Клинок Гармонии (СИ)

Глава 57: Вина

Вчерашний день закончился не на самой приятной ноте, ко всеобщему трауру по ушедшей Хомуре добавились лишние переживания по поводу того, как преподнести ее бездыханное тело семье и подобрать правильные слова для того, чтобы объясниться. Немногие могли вызваться тащить на себе такую непосильную ношу, однако, вопреки ожиданиям возложить всю ответственность на мастера ордена, Нао выдвинула инициативу самолично передать дочь родителям. Это было обосновано тем, что они и без того точат зуб на «гвардейскую шавку», и хуже уже не будет.

Поначалу я думал, что доверить тело Нао могло быть ошибкой, однако та вернулась с вполне перевариваемыми новостями. Разумеется, эти люди не могли поверить в ту картину, которую видели перед глазами, проклиная всех, кто каким-либо образом участвовал в жизни Хомуры и пусть даже косвенно был причастен к ее смерти, однако те в свою очередь поблагодарили орден за всю предоставленную информацию и тело, переданное в руки практически без визуальных дефектов, не считая шрама на шее. Этот шрам хорошо скрывал факт позорной смерти от крысы, выводя на передний план чуть менее позорную кончину от лезвия гильотины.

Нам удалось проводить девушку лишь мельком, перед тем как она отправилась домой. Последним желанием Хомуры и мечтой всей ее жизни была свобода, реальная возможность выбраться из Трущоб и начать новую жизнь там, где есть люди, а не только бедняки. Выпить кофе в дорогой кофейне, прогуляться по зеленым паркам Торгового района, побывать в местных музеях… Мы могли помочь, могли преуспеть и осуществить мечту девочки, но теперь эта большая мечта воплотима в реальность лишь посмертно.

— Хомура, — тихо прошептал я, глядя в пустоту, — ты ведь наблюдаешь?

Ответа, как и ожидалось, не последовало. Возможно, призраки и в самом деле существуют, но поговорить с ними во сне было весьма опрометчивой затеей с моей стороны.

— Хватит, Ашидо, не кори себя, — приговаривал я, — ты сделал все, что мог.

Во сне дурные мысли так и лезли в голову, не давая ни минуты покоя. Нужно было проснуться и дать себе возможность развеяться, пока еще не совсем утонул в этом омуте отчаяния. В конце концов люди приходят и уходят, и не нам решать, кому и когда пора затеряться в песках времени.

***

Глаза приоткрылись, через призму мутного взора показалась фигура девушки — это была Юмико. Ее внешний вид не внушал ничего хорошего: хмурый взгляд, сомкнутые веки, робкая поза и редкостная отстраненность. По ней было видно, что та глубоко переживает по поводу случившегося, как и все мы. Один лишь вопрос крутился в голове — почему Юмико сидит здесь и молчит, и как долго она тут находится?

— Юми, — произнес я, дабы привлечь к себе внимание.

— Ох, Ашидо, — опомнилась она, тотчас изменившись в лице. — Утра. Как ты себя чувствуешь?

— Приемлемо, — вздохнул я, приподнявшись и приобняв девушку. — Пришла навестить меня?

— Да, — робко ответила Юмико. — Я тут подумала, а не прогуляться ли нам немного? В последнее время мы уделяем мало внимания друг другу.

— Ты же знаешь, Юми, — чуть тяжелее вздохнул я, приложив голову к плечу девушки, — работа, работа и еще раз работа. Мне бы хотелось просто отдаться вольному ветру и полететь с ним куда глаза глядят, пройтись с тобой по каждой городской улице, но, увы, мы заперты в клетке.

— Я не прошу тебя таскаться со мной по городу, просто выдели крупицу своего времени на то, чтобы мы могли выпить вместе, пожалуйста.

— Ты приглашаешь меня в бар?

— Угадал.

— С вашего позволения, — протянул я, дав понять, что мне нужно встать с кровати, чтобы одеться.

Стоило Юмико подняться на ноги, я ленивыми движениями отодрался следом за ней. Некоторое время ушло на то, чтобы привести себя в порядок, пока наконец я не смог покинуть комнату в компании девушки. Стоило оказаться в коридоре, как Юмико в давно позабытой манере подхватила меня под руку и ласково потащила в сторону лестницы. Обычно я спускался через крыло «А», однако в этот раз пришлось идти по стороне крыла «Б», что оказалось в некоторой степени непривычно, особенно когда девушка провела меня через дальнюю лестницу, словно стараясь как можно больше растянуть прогулку до нижнего этажа.

Оказавшись в холле на первом этаже, мы собирались было нырнуть в зону отдыха, где не так давно наконец оборудовали бар, как вдруг в глаза бросилась весьма необычная картина — на длинном коридорном балконе второго этажа стояли Наталья и Николас, оперевшись на перила, и второй явно был чем-то сильно огорчен, а девушка в свою очередь жестами выдавала попытки утешить парня.

— Он что, плачет? — подумал я про себя. — Впервые вижу, как Ник плачет.

— Не бери в голову, — отдернула меня Юмико. — Они сами разберутся.

— Погоди, дай я хотя бы спрошу, что случилось, — протянул я, выпутавшись из объятий.

— Ашидо, мы вроде шли выпить, — как-то грозно и обидчиво зыркнула на меня девушка.

— Всего минута, — взмолился я, в то время как ноги сами зашагали в сторону парочки.

— Ашидо! — вдогонку крикнула Юмико, голос которой исполнялся злобы.

Чего она завелась-то? Что я делаю не так? Если человеку в самом деле кто-то или что-то навредило в стенах моего собственного ордена, я должен хотя бы знать, в чем здесь дело, разве нет? С такими мыслями я ловко запрыгнул на второй этаж, используя колонну в качестве опоры для «крюка».

— Хей! — окликнул я парочку.

— Здравствуй, Ашидо, — отреагировала Наташа.

— Здравствуйте, мастер, — подхватил Николас, не успев отделаться от всхлипов.

— Что случилось? Горе какое-то? Я еще не видел тебя таким.

— А ты еще не в курсе? — вопросила девушка.

— Не в курсе чего? — опешил я, заподозрив неладное.

— Прямо по коридору, — протянула Наташа после тяжелого вздоха и короткой паузы, указав в сторону крыла «А», — не пропустишь.

— Ладно, — растянуто и в замешательстве проговорил я, после чего последовал наводке и устремился в ту сторону.

Стоило приложить минимум усилий для того, чтобы осмотреться, как в поле зрения попала сидящая вплотную к стене Хорнет в той же позе, что и вчера. Мне хватило этой картины для того, чтобы сделать вывод о том, какая плохая ситуация ожидает впереди. Сложнее всего было признать не факт того, что в стенах ордена приключилось очередное несчастье, а смириться с мыслью о том, что Юмико целенаправленно уводила меня подальше от этого места. Что она хотела от меня скрыть?

Стоило приблизиться к злополучному месту, я тотчас столкнулся взглядом с Хорнет. Ее лицо переполняло отчаяние, слезы на щеках уже столько раз высыхали, что на свету можно было разглядеть отчетливые глянцевые дорожки. Она не могла выдавить из себя ни слова, а лишь бесчувственно пялилась на меня, не способного сказать ничего в ответ. Окна в коридоре оказались открытыми настежь, везде шумел сквозящий ветер, а впереди была только одиночная комната, в которой и крылась разгадка.

Пусть к голове прилило уже достаточно отягощающих ощущений, я все равно нашел в себе силы зайти внутрь. Не проговорив ни слова, я разминулся с Хорнет и шагнул в приоткрытую дверь. В нос сразу ударил пусть и не резкий, но достаточно противный запах, подобный тухлому яйцу. От неожиданного эффекта я резко прищурился и закрыл нос рукавом, а когда глаза наконец приоткрылись, впереди оказалось нечто ужасное.

Из коридора открывался вид на широкую спину Илии, копошащегося в каком-то блокноте, однако куда больше внимания привлекала затянутая в форме петли веревка, висящая под потолком. Все это могло показаться бессмысленным, если бы не мерзкий запах и тонкие ноги в коротких черных носках, лишь мельком бросающиеся в глаза где-то на уровне пола, стараясь укрыться за фигурой парня. К этому моменту я все еще не был готов к худшему, потому волна страха и неподдельной злобы сию секунду настигла сознание, и я не знал, что с этим делать. Хотелось закричать, выплеснуть наружу все то, что скопилось внутри, но я лишь продолжал молча и робко двигаться вперед, пока Илия меня не заметил.

— Девушки не хотели, чтобы ты видел, — недовольно проговорил он вполголоса. — Но раз уж ты здесь — смотри.

Сказав это, Илия слегка отошел в сторону, открыв вид на поистине трогающую душу картину: посреди комнаты на одинокой кровати на спине лежало бездыханное тело девушки в легком голубом топе и коротких джинсовых шортах, ее поза казалась совсем неестественной, короткие волосы сложились веником, половина тела свисала с кровати, левая рука лежала на груди, а правая ютилась на уровне головы, ее кожа была бледной и чуть синеватой в области лица, а ко всему прочему добавлялось синевато-фиолетовое вдавливание на шее, которое говорило лишь об одном — повешение.

— О, Господи, — протянул я в этот момент, тотчас схватившись за голову от резкой нахлынувшей боли.

Илия же нисколько не удивился моей реакцией и лишь молча сопровождал каждое действие своим пристальным вниманием, пока наконец не выдохнул, заговорив:

— На столе лежит записка, — подсказал он. — Это важно, поэтому постарайся найти в себе силы для того, чтобы прочесть.

Последовав совету, я тихими и робкими движениями приблизился к маленькому угловому столу, на котором лежала слегка смятая, развернутая бумажка с текстом, написанным от руки черными чернилами. Мне уже приходилось видеть этот эстетически приятный и грациозный почерк, но лицезреть его в последний раз оказалось куда более тяжким испытанием. Взяв в руки записку, я принялся читать:

«Друзья, если вы читаете это, то я уже мертва. Эти слова будут последними в моей жизни, потому прошу, не держите на меня зла за то, что я совершила. Наверное, все это прозвучит глупо, но я по сей день не могла смириться с грузом вины, который так внезапно свалился на плечи. Изо дня в день мое состояние ухудшалось, становилось все сложнее себя контролировать, пока ситуация не достигла точки невозврата. Всю свою жизнь я думала, что поступаю правильно, что могу двигаться вперед подобно листку на ветру, следовать по течению, ни о чем не заботясь и думая только о себе. У меня была семья, заботливые родители, были любовники и друзья, но кто бы из них не уходил из моей жизни, я всегда с легкостью отпускала, словно мы никогда и не представляли ценности друг для друга, словно мимолетный период должен был рано или поздно закончиться. Только лишь с появлением Юмико все изменилось — именно тогда я впервые испугалась, что могу остаться без подруги, что могу ее потерять… Не знаю почему, но она стала для меня первой, кем я начала по-настоящему дорожить, кого полюбила и поклялась уберегать, и чью жизнь я чуть сама было не разрушила. Я должна была изменить свое отношение к людям, должна была стать для них особенной, однако этому не суждено было случиться. Орден «Спектр» мог стать для меня домом, все его обитатели могли стать моими друзьями, и я благодарю Господа за то, что этого не случилось, ведь я облажалась. Все это время я только вредила тем, кто находился рядом со мной, травила их, сама того не понимая. Пусть Юмико оказалась сильной и все обошлось, пусть ее настрой не угас, а отношения остались в целости и сохранности — Хомуре так не повезло. Я погубила ее своей глупостью, из-за чего изо дня в день страдала, желая себе смерти с того самого момента, как мы с ней в последний раз разминулись. Не знаю, считала ли она меня подругой, но я верила, что мы можем ими стать. Мне нравилось проводить время с Хомурой, восхищаться ее блестящим умом и закреплять в себе те человеческие тонкости, которые я в свое время упустила. Можно сказать, с Хомурой я могла почувствовать себя особенной… Она была такой молодой и красивой, пусть худенькое тело и не привлекало парней, она была подобна ангелочку, спустившемуся с небес: такая чистая, улыбчивая и добрая, а вместе с тем решительная, смелая и непреклонная. Хомура была гордостью не только своих родных Трущоб, но и всей Гармонии. Если бы малышка дожила до дебюта, в ее честь можно было бы воздвигнуть памятник, как символ свободы… однако этому не суждено было случиться — все кончено. Уверена, ты сейчас читаешь это, Ашидо. Прости, если мои слова приносят тебе боль. Не вини себя ни в чем, ведь ты всегда был прав на мой счет и еще ни разу не ошибался. Знаю, ты презираешь меня за то, что я сделала, и будешь еще больше презирать за то, что сделаю вскоре. Спасибо тебе за то, что был моим другом, ведь даже несмотря на все разногласия, ты всегда им оставался, всегда показывал, как тебе дороги окружающие, не выделял среди них лучших и худших. Ты — надежда и свет Гармонии, ее путеводная звезда на пути к свободе, люди любят тебя и готовы идти следом, каким бы тернистым не был путь. Скажу честно, в тот день, когда мы впервые встретили Майерса, с тобой я наконец почувствовала себя не пустым местом, ведь тогда совершила нечто хорошее. В тот день я не прошла мимо и помогла, всего лишь по-человечески отнеслась к другу и впервые за долгое время почувствовала себя человеком. Я думала, что, если и дальше буду так поступать — добро вернется и жизнь встанет на круги своя, но мне не стоило помогать Хомуре… Не стоило… Я должна была ее остановить, но снова облажалась. Как бы там ни было, я вас не достойна, орден «Спектр». Возможно, вы скажете, что я совершила ошибку, что ничего непоправимого не произошло, однако я сделала свой выбор — легкий путь стал для меня искуплением. Здесь я — чужая, а за пределами ордена — никто. Спасибо за все, что сделали для меня, и простите за то, что сделала я. Можете сделать с телом все, что угодно: выбросить, сжечь, утопить, похоронить. Но, прошу, не хороните меня рядом с Хомурой — не хочу осквернять ее тело. Спасибо и простите. Прощайте, Эмбер Роуз.»

Наконец дочитав, я с тяжелым чувством опустошения выпустил бумажку из рук, обронив ее обратно на стол. Все это время я с грузом колоссального сочувствия вчитывался в последние слова Эмбер, всеми силами стараясь сдержать слезы, но ни моргание, ни утирание капель не помогали, в конце концов оставив меня в убитом на вид состоянии.

— Как же так, Эмбер? — промямлил я, обернувшись и взглянув на бездыханное тело, лежащее на кровати.

На ее лице больше не было того игривого выражения, ее глаза больше не сверкали на свету… Никто и предположить не мог, что Эмбер потребуется всего ночь на то, чтобы решиться на такое. Почему я не придал значения ее состоянию? Почему я утешал Хорнет, вместо того, чтобы уберечь от самоубийства Эмбер? Или же я сделал все правильно? Возможно, Хорнет тоже об этом задумывалась…

— Тяжело, да? — заговорил Илия.

— А ты сам как думаешь? — натянуто дерзнул я.

— Полагаю, что да.

— В точку, кэп, — пробормотал я. — Неужели смерть Эмбер для тебя не столь трагична?

— Я привык, Ашидо, — вздохнул Илия. — Знаешь, по ушедшим людям нельзя горевать, даже если они были тебе дороги. В наших силах смириться и отпустить — ни к чему удерживать их души в мире живых.

— Не могу сказать, что разделяю твою позицию, — отстранился я, стараясь не смотреть на тело Эмбер. — Такими темпами мы просто о них позабудем.

В самом деле, о скольких людях мы позабудем, если смерти продолжаться? Разве так плохо помнить и скорбеть о тех, кого потеряли? С каждым днем вопросов все больше, а ответов нет, как и сил просыпаться на следующий день. Сейчас я очень истощен, не могу мыслить здраво, принимать решения и руководить — мне нужна помощь.

— Илия, могу попросить тебя об одолжении? — заговорил я, выдержав паузу.

— Иди, Ашидо, я разберусь здесь, — заранее согласился он.

— Даже не спросишь, куда я собираюсь пойти?

— Это не важно, — слегка нахмурил брови он. — Я вижу, как тебе тяжело находится в этой комнате. Оставь работу кому-нибудь бесчувственному вроде меня. Я верю, что ты не настолько глуп, чтобы пуститься во все тяжкие.

— Спасибо, — проговорил я, положив Илии руку на плечо в дружеской манере, — но это не все.

— М? — задумчиво вопросил он.

— Прошу, пригляди за остальными, особенно за Хорнет. Боюсь, как бы они ничего с собой не натворили.

— Орден настороже, Ашидо, — утешил меня Илия. — Никто не хочет, чтобы ситуация с Эмбер повторилась.

— Хорошо, — чуть успокоившись внутри, ответил я. — Меня не будет до позднего вечера.

— Я передам, чтобы никто тебя не беспокоил.

— Спасибо.

Договорив, я тихим шагом вышел из комнаты, столкнувшись в проходе с Юмико. Она была явно огорчена тем, что не смогла скрыть от меня факт смерти Эмбер, но я был куда больше зол из-за предпринятой попытки. Молча пройдя мимо девушки, я оказался в коридоре, миновал сидящую в той же позе у стены Хорнет, а вскоре покинул здание ордена, ибо сегодня я собирался кое-кого навестить.

***

Шло время, день сменился вечером, а на улицы легли сумерки. Не озираясь по сторонам, я смелыми шагами ступал по холодному сырому асфальту — дожди участились в последнее время, добавляя в атмосферу вокруг свой собственный нелицеприятный вклад. Вид по бокам напоминал о недалеком прошлом: глубокий ливнесток пусть и не полностью, но был забит сточной водой, старающейся поскорее покинуть это Богом забытое место. Двигаясь вперед, я ребячески стукал пальцами по перилам, пока ограждения моста не оборвались, а за ним не показалось большое здание с единственным освещенным входом в виде прозрачных дверей.

Едва нога шагнула за порог, в глаза бросились знакомые виды белых стен, утаивающих в себе информацию о немыслимом числе человеческих судеб. Теперь здесь все было не так оживленно, никто не бегал по коридорам и не ругался за место в очереди. Лишь одинокая молодая девушка стояла на ресепшене, перебирая в руках какие-то бумаги. Она до самого конца меня не замечала, пока мы не оказались на расстоянии менее метра.

— Здравствуйте! Вы попали в ГИЛ№ 4! Чем могу помочь? — едва девушка договорила, на ее лице показался шок, да такой, словно в один миг человек уже успел распрощаться с жизнью.

— Подскажите, Мария Такаги все еще лежит в палате четыреста восемь? — поинтересовался я.

— В-в-вы, — испуганно пробормотала она, заикаясь, явно узнав во мне нашумевшую всюду персону.

— Да, Ашидо Такаги, также известный под псевдонимом Тайкон, глава преступной группировки «Спектр», — опередил я, даже не пытаясь как-то скрыть свою личность. — Вопрос остается неизменным — Мария Такаги все еще лежит в палате четыреста восемь?

— Минутку, — девушка демонстративно уткнулась в компьютер, усевшись на кресле, однако в ее действиях наблюдалось что-то такое, что идет вразрез с тем, что я от нее ожидаю.

— Не стоит, — предостерег я, уловив, как та тянется к кнопке тревоги под столом — это был первый раз, когда сонар Эдварда мне помог.

Девушка, очевидно, остановилась, еще больше перепугавшись, отчего в ступоре замерла в одном положении, пялясь на меня и не зная, что делать.

— Я здесь не для того, чтобы кому-то навредить, однако если вы нажмете на кнопку, начнется кровавая баня, а мне бы не хотелось убивать людей на глазах у собственной матери, — договорив, я тяжело вздохнул, подав девушке знак, что жду от нее ответной реакции.

— Марию Такаги перевели в четыреста тридцатую палату, — наконец заговорила девушка. — В данный момент она проходит нейролептическую терапию и активно принимает антидепрессанты. Боюсь, только лечащий врач может с ней говорить — опасно вступать в диалог с проблемным пациентом.

— В ее случае в принципе опасно вступать со мной в диалог, — пробормотал я. — Благодарю, можете вызвать гвардию, если вам от этого будет лучше, но, прошу, дайте хотя бы двадцать минут форы.

— Угу, — вяло и робко ответила девушка, провожая уходящего меня взглядом.

Теперь я знал, где ее искать, потому, недолго думая, сразу двинулся в сторону палаты. В этот день мне совсем не хотелось скрываться — я действовал открыто, не опасаясь ничего. Именно таким образом я оказался в лифте, где в компании парочки столь же перепуганных сотрудников клиники добрался до верхнего этажа. Покинув лифт, я в замешательстве остановился на месте, стараясь поймать глазами хоть какой-то намек на то, в каком направлении двигаться, в конечном итоге устремившись направо, перемещаясь между палатами по возрастанию номеров, пока не уткнулся в палату четыреста тридцать по левой стороне коридора.

Оказавшись перед дверью, я мгновенно замер, стараясь собраться с чувствами. Наверное, так и простоял бы до ночи, если бы в реальность меня не вернула полноватая женщина, в приступе шока уронившая какие-то бумаги. Если завидев меня, она так перепугалась, должно быть, тоже узнала. Недолго думая, я преклонился к полу и помог собрать в кучу разлетевшиеся бумаги, после чего любезно протянул владелице.

— Спасибо, — переполняясь непонимания, пробормотала она.

— Мелочи, — отмахнулся я. — Мария Такаги здесь лежит? — спросив это, я указал пальцем на дверь прямо перед лицом.

— Да, — протянула женщина. — А вы, я полагаю…

— Сын, — однозначно ответил я.

— Что ж, я ее лечащий врач, — пояснила доктор. — Не стану вмешиваться, но вынуждена предостеречь — постарайтесь говорить потише и надолго здесь не задерживайтесь.

— Постараюсь.

— Всего доброго, мистер Такаги, — напоследок произнесла женщина, а затем спешно удалилась.

В этом здании отчетливо наблюдалось разность восприятий. Судя по всему, девушка с ресепшена боялась меня и посчитала нужным вызвать гвардию, в то время как эта женщина, скорее всего, просто проигнорировала случай, словно меня здесь никогда и не было. Как бы там ни было, я наконец добрался до сюда, потому пора получить то, за чем пришел.

Ладонь легла на ручку двери, которая с характерным звуком провернулась, отворив дверь. Стоило мне заглянуть внутрь, как перед глазами показалась фигура: худая, ослабевшая, седая… Она словно доживала свои последние дни, будучи прикованной к койке. Она смотрела в окно, и лишь длинные ломкие волосы встречали гостя. Только сын мог узнать в этом человеке свою мать, и я ее узнал…

— Доктор, — внезапно тихим голосом заговорила она, — у меня снова болит голова, нужно принять таблетки…

— Мама, — столь же тихим голосом проговорил я.

Едва мои слова донеслись до ее ушей, женщина обернулась, замерев в непонимании. Ее карие глаза за считанные секунды налились слезами, а челюсть задрожала, словно все людские эмоции моментом решили вырваться наружу, но вместо этого я услышал лишь тихое:

— Ашидо, сынок, это ты?

Я в той же степени не мог поверить в происходящее — уверен, мы оба и думать не могли о том, что когда-нибудь снова встретимся. Я застал ее врасплох тем, что сам пришел, а она меня тем, что выжила в тот день.

— Да, мама, это я, — едва не плача, проговорил я.

Закрыв дверь и пройдя внутрь, я подхватил первый попавшийся под руку стул, протащив его за собой до койки, после чего уселся напротив, приняв самую робкую позу из тех, которые когда-либо в жизни принимал.

— Ашидо, сынок, дай взгляну на тебя, — снова залепетала мама, вытянув ослабевшие руки поближе к лицу. — Ты так вырос с того дня, но что же с твоими глазами… они…

— Я больше не тот Ашидо, которого ты знала, мама, — отстраненно произнес я. — Больше нет красноглазого монстра… Хотя, знаешь, с голубыми глазами я может и меньше на него похож, но сейчас все обстоит еще хуже, чем в детстве.

— Не надо, сынок, не говори так, — причитала мама, — ты не виноват в том, что стал таким… Я не имею права просить у тебя прощения за то, что мы с Джиро сделали со своим сыном, но если тебе будет легче, можешь во всем обвинять нас…

— Я пришел сюда не за этим, — вновь отстранился я.

— Тогда, зачем ты пришел, Ашидо? — вопросила она. — Что такого тебе нужно от больной матери, которая тебя бросила?

— Не знаю, мама, — тяжело вздохнул я. — Сам не знаю почему, но я подумал о тебе, когда мне стало совсем плохо. Мои друзья продолжают умирать, гвардия охотится за мной, и надежда с каждым днем угасает. Я совсем потерян, не знаю, что делать и как продолжать верить… Меня загнали в угол, мама.

— Ты боишься? — ласково проговорила мама.

— Нет, не боюсь, — однозначно ответил я, — по крайней мере на свой счет. Я боюсь потерять все, что у меня осталось, боюсь потерять тех, кто мне дорог. Ты, должно быть, уже знаешь, во что я впутался за последний год…

— Знаю, — спокойно ответила она, опустив голову.

— Я стал убийцей, мама, — с болью в голосе промолвил я. — Стольких людей погубил… До этого дня я верил, что борюсь за свободу, но разве можно назвать убийцу героем, как меня называют другие? Примут ли люди свободу, добытую кровью, если у меня все получится? Мне и завтра придется снова убить человека, так к чему вся эта лесть о геройстве?

— Не вини себя ни в чем, Ашидо, — ласково заговорила мама. — Ты не сам стал таким — это мы сделали из тебя монстра. Мне стоило умереть в тот день от твоей руки — это бы стало заслуженным искуплением, но если я могу сейчас что-то для тебя сделать, то обязательно сделаю. В конце концов я же твоя мать.

— Если ты и в самом деле хочешь помочь, поведай мне о причинах, по которым мне пришлось все это пережить, — исподлобья пробормотал я. — Все ведь могло быть иначе, да?

— Кто знает, Ашидо, — тяжело вздохнула она. — Во всем виновата эта болячка — хотелось бы мне так сказать, но и нашу с твоим отцом вину нельзя исключать.

— Ты знала о том, чем болеешь?

— Доктор Колден поведал мне, — пояснила мама. — «Багровая лихорадка» — так ее называют. Мы с Джиро были больны, с трудом понимали и обжевывали в голове все то, что творим, и тогда зверское отношение к сыну не казалось чем-то плохим, напротив, мы думали, что поступаем правильно.

— И что же заставило тебя разглядеть правду? — с долей издевки сказал я. — Неужели какая-то регрессия?

— Ты заставил, Ашидо, — спокойно ответила мама. — Посмотри сюда, и сам все поймешь.

Худыми и дрожащими руками мама схватилась за свой белый пациентский халат, тогда-то на месте, где должна была быть оголенная грудь, показался огромных размеров шрам, по виду своему закрученный в спираль, словно что-то большое когда-то насквозь пробило ей торс.

— Помнишь, сынок? — спросила мама, взглянув на меня жалобным взглядом. — В тот день ты набросился на нас с папой. От Джиро остались только куски, а мне не повезло выжить в тот день. Лишь чудом ты не задел сердце, но все остальные органы сильно пострадали, из-за чего я теперь вынуждена сидеть на строгой пожизненной диете, не говоря уже о куче всевозможных лекарств. Колден буквально собирал меня по кускам, будто специально хотел продлить все эти страдания… Одно лишь радует — с того дня «багровая лихорадка» меня больше не беспокоила. Я взвесила все, что успела натворить за свою долгую жизнь, и ужаснулась настолько, что отголоски грехов прошлого по сей день приходят в кошмарных снах… Только благодаря тебе я осознала, что натворила.

— Зачем же ты терпишь эти страдания? — с болью в груди произнес я. — Разве стоит того корить себя за то, что уже минуло? Хоть я и по сей день ненавижу вас с отцом, все равно давно смирился с тем, что произошло, нашел друзей, возлюбленную — она, кстати, недавно сказала мне, что беременна.

— Видишь, Ашидо, — мама наконец улыбнулась, пусть и с трудом. — Ты сам ответил на свои вопросы. Я хочу видеть твои успехи, сынок, даже если ты меня ненавидишь и презираешь, я все равно каждый день гляжу в телевизор в надежде услышать хоть какие-то новости о тебе и о твоих похождениях. Вы уже думали о том, как назовете? Девочка или мальчик?

— Пока рано об этом думать, да и срок еще маленький, — отмахнулся я. — Я даже не уверен, что буду для своего ребенка хорошим отцом. Если за этот год ничего не решится, мы будем обречены жить в страхе, превосходящем по силе нынешний.

— Будешь, не сомневайся, — уверенно произнесла мама. — По крайней мере ты воспитаешь своих детей не так, как мы воспитали тебя.

— Наверное, ты права, — тяжело вздохнул я.

— Ашидо, я должна тебе кое в чем признаться, — внезапно помрачнела мама.

— В чем же? — заинтересовано вопросил я.

— В твоей судьбе виноваты не столько мы с твоим отцом и нашей общей болезнью, сколько другой человек.

— Какой еще человек?

— Ты помнишь что-нибудь из далекого детства? Промежуток до трех лет от роду?

— Честно говоря, этот период для меня в тумане, — вздохнул я.

— Так я и думала, — еще тяжелее вздохнула мама. — У тебя был брат, Ашидо — точная копия: высокий, красивый, мускулистый. У него были такие же черные волосы и такие же красные глаза, разве что черты лица отличались, только имени все никак не могу вспомнить…

— У меня никогда не было брата, мама, — нахмурившись, пробормотал я.

— Был! — вдруг вскрикнула она. — Близнец! Он был таким же, как и ты… но старше… Близнец… старше на много лет… Красноглазый… странный… пугающий… все его боялись, он задирал других детей, убивал дворовых кошек… резал свои руки…

— Мама, что ты такое говоришь? — оторопел я, став замечать явные отклонения в поведении.

Что-то пошло не так, она резко переменила тон со спокойного и раскающегося на озлобленный и одержимый, словно псих, вспомнивший о чем-то поистине для себя важном.

— Точно… Это же он во всем виноват! — продолжила завывать мама. — Он сделал нас такими! Мы не хотели, чтобы ты стал таким же! Из-за него ты стал чудовищем! Это он виноват! Он! Он! Он!

— Прекрати! — прокричал я, но она никак не отреагировала, продолжив выкрикивать одно и то же.

На этом моменте мама совсем потеряла голову, она дергалась на месте, совсем не контролируя себя, кричала одно и то же, полностью игнорируя мое присутствие, словно одержимая или душевнобольная… Приборы вдруг стали разрываться, пульс сильно участился, а в коридоре послышался шум.

— Готовность! Светошумовая! — раздались голоса.

Гвардия — первое, что пришло в голову, и они собираются закинуть в палату к доживающей последние дни женщине светошумовую гранату… Недолго думая, я спроецировал «Нами», а затем бросился в сторону двери. Под резким напором преграда слетела с петель. Я уже знал, где находятся гвардейцы и сколько их — сонар сделал свое дело. Едва оказавшись за дверью, я воспользовался растерянностью гвардейцев, отрубив руку тому, кто сжимал в кулаке гранату, перехватив ту в полете и отправив вдоль по коридору, пока в нем не блеснула вспышка. Она оказалась настолько яркой, что свет разлетелся по всему коридору, заставив сомкнуть веки не только меня, но и весь гвардейский состав.

Воспользовавшись шумихой и снова прибегнув к сонару, я бросился вглубь палаты, двигаясь по очертаниям, пока наконец не достиг окна. В ту же секунду внутри комнаты раздался звук разбившегося стекла, тяжелая туша выбила преграду своим весом, и я устремился вниз с высоты четвертого этажа. Не очень удачное приземление закончилось переломом, даже после попытки смягчить падение перекатом, и, лишь оказавшись на земле, я нажал на кнопку «бэкдора». Столь же яркая вспышка, и тело переместилось обратно в орден — я в безопасности.

То, что произошло сегодня, не вписывается ни в какие рамки разумного. Не успел я смириться с кончиной Эмбер, как ко всему прочему добавились новые факты из собственной биографии, которые только ухудшили положение, пусть я и ожидал обратного эффекта. Возможно, мама лишь бредила, оказавшись под влиянием внезапно проснувшейся «багровой лихорадки», однако теперь ее слова не дадут мне покоя. Старший брат? Если это правда, почему я совсем ничего о нем не помню? Разве он когда-либо существовал? Снова вопросы, снова нет ответов…

Не знаю, как теперь двигаться дальше, как мириться с потерями и искать мотивацию действовать, но я чувствую, что судьба всей Гармонии лежит на плечах «Спектра». Город скрывает в себе куда больше, чем мы можем себе представить, его судьба темна и беспросветна, и лишь мы можем разогнать тьму.

Мы должны… я должен…

Я смогу, мама…