Глава 50. Носков много не бывает

Я шёл по замку, направляясь в гриффиндорскую гостиную. Пешком. Если нет необходимости куда-то спешить, по Хогвартсу имеет смысл перемещаться именно так: возрастает шанс заметить что-то интересное или требующее моего внимания.

Тридцать первое декабря. Несколько часов до нового года. Ужин сегодня был праздничным.

Дурсли прислали мне открытку. Совой. Очевидно, оценили способ доставки моего подарка на Рождество и сделали ответный жест. Наверное, тетя Петуния припомнила кое-какие выходы в волшебный мир, из детства, когда жила с обучавшейся в Хогвартсе сестрой. Всегда подозревал, что тётя с дядей — адекватнее, чем кажутся, просто на них кто-то серьёзно давит.

Я тоже отнёс сегодня подарок, на южное побережье в деревню с приметным домом-ладьёй. Открытку и пакетик с семенами хрустальных трав. Что-то мне подсказывает, что платина и бриллианты оставят эту девочку равнодушными.

Луна ожидала меня во дворе с таким видом, будто мы созвонились о встрече пару минут назад.

— Вот, отнеси мой подарок в ответ, пожалуйста, — сказала она, не давая превратиться в человека. — И передай этому недогадливому мальчику, что леди Ровене можно доверять.

Подарком оказалась корзинка с ещё тёплым печеньем домашней выпечки. К печенью прилагался детский акварельный рисунок, на котором вполне узнаваемая леди вела беседу с вашим покорным слугой в комнате с незнакомой обстановкой.

Печенье, которого было многовато для одного человека, пригодилось в этот же день. Мы с Филчем устроили чаепитие по случаю праздника и успешного окончания первоочередных отопительных работ. То есть, Филч ещё не знал, что я успел завершить работы на Слизерине сегодня ночью, да и вообще мог лишь догадываться о моей причастности к происходящему. Но нужно ли нам конкретное знание, чтобы отпраздновать тёплый Новый год хорошим чаем с печеньем?

Поглощая оказавшиеся неожиданно вкусными песочные фигурки самых разных форм, я обдумывал одну важную мысль. Мой небогатый опыт общения с Луной показал, что она ничего не говорит и не делает просто так. Всему можно найти объяснение, нужно только присмотреться повнимательнее или подождать. И в нашей сегодняшней встрече я пока что не смог понять только одно слово.

— Вы случайно не влюбились, мистер Поттер? — в шутку спросил Филч, когда я надолго замолчал.

— Всё может быть, — не стал я предсказуемо отнекиваться. — Хотя мне вроде пока рановато?

Филч довольно рассмеялся.

— По крайней мере, печенье она делает превосходное, — продемонстрировал он свою проницательность.

— Скажем так. Мне с ней очень легко. Это всё, что я могу сказать после двух коротких встреч.

— Тогда действительно, торопиться с выводами рано.

Пожалуй, Филч прав: встреч как-то маловато. И эпитет «недогадливый» ну никак не хочет стыковаться с её словами о Ровене. Наверное, не стоит дожидаться праздничных поводов и…

* * *

От приятных воспоминаний меня отвлёк свет в одном из пустующих классов. Я уже поднялся на нужный этаж и следовал по коридору, ведущему ко входу с Полной Консьержкой. Необычное, мерцающее голубовато-белое сияние, выбивающееся из-под неплотно прикрытой двери — будто кто-то смотрит в комнате чёрно-белый телевизор. Я бы прошёл мимо — мало ли кому из преподавателей или старшекурсников нужно что-то сделать в одиночестве — но этот свет и именно из-за этой двери я наблюдаю уже не первый вечер. Собственно, этот феномен поселился здесь с самого начала каникул, и я вижу его всякий раз, когда прохожу мимо пешком.

Пожалуй, стоит всё же заглянуть и убедиться, что в комнате всё в порядке. Я приоткрыл дверь.

Пустой заброшенный класс. Мебель вынесена — оставлены лишь две сломанные парты да несколько стульев. И ещё странный предмет: то ли ростовое зеркало на подставке, то ли средневековая раскладная ширма — подробнее не разглядеть, потому что контровый свет непонятной природы выбивается как раз из-за этого предмета.

Я вошёл в класс и приблизился к непонятному объекту. Зеркало. Старое, пыльное, в позолоченной резной раме. На верхней кромке поблёскивает какая-то надпись. Равнодушно скользнув взглядом по поверхности, я было хотел заглянуть за него, но замер: надпись была на Син-Талише.

Av-Siilaneh kan…

Дёрнулась Мира. Виски пронзило болью. Идиот! Нельзя читать «внезапно очень важные надписи» на непонятных предметах, не защитившись. Сам же сдавал этот зачёт при регистрации на анимага…

Я попытался отвести глаза, но у меня ничего не получилось. Зрачки медленно, но неумолимо тянуло к центру зеркального полотна. Я напряг волю и попытался подключить к процессу ноги и руки. Ещё раз дёрнулась Мира. Наверное, она что-то перестроила в своей сети, потому что мне удалось отвоевать половину пути назад.

Видимая глазами картинка судорожно дёрнулась, на мгновение стала пёстрой, а потом я поймал капитальный глюк: в зеркале появился Дамблдор в детской фланелевой пижаме, умилённо перебирающий стопку разноцветных шерстяных носков.

Ещё раз перекосило зрение, после чего меня больно уколола жемчужина под правым ухом. И, почти без паузы, укол последовал от обеих жемчужин сразу. *Так* глубоко меня в Хогвартсе ещё не пробивали.

Жемчужины прижались к ушным раковинам, сигнализируя «уход на перезагрузку»: после пробоя ложного разума в одной из жемчужин, второй требуется время на приведение системы в порядок. Защитный артефакт в этот момент бесполезен. То, что меня атаковало, сейчас озадаченно просматривает полученное из сознания-обманки. Через несколько мгновений оно разберётся в увиденном, отбросит подделку и вернётся к почти вскрытой башке одного любопытного идиота.

Меня охватила холодная ярость. Да что ты себе возомнил, кусок протухшего корма для короедов? Зачерпнув любовно приготовленную для директора картинку из Хаоса, я дождался начала новой атаки и от души харкнул детализированным зрелищем навстречу. Жри, не обляпайся!

Зазеркалье взбесилось и пошло хаотичной рябью. Рама дёрнулась и попыталась отодвинуться, но я упорно удерживал разрывающий рассудок образ перед глазами. Что-то беззвучно сверкнуло, и полированная поверхность стала чёрной. Совсем. Таинственный свет за рамой тоже погас.

Я обессиленно упал на четвереньки. Самому бы теперь переварить свою же собственную стряпню. Оттаяли жемчужины. Шевельнулась Мира, выстраивающая новую защитную сеть. Одно утешает: она получает боевой опыт и реально совершенствуется в таких схватках.

Преодолевая дрожь в коленках, со второй попытки я поднялся на ноги. Меня подташнивало. Еженедельные «пробежки» в Хаос тренируют рассудок, но одно дело, когда тебе это показывают извне, и другое — самому транслировать «из себя». Устрою себе длинные выходные в Саргасе. Завтра Новый год, можно поспать подольше.

Я присел на старый стул, собираясь с мыслями. Уйти бы в Замок прямо отсюда, но какое-то неясное чувство останавливает меня от этого шага. Я с подозрением посмотрел на коварный кусок интерьера. Казавшаяся идеальной, амальгама теперь выглядела выветренной, частично отслоившейся и потускневшей. Зазеркалье оставалось чёрным и мёртвым. Что там было написано? «Я показываю не…». Я осторожно покосился на верхнюю кромку. Теперь там была обычная надпись по-английски, вырезанная идущими в обратном порядке буквами: «Я показываю не твоё лицо, но твоё самое сокровенное желание».

Я вздохнул. Надо же было вляпаться в такую ловушку. Китаец там увидел бы иероглифы, русский — кириллицу. Не думаю, что я латентный мазохист и скрытно желаю побольше подобных спаррингов. Скорее, если судить по силе атаки, эта дрянь во время показа «самого сокровенного» что-то делает с разумом доверчивого растяпы. Кто, интересно, оставил настолько опасную вещь в двух поворотах от гостиной Гриффиндора? Неужто запретный коридор решили переместить поближе к нерадивым зрителям?

— А я думаю, кто же это здесь ходит? — добродушно раздалось сзади.

Голос не был неожиданным: приближающиеся шаги я услышал секунд за десять до того.

— Добрый вечер, господин директор, — я спокойно повернулся к стоящему в дверях Дамблдору. Аура есть, это не боггарт. — Вот, набрёл на необычное зеркало в пустом классе.

Можно ли вменить мне в вину порчу ценного артефакта? Если это вообще свяжут со мной, то… Извините, но если вещь настолько ценная, почему стояла незапертой и напала первой? Я её даже пальцем не тронул, между прочим. Ведём себя естественно: зашёл, а тут какая-то чёрная рама стоит. Что вы говорите? А как должно было быть?

Дамблдор улыбнулся.

— И ты, как и многие сотни людей до тебя, обнаружил источник наслаждения, скрытый в зеркале Еиналеж.

Директор подошёл ближе и присел на соседний стул. Выдвигать претензии он почему-то не спешил. При чём тут наслаждение?

— Это его название? — переспросил я, пытаясь потянуть время.

— Можно сказать и так, — директор окинул взглядом почерневшую амальгаму, после чего посмотрел на верхнюю часть рамы. — Я надеюсь, ты уже понял, что показывает это зеркало?

Мне кажется, или он и вправду не замечает, что зеркало больше ничего не показывает?

— Судя по той надписи сверху — что-то вроде сокровенного желания.

Я с трудом не ляпнул «лживой надписи». У меня крепнет ощущение, что артефакт не сломался. Просто почему-то не работает именно для меня.

— Простая загадка, правда? — печально усмехнулся Дамблдор. — Каждый видит здесь то, чего ему не хватает. Кто-то — успехи в учёбе, кто-то — победы в квиддиче. Одни рассмотрят за стеклом желаемое будущее, другие — недостижимое прошлое.

— Наверное, это здорово — побывать рядом с собственной мечтой хотя бы так, заглядывая в окошко, — ответил я нейтрально. Без сомнения, директор что-то видит на «пустом экране», в отличие от меня.

— Главное — не приходить к этому окошку слишком часто, иначе можно остаться у стекла навсегда, — негромко заметил Дамблдор. — Оно не даёт нам ни знаний, ни истины, ни цели. Только то, что ты хочешь увидеть. Многие люди сломали себе жизнь, стоя перед зеркалом и будучи не в силах оторваться от несбыточных грёз. Другие сходили с ума, полагая, что видят своё будущее, которое неизбежно наступит, нужно лишь его дождаться.

Он вздохнул и посмотрел на меня внимательно.

— Судя по твоему виду, ты воспринимаешь увиденное правильно, — удовлетворённо кивнул директор и повернулся к зеркалу. — Не расскажешь старику, что там показывают? Неужели только твоё собственное отражение, как и положено самому счастливому человеку на Земле?

Всё ещё хуже, доктор, подумал я, глядя на чёрную поверхность. И внезапно вспомнил сон, увиденный в ночь перед Рождеством — как раз после того, как дал моей защитнице имя.

— У меня странные желания, господин директор.

— Скажу тебе по секрету, сокровенные желания — всегда странные. У кого угодно, даже у меня.

Я вздохнул. Ну ещё бы. Если бы мне кто сказал, что его сокровенное желание — воевать за идеалы или вкалывать на стройках светлого будущего, я бы перестал ему верить. Ладно, вы сами попросили.

— Я вижу компьютерный класс, профессор. Здесь, в Хогвартсе.

— Что, прости?

— Есть такие машины у маглов, умеют очень быстро и безошибочно считать, — я всмотрелся в черное стекло. — Вот, прямо сейчас в этом классе идёт урок Теории зельеварения. Второкурсников обучают расчёту комплексного противоядия. Каждому выдан случайный набор из двух-трёх ядов, и задачей стоит рассчитать рецепт противоядия. Ключевой алхимический ингредиент, оптимальный состав вторичных компонентов… ну, вы знаете.

— Это очень сложная задача, Гарри, — нахмурился Дамблдор. — Её изучают факультативно на седьмом курсе.

— В том-то и дело, что на компьютере с нею справится даже второкурсник. Конечно, если программа уже имеется. Ну… тут как с палочками: изготовить их может лишь опытный мастер, но пользуются даже дети.

— Гм… Надо признать, ты умеешь удивлять. Я почему-то думал, ты увидишь своих родителей.

— Так может, я их и вижу, только не знаю, что это они, — пожал плечами я. — Вот, скажем, эта женщина, что ведёт урок, вполне может быть моей мамой.

— То есть, как это не знаешь? А разве тебе… — Дамблдор досадливо крякнул. — Совсем дела замотали… А как эта женщина выглядит?

— Молодая, добрая. Рыжие длинные волосы. Яркие изумрудные глаза.

Дамблдор молчал. Я не придумывал: мне и впраду приснилось именно это.

— Гм… А что же Северус? — спросил, наконец, директор.

— О, профессор Снейп кошмарит шестой курс в подземельях, — улыбнулся я. — Точнее, уже не кошмарит. После того, как новая преподавательница взяла на себя младшие курсы, мастер Снейп преобразился. Ему больше нет нужды «возиться с идиотами» — только с теми, кто сознательно выбрал его специализацию. И младшие курсы от этого тоже выиграли: добрая профессор умеет объяснять азы и увлекать зельевой кулинарией.

Я смотрел вдаль, не видя ни зеркала, ни комнаты, ни директора. И, грустно улыбаясь, добирал остаток сна.

— Иногда они встречаются, чтобы обсудить вопросы обучения… И если бы кто спросил моё скромное мнение — они подходят друг другу, — я вздохнул. — Но это определённо уже не мой сон.

Молчание затягивалось. Я обернулся. Дамблдор завороженно пялился в проклятую стекляшку. Умеет же он разрушить очарование момента. Надо его как-то пнуть — мне только поехавшего директора не хватает.

— А что видите вы, господин директор?

Старик моргнул, вздохнул и отвёл глаза от «экрана».

— Шерстяные носки, Гарри. Обычные шерстяные носки. У человека не может быть слишком много шерстяных носков. Но мне почему-то никто никогда их не дарит. Одни только книги.

Он поднялся, вынуждая встать и меня.

— Завтра зеркало перенесут в другое помещение, — сказал он. — И я прошу тебя, Гарри, больше никогда и нигде его не искать. Нельзя цепляться за свои мечты и сны, забывая о настоящей жизни. А сейчас, почему бы тебе не вернуться в свою спальню?

— Спокойной ночи, профессор.

Как бы потоньше намекнуть миссис Уизли, куда именно ей следует направлять свой нерастраченный ткаческий креатив?

Загрузка...