Будние стали лететь беззаботнее — Наталья сдержала свое слово и взяла меня под свое крыло, а взамен я безоговорочно выполнял все порученные мне задачи. Работа была непыльной, в основном я доставлял распоряжения в конвертах другим подчиненным Натальи — своим «безымянным коллегам». Иногда приходилось даже запугивать людей, перешедших ей дорогу, но в основном это были совсем уж безобидные бедолаги. Бывало и такое, что по моему портрету узнавали зверского убийцу, пришедшего ради возмездия за совершенные грехи. Двойной удар по трусливому сердцу: сумасшедший маньяк из газеты, работающий на главу банды. Первое время меня мучала паранойя, но никто за это время так и не заявил о своей находке, боясь бандитской кары. Жаль, что иерархия моего работодателя до конца неизвестна, возможно и она кому-то подчиняется, но мне незачем это знать. Наталья платила, как подобает, потому голодные дни канули в лету, а чувство одиночества потихоньку шло на спад.
Так пролетел почти месяц, каждый день без выходных я усердно трудился на благо своего начальника и скромного круга рабочей силы. Для всех я уже давно стал родным, вроде ребенка какого-то родителя, что вечно бегает у него на работе и пристает к остальным. Ко мне относились с теплом, баловали вкусностями, рассказывали интересные истории в свободное время за столом. Хотелось бы, чтобы нас связывали не только рабочие взаимоотношения на уровне начальника и уборщика — настоящих друзей все еще не хватает. Какое-то время мне придется скрываться в берлоге бандитов, но, если появится возможность выбраться отсюда, я, пусть и слегка колеблясь, уйду, попрощавшись со всеми.
Сегодня я снова передал конверт с посланием аж на границе Трущоб, пейзажи которых навевают воспоминания, когда я здесь жил. Это очень спокойное место: нелюдное, а вместе с тем довольно мрачное. Будучи ребенком, я этого не замечал, хоть атмосфера и проникала в самое сердце, пронизывая каждую клетку тела своей навязчивостью. Когда-то я бесцельно слонялся по этим улицам, не зная, чем себя занять: ловил ящериц, строил замки из песка, кормил бродячих кошек, коротко говоря, занимался всем, чем угодно, лишь бы отвлечься от реальности — это даже немного спасало. Я никогда не был буйным и волевым мальчиком, обычно так себя ведут дети, которым не хватает внимания. Так ведь и появляются задиры или дурачки, которых все равно никто не любит, но внимание к себе они все же притягивают. Лично мне не по душе такой подход к людям, я более дружелюбный и уравновешенный однолюб, хотя внутри тонна всех возможных переживаний, которые нередко тянут вниз и мешают простраивать отношения.
К Наталье я возвращался по дороге, которая проходила мимо недостроенного театра, который поначалу был долгостроем, а потом его и вовсе забросили — повлияло расположение, никому не были интересны театры в этом районе, застройщик поздно до этого додумался, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Когда-то и я бегал по этому театру со своим другом Ральфом, мы даже таскали туда всякий хлам, который нам детям казался очень полезным. Все это дело мы складывали прямиком в комнату на третьем этаже, это было одно из немногих помещений, которое закрывалось на ключ — на входе во многие из них даже дверей не было. Я не спрашивал у Ральфа, откуда он достал ключ, мне было важно проводить с ним время, а уж такие мелочи не более, чем формальность. Возможно, он все еще там, спрятан где-то в щели между кирпичей. Сейчас же меня безумно тянет к этому месту, ведь в нем сокрыто огромное количество теплых воспоминаний, греющих душу.
В этот день я решил снова посетить давно заброшенное место и, вот, уже просачиваюсь между прутьями металлического забора, где мог и не пролезть, будь немного толще. Стоило преодолеть преграду, как я уже поднимался по ступенькам к черному входу — через него было удобнее всего попасть в здание. Запах пыли придает этому месту свою незабываемую атмосферу. Войдя внутрь, я повернул к лестнице, что находится прямо за углом от черного входа — удобно. Хотелось просто подняться наверх к нашей с Ральфом комнате, но вдруг на цокольном этаже послышались глухие шорохи — кто еще мог бы здесь находиться помимо меня? Вполне вероятно, обычные бездомные или бродячие животные, однако шорохи были слишком уж частыми, будто бы человека три одновременно катаются по полу.
Мне стало интересно, и я тихим шагом начал спускаться вниз. Внизу не было ни единого источника освещения, солнечный свет дальше лестницы не просачивался, потому уже за полосой дверного проема царила кромешная темнота. Кто бы там не был, он имел это в виду и захватил с собой фонарик — я заметил, как свет от него бегает по стенам, когда шагнул во мрак. Судя по движениям, там какая-то схватка, сопровождаемая едва различимым шепотом.
Шагнув в дверной проем, ведущий в комнату, где находились неизвестные, я обомлел — внутри расположились четверо мужчин и одна девушка в изорванной одежде, истекающая кровью. Двое стояли около нее, двое позади, у одного из них был нож. Все стало понятно с первого взгляда, никаких объяснений не требовалось — это были преступники, решившие, что имеют право решать, как сломать судьбу бедной девочке: изнасиловать или убить, а, может, все вместе. Они спорили за первое место в очереди, пока светловолосая девушка тщетно сопротивлялась — но что она может противопоставить холодному оружию? Я еще могу ее спасти, потому на раздумья времени нет. Резко врывавшись в комнату, я сразу же набросился на первого, кто попался под руку, позабыв о собственной безопасности — это мой момент зверства, когда инстинкты сильнее здравого смысла. Пусть я двигался не так грациозно и быстро, как главный герой боевика, но все же смог дать отпор троице неблагополучных граждан.
— Ублюдок! — прорычал последний оставшийся бандит.
Бой мог быть неравным, если бы не арматурный прут, который тихо ждал моего появления, оперевшись на стену. Скорее всего, эти трое уже не встанут, как мог и не встать последний из их компании, если бы я не выронил прут, который сейчас запрятался где-то под телом одного из обидчиков. Стоило замешкаться всего на секунду, как я уже получил глубокий удар ножом, холодное лезвие вонзилось прямо в живот, а затем резким движением вышло наружу, располовинив внутренности.
— Вот и допрыгался, зайчик, — ухмыльнулся он.
Я вспомнил момент, когда мне скальпелем перерезали шею — на этом месте не осталось ни раны, ни шрама, тогда, зачем же мне беспокоиться о простом ножевом ранении? Набравшись смелости, я схватил мужчину за горло и прижал к стене, он кряхтел от недостатка воздуха и продолжал бить меня ножом в бок, его лицо в этот момент нужно было видеть — эта физиономия, когда не понимаешь, почему тебя продолжают душить после стольких ударов ножом. Признаться честно, было очень больно, я определенно залил кровью свои новые шмотки, а мои внутренности смешались в кашу, но отпускать его было нельзя. В какой-то момент бандит начал терять хватку, а затем и вовсе закатил глаза, замертво упав на пол, стоило мне его отпустить — этот точно готов.
Ощущения были далеко не из приятных, не говоря уже о виде раны, когда из моего изрешеченного живота демонстративно валил легкий дымок того же пепельно-красного оттенка, как и собственно созданный — значит, это и есть регенерация? Тело регенерирует даже без моего ведома, пусть и медленно, хотя хотелось бы его поторопить. Где-то в глубине души после прочтения газеты я поклялся больше не убивать людей, но такое зверство было невозможно проигнорировать.
Спасенная девушка не подавала признаков жизни, я прощупал пульс и был рад уловить практически здоровую пульсацию, что довольно странно, будто ее сердечный ритм и не думал замедляться. Что же мне с ней делать, если в больницу нельзя?
— Там меня сразу заложат, — опомнился я.
Может, отнести ее к Наталье? Нет — далеко и опасно, кто знает, как босс на это отреагирует. В голову приходило лишь одно решение — дотащить ее до той самой комнаты на третьем этаже, где есть завалявшаяся аптечка. Срок годности спирта давно уже истек, пусть он и был вдвое больше довоенного, а это значит, что обеззаразить раны я не смогу, потому нужно хотя бы остановить кровь, а после она уже сама дойдет до больницы, когда поправится, и там ей помогут.
Взвалив девушку на плечи, я сильно закряхтел, столкнувшись с резкой болью в брюшной полости, однако все равно нашел в себе силы двинуться прямиком на третий этаж. Подниматься было крайне сложно, под весом широких женских бедер ноги то ли дело подкашивались — она весила явно больше шестидесяти килограмм, будучи едва легче меня самого. Жаль, что дойти до комнаты — не более чем одноразовая акция, ведь трупы в подвале рано или поздно найдут, а следы крови девушки, идущие прямо до третьего этажа уткнуться прямо в дверь нашей тайной базы детства. Что ж, ради спасения человеческой жизни я готов пожертвовать воспоминаниями, остается лишь молиться, чтобы ключ от двери оказался на том же самом месте.
Добравшись до пункта назначения, я подошел к стене с небольшой щелью между кирпичами, аккуратно свесил руку девушки и начал нервно рыскать в отверстии пальцами. Казалось, надежды нет, но ключ за более чем шесть лет оказался нетронут, тогда я радостно схватил его и бросился открывать дверь. Замок проржавел, как и ожидалось, но дверь без особых усилий поддалась и отворилась, теплая волна воспоминаний захлестнула меня в виде резкого запаха пыли, ударившего в нос. В такой обстановке слишком легко подцепить заразу, она сразу попадет в открытую рану.
Все так же с девушкой на руках я открыл дверцы старого пыльного шкафчика, где мы когда-то оставляли пакет с большими платками, применяемыми в качестве постельного белья. Отдаю должное себе прошлому, ведь такая, казалось бы, незначительная деталь, как платки в полиэтиленовом пакете, окажется так полезна в будущем. Нелепо орудуя одной рукой, я разорвал пакет, схватил что-то похожее на плед и накинул его на матрац, который мы давным-давно кое-как притащили в комнату, чтобы было на чем сидеть. Его можно было бы назвать ортопедическим лет десять назад, но сейчас он был похож на что угодно, только не на спальное место. Аккуратно положив девушку на постеленное для нее место, я кинулся к тому же самому шкафчику за аптечкой, где точно имелись бинты и жгуты, дабы остановить кровотечение. Немного движений руками и заветная аптечка, которая в детстве нужна была лишь для хранения пластырей, найдена.
Стоило развернуться, как мне в глаза кинулась весьма неожиданная деталь, вид которой не внушал достоверности — раны девушки излучали ярко-зеленое свечение, иногда из них вылетали маленькие хлопья того же цвета. Я медленно подошел поближе, чтобы внимательно разглядеть процесс — сомнений не было, она регенерирует, ее раны медленно затягивались, но этот процесс заметно отличался от моего.
Глядя на нее, я вспомнил про собственное увечье, после чего приподнял кофту и взглянул на поврежденное место, лицезрев уже практически затянувшуюся рану, но дым все еще шел, а это значит, что процесс, скорее всего, будет продолжаться до тех пор, пока область ранения не приобретет свой первоначальный вид. Что же касается девушки, она немного быстрее преодолевает этапы залечивания, но почему же регенерация началась не сразу? Есть какие-то определенные условия для восстановления клеточной структуры? Я обязательно расспрошу ее, когда она очнется, а пока нужно хотя бы смыть кровь с кожи. Толку от аптечки теперь никакого, хотя и до этого его почти не было — в этой ситуации могло помочь только чудо, и оно произошло.
Девушка была на вид моего возраста, ростом около ста семидесяти сантиметров, на голове виднелись светлые волосы, заплетенные в хвост с помощью черного банта, при этом часть волос была красиво уложена на фронтальной части лица и по бокам свисала до уровня плеч. Она была одета в школьную форму: белая блузка и галстук, темная юбка до колен, чулки и школьные туфли, и все это было зверски изорвано бандитами — какая жалость. Осторожными движениями я снял остатки одежды с ее тела, осталось только нижнее белье, до которого мистер Такаги не сможет дотронуться за недостатком моральной стойкости, пусть даже они аналогично запачканы.
Впервые вижу женщину настолько близко, от одного только взгляда на ее тело становится совсем не по себе. Что же она обо мне подумает, когда очнется? Собравшись с мыслями, я смочил взятый из аптечки бинт водой, которая стояла все в том же шкафчике, тем самым решив смыть с нее кровь. Медленными движениями я начал процесс, робко шоркая по ее гладкой коже, излучающей приятное тепло — с какой грани не посмотри, а ситуация довольно неловкая.
Некоторое время спустя дело было сделано, осталось лишь дождаться, когда она придет в себя — тогда и поговорим.
Этот денек мне запомниться надолго, такой стресс пробуждает затаившийся голод, но уйти в такой ситуации было бы неправильно. Помимо воды мы когда-то складывали сюда и консервы: фасоль, тушеную говядину, рыбу. Пошарив в шкафу я-таки нашел запасы и, выбрав самое безопасное изделие со сроком хранения, истекшим около пяти лет назад, принялся его жадно есть. На вкус разницы никакой, будто бы цифры на банках написаны для галочки. В любом случае, на мой организм такая пища никак не повлияет, раз уж нож не смог. Доев свою заслуженную порцию, я сам не заметил, как, приложившись к стенке, тихо уснул.
***
Оказавшись во сне, я не был так доволен, ведь этот сон снился мне уже не одну тысячу раз. Навязчивое сновидение заставляло меня снова и снова бродить по бескрайней пустоте, в которой лишь изредка раздается шепот, перебивая тишину. Поначалу такие сны казались мне кошмарными, но со временем я привык, а теперь, когда мне известна собственная сила, я понимаю, что такие сны — посредственность, с которой нужно смириться, тем более, что в такой обстановке можно собраться с мыслями, ведь никто не в силах вторгнуться в идеальное личное пространство, не считая кого-нибудь настырного, чей голос в тишине раздавался раскатами грома — как сейчас. В тишине послышался отчетливый женский голос, а это значит, что пора просыпаться.
Открыв глаза, я столкнулся взглядом с девушкой — очень приятно, что она решила не убивать меня во сне. Ее красивые ярко-зеленые глаза смотрели мне прямо в душу, казалось, будто она может заглянуть в любой ее уголок.
— Объясни, пожалуйста, почему я тут сижу голая и у меня на трусах пятна, — заговорила девушка, заметив мой встречный взгляд.
— Вообще-то сначала говорят здравствуйте, — поправил я.
— Привет, ну так? — фыркнула она, пропустив мои слова мимо ушей.
— А ты совсем ничего не помнишь? — опешил я.
— Последнее из того, что я помню, как получила удар ножом в какой-то темной комнате, тебя, кстати, среди обидчиков не было, кто ты такой? — замешкалась она.
— Просто удачно оказался рядом, — поведал я, не поведя усом.
— Может, ты мне уже наконец скажешь, почему я сижу здесь в одном нижнем белье? — завелась она.
— Потому что те четверо разорвали тебе всю одежду, а ты поверх заляпала все своей кровью, я очень любезно снял ее с тебя и даже вытер всю кровь с кожи, — пояснил я.
— А трусы почему не трогал? — брякнула девушка с крайне тупым видом.
— Что за дурацкие вопросы? — возмутился я. — Сама постираешь!
— Как мило, — дразнила она, — ты что, смущаешься?
В такие моменты предельно понятно, как выглядит твое лицо, особенно с такими нелепыми насмешками.
— Давай ты проявишь хоть каплю признательности за спасение и ответишь на пару вопросов? — проворчал я.
— А как ты меня спас?
— Ты что, дурная? — не выдержал я такой наглости. — Я тебя сначала выхватил из лап бандитов, потом три этажа тащил на плечах, пока ты истекала кровью, одной рукой шарил в поисках ключа от двери, покрывала и аптечки, а затем еще крайне любезно вымыл с ног до головы. И это твоя благодарность? — прорычал я.
Мы оба молчали, но раскаяние в глазах этой девушки можно было увидеть отчетливо.
— Спасибо, Ашидо, — опомнилась девушка.
— Пожалуйста, блин, — ответил я по привычке, но, опомнившись, удивился. — Погоди, что?
— Что? — спросила она, не понимая моего удивления.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— В жизни ты не такой уж и плохой, о тебе другое рассказывают, — доложила она.
Я ничего не смог ответить, голову посещали мысли только о том, как мне надоела эта черная популярность, даже какая-то школьница умудрилась меня узнать.
— Значит, ты их убил, — вздохнула она.
Последовала неловкая пауза, я не знал, что ей говорить, до этой секунды у меня была куча вопросов касательно ее регенерации, но все они пропали с осознанием того, что я снова убил человека.
— Знаешь, — решил я немного ей объяснить ситуацию, — я и вправду убил их, как когда-то убил много других людей, сам того не понимая. Пусть я и поклялся больше не губить жизни, но стоило только увидеть, как эти четверо тебя мучают — я уже не мог поступить иначе, ведь ты бы погибла. Просто будь благодарна за то, что я не прошел мимо, и веди себя по-человечески, хорошо?
— Х-хорошо, — пробурчала она тихим голосом.
— Не смотри на меня так, тошно становится, — возмутился я, — мое лицо итак на каждом углу светится, как портрет врага человечества, так еще и в твоих глазах я выгляжу, как враг — неприятно, знаешь ли.
Мы снова замолчали, девушка видела, как я напрягся, явно потеряв настрой разговаривать.
— Хей, ну чего ты? — она настойчиво пыталась вновь завязать диалог.
— Что? — еле желая разговаривать, спросил я.
— Прости меня, пожалуйста, — сказала она с не очень искренним лицом.
Хотелось бы верить, что девушка действительно мне благодарна, но ее поведение не дает ни намека на проблески совести.
— Возможно, я произвела на тебя дурное впечатление, — продолжила она, — потому раскаиваюсь. Если ты действительно меня спас, то я тебе очень благодарна и прошу прощения за свое поведение. Давай поступим так — сейчас расскажу тебе о себе, о том, как тут оказалась, а затем отвечу вопрос любой сложности.
— Валяй, — согласился я.
— Меня зовут Юмико, — представилась она. — Как ты уже понял, я являюсь обычной ученицей старшей школы в Дипломатическом районе, живу на сиротские пособия, сейчас мне шестнадцать полных лет. О себе могу сказать, что я — вполне простая и позитивная девушка, которая в сегодняшний день хорошо усвоила, что никому нельзя доверять. Не подумай, Ашидо — тебе я доверяю, твои глаза говорят за тебя. А тому уроду, подошедшему ко мне утром с жалобами на покупную воду, которая на вкус была как разлитая с крана, точно больше не поверю. Я тогда отпила из бутылки, как следует, и вскоре уснула, проснувшись уже в момент, когда меня раздевали, но тут же получила удар ножом, после чего снова потеряла сознание. Очнулась я уже здесь, без верхней одежды со спящим в углу тобой, поначалу хотела даже задушить тебя во сне, но, когда увидела рядом аптечку и свои заляпанные кровью вещи, я все поняла. Просто прими тот факт, что я тебе очень благодарна за спасение.
Договорив, она как-то мягко улыбнулась, затерявшись в эмоциях. Ее речь немного разрядила обстановку, потому я мог спокойно перейти к главному вопросу:
— Юмико, — окликнул ее я, — посмотри, пожалуйста, сюда.
Ловким движением челюсти я надкусил большой палец так, чтобы у меня пошла кровь, а затем показал Юмико, как из раны начинает сочиться дым, и она медленно затягивается.
— Твои раны тоже так зажили, только быстрее — подметил я. — Ты такая же, как и я?
— Так ты тоже шепот, — опешила она, — как я сразу этого не поняла.
— Шепот? — спросил я с недоумением, услышав новое слово.
— Что ты успел разглядеть?
— Ну, ярко-зеленое свечение, — ответил я.
— Ашидо, разве ты не знаешь, кто такие шепоты? — как-то косо посмотрела на меня Юмико, будто про таблицу умножения спросила.
— Раз ты такая умная — расскажи мне о них.
— Подожди, — прервала Юмико, — дай мне убедиться, что мы оба шепоты.
— Как? — поинтересовался я.
— Какой последний сон ты видел?
— Такой же, как и всегда, — развел я руки в стороны, — бродил по бескрайней пустоте.
— Всем шепотам снятся такие сны, — объяснила она, придав лицу забавный вид.
Неужели это — именно то, чего я так долго ждал? Передо мной сейчас находится человек, способный объяснить мне, кто же я такой на самом деле. Появилась возможность наконец избавиться от чувства, будто красные глаза были дарованы мне только для страданий.
— Юмико, — я схватил ее за плечи, — пожалуйста, расскажи мне, кто такие шепоты! Я не знаю, кто я такой, и эти мысли каждый день беспокоят меня! Пожалуйста!
— Тише, тише! — успокаивала она. — Сейчас все расскажу, только отпусти, блин.
Я ослабил хватку, поняв, что немного погорячился. Надеюсь, я не сделал ей больно, но, похоже, мой напор помог ей подкрепить ход мыслей.
— Фух, ну и хватка у тебя! — изумилась она.
— Прости…
— Все в порядке, давай я все тебе расскажу, — начала Юмико. — Шепоты — это люди, которым свойственно улавливать, накапливать и использовать энергию Бездны. Нужно лишь чуточку воли и воображения чтобы исказить ее в свою пользу.
— Что еще за энергия Бездны?
— Вот, гляди! — крикнула Юмико, резко подпрыгнув.
Она соединила ладони вместе, а затем резко развела их в разные стороны, тогда в промежутке между ладонями что-то появилось. Из-за знакомого ярко-зеленого свечения ничего нельзя было разглядеть. Под конец ее показательного выступления в руках появилась самая настоящая расческа.
— Смотри, расческа! — радостно воскликнула она, подняв ее над головой.
— Как!? — увиденное ошеломило меня.
— Все, как я и говорила — чуточку воли и воображения, вуаля!
— Я тоже так могу? — поинтересовался я.
— Ну… Нужно немного времени, чтобы попрактиковаться и все получится.
Удивительно, она своими руками из ничего создала расческу, значит ли это, что я в любой момент могу создать для себя меч или пушку? Пока я пялился на нее глазами с пятак, она так же ловко расщепила только что созданный предмет — расческа просто исчезла.
— Так, слушай дальше, если тебе все еще интересно, — ухмыльнулась она.
— Конечно!
— Подмечу, что у всех шепотов запас энергии на разном уровне — он больше у того, кто более склонен к ее накоплению, — продолжила Юмико. — Именно по этой причине я быстрее регенерирую, ведь мой запас энергии, судя по всему, больше, чем у тебя, Ашидо.
Эта девушка ведает о каких-то сказочных вещах — хотел бы я так сказать. На деле же все это реально, а мы — ходячее тому подтверждение.
Ах, да, вот еще что, регенерацию можно ускорить, сконцентрировав энергию в одном месте, но для этого нужно учиться контролю, уметь превращать хаос в поток, а иначе энергия будет болтаться как огурчик в банке.
— Юмико, а что такое эта Бездна?
— Не знаю, Ашидо, — вздохнула она, — этого я тебе сказать не могу.
— Погоди, — опомнился я, — это ведь значит, что мы избранные! Мы можем делать, что угодно, и никто не в силах нам что-либо запретить!
— Я тоже так думала, видишь ли, мы далеко не единственные такие, — огорчила меня Юмико. — В Гармонии есть и другие шепоты, многие из которых служат в гвардии.
— Тогда, почему мне потребовалось прожить семнадцать лет, чтобы встретить первого подобного себе?
— Потому что шепотов никто не любит, из-за этого мы вынуждены скрываться, ведь нас либо убьют, либо мы станем куклами в руках короля.
— А при чем здесь король? — оторопел я. — Разве он может подчинить себе человека с такими способностями?
— Не своими руками — так силой гвардии, — фыркнула Юмико. — К тому же ходят слухи, что король сам является шепотом, а его политика уж больно несправедлива по отношению к нам: любого человека со способностями король забирает к себе во дворец под личный контроль в качестве боевой единицы, а если тот сопротивляется, его просто убивают под предлогом угрозы режиму.
— Вот оно что…
— Это очень печально осознавать, — поникла она. — Хотела бы я когда-нибудь свободно ходить по Земле и не бояться, что меня убьют просто за то, что я родилась такой.
Юмико заметно менялась в лице. Сейчас ее настроение колеблется между игривым и унылым, но это не похоже на какое-нибудь биполярное расстройство девочки-подростка, такое поведение больше напоминает попытки натянуть улыбку поверх настоящих чувств, и, честно говоря, получается у нее плохо.
— О моем секрете знают лишь два человека за исключением тебя.
— Твои друзья, да? — моя очередь натягивать улыбку.
— Да, я могу им доверять, потому что они такие же, только другие — не шепоты, — улыбнулась она.
— Ренегаты, верно?
— Ты знаешь про ренегатов? — удивилась девушка.
— Ренегаты — это люди, родившиеся с врожденной мутацией от родителей, когда-то переживших лучевую болезнь, — блеснул я своими знаниями, вытекающими из интернета.
— Такие дети в большинстве случаев появляются на свет мертворожденными, а если и выживают, их настигает та же судьба, что и нас с тобой. Мои друзья умеют хранить секреты, ведь все мы объединены общим горем.
— Хотел бы я когда-нибудь иметь таких друзей, как у тебя, — тяжело вздохнул я.
— У тебя нет друзей? — усмехнулась Юмико.
— Не смешно, — грозно прорычал я.
Я знал, что разговор может затронуть эту тему, но реакция Юмико немного меня напрягла — стоит пояснить ей, почему над такими вещами нельзя смеяться.
— Смотри, — я показал пальцем на легкую детскую курточку из коричневой кожи, — эта куртка когда-то принадлежала моему другу Ральфу, он был тем, кто принял красноглазое чудовище со всеми его минусами и впервые назвал другом, потому я очень любил Ральфа и всегда ценил нашу дружбу.
— И где он сейчас? — поинтересовалась она.
— Умер, — буркнул я, пиля ее взглядом.
После этих слов Юмико слегка побледнела, натягивать улыбку и смеяться в лицо уже не получится. За десять минут, проведенных с ней в одной комнате, я понял, что эта девушка на самом деле способна сопереживать, но не любит показывать другим свою слабую сторону.
— Ох, — поникла Юмико. — Если можешь, расскажи мне о том, каким он был человеком.
— Прекрасным, — поведал я, — всегда веселым и позитивным, мы с ним вместе играли в футбол, строили тайную базу в этой комнате, но все это закончилось в один день, когда мы, как обычно, пинали мяч на поле. В тот день Ральф пнул мяч так сильно, что тот улетел далеко в кусты. Хоть я и был ближе к мячу, раз это его прокол — ему и исправляться. Сейчас я очень жалею, что не пошел за мячом сам.
Юмико тихо села рядом и прислонилась ко мне, чтобы не пропустить детали, которые могли затеряться в моем рассказе, поскольку голос постепенно переходил на шепот. Мне была приятна такая близость — порой всем нам не хватает человека, который не обязательно должен слушать, а всего лишь находится рядом в тяжелую минуту. Нужно было продолжать мой рассказ:
— Ральф побежал за мячом и довольно долго не выходил из густых кустов, я пошел за ним, но в гуще растительности моего друга не оказалось, тогда, я окликнул его и, услышав ответ, пошел навстречу. Мяч долетел аж до железнодорожных путей — за кустами находилась внутрирайонная станция. Ральф подобрал мяч прямо с рельс и поплелся мне навстречу, как вдруг мы оба заметили приближающийся поезд, гудок которого запомнился мне на всю жизнь. Ральф пытался подняться на платформу, но та была слишком высокой, я бросился к нему, чтобы помочь, но не успел — Ральфа сбил поезд, пока он висел на краю платформы, а его тело от удара разбросало по всей платформе. Ужас в глазах маленького мальчика болезненно врезался в память, я и по сей день страдаю, вспоминая о том случае. Честно говоря, даже сейчас мое сердце едва выдерживает эту боль, буквально разрываясь.
Юмико молчала, она никак не могла прокомментировать вышесказанное, скорее потому, что нельзя было вклиниваться в такой душераздирающий рассказ.
— Потом пропала моя единственная подруга, которую я любил так же, как и Ральфа — просто исчезла, ни сказав ни слова, больше я ее никогда не видел. Других друзей у меня больше не было, даже сейчас я совсем один. После смерти Ральфа родители стали ко мне намного хуже относиться, суеверное мышление говорило им: «ваш сын — источник всех бед». Не поверишь, но они повесили на меня вину за смерть любимого друга и пропажу подруги и в конечном итоге решились на такой гнусный поступок, который для родителя непростителен — подписали согласие на эвтаназию или, скорее, казнь без согласия, в которой я выжил и в порыве гнева убил много людей, в том числе и родителей. Мне очень тяжело носить такой груз на плечах, особенно когда его не с кем разделить, так что, давай обойдемся без насмешек, хорошо?
Рассказывая это, я даже не заметил, что слезы уже текли рекой, а Юмико, к моему удивлению, тоже плакала. Приятно осознавать, что тебя есть кому выслушать. Думаю, как только мы найдем ей одежду, она тоже навсегда уйдет из моей жизни, и я вернусь обратно в суровую реальность, буду вынужден скрываться до самой смерти, скорее всего, даже не отыскав своего счастья.
— Ашидо, — подергивала меня за кофту Юмико, пока я плавал в своем навязчивом самокопании.
Она говорила очень тихо, почти что шепотом. Хотелось бы верить, что такой откровенный разговор сблизил нас, но я не знаю, что у этой девушки в голове, даже когда все эмоции словно на лице написаны.
— Что такое? — заговорил я, опомнившись.
— Теперь я понимаю, почему цвет твоей энергии такой черный, похожий на дым, ведь он исходит из твоей души.
— Души, да? — протяжно промямлил я.
— Ашидо, — снова окликнула она меня после короткой паузы.
— Чего? — тяжело вздохнул я.
— Давай станем друзьями.