Кастелян

Глава 63. Fais ce que dois

— Что будем делать, Поттер? — стоящий рядом со мной Вуд мрачно взирал на шедевр директорской мысли.

Прошло ещё два месяца.

К середине января ударили сильные морозы. И как-то так получилось, что в спальнях на Хаффлпаффе теперь было холоднее, чем на остальных факультетах. Я уже начал было обдумывать, как организовать тихую сдачу своей персоны Помоне, но она меня опередила. Толстый Монах ли нашёл способ ей намекнуть, а может, Хогвартс Снейпу разрешил поделиться сведениями — Спраут вызвала меня на приватный разговор и принесла клятву, аналогичную снейповской.

Хаффлпафф оказался самым дружелюбным в плане доступа. Мне хватило одного разрешения от Спраут под факультетским дубом, чтобы получить право входа и в подземелья, и в саму гостиную. Разрешение было бессрочным.

Не следует, впрочем, полагать барсучат беспечными или, тем паче, недалёкими. Без надзора на их территории я никогда не останусь: там, где есть хоть один барсук, очень быстро может появиться весь Хаффлпафф. Что касается недалёкости, скажу: дураки *так* дружить не могут. Это я вам как живущий на Гриффиндоре утверждаю. Барсуки мудры и внимательны.

Нужно ли говорить, что тепло на факультете было восстановлено в кратчайшие сроки. Расслабиться мне, однако, не дали: требовалось подать тепло и в теплицы. В настоящий момент они обогревались теми самыми буржуйками со складов, однако это требовало постоянных круглосуточных дежурств.

Тепловодная линия в парники пролегала под землёй, в тоннеле, выходящем за стены замка. Поскольку специального доступа для теплиц не требовалось, часть работ к этому моменту уже была сделана. У парников, однако, были две дополнительные проблемы: во-первых, нуждались в восстановлении стационарные утепляющие чары на стеклянных стенах, иначе централизованный обогрев будет малоэффективен; во-вторых, теплоподачу в парники следовало сделать регулируемой, причём автоматически. Это люди могут потерпеть или пересесть подальше, если им холодно или жарко; растения — не могут.

Утепляющими чарами сейчас занимался Флитвик. Не будучи в состоянии восстановить стационарный вариант от Основателей, он наколдовывал свои и приходил подновлять их раз в две недели.

Автоматы регулировки тепла, ввиду срочности, были закуплены готовые, в Средоточии, и адаптированы к сети Хогвартса. С чарами утепления же мы решили не форсировать: вариант Флитвика тоже работает, весна не за горами — я просто буду заменять его на стационарные плетения по одному парнику в неделю, имитируя «пробуждение» обслуживания от замка.

Кроме того, пришлось позаботиться об отоплении зверинца, хотя, поскольку он находился под землёй, наступившие морозы добирались до него медленно. Также тепловоды дотянулись до планетария.

Последней работой стало благоустройство личных покоев Спраут. Это единственный преподаватель, который попросил меня об этом. Снейп не выразил желания впускать меня в своё жильё, а Филчу я затеплил коморку ещё в ноябре — его жилище являлось частью учебного этажа.

На этом восстановление теплотранзита было решено остановить до лета. Проблемы оставались на половине площадей замка, но это были малообитаемые площади. Мне следовало сделать паузу и посмотреть, какие косяки вылезут со временем. Чем меньше я сейчас починю ненужного, тем меньше потом переделывать лишнего.

Помимо ремонтных работ, у меня были ещё две добровольных нагрузки.

Во-первых, я начал обучение у леди Ровены. Однако это требует отдельного обстоятельного рассказа.

Во-вторых, я вёл регулярную переписку. Раз в два-три дня составлял письмо о том, что мне хотелось рассказать, и носил в дом-ладью на южном побережье.

Когда бы я ни прилетал, Луна ждала меня с готовым ответом, не позволяя обращаться в человека. Иногда это была выпечка или какое-то другое приготовленное ею блюдо: запечённая рыба, салат из редисок-цепеллинов, душистая травяная смесь для заваривания чая или что-то подобное. Иногда — созданные ею амулеты из подножного материала, которые вызвали бы презрительный смех у сорока девяти человек из пятидесяти, но заставлявшие меня замирать от открывавшейся второму зрению картины.

Но чаще всего она передавала рисунки. Обычные детские акварельные рисунки, без особой художественной ценности. Больше всего — со странными животными и растениями, или с удивительными местами и видами. Если картинка меня чем-то трогала, я обязательно упоминал об этом в следующем письме; если нет — спокойно сохранял молчание. Врать или выдавливать из себя что-либо в случае Луны было бессмысленно: она знала о том, что и как я увижу, ещё до того, как начинала это рисовать. Она видела меня и мою жизнь лучше, чем я сам.

Это единственный человек, с которым мне можно быть самим собой.

Иногда она рисовала сюжеты из моей жизни. Чаще всего — прошлое. Здесь я был очень внимателен, потому что подчас на таких картинах встречались детали, не замеченные когда-то мною. Изредка встречалось и будущее. Ближайшее будущее, которое сбывалось в тот же или на следующий день. Мелочи по сути, но я уже привык к тому, что у Луны мелочей не бывает.

Потому что некоторые картинки были очень важными. Например, она довольно точно передала характерные детали интерьера, в котором мне в дальнейшем пришлось слушать лекции леди Ровены. Или того патронуса… Впрочем, эта печальная история случилась много позже.

«Предсказаниями» Луна меня не баловала. И я был ей за это благодарен. Не только потому, что неосторожно открытым вариантом будущего ты можешь схлопнуть веер возможностей и сделать грядущее безальтернативным. Просто это быстро вырабатывает зависимость от своего «личного пророка», атрофируя способность думать и решать самому.

А бывало и так, что какая-нибудь нелепая тварюшка, не вызвавшая поначалу никакого отклика, вдруг наводила на интересные мысли несколько недель спустя. Я доставал старый рисунок, всматривался в него и садился писать письмо.

Во всех сюжетах, и реальных, и вымышленных, присутствовали в том или ином количестве какие-то мазки, кляксы и пятна. Возможно, неаккуратность или художественный замысел; возможно, пресловутые мозгошмыги; а может быть, какие-то важные детали той картины мира, что видят её глаза.

Поначалу меня смущала асимметрия нашего обмена. Согласитесь, она трудится над подарками много больше моего. Но что можно подарить ей в ответ? Мои умения и навыки — сплошной рационализм.

Я начал носить фрукты с острова, на пробу: понравится или нет. Но оказалось, что заинтересовать её может любой, совершенно неожиданный предмет. Например, она сплела и какое-то время носила венок из листьев моего эвкалипта, начав также оснащать ими и свои амулеты из редисок. Листья приходилось носить в лапах: те растения, что прошли через анахрон хранилища, её интересовали редко.

На валентинов день я всё же решился сделать подарок по своему вкусу. Нет, не розовое сердечко — оно бы ей, наверное, не понравилось. Ночной светильник. Хрустальный шар, левитирующий над подставкой — специально подобрал в Средоточии самый красивый и загадочный, я оснастил стационарным «Затмением» с возможностью регулировки. Изюминкой был спектр света — я постарался максимально приблизить его к тому лунному водопаду, что видел при общении с Луной, а также попросил Ночь помочь мне в этом непростом деле. Кроме того, накачал шар Пустотой, добавив защиту от подлетающей гадости.

— Ты почти угадал. Мой день рождения был вчера, — довольно сказала Луна. — Передай благодарность Ночи.

После чего погладила моего патронуса, сидящего у неё на плече, и что-то шепнула ей на ухо. Вот где справедливость, спрашивается? Мы с лунной зайчихой синхронно вздохнули.

Светильник, впрочем, был помещён у неё в комнате, и я всегда видел его свет в окошке, когда бы ни прилетал.

Словно полемизируя с этим светом, ситуация в Хогвартсе помрачнела. Виной всему стали проблемы, начавшиеся у Лонгботтома.

Первой ласточкой стал тот самый взрыв на первом в новом семестре Зельеварении. Потерял ли Невилл способность отрешаться от раздражителей и концентрироваться на задаче, или его просто злило общение первой парты Гриффиндора с первой партой Слизерина, но котлы у него стали взрываться каждую пару. Снейп исполнил обещание и пересадил Лонгботтома в загон. В загоне имеются две горелки и два рабочих места, но Невилл отчего-то работал в паре с Уизли, и это окончательно похоронило его шансы освоить первый курс Зельеварения.

Иррациональный страх перед Снейпом вернулся. Лонгботтом вздрагивал и съёживался всякий раз, когда зельевар находился рядом или обращал на него внимание. И это притом, что Снейп его особо не задирал и не провоцировал. Снейп вообще после каникул стал чуточку менее… ожесточённым.

Успеваемость Лонгботтома в других предметах тоже упала. Ему опять поменяли палочку. Древесина была той же самой, которую зачем-то пытался мне продать Олливандер — остролист. Что находилось в сердце концентратора, мне не докладывали, но, судя по его спонтанному, буйному и огненному характеру, там вполне могло быть и хвостовое перо недожаренной курицы.

После очень неприятного инцидента на Чарах, с настоящим пожаром и едва не подгоревшими кудрями Грэйнджер, на палочку Невилла поставили ограничитель. Сбылись мои мрачные опасения насчёт техники безопасности: Невилл сидел за нашими спинами и безуспешно пытался воспроизвести учебное заклинание «Зажечь свечу». От ожогов нас с Гермионой спасло только моё чутьё, в какой-то момент ощутившее готовящийся выброс в задней полусфере. Помогая себе магией, я с силой толкнул Гермиону под парту, а мгновением позже над нами прогудела горячая струя огня, уничтожившая пергаменты с конспектом, подпалившая учебники и обуглившая столешницу.

Флитвик пересадил Невилла отдельно, но только после того, как первую парту покинули четверо учеников, решительно отказавшись подчиняться преподавателю и возвращаться на директрису огня этого ходячего утюга. Восторгов полугоблина относительно силы получившегося пламени я совершенно не разделял: имея под боком Источник Хогвартса, я могу устроить такое и без палочки, да что толку? Куда печальнее то, что необычный результат эксперимента занимает профессора больше, чем разминувшаяся с детьми опасность.

Но самое плохое происходило в спортивной карьере Лонгботтома. Я не присутствовал на тренировках, так что мне были доступны лишь обрывки нелепых слухов: то ли Невилл боится мётел, то ли они его. Неладное вскрылось на матче Гриффиндор-Хаффлпафф, проходившем в начале февраля.

Хуч умудрилась серьёзно простудиться на уроках Полётов в морозный период, поэтому судить матч взялся Снейп. А отношение Лонгботтома к Снейпу я описал чуть выше.

Команды вышли на поле, построились. Снейп начал произносить напутствие к сегодняшней игре — очевидно, в своей обычной внушительно-давящей манере. Лонгботтом уронил метлу, удостоился уничтожающего взгляда судьи, стушевался окончательно… В результате укатывающийся по заснеженной земле снаряд ловили несколько минут силами обеих команд.

Невиллу удалось подняться в воздух, и игра началась. К сожалению, первый же просвистевший мимо бладжер сломал самообладание ловца окончательно. Метла взбесилась и бросилась вверх, как когда-то у меня. Пронзительный свисток остановил игру: Лонгботтом покинул границы поля, а это не допускалось правилами и каралось штрафным ударом. Разумеется, после того как нарушитель вернётся к игре.

С этим имелись проблемы. Невилла хаотично мотало по всей территории Хогвартса. Рывки были совершенно не похожи на поведение метлы во время порчи. Вероятно, переклинило управляющий контур, исполнявший сейчас противоречивые команды потерявшего ориентацию и ушедшего в себя от страха наездника. Снейп бросился в погоню, а вместе с ним — и обе команды в полном составе. Хаффлпафф — не тот факультет, которому победа нужна любой ценой.

Ловить «Нимбус» на «Чистомётах» можно долго и нескучно. Невилл в результате просто выпал с метлы на стену замка и полетел вниз, ненадолго задерживаясь на выступающих элементах вроде карниза, флагштока и непустого держателя для факела, ещё и подпалившего форму. «Нимбус», лишившись странного наездника, дисциплинированно спланировал на грунт.

Носилки с Лонгботтомом отлевитировали в больничное крыло. На ближайшие несколько дней он отлетался. Встал вопрос, что делать дальше.

Правила Квиддича в этом вопросе однозначны: замена из-за травмы не производится. Матч должен быть продолжен оставшимися силами. Не для того в этом жёстком состязании бросаются бладжерами, чтобы на место выбитого игрока легко становился новый. Замены допускаются лишь во время затянувшихся матчей с целью ротации и отдыха, и первая такая смена состава станет возможной лишь спустя шесть часов.

Однако в нашем случае состязаются дети, а не профессионалы (надо же, вспомнили!); потерян ловец (что делает оставшуюся команду практически обречённой на поражение); а травма произошла из-за непонятных технических неполадок. МакГонагалл сцепилась со Снейпом, формально правым, но отчасти заинтересованным в том, чтобы насолить Гриффиндору (ну так зачем вы его судить-то поставили?).

В какой-то момент поднялся вопрос, а кого ставить на место ловца? И тут МакГонагалл вытащила и отряхнула от нафталина транспарант «Поттера — в президенты». От немедленного облачения в спортивную форму и посадки на непроверенную метлу меня спасло лишь то, что невысокого первокурсника не сразу нашли на трибунах.

Пока меня разыскивал гонец, дискуссия продолжилась. Почин гриффиндорского декана был отвергнут Снейпом и, внезапно, капитаном Вудом. МакГонагалл наорала на Вуда за то, он уже в который раз противится толковой идее. Снейп разумно возразил, что вот, мол, одного первокурсника в нарушение правил взяли ловцом — и он уже дважды увезён в больницу, а теперь вместо него хотят вытащить ещё одного малолетку, который даже ни на одной тренировке не был. Тенденция, однако.

Джордж попытался сдать меня с потрохами, ляпнув, что Поттер и безо всяких тренировок разделал Хиггса в трёх случаях из… В этот горячий момент в дискуссионный клуб приволокли запыхавшегося меня.

Поняв, что Вуд пытается меня прикрыть, я решил принять весь удар на себя. Семь бед — один ответ.

— Мэм, — прервал я прения. — Я не буду играть. Это моё решение.

— Вас никто не спрашивает, Поттер. Берите…

— Нет. Вы не можете мне этого приказать. К тому же, указ директора о запрете игры для первокурсников никто не отменял.

— Для вас будет сделано исключение.

— Оно не *сделано*. Нарушать действующий указ директора я не собираюсь.

Я разве не сказал? О! Директора сегодня не было в Хогвартсе. Важная сессия Визенгамота.

— Сука ты, Поттер, — прошипел Джордж, совершенно не таясь окружающих. — Молись теперь, потому что тёмные углы для тебя отныне…

— Я к твоим услугам, — ответил я холодно. После бабушки Августы он совсем не впечатлял. — Можно прямо здесь и без секундан…

— Прекратить! — рявкнула МакГонагалл. Снейп не вмешивался в дела Гриффиндора в присутствии МакГонагалл, а МакГонагалл традиционно тормозила, если речь шла об одёргивании рыжих с фамилией на «У». — Северус, я прошу отложить матч на сутки по причине неигровой потери ловца.

Убедившись в обоюдном согласии капитанов команд, Снейп дал добро.

Эти сутки прошли довольно тяжело. Было и два вызова к МакГонагалл, и попытки выплеснуть горячий обед мне в лицо…

Директор не сумел в тот день найти время посетить Хогвартс. Позицию ловца был вынужден отыграть Перси. Ловец Хаффлпаффа Седрик Диггори быстро завершил игру.

Для меня началась репетиция чистилища. Гриффиндор получил два поражения в сезоне и уже однозначно не выходит ни на первое, ни, скорее всего, на второе место. А виноват в этом «сука Поттер», и только он один.

Мне попытались устроить «тёмную» на факультете. Будучи предупреждён когда-то установленными артефактами наблюдения, я просто перестал появляться в гостиной. Либо не являлся на факультет вообще, либо переходил прямо в комнату кольцом. Сигнализация на дверях действовала, и участившиеся из-за доносов проверочные визиты старост всегда находили меня на месте после отбоя.

Попытки достать на уроках были интереснее, но не результативнее. Единственное неудобство: на Зельях пришлось всегда работать вместе с Грэйнджер, причём на варке стояла она. Я могу хоть всю пару держать активный щит Пустоты за спиной, но не могу при этом варить качественные зелья: смесь загрязняется ненужной магией. Трансфигурация, Чары, ЗОТИ, Травология — всему этому мой щит не мешал, надёжно защищая от любой гадости, которую можно запустить исподтишка в присутствии преподавателя.

Грэйнджер порадовала. Она сердито выговаривала мне длинные нотации, но к общей огульной травле не присоединялась. Лонгботтома тоже не чуралась, но, по-моему, с аналогичной же целью: покапать на мозги вразумлениями. Мне кажется, она понемногу начала принимать и обучаться этому правилу: если тебе что-то непонятно, помолчи и присмотрись внимательнее. Кстати, свою просьбу Фиби уберегать Гермиону от зелий я продлил до конца учебного года.

На нашем факультете лишь несколько человек понимали, что происходит. Что, персонально отказавшись играть, я отвёл такое же обструктивное презрение от всей команды. Вуд, Анжелина, Кэти, Алисия.

— Зря ты всё-таки похвастался тогда перед слизнями, — сказал мне как-то капитан. — Придержал бы эти сведения, и сейчас мы спокойно клепали бы победу за победой. Иногда проигрывая для вида…

— Вот ты уже и до договорных матчей скатился, — хмыкнул я шутливо. Но потом посерьёзнел. — Нет, Вуд. Вариантов не было.

Вуд безнадёжно махнул рукой. Говори мол ему, не говори… Я постарался взвесить все «за» и «против». Несмотря на третью неделю травли и несколько спокойных месяцев перед этим, Вуд ни разу не проговорился о причине моей выдающейся удачливости при ловле снитча — о том, что я признался ему в аномально хорошем зрении.

Пожалуй, он заслуживает знать правду.

— Ладно, слушай, — вздохнул я. — Я — анимаг-сова. Зарегистрированный. Это не абсолютная тайна, но и афишировать я её не хочу.

Вуд скептически посмотрел на меня.

— Ну, хочешь, обернусь, если очень надо.

— Ладно, допустим. Острое зрение — это от аниформы, верно?

— Точно.

— И любой, кто узнает о твоей аниформе, сможет сопоставить успехи в квиддиче с совиной одарённостью…

Я утвердительно кивнул. Вуд задумался.

— Это отложенная бомба, Вуд. Я могу сыграть одну игру, две, десять… Но как только станет известно об аниформе, люди ретроспективно пройдутся по всем нашим победам. Нам не оставят ни репутации, ни права на порядочность. Оно бы и ладно для некоторых рыжих, но у тебя в жизни иные цели, вроде бы.

Вуд помолчал.

— Ну а чтобы тебя не терзали сомнения, — добавил я. — На Слизерине об аниформе знают Снейп и Гринграсс.

— Даже не хочу спрашивать, почему на Слизерине о тебе знают больше, чем на Гриффиндоре.

— Да тут нет секрета. Снейп водил меня на регистрацию, поскольку у МакГонагалл времени не было. А Гринграсс просто вычислила. Много-много мелочей, сложенных в столбик. Очень умная юная леди. И она не одна такая на Слизерине.

— Пожалуй, ты прав. Вариантов не было, — Вуд вздохнул. — У нас осталась самая сложная игра. И ни одного очка в таблице.

— Это не твоя вина.

— От этого не легче.

— Что ж. Делай, что должно.

— Advienne, que pourra(5).

— Верно, — печально улыбнулся я. — Займись С.О.В., если хочешь мой совет. Сезонов у тебя ещё будет в избытке, а вот «СОВа» — одна в жизни. В особенности, если в этом сезоне в квиддиче от тебя ничего не зависит.

— Да тут осталось-то всего ничего. Две недели до позора, и дальше уж… — Вуд вздохнул. — Что с ловцом-то делать?

— Лонгботтома мётлы всё ещё избегают?

Вуд красноречиво промолчал. После выхода из больницы Лонгботтом не смог вернуться к тренировкам. Метла под ним отныне просто не взлетала. Дед, ну вот что ты творишь, а?

— Следовательно, возможны два варианта. Маловероятный: тебе дадут выбрать ловца, и ты натаскаешь его за две оставшиеся недели, как получится. И второй: кое-кто отложит все дела и заставит играть меня.

— И что ты собираешься делать в этом случае? — спросил Вуд, имея в виду возможную бойню на матче.

— Я рассчитываю на то, что Змеи умеют считать. И их декан умеет. Так что поиграем по своим правилам. Один раз.

— Что ты задумал?

— Сильно зависит от того, как именно Дамблдор заставит меня выйти на игру… Но от нашей команды, скорее всего, потребуется показать хорошую работу в условиях, когда оба ловца не у дел.

Вуд, прищурившись, смотрел на меня. Думаю, главное он понял.

— Давосский гамбит, — произнёс он с сумрачным видом непонятный термин. Вздохнул и поднялся. — Пойду, обрадую команду, что интенсивность тренировок удваивается.

И вот, за день до игры, утром на факультетских досках объявлений появилось циркулярное распоряжение директора.

«Ввиду непростой ситуации, сложившейся в команде Гриффиндора по квиддичу из-за травмы ловца, а также затруднительности подбора замены из имеющегося состава в оставшееся время… Распоряжаюсь:

• провести школьный матч Гриффиндор-Слизерин 1991–1992 гг. с Г. Дж. Поттером на позиции ловца;

• уведомить всех задействованных лиц о важности проводимого… и ответственности перед факультетом и Школой чародейства и волшебства…

• рассмотреть в случае успеха вопрос о назначении Г. Дж. Поттера на роль ловца сборной Гриффиндора на постоянной основе».

— Что будем делать, Поттер? — стоящий рядом со мной Вуд мрачно взирал на шедевр директорской мысли.

Мотивированное, письменное распоряжение директора. Уставу не противоречит. Официальный приказ нужно выполнять. Оборотная сторона медали — обязательность опубликования. Циркуляр появляется на всех досках объявлений в замке. Устная директива в приватной обстановке была бы хуже.

— Судя по минимальному времени на подготовку, директор знает, что она мне не очень-то и нужна, — тихо ответил я. Кто и кому напел об этом в уши, говорить излишне. — Мы как, обязаны держать мётлы перед игрой в каком-нибудь особом сарае?

— Держим, но не обязаны.

— Я возьму «Ливень», проверю его и наглухо закрою у себя до завтра. Во избежание. И форму тоже.

— Разумно. А по основному?

— Час, я думаю, у вас будет. Дальше — как пойдёт.

Капитан сходил за «Нимбусом» в свою комнату.

— Вуд, ещё одно. В том *маловероятном* случае, если на меня бросятся… — Вуд посерьёзнел. — Вы — НЕ вмешиваетесь.

— А как же…

— Я уйду. Ты знаешь, как. Не вмешивайтесь, играйте спокойно. Забейте идиотам пару голов, пока они заняты.

— Ты думаешь, они…

— Маловероятно, но их могут опоить, одурманить… Они не глупее нас, гриффиндорских заговорщиков, так что если будут адекватны — нет. От тебя нужно, чтобы в случае чего потасовка не стала взаимной.

— Поттер! — подошёл к нам Перси. — Тебя вызывает МакГонагалл, в кабинет.