Карьера

22

Когда Олег Павлович попытался связаться «по внутреннему» с Логиновым, там не ответили. Помощник сказал, что у Ивана Дмитриевича Манаков с Кармановым.

Вызваны на полдевятого… Сейчас около десяти, значит, дело непростое, затянулось.

На вопрос, что с подписанием декларации, помощник ответил, что постарается выяснить и позвонит через полчаса.

Через сорок минут Нахабин сам вошел в приемную Логинова. Сухонький, немолодой, очень вежливый помощник — Григорий Савельевич — отделался кивком и уклончивой фразой: «Подписывать будут в 18.00. Если вообще… Будут?»

И сразу же углубился в свои бумаги.

— Он больше никого не вызывал? — резче, чем нужно, спросил Нахабин.

— К 12.15 будут мидовцы.

— Кто?

Григорий Савельевич промолчал.

— А про меня… Не спрашивал?

Помощник покачал головой.

— Я поеду…

— Будьте у себя, — сухо посоветовал помощник.

Олег Павлович хотел было уйти, как распахнулась дверь кабинета и в приемную вышел остроглазый Манаков с тяжелым, распаренным лицом. Как всегда непроницаемый, Карманов, следовавший за ним, еле удерживал целую кипу папок с документами.

Они наткнулись на Нахабина… Манаков посмотрел ему прямо в зрачки без смысла и чувства.

Нахабин отступил.

Карманов чуть оттер его плечом, и они вместе с шефом вышли из приемной.

Нахабин невольно посмотрел им вслед.

Потом решительно направился к двери кабинета.

— Олег Павлович! — недобро прозвучал голос помощника. Он уже набирал по «внутренней» Логинова. Очень негромко назвал его фамилию. Долго что-то выслушивал, кивал головой, потом чуть повысил голос.

— Я передам.

Повернулся к Нахабину и сказал раздельно, спокойно, бесстрастно.

— Принять не может. Быть у себя… Когда понадобитесь — чтобы были на месте. — И как менее важное: — Декларацией займутся другие.

— Так… Я отставлен, что ли… От них? — как-то по-мальчишески несерьезно возмутился Олег Павлович.

— А разве вам… Это еще — не ясно? — позволил себе удивиться Григорий Савельевич.

Нахабин медленно, еще машинально проверяя в уме сказанное ему, вышел из приемной.

Он шел по длинному, пустынному коридору мимо привычных высоких дверей, на которых были написаны только фамилии и инициалы. Такие знакомые, виденные много раз… Такие же привычные, как эти стены, ковровые дорожки и чистые белые длинные чехлы на них.

Он свернул к своему кабинету, прошел мимо секретаря, взятого из отдела кадров.

— Какие указания? Олег Павлович?

— Никаких! — как можно безмятежнее ответил Нахабин.

— Значит… Ложимся в дрейф? — попытался пошутить сподвижник Олега Павловича, но тот уже не слышал его.

Некоторое время он машинально перебирал новые бумаги на столе. Мелькнула мысль позвонить Карманову.

«Пойти в открытую?!»

Но в этот момент раздался звонок Тимошина.

— Посмотри сегодняшнюю сводку. — Да, да! Ту… — не здороваясь и не стараясь облегчить что-то неприятное, надвигающееся, проговорил задыхаясь Сергей Венедиктович.

Олег мгновенно нашел нужное место!

Несколько секунд Олег Павлович сидел, вытянув руки во всю длину своего немалого стола.

«Так! Поход Манакова с Кармановым ясен… Начато следствие? Какое к черту «начато». Кончено! Кончено уже давно… Только печать поставить!»

«Мидовцам», естественно, передаются гости. Для пережевывания — в сотый раз — пунктов и подпунктов, формулировок и гарантий… Пока объявится… Или не объявится этот… «Родственничек»? Корсаков!

А если даже с ним что-то случится (чего он не желал, видит Бог — нет!). Все равно наши идут по его следу. Самодеятельность и индивидуализм в нашем деле должны не только не одобряться… А наказываться! Преследоваться! Он всегда это говорил! Только путаница… От подобных Дон-Кихотов!

Галя… Галя! Ой-ой-ой! А что… Галя? Они же не расписаны! Будет ей что вспомнить — роман с «таинственным» мужчиной в ранней молодости! Уж скорее тетка… Тетя Женя…

А что если сейчас махнуть на все, да поехать к ней… Все рассказать?

Что рассказать? Она и так… все знает. Знает — больше него! Ведь этот Айзик, Жигач, Лина. Вся эта темная компания…

Нет! Не все она знает!

Нет!

Да, наверно… И не надо — добивать старуху?! У нее он тоже, кстати, не прописан. Так что «конфискация имущества» ей не грозит!

Если, конечно, не захотят… Очень!

Жена? Как у Чехова. «Попользовалась!»

До Гали ей ни в чем отказа не было.

А потом, может быть, еще больше! Старался загладить вину?

Какую вину? Чью вину?

«Что никогда не любил? Разве только первые два-три месяца…»

Потом разжирела, одурела. Помешалась на всяких ясновидцах, биополях…

«С ее-то… Умишком!»

— Да и вообще, — он даже рассмеялся. — Выпустят ли его из здания?!

Догадка, минуту назад казавшаяся столь нелепой, сумасшедшей, сейчас стала такой естественной, такой простой.

Он схватился за первый попавшийся телефон. Потом за другой…

Потянулся к третьему.

И понял… Что ему некому звонить!

«Уже некому!»

Почти неслышно открылась дверь, и вошел Иван Дмитриевич.

Лицо Логинова было задумчивое, просветленное. Только бледнее обычного…

Нахабин машинально посмотрел на часы.

Неужели прошло больше часа? Значит, мидовцев он уже отпустил? Да и были ли они вообще?

Логинов прошелся по кабинету, поднял глаза на потолок… На шторы, как будто был здесь впервые.

Тронул белоснежную салфетку, которой были прикрыты три бутылки с «боржомом».

Оглянулся… Олег Павлович понял, что это была не просьба открыть «боржом».

Нахабин опустил голову.

Ему захотелось упасть на колени перед этим человеком, который всегда верил ему… Но в то же время Олег знал, что, веря, принимая, даже любя его, Логинов будет к нему особенно безжалостен.

— Манаков с Александром Кирилловичем был… У Самого! Страшный гром только слышался. — И добавил тише: — Все подтверждено. Документировано… Сегодня на Секретариате… — закончил Иван Дмитриевич, — мы этот вопрос… С тобой! Закроем!

— Да! — согласился Олег. — Естественно.

Логинов резко отмахнулся. Это было странное движение, вбок от себя, словно он хотел отогнать что-то почти реальное.

— Не хочу больше об этом! — буркнул Логинов.

Он пошел вдоль стен, еле слышно насвистывая.

— Что за тип? У тебя в предбаннике?

— Помощник… Новый, — быстро ответил Нахабин.

Глаза Логинова сузились, почуждели.

— Из этих? Из твоих… «Новых»?

Олег в растерянности пожал плечами.

— Кадры… посоветовали.

— Все проверю! — вдруг крикнул Логинов. — Всех! До единого!

И тише:

— А Тимошин… тоже? Не знал? Ведь не мог не знать? А?

Он уже оказался рядом с Олегом.

— Ну?! Правду!

— Не знаю… Честно — не знаю!

Логинов закрыл глаза, пошатнулся. Снова отошел к окну. Рванул фрамугу.

— «Честно…» — прошептал он. — О чести вспомнил?!

Он стоял неподвижный, собранный.

— Ты не думай, что я… Из-за твоих «штучек»? Зашатаюсь…

— Я… И не думаю, — покорно ответил Нахабин.

— Нет! Ты все-таки надеешься! — резко обернулся к нему Логинов. — Не советую! Не жди — ни слова… В свое оправдание!

Он откинул тяжелый стул от длинного стола. Крепко, надолго, сел.

— Ты-то… Кто был у них? Прикрытие? «Фигура давления?» Твоей же подписи… Нигде на выездных документах — нет! И не могло быть?!

Нахабин опустился в кресло, потянулся к сигарете.

— Ну! — рявкнул Логинов.

Олег теперь сидел не шелохнувшись. Осторожно, с трудом, словно у него занемели мышцы, кивнул на телефон.

— Так и думал! — Логинов отбросил из-под себя стул, так, что тот с грохотом свалился на пол.

— Сколько?

— Что… Сколько?

— Сколько тебе — с этого?! — он показал на телефон.

— Ничего! Мне… — поморщился Нахабин.

— Как это… «Ничего»? Так — «не бывает»! Это не серьезно! Это…

Олег Павлович откинул голову и непривычно легким голосом начал:

— Ну, если в общих чертах… Вам ведь все ясно? Все известно! То… Тогда дальше понять нетрудно? Мне лично ничего! Я — как бы «над системой»! В особо сложных случаях — мой звонок. Тогда искали как-то отблаго… Слово какое-то… другое!

— Бриллианты? Золото? — Логинов не верил, но спрашивал с почти жадным любопытством.

— Нет! — слабо улыбнувшись, покачал головой Олег Павлович. — Переводы на швейцарские банки. Но это не все…

— Так что же?! Еще?

— Музейные вещи. Произведения искусства. Ну, что-нибудь… уникальное! Такие вещи не доверишь кому-нибудь! Нужно было перевезти самому. И не раз…

Логинов дернул кадыком.

Попытался налить себе воды, у него это не получилось. Он покраснел…

Нахабин попытался помочь ему, но тот почти оттолкнул Олега.

— Отойди от меня!

Крик Логинова был жесток.

— И вся… Все?! Всю эту… утварь? Там! Уже!

— Почти… Жигача пристрелили, — он кивнул на папку ТАССа. — Последнее. Самое ценное…

Логинов медленно поднял упавший стул. Долго вытирал сиденье ладонью. Наконец сел. Закрыл лицо руками.

— И… Еще старуха! — Приглушенно, словно ему что-то мешало, сказал: — В тридцатые годы… Я знал двух… «Прекраснейших, лучших женщин! Не от мира сего!» Тебя еще и на свете… Не было!

Олег молчал.

— И обе они… Были для меня олицетворением. — Он замолчал. — Той жизни… Той… культуры, что ли… Света — того! Который мы должны были создать!

Он снова поник и постарел.

— И на тебя, Олег! — тихо сказал он. — Их свет каким-то краем, да падал. Всю жизнь! Что я тебя помню…

Он отвернулся.

— Неужели? Одна из них…

Олег Павлович резко поднялся.

— Нет! Нет! Она… Вообще не в курсе! Она — несчастная женщина. Это все где-то за ее спиной! — Нахабин кричал, размахивал руками.

— За ее… Спиной? — оборвал его крик Иван Дмитриевич. — За ее спиной!.. Мафия! Ювелир! Жигач! Дочка ее, авантюристка… Все — за ее спиной?!

Он вздохнул.

— Даже ты…

Нахабин отвернулся. Решался: «Сказать? Или все-таки… нет?!»

— Галя на четвертом месяце… — неожиданно сказал Нахабин. — Беременна.

Логинов не шелохнулся.

— Вот почему мы тогда… Так спешили представиться деду! — пояснил Олег Павлович.

— Еще один подарок! Старику, — без выражения отметил Логинов. И добавил: — И отцу с матерью… Тоже!

— Мать… знает.

— Если бы над тобой был суд…

Иван Дмитриевич почти попросил:

— Надеюсь…

Нахабин положил голову на руки и сидел так долго, не шелохнувшись. Без единой мысли в голове.

— Вы же — царь! Иван Дмитриевич… — против воли произнесли его губы.

— Нет! Не царь! — поднял на него взгляд Логинов. — Если бы был царем… Отрубил бы тебе голову! И никто бы не удивился! Не шелохнулся! Все в порядке вещей было бы…

Он с трудом договорил фразу.

— Нет! Ты не знаешь, что такое царь… — еще тише добавил он.

— Конечно. Он — «помазанник божий»? — попытался шутить Олег.

— Вот именно, — скривил губы Логинов. — У него хоть было перед кем грехи отмаливать?! Кому поклоны за неправедность отбивать?! А мне?.. «Самому» — Генеральному? — Не дождешься!

Его лицо стало жестким, каким-то татарским…

— Выходит… Так? — попытался поддержать Нахабин.

— Так? Да не так! — огрызнулся Логинов. — А ты ведь не веришь? Что тебе конец?! — неожиданно прямо в глаза выпалил Иван Дмитриевич. — Молод? Да? «Жизнь играет»? Или… На какие-нибудь связи? Рассчитываешь…

Он перекинулся через стол и крикнул: — Нет! Нет! Уже твоих связей! Порвали их Корсаков с Манаковым… В клочки!

— И вы? Тоже? — тихо, догадываясь, еле-еле усмехаясь, сказал Олег Павлович. — Логинов не ответил.

— Ах, Иван Дмитриевич! Я же… «свой»! Ваш! Сын, племянник… Ближе! Выкормыш ваш! Продолжение ваше… И плохого, и великого. Всего-всего… Уж кто-кто как не я вас знаю! И вы — меня! Ежели — по совести? В последнем, может, разговоре? Иван Дмитриевич! Я ведь отца не знал… Вы мне его заменили! Я, может… Именно этого слова «сынок» всю жизнь от вас ждал! Хоть и не принято здесь! Не положено! Не те отношения! Но ведь — по душе-то? Это — так?! Себе-то вы не сможете…

Олег замолчал, потому что с какого-то момента почувствовал, что Логинов уже не слышит его слов.

Не доходят они до него.

— Болтовня! Все болтовня! — спокойно сказал Иван Дмитриевич и встал. — Смогу!

На вопросительный, испуганный, какой-то собачий взгляд Нахабина объяснил почти спокойно:

— Смог… Уже! Неужели думаешь, что без моего согласия Манаков с племянником на тебя всех собак спустил? Месяцами… По твоему следу могли идти?

— Месяцами?! — машинально, оторопело переспросил Нахабин.

— А как… Ты думал? Разве за два-три дня… Такое вскрыть? Да еще так, во всех подробностях! Прямо хоть к прокурору подшитое дело неси!

— «Без вас…» — повторял и повторял Олег Павлович… — «Без Вашего…» Ничего бы не было?! Хоть они тут бы на стену бросались…

— Вот именно… На стену!

Логинов встал у угла нахабинского стола. Засунул руки в карманы. Раскачивался на каблуках, готовясь к последней части разговора. И тогда Олег Павлович Нахабин не сдержался.

— Значит, все-таки старик Корсаков?! — затравленно глядя на вчерашнего покровителя, благодетеля, зло спросил Нахабин.

— «Старик»?

Логинов теперь даже не смотрел в его сторону.

Только все более явственная бледность покрывала его лоб, щеки, узкие губы…

Даже его очки казались Нахабину теперь какими-то матово-мертвыми…

— А ты знаешь… Сколько мне лет? — неожиданно, после молчания, спросил Логинов. Он внимательно разглядывал носки своих черных, блестящих башмаков.

И сам же ответил: — На следующий год — семьдесят три! У меня уж мало времени! И на свои-то… Заботы осталось!

Добавил почти шутливо: — Как говорится — «с гулькин нос»! Так же стремительно, неожиданно, как появился, он вышел из кабинета.

Перед глазами Ивана Дмитриевича мелькнула какая-то знакомая фигура в нахабинском предбаннике, распахнувшая перед ним дверь…

Потом долгий, неправдоподобно-долгий, как ему показалось, коридор…

Неожиданно он остановился, увидел, что такой знакомый коридор, оказывается, на повороте упирается в уступчик, кончающийся окном.

Там стояли два простых, аккуратно поставленных (как в казарме, почему-то мелькнуло у него)… Два простых, крепких стула.

Иван Дмитриевич, зачем-то оглянувшись, подошел и выглянул в высокое окно, за которым были видны только верхушки деревьев старого бульвара.

Неожиданно перед самыми его глазами, ударяясь и ударяясь в теплое, чистое, солнечное стекло, начала биться небольшая птичка…

Она вспархивала и махала мелко-мелко крыльями… Стучала желтым клювом в стекло… Словно стараясь попасть в лицо Ивана Дмитриевича.

«Ударить! Клюнуть… Прорваться к нему?..»

Логинов инстинктивно сделал шаг от окна, а птица все билась и билась в широкое, старинное, добротное непробиваемое стекло. Он отвернулся. Замер…

«Неужели и впрямь… так сильна власть этих вещей?! Драгоценностей?! Золота? «Антиквариата»?! «Произведений ювелирного искусства»?!

Ведь это же — «побрякушки»! И именно они? Стали сегодня, сейчас… В годы его старости… Смыслом и целью жизни тысяч и тысяч! Сильных, умных, хитрых… А иногда и безжалостных людей?!

Они скупают, рвут, торгуются… Вырывают, спекулируют чем попало! И видят высший смысл — «во всем этом»?! Что, как казалось ему, Логинову, давно ушло?!

Все дело — в золоте?! В самом древнем? В самом простом!

«В злате»?!

Логинов почувствовал, что говорит вслух…

«А как же тогда… Он? Он-то, Ванька Логинов, держал все эти побрякушки, перебирая стол брата. Но ведь не польстился! Брезговал ими даже! А теперь — за них продается все! Погоны, звания, посты… Целые районы… Да что там районы! Если те, в бесконечных генеральских звездах, сами хватают, тащат, выторговывают, чтобы закрыть глаза на все! На счета в швейцарских банках, на вывоз валюты, на национальные достояния… Аж до Алмазного фонда добрались! Куда тогда — дальше? Когда всему — на их черном рынке! — есть твердая цена. Даже партийному билету! С Ленинским профилем красная книжка — что она для них?! Когда какая-нибудь мразь в форменной фуражке берет десяток тысяч в валюте, чтобы выпустить любого преступника за кордон — сам и отправит, и в самолет посадит…»

Иван Дмитриевич зачем-то полез в карман, но там, кроме связки ключей, ничего не было. Он постучал ключом по окну, словно играл с птицей.

Потом ударил сильнее… И птица вдруг соскользнула с подоконника… Упала, исчезла… растворилась, то ли в городе, то ли в его сознании. Он сел на один из стульев с прямой спинкой. На тот, что ближе к окну… Он еще чего-то ждал! Чего? Он не мог бы сказать точно.

— Иван Дмитриевич!

Крупная женщина в черном сарафане, в пышной идеально-белой кофточке (делопроизводитель какого-то отдела?) стояла над ним.

— Вам… Нехорошо?

— Почему? — вздрогнул он.

Она странно посмотрела на него.

— Что? Что-нибудь… Случилось? — резче спросил Логинов.

Она оглянулась, оживилась.

Вдали коридора кто-то быстро переходил из одной комнаты в другую. Кто-то пробежал к лифту…

— Вы только не волнуйтесь! — То ли от волнения, то ли от страха зашептала ему эта крупная женщина. — Дело в том… Что товарищ Нахабин… Олег Павлович! Скончался.

Она замерла, не поняв, почему это известие не произвело должного впечатления на Логинова.

И добавила, приблизившись к Ивану Дмитриевичу:

— Застрелился! Прямо у себя в кабинете… Вы представляете?!

«Не мог где-нибудь… На даче! Опоганил стены…» — только и мелькнуло в голове Логинова.