Легкий ветерок, ночное небо над головой, закрытое плотными тучами, скрывающими за собой множество звезд, раскиданных в неведомых космических далях. Тяжелый груз на душе и утомляющие своей глубиной мысли обо всем человеческом, что окружает меня. Глаза слипаются в ощущении извечного утомления, дыхание сбивается от постоянного внутреннего конфликта, а руки то ли дело сжимаются в кулаки по некой дурной привычке, так надоедливо въевшейся в голову.
Вчера Ашидо многое доказал своей решимостью, показал в деле свое мастерство владения освоенными навыками — проще говоря, выложился на полную и предстал передо мной в лучшем виде, чего не скажешь обо мне. Что это вообще было? В тот момент я, должно быть, выглядел крайне глупо, или чего хуже, смахивал на сумасшедшего, хотя, впрочем, это происходит не впервые.
— Надо бы извиниться и все объяснить, — подумал я в этот момент, а затем решительно взялся за рацию. — Ашидо, это Илия, свяжись со мной, когда будет возможность — нужно поговорить.
Мгновенного ответа не последовало, как и ожидалось, последним в рации прозвучал ее нелепый треск, пропавший сразу же, как я договорил. Не удивлюсь, если Ашидо не захочет со мной разговаривать, однако объясниться рано или поздно все же придется, только бы ожидание это не длилось слишком долго — не хочу себя накручивать в такой ответственный период, особенно зная, чем это может обернуться.
— Илия! — внезапно раздался заветный возглас Такаги по ту сторону линии связи. — Как я рад тебя слышать!
— Ох, Ашидо, — мгновенно отреагировал я, — прости, вчера я…
— Не стоит, — тотчас оборвал он. — Глядя на тебя в тот момент, я подумал, что преследовать будет глупо, да и сил на то не оставалось. Просто скажи, с тобой все в порядке?
— Да, все нормально, — обнадежил я, хотя и приврать немного пришлось.
— Хорошо, расскажешь обо всем дома, возвращайся поскорее.
— Не могу, — отстранился я, — не сейчас.
— В чем дело, Илия? — опешил Ашидо. — Ты ведешь себя слишком странно.
— Не пойми неправильно, Ашидо — я в глубоких сомнениях, — пояснил я, дав небольшое вступление к своей мысли, пусть все еще не успел подобрать слова. — Не хочу пугать тебя преждевременными выводами, но, боюсь, Шевцов был лишь пешкой в одной большой игре.
— О чем ты? Что было у него в голове? — еще больше заинтересовался Ашидо, что выдавал его тон.
— Руками Камиля Эдвард кое-что спрятал от Бартона, и тем самым сильно помог ордену и Гармонии в целом, однако я опасаюсь, что видел не все, что должен был — он и от меня укрыл правду. Я был в музее, Ашидо, забрал то, что этому зданию не принадлежит. Что-то здесь не так… странное чувство…
— Илия, я плохо тебя слышу, повтори, что ты только что…
— Ашидо? — чуть громче, чем обычно, сказал я, поняв, что связь только что оборвалась в сопровождении сильных помех, разделив меня с орденом.
Как много Ашидо успел услышать? Почему связь пропала именно сейчас? Это какие-то случайные помехи или же попытка намеренно разорвать все контакты между членами ордена? В любом случае, приходится оставаться настороже даже в полном одиночестве и думать обо всем, что происходит вокруг. Я должен вернуться в «Спектр», должен обсудить с остальными все то, из-за чего так кипит голова. Не успела мысль дойти до реализации, в тишине, изредка прерываемой потоками ветра, послышалось гудение рации.
— Кишин! — голосил знакомый человек, лишь бы привлечь побольше внимания. — Срочно ответь, дело крайней важности!
— Ты, — прорычал я в ответ, сняв с пояса примитивную двухканальную рацию, которая была только у человека по ту сторону линии, а также у нас с Ашидо, — у меня к тебе есть пара вопросов.
— Отлично! — отреагировал Эдвард. — Вопросы потом, а сейчас ты должен выслушать то, о чем я тебе скажу, — сразу после этого Айс продолжил говорить, не дав вставить и слова, будучи крайне взволнованным. — Гвардия направляется в Дипломатический район, большая часть силовой структуры дворца покидает Парадный район! Это ваш шанс, Кишин, у «Спектра» есть реальная возможность занять цитадель!
— Притормози! — оборвал я. — С какой стати ты решил, что я в это поверю? Я был в голове у Шевцова и видел, как ты лично приказал ему спрятать его! Какого черта происходит, Эдвард?
— Не время для раздора, Илия! — озлобленно вскрикнул Айс. — Я был вынужден пойти на это, чтобы он ему не достался! Поверь, мы на одной стороне и действуем в общих интересах! Где ты сейчас?
— Могу сказать только, что высоко. Зачем тебе знать это? — вновь отстранился я.
Конкретно в этот момент я располагался на склоне крыши Академической башни, с которой вполне можно было наблюдать за происходящим внутри Парадного района. Было бы глупо с моей стороны так просто выдать свое местоположение, потому объяснение «высоко» неплохо вписалось в ситуацию своей расплывчатостью.
— Тогда, можешь и сам взглянуть, — пояснил Эдвард. — Со стороны западных ворот прямо сейчас движется огромное гвардейское войско. Видишь?
Последовав совету, я устремил взор на те самые западные врата, застав ошеломляющую картину. Эдвард не соврал — тысячи гвардейцев разного служебного положения колонной двигались в сторону Дипломатического района. Их темную форму с желтыми полосами можно было увидеть с любой высокой точки города, лишь слегка приглядевшись, и мало кто мог остаться в неведении о происходящем.
— Что происходит? — тотчас прокричал в рацию я. — Какого хрена творится, Айс?
— Теперь ты готов слушать, а? — с долей издевки, саркастически фыркнул Эдвард. — Я соврал королю о том, что знаю, где находится «Спектр», вынудил его поверить в то, что мы можем сломить вас одним рейдом, если бросим на эту операцию большую часть своих сил! Я рискнул всем, что у меня есть, повел за собой гвардию, лишь бы у вас была возможность свершить революцию и свергнуть Котая! Сейчас или никогда, Илия!
— Черт бы тебя побрал, Эдвард! — от резко нахлынувших эмоций, прокричал я в ошеломлении. — Как долго ты сможешь удерживать их?
— Не более часа, — однозначно ответил он.
— Мне хватит этого времени, но потом понадобится помощь «Спектра», — проговорил я, будучи готовым начать действовать в любой момент. — Мы отрезаны, связи нет, и я не знаю, как подать знак остальным. Ты что-нибудь знаешь об этом?
— Я свяжусь с Ашидо, не думай об этом! — обнадежил Эдвард. — Направляйся во дворец и задай трепку Котаю!
— Почему ты можешь связаться с Ашидо, а я не могу?
— Они запустили глушилку, но частоты гвардейских линий связи не глушатся! — объяснил Айс. — Нам повезло, что эти рации оказались у вас двоих. Времени мало, Кишин, скажи мне, что я должен передать Ашидо!
— Передай ему, чтобы он собрал всех, кто может драться, а затем незамедлительно повел их за собой во дворец. Они должны занять все стратегически важные точки, пока я решаю вопрос с королем в тронном зале. От их вклада зависит судьба всей Гармонии!
— Передам все слово в слово! — подтвердил Эдвард. — А теперь, давай, доберись до дворца как можно скорее, я не смогу долго скрывать от них правду! Вперед, Кишин, я верю в вас! Честь и слава, Гармония!
— До связи, генерал, — произнес я, после чего рация затихла.
Время не ждет, у нас появился шанс расставить все точки и навсегда решить проблемы Гармонии… нет… у меня появился шанс сплести семейные узы обратно. Права на ошибку нет, Эдвард слишком многим рискует, да и Ашидо не простит меня, если мы упустим такую возможность. Я сыграю свою роль и сделаю все, что в моих силах, взяв на себя человека, равному по силе которому больше не существует — кроме собственного брата.
Дождись меня, Бартон, пришло время серьезно поговорить о твоем будущем.
***
Уже в скором времени барьер Парадного района был преодолен, впереди оставались какие-то считанные сотни метров до цели, и сердце с каждой секундой колотилось все сильнее — давно не чувствовал ничего подобного. Стуки ботинок о плитку глухо разносились по пустующим проходным на территории дворца, ветер колыхался от ловких и целеустремленных движений, пока я наконец не достиг высокой отвесной стены цитадели. Идти напролом через главный вход казалось опрометчивой затеей, поскольку дворец пустовал не настолько, чтобы никого не оказалось снаружи и внутри, а ведь эти люди могли стать серьезной преградой на пути к Бартону — время играло не на нас.
Заприметив с улицы приоткрытое широкое окно на втором этаже, я собрался с силами и молниеносно запрыгнул внутрь, оказавшись в помещении, похожем на дворцовую кухню. Сегодня она пустовала, продукты даже не вытаскивались с полок холодильников, новые поставки не разгружались и даже никакого сторожилы внутри не оказалось. Недолго думая, я аккуратно прокрался вдоль комнаты до двери, выходящей в коридор, а затем быстрыми, но уверенными шагами пустился вверх по лестнице. Очевидно, план дворца хорошо укладывался в голове и всплывал при каждом скользком упоминании о мысли, в каком направлении двигаться.
Все шло на удивление хорошо и время расходовалось рационально, пока я случайно не столкнулся с двумя людьми в гвардейской форме на переходе с лестницы в коридор этажа, на котором находился тронный зал. Мое появление, стало быть, удивило гвардейцев, поскольку те не ожидали вторженцев.
— Нельзя, — подумал я, едва мысль о «Парадоксе» всплыла в голове, — это для него.
Хотелось было расправиться с невольными свидетелями, однако те, даже будучи напуганными, не подавали никаких признаков намерения сопротивляться, напротив, они даже как-то холодно отреагировали на внезапного гостя.
— Вас ожидают, — хрипло проговорил гвардеец из-под маски, указав в направлении тронного зала.
Удивлению моему не было предела, ведь Бартон не мог знать о том, что я приду к нему лично и совсем один — что-то здесь определенно не так. Неужели ловушка? Пусть доверять гвардейцам совсем не хотелось, я опустил меч, которым еще мгновение назад мог срубить голову любому из этих двоих, а затем спокойным и размеренным на вид шагом устремился в указанном направлении, не ослабляя бдительности по отношению к сзади стоящим, однако, вопреки собственной паранойе, я оказался нетронутым до самых дверей в тронный зал.
Смирившись с мыслью о том, что гвардейцы были лишь проводниками, я выкинул меч куда-то в сторону, и он как обычно растворился в воздухе. Следом за этим, руки с долей страха от непредвиденности будущего легли на высокие тяжелые двери с зияющей в центре дырой от недавнего применения грубой силы, а затем преграда поддалась и отворилась, раскрыв вид на красоты королевского дворца.
Красный ковер сопровождал до самого трона, изысканные фонтаны просыхали без дела по обе стороны от центра, кругом было светло от ярко блестящих люстр под потолком. Первым делом в глаза бросилась робко стоящая на возвышении принцесса, руки которой то ли дело сжимались в кулаки и столь же быстро переходили в ладони. Стоя по левую сторону от меня, она пристальным взглядом сопровождала каждое движение, не говоря ни слова, но нагнетая всю ситуацию так, что дыхание невольно спирало. Чуть дальше по правой стороне располагался тот, за кем я пришел — Бартон стоял близ ковра сразу за лестницей на полтора-два метра вверх, пристально разглядывая что-то вдали, пока наконец не заговорил.
— Я ждал тебя, Илия, — отчетливо произнес он, повернувшись в мою сторону.
Сомнений отныне быть не могло, ведь он с самого начала рассчитывал встретиться лично, во что бы то ни стало увидеть меня и разрешить все недопонимания, наверное.
— Бартон, — исподлобья проговорил я.
— Не думаю, что ты пришел на экскурсию, — ловко подметил он. — Должно быть, ради меня постарался. Ты так одержим мной, Кишин?
— Ты знаешь, зачем я здесь, брат.
— Брат? — очень тихо и робко промычала Аой, обратив внимание сначала на меня, а затем на отца, стараясь визуально сравнить нас между собой.
В ответ на мои слова Бартон лишь отвернулся и медленно зашагал в сторону огромного округлого окна, встав к нему практически вплотную, принявшись вглядываться куда-то вдаль. Следом за ним последовала и Аой, однако та отошла не так далеко от прежнего места, не позабыв подозвать меня головой, чтобы подошел поближе. Собравшись с мыслями, будучи в неловком непонимании, я столь же медленно, подобно этим двоим, поднялся по ступеням наверх, остановившись сразу же после них.
— Как ты думаешь, Кишин, что находится за стеклом? — заговорил Бартон, ни на секунду не отрывая взгляда от окна. — Что лежит по ту сторону этой комнаты?
— Гармония, — спокойно проговорил я, не понимая, как грамотнее вести диалог, когда брат так нагло старается трактовать собственный монолог.
— И не только, Илия, — усмехнулся он, — целый мир лежит за стенами дворца. Безграничный и безумно красивый, жестокий и беспощадный мир, принадлежащий мне одному.
— Не много ты на себя берешь, Бартон? — возмутился я.
— Ни много, ни мало — то, что по праву заслуживаю. Тебе ли судить меня, самозванец?
— Ты совсем не похож на себя прежнего, брат, — с долей разочарования проговорил я.
— Как и ты не похож на моего брата, — грозно прорычал Бартон, после чего наконец развернулся и столь же медленно пошел мне навстречу. — Твои глаза, бесспорно, подделкой быть не могут, самое настоящее Вездесущее Око, дарованное Бездной, но это тело, лицо, повадки, дешевая гордость — какой из тебя пародист, если не получается обмануть меня? Думаешь, я ждал тебя ради того, чтобы ты добился своих целей, какими бы гнусными они не были, сыграв на моих чувствах?
— Я не лгу тебе, Бартон, — опроверг я, пусть и не очень убедительно, но воистину искренне. — Я пришел спасти тебя, брат.
— Спасти? — вновь усмехнулся он, остановившись на месте напротив. — От чего? В этом мире мне ничего не угрожает, ведь он целиком и полностью подчиняется моей воле. Бездна даровала мне силу, которая и не снилась никому более на всем белом свете, однако, каково же было мое удивление, когда я встретил тебя. Не могут по одной земле ходить два повелителя времени, особенно если один из них пытается подкопаться поближе такими грязными методами.
— Тебе ли говорить о грязи? — внезапно закричал я. — Взгляни вокруг, Бартон! Гармония стала одним тонущим кораблем за период твоего правления! Черт бы с ней, этой Гармонией, меня волнует твое будущее, брат. Коли народ не колышет, прислушайся хотя бы к родной крови! Демон захватил твое сердце, как однажды захватил мое, ты полностью утратил здравый смысл и самовольно смываешь краски того мира, в котором живешь! Зачем тебе все это кровопролитие? Ты ведь никогда не был столь кровожадным… Очнись, брат!
— Хватит твердить одно и то же! — подхватил Бартон. — Ты мне не брат!
— Не говори таких вещей, Бартон, — с резко уколовшей в сердце болью, промолвил я. — В этом мире я — твой единственный верный союзник. Я не брошу тебя и не отдам во власть демонов, даже если будешь упираться. Остальным же чужды твои чувства, никто не беспокоиться о судьбе, которая тебе уготована. Я хочу помочь, Барти, так почему же ты меня отвергаешь?
— Барти? — внезапно прорычал брат, исполняясь первобытной яростью. — Не смей меня так называть! Хватит этой фальши! Ты нереален, Илия, твои слова не извратят моих убеждений, сколько бы ты не старался!
— Почему ты думаешь, что я лгу?! — снова закричал я. — Какого черта тебе еще надо, чтобы поверить в мою искренность?! Вспомни детство, вспомни все, что было между нами!
— Ничего мне от тебя не нужно, лжец! — поравнялся по тону Бартон. — Нашего общего прошлого не существует, ты давно мертв и затерялся в песках времени. Каждая мельчайшая деталь твоей персоны лишь имитирует моего брата! Даже этот чертов меч пытается меня обмануть — он настолько же реален, как мои клинки, которые я просто скопировал!
— Это реальный «Костолом», брат, — пояснил я, не надеясь, что это его убедит. — Я забрал его с собственного трупа!
— Мне осточертела твоя ложь! — еще громче закричал Бартон. — В этом мире нету места нашему прошлому, здесь нет орудий из костей драконов, здесь нет ни драконов, ни родственной крови. Этот мир подчиняется тем же законам, но он совершенно другой: люди здесь другие, время другое, устои совершенно отличаются от наших! Кругом лишь бесчестные и корыстные звери, жалкие и жадные, мягкотелые и пустоголовые! В этом мире нас никогда не существовало, Мелении никогда не было на карте мира!
— Она была, Бартон! — возмутился я, услышав достаточно гадостей. — Как ты можешь вот так просто отбрасывать воспоминания и отказываться от прошлого? Бездна извратила тебя, брат!
— Как ты не поймешь, Илия! — соскалив зубы, прошипел он. — Я был там! Своими собственными ногами ходил по земле, где должен был быть наш дом! Ни Мелении, ни Тулии! Сенсуса не было на том месте, где сейчас лежат руины Эбельтофта! Ни в одной книге мира не упоминается о существовании нашего королевства, словно его никогда и не было, будто вся моя жизнь оказалась дурным сном, а я сумасшедшим!
— Меления существует! — возразил я. — Мы живем в том же мире, Бартон, ходим по той же земле и подчиняемся тем же законам, но в другом времени и с другими людьми. Я могу все доказать, если ты хотя бы попробуешь выслушать!
— Довольно этой ереси! — оборвал Бартон. — Я надеялся разобраться в твоих мотивах и решить вопрос мирно, но ты просто не оставляешь мне выбора, копируя брата и выдавая себя за него настоящего! — сказав это, он демонстративно развернулся и сблизился с троном, аккуратно усевшись в него в надменной позе, уперев кулак в щеку, а затем холодно произнес. — Аой, убей его.
— Что? — сию секунду опешила девушка.
Не знаю, что и думать в такие моменты, ведь только Бартон всегда мог противиться моему красноречию. Он всегда слушал меня и внимательно относился к нашим узам, однако, если дело доходило до его собственных твердых убеждений, брат никогда никому не верил и полагался только на себя, и в эти моменты он из раза в раз оставался невыносимым до тех пор, пока мне не удавалось его наконец убедить, порой прибегая к силе. Похоже, это снова повторяется, и механизм воздействия за все эти годы не изменился, пусть даже если Бартон изо всех сил пытается забыть себя прошлого.
— Так, значит? — нахмурился я, сжав руки в кулаки. — Придется выбить из тебя все дерьмо.
— Аой, — чуть громче повторил Бартон.
— Отец, — крайне испуганно воскликнула девушка, — я… я…
— Это просто самозванец, Аой, — грозно прошипел брат. — Просто сделай это ради меня, решись самостоятельно хоть раз в жизни.
По лицу принцессы было хорошо видно, как сильно она метается между «за» и «против», какой массивный внутренний конфликт преодолевает, чтобы просто подчиниться воле отца и исполнить его лицемерный приказ. Много лет она провела взаперти с человеком, полностью потерявшим всякие прошлые убеждения, старающимся действовать во имя себя одного, пренебрегая не только народом, но и чувствами собственной дочери. Семейные узы стали для Бартона обузой, и он решил от них отказаться, стал тем, кто воспринимает дочь как инструмент, а не живую частичку себя и продолжением нашего общего рода.
Ты ведь и моя семья, Аой Кишин, и, даже не зная тебя, я уже испытываю нечто теплое, чувствую себя обязанным защитить столь измученное дитя от ужасов этого мира. Ты ничего из этого не заслужила, не сделала ничего такого, за что можно было бы так корить себя при первом же подвернувшемся случае. Если уж твоего отца без рукоприкладства не убедить, то хотя бы тебе еще не поздно вправить мозги.
— Аой, — спокойно окликнул я девушку, на что она сразу же обратила внимание, — подумай хорошенько и реши для себя, что тебе дорого и чего сердце желает больше всего. Вечно бегать от себя все равно, что пытаться выловить из пруда камень — пока не решишься замарать руки, ты его не достанешь.
— Что вы такое говорите? — дрожащим голосом, промямлила Аой.
— Сделай правильный выбор, солнце, и я поддержу тебя вне зависимости от того, каким он окажется, — слегка ухмыльнулся я, пусть и натянуто, а затем вынул из ниоткуда свой «Костолом». — Пора выбирать, на чьей ты стороне.
— Убей его, Аой! — заголосил Бартон, соскочив с трона. — Ну же, давай!
По щекам девушки покатились слезы, дрожащие губы издали едва слышный измученный выдох, ее подкашивающиеся ноги в миг окрепли и приняли грациозную твердую стойку, руки сдвинулись с мертвой точки и стали подниматься ввысь. В этот момент она принимала самое важное решение в своей жизни, старалась изо всех сил не сломаться под давлением пристальных взглядов, пока наконец не решилась.
— Я… сделаю это, — глухо приговаривала Аой, и голос ее казался совсем неестественным: озлобленным, даже гневным, словно из груди в миг вырвалось все, что так давно копилось внутри. — Я сделаю это!
Ее зубы стучали друг о друга, брови сомкнулись в одном гневном облике, лицо исказилось, а слезы с каждой секундой лились все сильнее, но я прекрасно понимал, что эти чувства несут за собой долгожданное облегчение. Фигура девушки засияла двумя цветами: синим и розовым. Ее ладони мертвой схваткой вцепились в принятое решение и девушка наконец сдвинулась с места.
— ДАВАЙ! — расплывшись в улыбке, прокричал Бартон.
— А-А-А-А!!! — истошно закричала Аой, сделав резкое движение руками.
Какое-то мгновение и в тронном зале послышался громкий треск стекла, звуки крошащегося бетона разлетелись по всей комнате, а следом за ними всюду пронесся поток озверевшего воздуха. Казалось, что время вокруг замедлилось, словно для того, чтобы можно было во всей красе разглядеть происходящее до мельчайших подробностей. Грациозное и решительное движение девушки сопровождало ее мертвую хватку, чудовищная сила гравитации в миг переломила всю ситуацию, и лишь я один видел то, как она в этот момент была счастлива.
Трон в миг перевернулся, опрокинувшись на спинку, а тело Бартона в момент отправилось в полет, с тяжестью врезавшись в огромную стеклянную преграду, так легко рухнувшую под весом человека. Он даже не успел ничего понять, когда дочь приняла решение оторваться от отца и наконец поступить так, как хотела она. Звук нахлынувшего ливня сразу же привел нас обоих в чувства, и в этот момент я вспомнил, ради чего сюда пришел. Это было очень завораживающе, поразительно блистательно и смело, не говоря уже о том, сколько силы было вложено в один единственный удар, однако этого было мало для того, чтобы убить Бартона — да и я не позволил бы. Нужно довести начатое до конца, особенно теперь, когда шансы равны — именно с этой мыслью я бросился к окну, желая настигнуть брата как можно скорее.
— Правильный выбор, Аой, — сказал я, мельком столкнувшись взглядами с девушкой.
Разминувшись с Аой, я тотчас подпрыгнул, едва сблизившись с дырой в стене, уперся ногами в остатки некогда неподвижной рамы наверху, отскочив по направлению вниз как можно сильнее. В момент тело устремилось навстречу земле, до которой нужно было лететь около сорока метров, капли дождя, словно снаряды, врезались в лицо, не успевая достигнуть низин. Выпрямившись как можно более обтекаемо, я набрал такую огромную скорость, что почти нагнал Бартона, вяло сближающегося с преградой.
В какой-то момент мы практически одновременно столкнулись с землей, преждевременно выпрямив свои тела так, чтобы минимизировать ущерб от падения. Пусть даже так, бетон под ногами под действием бешеной силы треснул, вокруг мгновенно поднялась пыль, и я, не дав ей возможности рассеяться, нанес удар первым, выскочив из облака. Меч тотчас настиг цель, по улице разлетелся глухой звук скрещивания мечей, в миг с которым сразу последовал раскат грома и вдалеке блеснула молния.
Под ногами виднелись блики от глубоких луж в момент сильнейшего штормового ливня, вся Гармония была словно на ладони с того места, на котором мы стояли. Одна из главных округлых стен Парадного района, вплотную прилегающая к цитадели, удерживала на себе двух безумцев. Мне даже показалось, как задрожали перила, ограждающие границы стены, колебания которых вносили некую серьезность в это сражение. Здесь было достаточно места для того, чтобы свободно вести бой, ведь на то и создавались смотровые площадки, чтобы вмещать в себя как можно больше.
Медлить было нельзя, потому сразу после удара, я тотчас отскочил назад, приняв стойку с возвышенным над плечами мечом по левой стороне, будучи готовым ко всему, и Бартон поступил аналогично. Так мы разминулись на расстояние около десяти метров, застыв в пугающих и поистине завораживающих позах. В руках у брата виднелись парные клинки в обратном хвате, но то были не клинки-близнецы, а словно что-то такое, больше походящее на незаконченную материализацию оружия шепота. Они сияли ярким желтоватым цветом, искрились и заливались волнами энергии, словно сам свет подчиняется воле Бартона. Не знаю почему, но у меня на душе в этот момент было очень спокойно, словно бушующий океан застыл в неподвижном штиле.
— Как это понимать? — будучи переполненным злобой, прорычал Бартон.
— Даже Аой считает, что ты не прав, — спокойно ответил я.
— Этот день станет для тебя последним, самозванец, — угрожающе произнес брат.
— Докажи мне, что не растерял навыков, — без единой ухмылки сказал я.
— Илия! — прокричал он, бросившись на сближение.
Всплески воды захлестнули поле боя, ботинки расплескивали все вокруг при каждом шаге, и во время напора Бартона их было особенно много. Нацеленный на убийство, он сразу же совершил выпад навстречу, попробовав пробиться через защиту, но я ловко отразил удар, за которым последовало множество других. В отличие от меня брат полностью полагался не только на прежние навыки, но и на свою силу шепота, которую я всей душой презирал и применения которой старался избегать.
— Я знаю твой стиль, Бартон, — в процессе боя между пролетающими мимо ударами прокричал я. — Каждое твое движение, каждый взмах и каждое сокращение мышцы.
— Заткнись! — тотчас оборвал он, мгновенно вывернувшись в необычную для меня позицию.
В момент, когда я замахнулся, Бартон пригнулся и нырнул под правую руку, сумев нанести удар в область печени, но это движение дало серьезную осечку, из-за которой тот открылся, однако тот быстро осознал неправильность своих действий и отступил.
— Значит, это кольцо у тебя на руке не для показухи, — произнес Бартон, отскочив в сторону и замерев на месте.
— Ты сделал его хорошим, брат, — ухмыльнулся я. — Настолько, что сам пробить не можешь!
— Не смей надо мной насмехаться! — вновь закричал он, бросившись в бой.
Это кольцо на моей правой руке, плотно сидящее на среднем пальце — подарок Бартона, доказывающий, что наше прошлое имеет место быть. Руническая защита — так он окрестил эффект от кольца, которое могло защитить своего владельца от трех смертельных ударов. Пусть защита и была крайне эффективной, мы оба знали, как ее обойти, потому находились в равных условиях, хотя я бы сказал, что клинками орудовать проще, чем двуручным мечом, даже если он легок. Исход боя уже давно был предрешен, это лишь дело времени — дождаться, пока Бартон не сломается, пока наконец не признает, что перед ним стоит настоящий человек, а не самозванец, коим он меня окрестил.
Последовал очередной удар, который я умело парировал, нанеся ответный, так и не достигший цели, столкнувшийся с той же преградой. Тем временем Бартон продолжал натиск, и удары его настолько часто пробивались через мою защиту, что в один момент сила рун покинула меня. Поняв, что защита пала, Бартон незамедлительно подпрыгнул ввысь, сменив клинки на огромный молот прямо в полете, устремив всю разрушительную силу его удара на меня.
— Ранмацу! — прокричал я, выставив левую руку навстречу молоту.
Орудие в миг отскочило обратно, вся его мощь возвратилась атакующему, а я остался невредимым, выиграв достаточно времени для того, чтобы кольцо успело восстановить один из трех уровней защиты. Бартон же снова отскочил в сторону и замер, жадно рассматривая меня, словно выискивая то, за что можно зацепиться.
— Ты такой же, как и он, — спокойно проговорил Бартон. — Эгоцентричный, способный, внимательный и щадящий. Почему же ты сражаешься не в полную силу? Боишься навредить мне или просто не можешь скопировать техники Илии?
— Я уже говорил тебе, Бартон, — столь же спокойно проговорил я. — С самого начала в мои цели не входила твоя смерть. Я хочу, чтобы ты признал, что оступился, чтобы смирился с демоном внутри и позволил мне избавить тебя от него. Мы с тобой — единое целое, брат. Я хочу сплести наши узы обратно в тот узел, который когда-то разорвался.
— Оставь меня в покое! — истошно закричал Бартон. — Ты ни капли не понимаешь! Не знаешь меня и не можешь помыкать мной так, как тебе вздумается! Почему даже после смерти ты преследуешь меня?!
— Потому что я люблю тебя, брат, — пустив скупую мужскую слезу, проговорил я. — У меня больше никого нет, только тебе я мог бы вверить свою жизнь.
— Ты уже вверил однажды, и смотри, чем все обернулось! Мы хотели построить свой мир, но с грохотом пали ниц! Я ненавижу тебя за то, что ты со мной сотворил!
— Знаю, Бартон, — с долей раскаяния, пробормотал я. — Это моя вина, что Сенсус пал, я оказался недостаточно сильным для того, чтобы всех защитить. Все время взваливал все на свои плечи и верил, что сам со всем справлюсь, но как же я тогда ошибался.
— Илия! — снова закричал брат. — Твоя вина не только в том, что ты пренебрегал нами! Своей фигурой ты всегда затмевал остальных, оставлял позади и обрекал на страдания! Знаешь, каково мне было?
— Теперь знаю, — подтвердил я. — Глядя на то, во что ты превратился, я по сей день скорблю по тем временам, когда у нас было все хорошо. Наше прошлое не будет забыто, и его ценные уроки не пройдут даром. Я раскаиваюсь, Бартон, несу на себе тяжкий груз вины и ни коим образом не горжусь тем Илией, которого ты запомнил.
— Хватит пудрить мне мозги! — уже с той же слезой прокричал Бартон. — Хватит притворяться Илией! Я больше этого не вынесу!
С этого момента все стало по-настоящему серьезным, ведь Бартон не только выхватил с пояса кожаную перчатку с голубоватой линзой, но и клинки-близнецы: удлиненные изогнутые кинжалы с отверстиями, подобными тем, что есть у кунаев, только в середине между лезвием и рукоятью — красная и зеленая линзы, Фуку и Цернунн. Он был на грани, и я прекрасно это чувствовал, этот человек не мог принять затаившиеся глубоко чувства, потому твердо решил разделаться со мной, как с призраком прошлого, от которого вскоре и следа не останется. Разумеется, я ответил на порыв тем же, потому сразу снарядил левую руку перчаткой, но с другой линзой — оранжевой, создающей огонь.
Столкновения взглядов хватило, чтобы бой снова завязался, но на этот раз Бартон дрался намного агрессивнее, однако на эмоциях читать его движения было легче, но проще драться от этого не становилось. Я должен был пристально следить за его правой рукой, чтобы не подставиться под смертельный удар, в то время как пренебрегал левой, открываясь для всех остальных не менее сильных и неожиданных атак.
Все время натиска Бартон из раза в раз менял тактики наступления: то уворачивался, то давил напором, то атаковал издали ледяной техникой линзы, то не давал отойти ни на шаг. Со временем я приспособился к каждому виду атак, потому ход битвы переломился на мою сторону, открыв возможность для ответного нападения, но сколько бы я не старался его настигнуть, щит восстанавливался быстрее, чем тот терял его заряды. Я старался атаковать мечом, использовать пламя из линзы в виде огненных шаров, но все в бестолку.
— Я всегда завидовал тебе, Илия! — в порыве гнева вырвалось у Бартона. — Ты всегда был впереди, а я тащился следом, будучи обузой для тебя. Каждый раз я убивался из-за собственной слабости, глядя на то, как ты растешь и продолжаешь от меня отрываться! Каково это, сражаться с тем, кого ты никогда не воспринимал всерьез, на равных?
— Бартон, я…
— Попался! — воскликнул он, сделав такое лицо, словно только что победил окончательно.
Выкрикнув это, Бартон зажал лезвие моего «Костолома» между своими клинками во время очередного скрещивания, а затем неожиданно выкинул их в воздух вместе с мечом, тем самым обезоружив нас обоих. Завязался кулачный бой, который был скорее оттягиванием момента возвращения оружия, ведь каждый удар, что настигал цель, не поражал ее, вне зависимости от силы и точек, в которые мы били друг друга — щит все еще восстанавливался быстрее, чем терял свои заряды.
В какой-то момент после множества быстрейших ударов наши щиты взаимно разрядились, открыв нас обоих для ударов — тогда-то в воздухе блеснули падающие меч и клинки. Как и полагается сильным войнам, мы постарались помешать друг другу схватиться за них, продолжив наносить удары, однако даже в самом разгаре сражения все же успели одновременно схватиться за рукояти, и именно в этот момент решался исход боя: щиты пали, оба замахнулись для своего последнего удара.
У Бартона были клинки, потому ему было сложнее нанести критический и правильный удар — приходилось целиться в одну из самых уязвимых точек, и я не знал, в какую именно, потому пришлось предугадывать на ходу. Его замах был с левой руки и обратным хватом — довольно сложно и обречено на провал. Исходя из этого, я предположил, что Бартон ударит по бедренной артерии, но этот удар не будет основным, а скорее вступительным к добивающему. С моей стороны было бы правильнее отступить, но я, видя то, как сильно он открылся ради одного удара, решил закончить все на месте, целясь в левую ключицу. В этот момент мной двигала мысль о том, что удар двуручным мечом в зону столь уязвимого сплетения полностью лишит Бартона возможности впредь пользоваться левой рукой и обезвредит окончательно, перекрыв дыхательные пути и заполнив их кровью из легкого — пора решить, кто выйдет из боя победителем.
Как и ожидалось, Бартон собирался ударить именно туда, куда я предположил, потому задней мысли не последовало и решающий момент настал. В тот миг, когда лезвие «Костолома» уже практически настигло цель, уже было поздно осознавать, какую критическую ошибку я только что допустил — правая рука Бартона вынырнула из-под королевского одеяния и оказалась прямо на траектории полета меча, в то время как я не был готов сменить угол атаки.
— Ранмацу! — очевидно, он собирался использовать его.
Последовал звук всколыхнувшегося ветра, «Костолом» тотчас отскочил в противоположную сторону от ключицы, однако отдача оказалась не такой большой из-за того, что я перед ударом слегка уменьшил его силу, но это не помешало ударной волне отбросить меня назад. Вовремя сориентировавшись, я собрал достаточно энергии в левой руке, чтобы нанести по Бартону сокрушительный удар огнем, столь же сильно отбросивший его в сторону от того, что пришелся тот в плечо, на которое он попытался перенаправить всю силу удара.
Так мы и разминулись, снова оказавшись на расстоянии друг от друга, выиграв момент на то, чтобы перевести дух. Судя по тому, что только что произошло, Бартон один получил урон, однако этого было недостаточно для того, чтобы сломить столь сильного противника. Пусть его одеяние на месте ожога выгорело дотла, пусть ожог на правом предплечье оказался серьезным и проникающим вглубь мышц, Бартона это нисколько не напрягло, потому он быстро восстановился под действием лечащего амулета и внутреннего энтропиума, смешавшихся вместе.
— Первый удар за мной, Бартон, — выдохнув, проговорил я.
— Последний будет за мной, — ухмыльнулся он. — Посмотри, в каком же плачевном положении ты оказался.
Последовав совету, я тотчас выделил внушительную часть своего внимания на то, чтобы осмотреться, пока в один момент не обомлел от внезапно нахлынувшего страха. Мое тело блестело в багровой палитре, свободная эссенция окутывала каждый миллиметр тела, стараясь из него сбежать, но въедающаяся сила той линзы, которая сотворила это, не могла ее отпустить.
— Н-нет, — едва слышно, переполняясь пробирающим до костей страхом, промямлил я.
В этот момент я прекрасно понимал, что вскоре произойдет. На фрагменте одного из переломных моментов нашей дуэли Бартон вовсе не собирался атаковать меня, напротив, он хотел, чтобы я отступил. Я совершил ошибку, попавшись на «Ранмацу», отчего был вынужден отскочить в сторону и попробовать задеть брата, пока шансы еще оставались. В этот момент он, воспользовавшись ограниченностью моего обзора, вложил всю веру в один удар и выпустил в мою сторону ударную волну из клинка Фуку, которую я не увидел из-за огня и выделяемых им газов. Зацикленность на правой руке выбила меня из колеи и заставила подставиться, однако теперь я гадаю, почему он не сделал этого раньше, если Фуку игнорирует руническую защиту, как и первородный энтропиум.
Я прекрасно знал, что тот, кого задел клинок Фуку, скорее всего, не проживет и минуты. В этом и заключалась главная загвоздка клинков-близнецов — по отдельности они ничего из себя не представляли, однако вместе в руках умелого война те могли поразить любого противника и сделать эту схватку для них фатальной. Неужели моя смерть последует за взмахом Цернунна?
Клинок Фуку был таким, что в центре располагалась красная линза — накопитель болезней и проклятий, впитывающий в себя все самое нечистивое из воздуха. Ее редко удавалось использовать, и практической эффективности линза не имела, но Бартон нашел способ сделать из нее оружие разрушения, добавив к ней клинок Цернунн… Эссенция роста и плодородия служила катализатором для проклятия, нависшего над жертвой, постепенно истощающего ее, потому две эссенции, столкнувшись в пределах одного тела в достаточном количестве, запускали цепную реакцию колоссальной разрушительной силы, разрывая жертву изнутри не просто на куски, а превращая ее в самую настоящую кашу, разлетающуюся во все стороны сразу. Другими словами, один клинок дает начало, а другой добивает.
— Прости, Илия, — без единой издевки и даже с некоторой долей уважения произнес Бартон. — Боюсь, ты более не можешь продолжать. Скажу честно, ты был достойным противником, и я очень рад, что мы сегодня сразились.
— И что теперь, Бартон? — склонив голову, вопросил я.
— Закрой глаза и я подарю тебе быструю смерть, самозванец.
— Ты так и не поверил, — слегка усмехнулся я. — Что ж, похоже, я проиграл.
— Должен признаться, я почти поверил в то, что ты был настоящим. Будь у тебя чуть больше аргументов, я бы уже корил себя за все содеянное.
— В самом деле? — еле сдерживая себя, спросил я.
— Ты этого уже не узнаешь, — напоследок сказал Бартон, замахнувшись Цернунном. — Прощай, Илия.
Сидя на коленях и ожидая смерти, я наблюдал за высокой фигурой Бартона, которая собой закрывала рассветающий горизонт. Дождь постепенно утих и в некогда ночной глуши раздались утренние щебетания птиц. Это яркое свечение на фоне багрового неба должно было стать последним, что я увижу перед тем, как навеки погружусь в проклятие. Шанса уйти нет: «Шиирацу» не подействует на Бартона, «Ранмацу» не заблокирует волну Цернунна, использовать «Парадокс» не имеет никакого смысла против человека с теми же глазами, да и убежать не получится, ведь он догонит меня, не говоря уже о том, чтобы увернуться и отразить — это конец. С этими тревожными мыслями я сомкнул глаза и смирился, лишь тихо проговорив:
— Прости, Барти.
Послышался взмах, в воздухе проскользнули характерные для волны эссенции звуки, а следом за ними раздался громкий треск. Открыв глаза, я столкнулся с невероятной картиной: яркая зеленая волна эссенции разошлась по разные стороны от меня, столкнувшись с большим куском бетона, упавшим откуда-то сверху. Часть эссенции все же достигла тела, и цепная реакция в момент нанесла мне серьезные увечья, однако они и вровень не вставали с тем, что ожидало меня в ином случае. Стоило камню столкнуться с землей и разлететься на осколки, за ним показалась еще одна поразительная картина того, как Бартон отшатнулся от резкого и сильного удара, пришедшегося прямо в него подобной каменной конструкцией.
Взглянув наверх, я увидел нечто — картину, как синевласая девушка, чьи локоны развиваются на ветру, медленно спускается вниз, будучи обволакиваемой яркой розовой энергией шепота, словно ангел, пришедший на помощь тому, кого оберегает. Это была Аой, и она только что спасла мне жизнь тем, что вмешалась, и решение это не было чем-то спонтанным — она твердо решила помочь. Я понял это как только взглянул в глаза принцессы, которые более не были разноцветными — на их место встали поистине прекрасные розовые зрачки, светящиеся даже на рассвете. Что ж, раз уж судьба оказалась ко мне благосклонна и подослала на помощь девочку, я не могу сегодня умереть — тем более от рук любимого брата.
— Вы в порядке? — спросила она, едва коснувшись ногами земли.
— АОЙ!!! — в ярости закричал Бартон. — ПАРАДОКС КИШИН!
Волна Вездесущего Ока тотчас настигла нас обоих, и лишь считанные мгновения оставались до того, как время остановится. Бартон собирался отрезать меня от Аой, а я не мог ему этого позволить.
— Парадокс Кишин! — прокричал я, сделав тоже самое.
Разница была лишь в том, что Бартон собирался удержать Аой в «Парадоксе», в то время как я позволил ей в нем передвигаться. Как и ожидалось, это сработало.
— Давай, Аой! — выкрикнул я, едва завидев, как она свободно двигается в пределах «Парадокса». — Сбей ему щит!
— Да! — согласилась Аой.
Недолго думая, девушка раскрошила тот камень, что рухнул на меня, а осколки его использовала как снаряды, которые огромным числом бросились навстречу Бартону, заставив того впитывать все, что в него летит, пока я отсчитывал момент, в который он окажется наиболее уязвимым. Стоило кольцу потерять половину своей силы, я бросился навстречу брату, готовясь нанести решающий удар. Как следует замахнувшись, я на ходу бросил в него «Костолом», целясь куда-нибудь в область торса, и Бартон ловко отбил летящий снаряд в сторону с характерным глухим отзвуком кости, однако тем самым он поступил ровно так, как я и хотел. Следом за этим левая нога уперлась в землю, я быстро развернул тело и что есть мочи ударил Бартона правой ногой в торс, который он прикрыл обеими руками. Из-за большой силы удара брат оказался откинут назад, проскользив на ногах несколько метров, успешно заблокировав очередной удар, но следующий он уже не мог ни отразить, ни предсказать.
Лезвие с бешеной силой вонзилось в грудь в районе верхних ребер, поразив левое легкое и выйдя острым концом наружу. В тишине, внезапно воцарившейся после удара, послышалось ослабевшее кряхтение почти что смертельно раненого Бартона, потому он, будучи не в силах продолжать, исполняясь слабости, рухнул на колени в достаточно глубокую лужу, растекшуюся по всей поверхности смотровой площадки. Недолго думая, я сблизился с ним на предельно близкое расстояние, схватив того левой рукой за плечо, а правой взявшись за рукоять меча, торчащего из груди.
— Хах, доволен собой? — хриплым голосом пробормотал Бартон, пиля меня взором своих черных очей.
— Ничего не говори, будет больнее, — предостерег я.
— Какой прок от этой пустой заботы, если все равно убьешь, — тяжело вздохнул он. — Позволь спросить перед смертью… Аой, почему?
Его родная дочь в этот момент выглядела убитой, как и Бартон, который уже во всю готовил себя к тому, что придется умереть с тяжким грузом на душе. Пережившие предательство обычно быстро мирятся с произошедшим, но отпустить так и не решаются, оканчивая жизнь на моменте, когда не стоило ее обрывать.
— Отец, — опустив голову от стыда и вины за предательство, промямлила Аой.
— Почему… Аой?
— Сделай для себя выводы сам, брат, — оборвал я. — Ты пренебрегал судьбами своего народа, не обойдя стороной и собственную дочь.
— Убей уже меня, — еще более ослабевшим голосом взмолился Бартон. — Хватит этих пламенных речей — я сыт ими по горло.
— Так легко сдаешься? Это на тебя не похоже — мой брат до самого конца не сдавался, какие бы трудности не стояли на пути. Посмотри внимательно, Бартон, — подсказал я, глядя на меч, глубоко вонзившийся в грудь брата. — Не узнаешь его?
Устремив свой взор на меч, он стал пристально его разглядывать сквозь прищуренные глаза.
— Это же, — внезапно осенило брата.
— Да, Бартон.
— «Калейдоскоп», — он его узнал, как и ожидалось.
— Именно, брат, — наконец улыбнулся я. — Меч-имитатор «Калейдоскоп», созданный для того, чтобы превзойти «Костолом». Я нашел его в музее среди складированных экспонатов из того места, где раньше находился Сенсус. Можешь даже не пытаться убедить себя в том, что и он скопирован с оригинала, ведь ни я, ни ты доподлинно не знаем, в чем заключается его секрет.
В самом деле, этот меч был выкован в Сенсусе, но не руками близнецов, а самым обычным любознательным капитаном гвардии, которого все звали просто «Лис». Меч этот был особенным и в чем-то в самом деле превзошел «Костолом», ведь в то время как мой меч мог лишь скользить по драконьим костям, как по маслу, «Калейдоскоп» делал все то же самое, но при этом был сделан из другого материала и оказался способен принимать любую форму, которую владелец считал удобной, а в обычном виде представлялся как вычурный синевато-белый клинок чуть меньшей длины, чем одноручные мечи того времени, отчетливо мелькая тремя разноцветными линзами в центре лезвия, идущими в ряд: белая, синяя, красная. Секрет «Калейдоскопа» так и остался в тайне, и я бы не смог создать его копию, даже имея на то желание.
— Это ли не значит, — заговорил Бартон, но вдруг оборвался на полуслове вместе с тем, как я резко выдернул «Калейдоскоп» наружу, закряхтев от боли.
Сразу же после того, как инородный предмет был удален из раны, я сменил линзу в перчатке на красную, но не на ту, что собирает в себе болезни, а на ту, что восполняет жизненную силу. Приложив руку к ране на груди, я принялся медленно и аккуратно залечивать Бартона в сопровождении красочного свечения того же цвета.
— Что ты делаешь? — возмутился Бартон.
— Лечу тебя, очевидно, — подметил и без того понятное я.
— Зачем?
— Потому что ты мне дорог, брат, — широко улыбнулся я, — дороже, чем кто-либо в этом мире. Знаешь, ты говорил, что все время завидовал мне и всегда терялся позади, утопал в страданиях и только и делал, что корил себя за слабость. Барти, я никогда не считал тебя слабым, ведь мы всегда шли бок о бок через все трудности, которые вставали у нас на пути. И в горе, и в радости, мы с самого рождения были неразлучны, достигая всего вместе, а не порознь. Может, я иногда и вырывался вперед, но ты быстро нагонял брата, как и в случае наоборот. С того дня, как мы появились на свет, всю жизнь друг за друга держались, пока смерть нас не разлучила.
— Илия…
— Я знаю, каково это, когда глаза уже сомкнулись и ты принял свою судьбу, но Бездна вдруг решила, что этих страданий недостаточно. В тот день мы оба потеряли все, но только не друг друга. Мы должны были снова встретиться здесь, в Гармонии, найти друг друга и слиться в одно целое, сплести разорванные узы обратно во что бы то ни стало. Лишь с этой мыслью я продолжал жить все эти годы, представляя, как мы снова соприкоснемся лбами в знак признания.
— Какой же ты идиот, Илия, — с кровавыми слезами из уже обычных и бесподобных желтых глаз, прохрипел Бартон.
— Пусть лучше идиот, чем предатель или братоубийца, — выдохнул я, невольно пролив ту же кровавую слезу радости, вытекающую из драконьих очей.
— Прости меня, Илия… Я такой идиот… Еще больший придурок, чем ты.
В ответ на это я лишь молча подхватил брата за шею, после чего подставил свой лоб. Как и ожидалось, Бартон прекрасно понял меня, и мы вновь слились в старом добром братском соприкосновении лбами, сомкнув веки, в которое вкладывалось куда больше чувств, чем в простые слова.
— Не кори себя, Бартон, — взяв того за руку, приговаривал я. — Держи, это твое.
— Что это? — слегка удивившись и не успев понять, что оказалось у него в руках, спросил брат.
Стоило рукам Бартона нащупать настоящие клинки-близнецы, он тотчас разрыдался еще сильнее, пусть и пытался всеми силами себя сдерживать, и у него даже немного получалось благодаря маскировке багрянцем от Ока.
— Это принадлежит тебе по праву, и я не могу держать их у себя, — вновь улыбнулся я. — Твои клинки-близнецы с ее личным автографом.
— Черт бы тебя побрал, — утерев нос, усмехнулся он. — Умеешь ты выводить на чувства, брат. Прям по живому ударил.
— Прости-прости, — замялся я.
— Аой, иди сюда, пожалуйста, — подозвал к себе дочь Бартон.
— Ах? — от испуга подпрыгнула девушка.
— Не бойся, Аой, — улыбнулся я, столь же приветливо подзывая к себе. — Все кончено.
Отреагировав на призыв, девушка аккуратно сблизилась с нами, присев на колени в огромную лужу рядом с отцом, который почти сразу же схватился пальцами за ее нежные шелковистые волосы, а затем любяще приобнял, держа за плечи.
— Прости меня, солнце, я во многом был ошибался и теперь хорошо это понимаю, — с натянутым, но искренним раскаянием произнес Бартон.
— Папа…
— Надеюсь, ты просишь меня, и мы будем жить как прежде… нет — намного лучше, как дружная и неразлучная семья. Тем более, что у тебя теперь есть не только я и Нао, но и дядя Илия.
— Нао, — опустив голову, промямлила Аой. — Разве ей есть место в нашей семье?
— Я верну ее во дворец, обещаю, — очень чутко отреагировал Бартон, еще сильнее обняв Аой.
— Странно, — подумал я. — Еще мгновение назад он грозился расправиться со мной, а сейчас сидит задницей в луже, как ни в чем не бывало, словно взаправду в сердце демоны копались, пока я не выгнал их этим мечом.
Эта мысль была абсолютно спонтанной и глупой, но даже так она заставила меня обратить взор на тот клинок, что проткнул грудь Бартону, а уже на его лезвии я заметил нечто странное.
— Чего? — оторопел я, задавшись уймой вопросов у себя в голове.
На лезвии «Калейдоскопа» в следах крови лежал не очень большой, но и не маленький паук, который, судя по всему, был уже мертв.
— Илия, — окликнул меня Бартон, на что я сразу же отреагировал, — признай, если бы Аой не вмешалась, я бы утер тебе нос.
— Несомненно, — с натяжкой улыбнулся я, пытаясь не думать о пауке, пока меня вдруг не осенило.
— Эх, если бы Эдвард вернулся во дворец с «Семенем» за день до этого, все могло быть иначе, — вскользь протянул Бартон.
— Бартон? — испуганно, замерев в страхе, проскрипел я.
— Что такое? — непонимающе вопросил он.
— Мы крупно облажались, брат, — в мгновение осознал всю тягость ситуации я, после чего переключил внимание на принцессу. — Аой, пригляди за ним!
На этом моменте я тотчас подорвался с места и бросился в сторону севера по окружности смотровой площадки. Вода под ногами разбрызгивалась во все стороны, пока я не уткнулся в тупик в виде обрыва, наконец остановившись на месте. Стоило взглянуть в сторону запада и все в момент стало понятно, сразу после того, как в глаза бросилась все та же колонна гвардейцев, но идущая по направлению вовсе не туда, куда намеревалась, а совсем в ином направлении — к Разлому.
В этот момент я все понял, закрепив фактом о том, что люди из «Спектра» за этот период здесь так и не появились. Все это время нас водили за нос, в том числе и меня с Бартоном. Теперь же Гармонии грозит совсем другая опасность, которая по своей разрушительности колоссально превосходит безобидного по сравнению с ней Бартона.
— Успею за тридцать минут, если буду сильно спешить, — подумал я. — Бежать до ордена бесполезно — впустую растрачу ценное время. Нужно срочно подать сигнал… Надеюсь, ты его увидишь…
Собравшись с мыслями, я сконцентрировал часть энтропиума в руках, воссоздав большой и размашистый лук, который сверкал и искрился аналогично клинкам брата, но чуть более темного цвета оранжевой палитры.
— Давно же я тобой не пользовался, старый друг.
Крепко ухватившись за рукоять левой рукой, я схватился за иллюзорную стрелу правой, постепенно оттягивая призрачную тетиву назад, пока вокруг стрелы не образовались четыре округлые отметки, говорящие о мощности выстрела.
— Ваш час настал, «Спектр», — проговорил я, отпустив стрелу.
Длиннейший дуговой луч мигом устремился в сторону гвардейской колонны, да и был он настолько ярким и большим, что с любой точки Гармонии можно было увидеть. К тому же, настигнув цель через десяток секунд, стрела заставила место своего соприкосновения с землей засиять еще ярче. Как бы там ни было, сейчас все зависит именно от вас — именно с этой мыслью я спрыгнул вниз, желая как можно скорее добраться до Разлома.
Твое время пришло, Ашидо.