я так не мечтаю, как о том, чтобы пригласить вас сегодня вечером прогуляться по городу, сводить в самый изысканный ресторан Танжера, а потом танцевать с вами до самого рассвета, но... но нельзя. Это слишком опасно.
Эльза ничего не ответила, но, посмотрев ему в глаза, наградила такой чарующей улыбкой, что у Джека кровь застучала в висках.
— Джек! — внезапно окликнула его Жюли, нарушая это хрупкое очарование. — Куда ты положил апельсины? Ты их точно не забыл?
Повернувшись к ней, повар указал на низкий шкаф.
— Нет, не забыл, Жужу, — ответил он. — Они вон там, внизу.
— Мерси.
Увы, когда он вновь повернулся к немке, та уже была занята чем-то другим, и разговор ушел совершенно в другое русло.
— А кто эта Кармен, о которой вы тогда говорили? — спросила она.
Джек замялся, пытаясь подыскать слова и тонко намекнуть девушке, что это не ее дело, и при этом не оскорбить, но его опередила француженка, никогда не упускавшая случая посплетничать: ведь здесь, на судне, ей редко выпадала такая возможность.
— Ее зовут Кармен Дебаж, — пояснила она. — И она в некотором роде... Скажем так, она давняя подруга капитана.
— Подруга?
— Пожалуй, я неточно выразилась. Правильнее сказать — любовница, но они давно расстались.
Эльза поставила на полку большую банку консервированных сардин и с удивлением повернулась.
— Любовница, но не подруга. Любовница, которая давно уже не любовница. Как-то всё слишком сложно.
— Короче говоря, она проститутка, — откровенно заявил Джек. — И неиссякаемый источник неприятностей.
— Она не проститутка! — горячо возмутилась Жюли. — Просто дама для досуга.
— А какая между ними разница?
— Разница в том, что она сама выбирает, с кем ложиться в постель, и уверяю тебя, она весьма разборчива. Она отказала многим богатым мужчинам, которые предлагали ей кучу денег.
— Иными словами, куртизанка.
— Ты же сам знаешь, что это не так, — рассердилась Жюли. — Она много больше, чем просто куртизанка, и я не понимаю, откуда у тебя к ней столь маниакальная неприязнь?
Старший помощник «Пингаррона» покачал головой.
— Нет у меня к ней никакой маниакальной неприязни, — ответил он. — Я признаю, что она потрясающая женщина. Женщина, от которой у мужчин сносит крышу... К сожалению, один из этих мужчин — наш капитан, в этом-то и проблема.
— Ты же сам знаешь, что этого никогда не случится.
— Как знать...
В кают-компании повисла неловкая тишина, пока Эльза вновь не заговорила.
— Должно быть, эта Кармен необычайно красива?
Жюли небрежно махнула рукой.
— Ох, ты даже не представляешь, насколько! Говорят, будто ее отец — туарег из пустыни, а мать — индийская принцесса, которую он похитил из гарема, — прошептала она так тихо, словно их мог кто-то подслушать. — Я видела ее лишь пару раз, но сразу поняла, почему столько мужчин и женщин готовы проехать полсвета, чтобы провести с ней несколько часов.
— Женщин? — ошеломлённо воскликнула Эльза. — Она что, и с женщинами тоже?..
— О да, — поведала Жюли. — Я слышала, будто бы она может заниматься любовью как с теми, так и с другими. Говорят, даже звезды Голливуда специально приезжают в Танжер для того, чтобы... Короче, ты понимаешь, — закончила она с улыбкой.
От этих слов щеки немки вспыхнули стыдливым румянцем.
— Так ты говоришь, что она — любовница капитана Райли? — спросила она, не в силах сдержать любопытства. — Но, насколько я поняла из твоих слов, ее услуги стоят очень дорого и вряд ли ему по карману?
— Разумеется, — решительно заявила Жюли. — Однако наш капитан, — с гордостью пояснила она, — ей не платит. Возможно, он единственный мужчина на свете, который пользуется такой привилегией.
Эльза была искренне удивлена.
— Ты в этом уверена? И почему же?
Жюли посмотрела в сторону Джека, который в это время передвигал какие-то ящики в другом конце кают-компании, делая вид, будто ничего не слышит.
— Об этом лучше спросить у него самого, хотя сомневаюсь, что он ответит. Но могу сказать, — добавила она, понизив голос, — что шрам на левой щеке капитана имеет к ней самое непосредственное отношение.
Утомленный, все еще одурманенный запахом и вкусом секса, Алекс, растянувшись на огромной кровати, разглядывал причудливые арабские узоры на потолке. Несколько часов они медленно и неторопливо занимались любовью, понимая, что в этом деле главное — не результат, которого может достичь даже самый невежественный профан, а сам процесс — бесконечный путь от первого поцелуя до оргазма; чем более длинным, извилистым, неуловимым будет этот путь, тем дольше он останется в памяти. Пурпурные шелковые простыни сбились к ногам; они лежали, обнаженные, среди скомканных простыней и, несмотря на свежий соленый бриз, задувавший в открытое окно спальни, никто даже не подумал прикрыться.
Алекс лежал, подперев голову рукой. Он лениво взглянул на безупречное тело Кармен, разметавшееся рядом. Ее левая нога, согнутая безупречными треугольником, взывала к чувственным наслаждениям; из приоткрытых нежных губ вырывалось тихое ровное дыхание. Распущенные волосы падали на лицо, открывая великолепную шею с завитками волос. Он стал целовать и гладить эту шею, спускаясь к плечам, и затем поднимаясь к подбородку, исследуя каждый миллиметр кожи, чтобы вновь припасть к ее жадным губам — этой вожделенной гавани, к которой он всегда стремился сквозь шторма и бури.
С легкой улыбкой Алекс поднял правую руку и нежно коснулся пальцами бедра Кармен. Она вздрогнула и ласково куснула его в ответ. Алекс с ловкостью опытного моряка мигом запеленговал две розовые полукруглые, вершины, дерзко призывающие покорить их, и мысленно проложил к ним курс через бухту живота, ведущую к пупку, в оправе которого поблескивал рубин, отражая неверный свет колеблющегося пламени свечей. Вычислив угол и снос, Алекс кратчайшим путем быстро пробежал подушечками пальцев по навигационной карте Саргассова моря, каким была для него эта в высшей степени непредсказуемая женщина, войдя в нее однажды, уже никогда не сможешь или не захочешь покидать ее — как это случалось порой с судами близ таинственных Бермудских островов.
Алекс знал об этом — всегда знал, и помнил даже в эту минуту, когда, оставив позади пупок, провел ладонью по ее правому бедру — вниз, до колена. Власть Кармен над мужчинами была безгранична; казалось, она родилась с этим даром и прекрасно знала об этом, не переставая оставаться бесстыдно-откровенной и в то же время непостижимо-загадочной. Ее духи, наряды, сладкие речи были всего лишь атрибутами, и только самый недалекий и бесчувственный человек мог подумать, что секрет ее очарования — во всей этой мишуре, а вовсе не в исходящих от нее волнующих флюидах, благодаря которым она уже одним своим присутствием могла превратить человека в бездумную марионетку, готовую исполнить любое ее желание.
Но Алексу не было до этого дела.
Она была здесь, рядом, покорная любому его капризу, божественно прекрасная, какой только может быть обнаженная женщина, свободная от любых предрассудков.
Этого ему было достаточно.
Даже более чем достаточно. Она казалась средоточием плотских желаний всех времен и народов.
После той, первой ночи несколько лет назад, когда она промыла и продезинфицировала его рану на щеке, нанесённую разбитым стеклом, все женщины казались ему блеклыми тенями в сравнении с Кармен. Подобно любителю опия, которому предлагают жалкий кусок сахара, чтобы избавиться от зависимости, узнав Кармен, он уже не мог утешиться ни с одной другой женщиной, поскольку обнаружил — то, что прежде казалось ему вершиной блаженства, на деле — не более чем ничтожная мусорная куча в сравнении с гималайской вершиной.
Лишь однажды он спросил у нее, почему она выбрала его, прекрасно зная, что тот свой давний долг, когда он защищал ее честь, она давно выплатила сполна. Почему именно он, а не кто-то другой?
— А почему нет? — просто ответила она.
— Ты могла выбрать более богатого мужчину. Или более красивого...
— Конечно, — сказала она, ничуть не обидившись.
— Тогда — почему?..
Она вздохнула, слегка прикусив нижнюю губу.
— Ты задаёшь слишком много вопросов, Алекс, — серьёзно произнесла она. — А я не хочу на них отвечать.
После этого они больше никогда не возвращались к этой теме. Он понимал, что вступил в игру, чьи правила устанавливает она, а ему остаётся лишь безоговорочно их принимать. Точно так же, как принимают правила игры игроки в покер, сидя за карточным столом. Так что, если хочешь играть, морячок, тасуй, сдавай и отбивайся, а нет — так уступи место другому.
Но это случилось уже давно, много дней и много поцелуев тому назад, а партия все ещё продолжалась.
— Завтра ты отплываешь...
Перестав рассматривать потолок, Алекс взглянул на лежащую рядом женщину и увидел, что Кармен открыла глаза и теперь неотрывно смотрит на него.
Он не вполне понял, был ли то вопрос или утверждение, но в любом случае ответ бы не изменился.
— На рассвете, с утренним приливом.
Кармен понимающе кивнула.
— Я слышала, — произнесла она как можно безразличнее, — что ты прибыл в порт с пустыми трюмами.
Она замолчала, выжидающе глядя на Райли чёрными глазами.
— У тебя хорошие осведомители, — откликнулся он чуть резче, чем хотелось.
Кармен, однако, посчитала это за комплимент.
— В этом городе и в наши времена беспомощная женщина вынуждена использовать все возможности, находящиеся в ее распоряжении.
В уголках губ бывшего интербригадовца появилась морщинка, словно он улыбнулся в ответ на хорошую шутку.
— Ты отнюдь не выглядишь беспомощной.
— Просто у меня хорошие осведомители, — с улыбкой ответила она.
— И с каких это пор тебя интересуют мои дела?
— Твои дела меня вовсе не интересуют, Алекс. Хотя... я кое-что слышала.
Райли удивленно наморщил лоб.
— Слышала? И что именно?
— Ничего конкретного, — вяло отмахнулась она. — Слухи, сплетни... то да сё... Короче, ты сам знаешь, как это бывает.
— Представь себе, не знаю, — ответил Алекс, откидываясь на кровати.
— Возможно, это и к лучшему, — неожиданно серьезно ответила она. — Я просто хотела предупредить, чтобы ты был осторожен.
Капитан «Пингаррона» молча смотрел на роскошную куртизанку. Он прекрасно знал, что в ее постели бывают самые могущественные женщины и мужчины, и что перед лицом ее неотразимых прелестей за бокалом вина было раскрыто множество государственных тайн, которые их обладатели не выдали бы даже на смертном одре. А потому к услышанному из ее уст предупреждению, хоть и весьма туманному, следовало отнестись со всей серьезностью.
При этом он знал, что не услышит от нее больше не слова, а потому больше не стал ее допрашивать.
— Ну что ж, благодарю за совет.
Кармен растерянно заморгала, прежде чем ответить:
— Я бы возненавидела того, кто посмел бы тебе навредить.
Она произнесла это таким тоном, каким могла бы сказать своей экономке, что ненавидит грязные шторы. Однако за эти годы Алекс узнал ее достаточно хорошо, чтобы понять — это своеобразный способ самозащиты. Своего рода броня от неприятностей.
Как ни парадоксально, это кажущееся безразличие значило намного больше, чем если бы она в слезах бросилась к нему в объятия. Вот тогда бы он не сомневался, что она притворяется.
При мысли о том, что она за него беспокоится, на него внезапно нахлынула волна чувственного возбуждения, охватившая от затылка до гениталий; и рука, все еще лежавшая на колене Кармен, скользнула вверх, к манящей щели между ее бедер.
— У нас ещё несколько часов до отплытия, — прошептал он ей на ухо, нежно прикусывая мочку.
В ответ она слегка раздвинула ноги, приглашая использовать это время по назначению.
Подчиняясь этому деликатному намеку, Алекс вновь скользнул губами по ее шее, затем спустился к груди, обводя языком их темные ареолы, слегка покусывая соски, облизывая их и играя с ними, пока Кармен не начала выгибаться.
Затем, медленно и нежно, не отрывая губ, он стал покрывать поцелуями ее живот, продвигаясь все ниже, пока не добрался до лобка. Легкая тень курчавых волос в форме стрелы спускалась вниз, туда, где открывалась вагина — цветок с мясистыми лепестками, призывавшими войти внутрь.
Словно забыв о собственном вожделении, Алекс остановился на самом краю, едва лаская губами заветную впадину, легонько касаясь языком, оттягивая более тесное соприкосновение, а спазмы Кармен становились все сильнее по мере того, как росло ее возбуждение.
— Не будь таким мерзким, — выдохнула она.
Райли поднял глаза, встретился взглядом с Кармен и хитро усмехнулся.
Они столько раз занимались любовью, что Алекс знал наизусть все ее чувствительные места, и как их нужно ласкать, чтобы эта женщина, имевшая множество любовников, хотела его так, как не хотела никого другого. Он чувствовал себя старым пианистом, знающим, как зазвучит каждая клавиша под его пальцами задолго до того, как он ее коснется.
Кармен потянула его за волосы, привлекая к своим губам, чтобы слиться с ним в страстном поцелуе.
Она крепко стиснула его ягодицы, а затем резко толкнула Райли на спину, оказавшись сверху; оседлав его, она резко задвигалась, задавая ритм и глубину проникновений. Лежа под ней, он ловил губами ее груди, а она, встряхивая густой черной гривой, двигалась взад-вперед, задыхаясь от страсти, неотрывно глядя в янтарные глаза капитана, приближаясь к оргазму.
Кармен ускорила ритм — с каждым толчком все быстрее и быстрее. Наконец, в полном накале чувств она издала ликующий крик наслаждения, содрогнувшись всем телом и крепко прижавшись к Алексу; в этот миг он почувствовал, что тоже достиг экстаза. Не сдерживая больше своего желания, он излил в нее семя.