Клинок Гармонии (СИ)

Глава 15: Да стихнет шепот

Оказавшись наедине со своим противником в бесконечной пустоте, я почему-то был по-настоящему спокоен. Бескрайние просторы этого места были будто привычны моему разуму, ощущения здесь ничем не отличались от тех, которые посещают меня во сне. В картину не вписывалась лишь реальность происходящего: твердая почва под ногами, заставляющий дрожать холод, пугающий и успокаивающий пейзаж.

— Здесь нам никто не помешает, Ашидо, — произнес Хандзо, заметно успокоившись.

— Так это и есть Бездна? — спросил я, глядя в пустоту.

— Она самая — место потерянных надежд и источник нашей с тобой силы. Отличается от снов, правда? Во сне ты лишь бродишь, будто крот, слепо копающийся в земле, не видя ничего дальше своего носа, а здесь… красота…

— И в этом месте ты хочешь встретить свой закат, верно, Хандзо? — прорычал я.

— Один из нас его точно здесь встретит. Почему бы нам не поговорить перед тем, как ты умрешь? — он говорил это с серьезным лицом.

— О чем? Обменяемся предсмертными словами?

— Шути, сколько влезет, я серьезно. Неужели ты не хочешь знать, почему я преследую тебя, Ашидо?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты все равно сегодня умрешь, так почему бы тебе не узнать о своем противнике побольше? Здесь нам никто не помешает, так почему бы тебе не послушать мою историю перед смертью?

Слушать его совсем не хотелось — будет лишь затирать мне что-то неадекватное, но ради того, чтобы узнать его мотивы, я готов выслушать.

— Говори, Хандзо.

— Хех, спасибо, что почтил меня своим вниманием, Ашидо, — огрызнулся он.

— Не выделывайся, я слушаю.

— Что ж, тогда начну с самого начала — с далекого и безнадежного детства. Как ты думаешь, Ашидо, где я родился?

— Откуда мне знать? — возмутился я.

— И правда, — ответил он, явно вложив в свои слова едва видную насмешку. — Такому как тебе не понять, каково это — жить в грязи, проживая каждый день, как последний. Я читал о тебе в документах, ты родился на границе Дрянного района, даже твоей жизни можно позавидовать, если сравнить с тем, через что прошел я.

— Давай без соплей, я не собираюсь тебе сочувствовать, — прервал я.

— Мне не нужна твоя жалость, я хочу, чтобы ты знал, что мне пришлось пережить, чтобы в один день встретить тебя.

— Продолжай.

— Видишь ли, Ашидо, пускай твоя жизнь и не была такой гладкой, как у остальных людей, набивающих до отвала свое пузо где-то в ресторанчике на Торговой площади, тем не менее у тебя была семья. Мама и папа воспитывали тебя с самого рождения, даже будучи на пороге бедности. У тебя были друзья, пусть их было немного, но они всю душу в тебя вкладывали. У тебя был дом, в котором ты мог беззаботно спать в своей кровати по ночам, есть то, что тебе приготовит мать, читать книжки, греться около печи в холодные зимние будние. Ты всего этого не ценил, думая, что прожигаешь свою жизнь впустую, слоняясь без дела, пока я из последних сил старался выжить. Я был подкидным ребенком, которого оставили в дверях какого-то пьющего, не просыхая, старика. Не знаю, где именно я родился, но мои родители решили выбросить своего сына в Трущобах, тем самым обрекая на смерть. Старик то ли дело избивал меня, запирал в сарае на ночь, топил в бочке с холодной водой, лишь бы хоть как-то скрыть от окружающих синяки по всему телу. Мне приходилось спать на земле, есть объедки с пола, терпеть побои от старика. Я выходил из дома только чтобы сделать за него всю работу, ковыряясь в свинарнике или таская тяжести, неподъемные для четырехлетнего ребенка. В один день после очередной пьянки его дом загорелся, я был счастлив, наблюдая за тем, как горит это отродье. Он бы выбежал из пылающей избы в тот день, если бы я не воткнул нож в его дряхлую и гнойную ногу. Можно сказать, что я убил своего первого человека, едва мне стукнуло пять, после чего оказался на улице, где изо дня в день бродил по закоулкам в поисках какой-нибудь спящей живности, чтобы было, что поесть, подбирал с земли крошки хлеба, пил из лужи, и все этого только ради того, чтобы не умереть с голоду. Местные не находили ко мне сочувствия, ведь я погубил доброго старика, который только и делал, что ухаживал за мной и выглаживал каждую волосинку на голове. Еще тогда я понял, что все в этом мире решает лишь сила. Ни деньги, ни власть, ни связи, ни удача не вытащат тебя из могилы, только лишь ты сам в ответе за свою жизнь. Годами я проживал свои дни и ночи на улице, все чаще и чаще видя странные сны, в которых был лишь я один посреди бесконечной беспросветной пустоты, без единого звука, способного развеять эту тишину, но однажды в ней послышался шепот. Он был едва разборчивым, больше похожим на шум квадратного телевизора с катушкой внутри, но иногда в этом потоке бесполезной информации читались различимые ухом слова, которые призывали меня убивать. В какой-то момент я начал чувствовать людей, отличавшихся в толпе других, от которых веяло чем-то странным, будто бы запахом запеченной курицы из духовки. Тогда я и понял, чем от них веет — энергией Бездны, которую любой другой человек и не заметил бы, но не я. С самого детства мальчик по имени Хандзо, которого всегда называли лишь оборванцем и дебилом, пока тот сам не дал себе имя, чувствовал эту энергию даже в незначительных количествах. Я не понимал, что все это значит, но зато четко знал, что я — особенный, что у меня есть дар, которого нет у других людей, дремлющий где-то в глубинах моего тела. Я не знал, как им пользоваться, пока голос в тишине не стал мне подсказывать. Он редко что-то говорил, обычно повторял лишь одно единственное слово множество раз, но из всех этих слов я однажды смог сложить предложение, которое гласило: «Убить, пища, сила». Едва поняв его смысл, я снова решился на убийство, но в этот раз жертвой был не одичавший котенок, а человек. Подкараулив на улице зеваку с хорошим объемом энергии, я подозвал его к себе и заставил наклониться, тогда и вонзил ему кусок битого стекла в глотку. Он лишь неистово дергался, пытаясь позвать на помощь, пока я своими детскими ручонками тащил его без минуты мертвое тело туда, где нас никто не увидит, где никто не помешает мне им как следует насытиться. Затащив бедолагу в вечно пустующий переулок, я начал по кусочку отрывать его плоть зубами, пропуская человеческое мясо до самого желудка. Это было отвратительно, но пустому животу неделями голодающего ребенка не прикажешь, что есть.

— Погоди, ты что, заживо съел человека? — оторопел я.

— Да, — невозмутимо ответил он. — Устав от грязных и блохастых дворняжек, я нашел для себя пишу поприличнее, которой можно было как следует насытиться.

— Ты — больной ублюдок, — ответил я, скрипя зубами и сжимая кулаки.

— Впереди все самое интересное, Ашидо, слушай внимательно.

Поверить не могу, что Хандзо съел человека. Да, его жизнь и вправду была ужасающей, но как бытие в Трущобах могло привести к такому? Неужели не было иного выхода? Никто не пришел на помощь бедному мальчику, и из него вырос кровожадный и бесчувственный убийца, да не просто убийца, а самый что ни на есть конченный психопат.

— Сожрав того бедолагу, я открыл для себя будущее, Ашидо, — продолжил он. — Чем больше я набивал свой пустой желудок, тем больше ощущал, что вся та энергия, которую он хранил в своем теле, даже не подозревая о ее существовании, медленно впитывается внутрь меня. Из сырой и мерзопакостной человечины поток устремлялся прямо в мои мышцы, энергия откладывалась где-то в моем теле, и я это прекрасно чувствовал, но не понимал, что бы это могло значить. На этом смерти не прекратились — я продолжил убивать, изо дня в день подкарауливая свою очередную жертву. Как ты и сказал на площади, я не различал среди еды женщин, детей или стариков — я убивал всех без разбору, а затем жадно пожирал их, ел до тех пор, пока в животе еще оставалось место, а потом оставлял их обглоданные тела на улице. С каждым днем моя сила росла, а безнаказанность внушала уверенность в том, что меня не поймают, но в один день мне все же дали отпор.

— Как погляжу — неудачный, — подметил я.

— Верно, тогда я в своем привычном темпе выслеживал очередную жертву, в глаза кинулся крепкий мужчина, на которого было рискованно нападать, но глядя на то, сколько в нем энергии, у меня от аппетита текли слюни. Не думая о своей безопасности, я тогда набросился на него, даже сильно поранил, но он, не получив фатального урона, крепко схватил меня за шею обеими руками и принялся душить. Из моих глаз лились слезы, я беспомощно брыкался под его весом, стремительно теряя воздух в легких. Когда я уже был на грани смерти, почувствовал какой-то щелчок, будто сама старуха с косой сказала мне: «Еще рано, Хандзо». В тот день я всадил ему в грудь свой первый меч, который позже назвал «Сейши», что в переводе с японского означает «Жизнь и смерть». В тот день я понял, какой силой обладаю, понял, что, вообразив себя избранным — я им и стану. Я продолжил убивать, с каждым днем становясь все сильнее и сильнее, чувствуя себя все лучше и лучше. Вкус человечины уже прижился, мои вкусовые рецепторы уже привыкли к своему основному рациону, голод окончательно позабылся где-то в прошлом.

Слушая все это, я с каждой секундой все больше ужасаюсь, внимая слова стоящего напротив, не в силах даже звука проронить. Сколько же невинных жизней он унес, лишь бы насытиться? Сколько же людей он убил на сегодняшний день? Сколько родителей он оставил без детей и сколько детей оставил без родителей? Насколько же на самом деле этот монстр бесчеловечен, и почему до сих пор ходит с нами по одной земле, почему дышит с нами, простыми людьми, одним воздухом? Ханздо не заслуживает никакой пощады, если до этого я хотел прикончить его из личных мотивов, теперь я убью его ради всего человечества, чтобы неупокоенные души его жертв, сжигаемые в пламени собственной ненависти, смогли отправиться туда, где их уже давно ждут — в место на небесах, где таким тварям, как он, не место. Я не могу проиграть, иначе Хандзо выберется на свободу и продолжит свой путь каннибала.

— Я начал убивать ради забавы, стоило мне перестать чувствовать крупицы энергии в этих людях, но не перестал их жадно поедать. По Трущобам разлетелись слухи о монстре-людоеде, и король направил туда гвардию, потому мне нельзя было больше там оставаться. Я покинул родную слякоть в поисках наживы где-нибудь в другом месте, но пришлось устроить небольшую голодовку — убивать не более раза в неделю. Я начал совершенствоваться во владении своим искусством, научился телепортации и полному контролю потока энергии в своем теле для залечивания ран. Стал мастером меча, оттачивая свой стиль на манекенах и людях, но такая жизнь мне была совсем не по душе. Обретя свободу, навсегда позабыв о голоде, я потерял тот путеводный огонек, который всегда вел меня вперед, я потерял цель в жизни и все больше становился похож на бездушную куклу, созданную Богом лишь для кары человечества за его грехи. Однажды я познакомился со Стивеном Колденом, который по случайности выжил, споткнувшись о камень прямо во время моего взмаха мечом. Этот трусливый, но хитрый и харизматичный старик смог убедить меня примкнуть к его шайке, стоило мне заикнуться о том, что через несколько секунд его жирные скулы окажутся в моей пасти. Он предложил мне сделку, по условиям которой я буду получать в качестве пропитания его «неизлечимых пациентов», а взамен буду выполнять все его прихоти. Я согласился только потому, что мне уже наскучило убивать всех этих жалких и беспомощных слабаков, не способных постоять за себя. Колден исправно и стабильно «кормил» меня, то ли дело подсыпая аппетитных жертв, но все они были как конфетка на завтрак — вкусно, но мало. Мне нужен был философ, способный увести меня с пути насилия и дать цель в жизни, тогда доктор познакомил меня с Сальвадором — таким же отмороженным психопатом, как я, который днями напролет рисовал у себя в мастерской картины, используя в качестве краски кровь, гной, сопли и все остальное, что можно выжать, измолов ступой человеческое тело.

Какого черта, что еще за Сальвадор? Я думал на свете больше не сыскать человека, который мог быть хуже Хандзо. На их фоне король выглядит совсем душкой, по крайней мере он не пускает людей в расход на краски для картин, или я еще чего-то не знаю?

— Ты спросишь, чем же помог мне этот старик, — без остановки повествовал Ханздо, — да ничем. Он все твердил об искусстве, о безграничной фантазии человека, способной создавать новые миры из ничего. Во мне он увидел своего потенциального подмастерье, который будет хвостиком бегать за ним и просить побольше рассказать о том, как правильно наносить мазки на холст, но я с самого начала не был в этом заинтересован. Этот старпер должен был объяснить мне о сути бытия, но твердил лишь о своем, забывшись в мирке собственных фантазий. Он должен был дать мне цель в жизни, однако с треском провалился с самого начала, но потом я встретил тебя, Ашидо.

— Меня? — удивился я.

— Ты, вероятно, не помнишь, но, когда тебя только привели в клинику, я уже успел запомнить твое лицо. Колден всегда посвящал меня в подробности жизни каждого, кто мог бы стать моей едой, тебя он тоже не обошел стороной. Ты знаешь, с какой проблемой к нам обратились твои родители?

— Да, они говорили, что у меня какая-то болезнь глаз, — ответил я, хоть и сам понимал, что это было слишком наивно.

— Как опрометчиво ты пропустил правду мимо себя, — усмехнулся Хандзо.

— Расскажи мне, я хочу знать правду.

Это была просьба, я не мог приказать ему рассказывать, иначе пришлось бы подставить лезвие к горлу в надежде услышать хоть что-то.

— А волшебное слово? — гаркнул он.

— П-пожалуйста, — я еле сдерживался, стараясь не грубить ему в этот момент.

— Раз уж просишь — я расскажу. Когда тебе было одиннадцать полных лет, а я работал со Стивеном уже больше года, к нам пришла семья Такаги, размахивая руками и твердя, что дали жизнь монстру. Меня заинтересовало, что же в этом маленьком мальчике такого, что собственные родители посмели так обозвать свое чадо. Вместе со своим заявлением на твою изоляцию в лаборатории, они принесли дискету с видеозаписью, которая поразила даже меня.

— Что было на видео? — с нетерпением ждал я ответа на долгожданный вопрос.

— Твой отец, Джиро Такаги, накачал тебя сильнейшим снотворным и обезболивающим, а затем собственными руками, используя нож, вытаскивал твои красные глаза из глазниц по кусочкам, будто ложкой выскребая киви из кожуры. Всю эту кашу он сложил в банку и плотно ее закрутил, а наутро банка оказалась пустой, будто все то, что произошло ночью — лишь страшный сон. Ты тогда, как обычно, вышел навстречу родителям и пожелал доброго утра. Ашидо, ты, наверное, помнишь их взгляд в тот день, как они на тебя смотрели?

— Я… помню, — этот момент в памяти вскрылся с подробностями ужасающей картины, — в то утро я, как обычно, поздоровался с мамой и папой, ты прав, но они тогда почему-то в ужасе на меня смотрели, будто я во сне в девочку превратился. В руках у отца была пустая банка, которую он крепко держал обеими трясущимися руками, по его лбу нервно стекал пот. Я тогда не понимал, почему они так на меня смотрят, но теперь понимаю. Мои глаза ведь показались из-под век невредимыми, верно?

— Да, — подтвердил Хандзо, разоблачив подробности моей жизни, о которых я даже и не подозревал. — Твои глаза пролежали всю ночь в банке — этого достаточно, чтобы отделенная часть тела растворилась в воздухе, а вместе с тем и успела восстановиться.

— Поверить не могу, — отказывался я воспринимать сказанное.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, — произнес он. — У меня нет повода тебе врать, я хочу, чтобы ты узнал всю правду о своей жизни, которую знаю я.

— Что они сказали, когда отдавали заявление на изоляцию? — мне нужна вся правда.

— Если хочешь знать о том, что было написано черным по белому, то вот тебе единственная строчка с требованиями к условиям изоляции: «Делайте с ним, что хотите, если придется — убейте. Ашидо нам больше не сын».

По моим глазам катились слезы, я не мог сдерживаться, услышав эти слова из уст Хандзо. Этот мир прогнил, светлые души уже давно не скитаются по выжженной земле, те, кто подарил мне жизнь, отдали ее в руки бесчеловечных грешников, совершив при этом куда больший грех, чем Колден и его подчиненные. Неужели я заслужил всего этого? Почему они так со мной поступили, погубив жизнь еще не познавшего ее вкуса ребенка? В голове не укладывается, что люди на такое способны, откуда столько злобы, жадности, страха? Порой мне кажется, что я единственная светлая душа в этом мире, которая думает обо всех других людях, как о ближних своих. К чему вообще человечество придумало заповеди Господни, если никто их не соблюдает, иной раз поддаваясь греху?

— Поплачь, друг, я тебя, как никто другой, понимаю, — прошептал Хандзо, обняв меня.

Порой поражаюсь, осознавая то, на какие поступки я способен в пылу позабытых чувств, даже кровного врага подпустил к себе так близко.

— Благодаря тебе, Ашидо, я обрел в жизни цель. Доктор накачивал тебя разными ядами, с которыми ты всегда благополучно справлялся, а вместе с тем росла и твоя сила, пока в один момент не достигла моего уровня. Тогда я задумался: «А зачем же я убивал невинных людей все это время? Разве я не мог поступить по-другому?». Эти мысли мучали меня на протяжении долгого времени, ночами я не спал, корил себя за свой выбор, но отступать было уже поздно — мои руки по локоть в крови, а сам я — чудовище. Я думал, что познал истину, решив, что сила — это путь к вершине, но встретив тебя, я понял, что миром правит благодетель. Человек, способный повести за собой остальных и поставить грешных на путь истинный — вот он тот, кто достоин звания человека. Ты человечнее любого человека, которого я когда-либо встречал. Поначалу я думал, что ты — лишь одна из ступеней в моей никчемной собачьей жизни, которую я преодолею, как и все остальные, но потом осознал — это я лишь одна из многих ступеней в твоей жизни, потому окончательно решил для себя, что посвящу весь остаток своей жизни тебе. Я убил твоего друга и род Ишимару с одной лишь целью — чтобы ты меня ненавидел, чтобы ты рос, изо дня в день желая мне смерти, а потом пришел по мою голову.

— Ты хотел, чтобы я стал сильным и убил тебя? — спросил я, заливаясь слезами.

— Прости, Ашидо, другого выхода не было. Мою душу загубили еще в раннем детстве, с тех пор я не достоин называться человеком, потому и вершу свой план самым бесчеловечным образом. В конечном итоге я получил, что хотел — достойного оппонента, который разжег в моей душе уже давно потухший огонь. Ты стал сильным и теперь можешь забрать мою жизнь, но не жди, что я буду поддаваться. Я хочу сразиться с тобой в честном бою, хочу, чтобы ты доказал мне, что я в тебе не ошибся. Если ты заберешь мою жизнь — станешь еще сильнее и Гармонии явится ее спаситель, но, если ты проиграешь — я вспорю себе живот собственной катаной, наконец прервав цикл бессмысленных смертей от своей руки. Тогда мы оба умрем, лежа рядом друг с другом в этой бесконечной и безжизненной пустоте, а весь внешний мир окажется обречен.

— Зачем ты все это мне говоришь, Ханздо? — всхлипывал я. — Ты ведь теперь не кажешься мне таким бесчеловечным, каким я тебя считал.

— У каждого человека есть свои внутренние демоны, но и у каждого демона есть свой внутренний человек.

От этих слов я разрыдался еще сильнее, словно ребенок, у которого отобрали игрушку. Я вцепился своими руками в Хандзо, зажав его в чувственных и искренних объятиях. Этот человек убил бесчисленное число людей, не обойдя стороной Леонхадта, Кагеяму, Оливию и других горничных, но эти люди были лишь вынужденной жертвой, заставившей меня стать сильнее и принять собственную судьбу. Он пожертвовал человечностью в обмен на шанс принести в этот мир спасение моими руками. Я все еще не могу простить его за все содеянное, но больше нет той ненависти, которая питала меня все это время. Мне как будто стало… легче, будто я сбросил с плеч и чувство вины, и чувство собственной слабости, и чувство страха перед всем миром. Теперь я точно знаю, что у меня впереди еще много работы, много дел, с которыми мне нужно справиться, чтобы очистить этот Богом забытый город от всех человеческих грехов. Ханздо, я заберу твою жизнь своими собственными руками, омоюсь в твоей крови, чтобы продолжить свой путь.

— Приступим, Хандзо, — уверено заявил я, еще не дав слезам высохнуть.

— Это я и хотел услышать, вперед, Ашидо.

Мы выпустили друг друга из объятий, после чего разошлись на некоторое расстояние друг от друга. Оголив свои мечи, несущие имена «Нами», отражающее уверенность, и «Сейши», знаменующее заповеди о жизни и смерти, мы были готовы к дуэли, в которой падет либо Хандзо, либо мы оба.

— Мне не будет позорно умереть от твоей руки, Ашидо, — произнес он.

— Для меня будет честью забрать твою жизнь, Хандзо, я навсегда запомню тебя и твой меч — начнем же!

— Да! — прокричал Хандзо.

Мы бросились навстречу друг другу, два уверенных выпада прервались вместе с отзвуком скрестившихся мечей. Стоило лезвиям потерять контакт, завязался яростный бой, в котором два превосходных мечника мерились силами, проводя атаки со всех сторон, блокируя уверенные удары друг друга. Мы оба двигались как фурии, чье тело не знало материального состояния в пылу битвы — оба заходили с разных сторон, стараясь сделать атаки внезапными, но каждая такая атака заканчивалась одинаково. В бою Хандзо ни на секунду не прекращал улыбаться, получая удовольствие от каждого стука меча — в такие моменты он чувствует себя по-настоящему живым, будто ничто другое не разжигает потухший в его сердце огонь. Сколько же эмоций я пережил в этот день, сколько уверенности в себе приобрел — чувствую себя сильнее, чем когда-либо, словно заново родился. Это и значит — получать удовольствие от сражения? Вложив в свой меч не только эмоции, но и великую благодетель, я становлюсь сильнее, моя концентрация достигает пикового значения, сила моих ударов возрастает в десятки раз, мои движения приобретают непредсказуемый характер, о чем говорят несколько неглубоких порезов на теле Хандзо. Его глаз уже успел восстановиться, находясь в бескрайнем бассейне энергии, потому шансы в дуэли снова сравнялись. Если бы я решил убить его, воспользовавшись слабостью, бой бы не оказался таким насыщенным. С каждой секундой Хандзо набирал обороты, даже стал распускать руки и ноги, на чем я его и подловлю.

Проведя очередную серию сильнейших атак, Хандзо выбил меня из равновесия, после чего ударил кулаком в лицо, сейчас я открыт — это конец. Сделав резкий разворот в противоположную сторону, пригнувшись для достижения идеального угла, он вонзил «Сейши» мне в живот, такой удар проткнул не только его, но и мое сердце, а вместе с ним и левое легкое.

— Эх… не такого финала я ожидал, — расстроено произнес он.

Стоило Хандзо договорить, он снова открыл свой рот, но в этот раз из него доносились не пламенные речи, а лишь жалостное кряхтение и кашель. «Нами» медленно рассекала его плоть, входя со стороны ключицы в самые глубины его тела, пронзая легкие и печень. До самого конца я сохранил свою непредсказуемость и не выдал главного козыря — это конец, но не для меня. Я не сидел сложа руки, дни и ночи строил тактику для боя с Ханздо, чтобы точно одержать победу. Главная слабость этого человека — его гордыня, потому победить такого противника можно лишь загнав в ловушку, с чем Ашидо Такаги успешно справился. Тренируясь с Юмико, я освоил не только телепортацию, но также открыл для себя совершенно новую способность, которую назвал «бестелесностью». Суть заключается в том, чтобы заставить отдельные части своего тела «исчезнуть», заместив пустое пространство привычным дымом. Сейчас меня с уверенностью можно назвать бессердечным, ведь мой главный аппарат кровообращения обволакивает лезвие его меча, оставшись нетронутым. Хандзо попался на том моменте, когда поверил в свою победу — в этом бою все с самого начала было предрешено.

— Никогда не поворачивайся к врагу спиной, — произнес я.

— Так вот оно что… я… проиграл? — кряхтел он.

— Прими свою смерть от моих рук, шепот силы, Хандзо.

— С-спасибо… Ашидо, — таковы были его последние слова.

Тело Хандзо замертво рухнуло на безжизненную каменную землю, послышался звон упавшего меча. Он умер с улыбкой на лице, ни секунды не жалея о выборе, который сам для себя сделал. Я победил ценой унесенных им жизней, теперь я могу вернуться домой с хорошими новостями и новыми тревожными чувствами, которые в миг нахлынули на меня вместе с огромной ответственностью. Девочки, наверное, места себе не находят, я ведь так неожиданно отключился, оставив их в неведении о происходящем. Как же там Юмико, смогла ли она сбежать с площади? Отпустил ли ее король, дал ли шанс убежать? Наверняка знать нельзя, потому я все еще ей нужен, надо поторопиться.

Глядя в бесконечную пустошь, ко мне резко пришло осознание одной детали, которая никак не вписывалась в мои планы, от чего я ошарашенно проговорил вслух:

— А как мне отсюда выбраться?