Книга чародеяний

XVII.

«После ужина Дамблдор встал и пригласил всех последовать его примеру. Взмахнул волшебной палочкой, столы отъехали к стенам, образовав пустое пространство. Еще один взмах, и вдоль правой стены выросла сцена – с барабанами, гитарами, лютней, виолончелью и волынкой.

На сцену вышел ансамбль «Ведуньи», встреченный восторженными рукоплесканиями. [...] Гарри с нетерпением ждал, чтобы они заиграли, совсем забыв, что за этим последует».

Джоан Роулинг, «Гарри Поттер и Кубок огня».

***

Шарлотта Дюмон была далеко не единственной ведьмой, недовольной устройством осеннего бала.

В современном мире осталось не так много общих магических праздников, что до европейской его части, более всего чтились два события – шабаш и последняя ночь октября. Первый, как мы видим по воспоминаниям Адель Гёльди, целиком и полностью принадлежал женщинам: огни костров, свобода души и тела, дикие и опасные развлечения, безграничная власть магии и природы. Что до второго знакового дня, ему и так досталось за всю историю человечества, и в конце концов он закономерно стал… мужским.

Отмечали-то последний урожай да уход лета, ничего особенного, но встревоженная католическая церковь – ну только повод дай! – решила кое-что подправить. Грань между почитанием святых и страхом смерти оказалась слишком тонка, люди перемахнули через неё, даже не заметив, и праздник снова оказался не в чести. А злые духи и в самом деле изгонялись – по своей воле, разумеется. Большинство из тех, кого люди боялись и отгоняли от своих ворот, в последнюю ночь октября прихорашивались и отправлялись на танцы – себя показать и других посмотреть, обсудить последние новости, посвататься и поругаться. С годами мероприятие становилось всё более и более цивилизованным в противовес шабашу: никто не прыгал через костёр, не напивался в хлам и даже не ходил нагишом. В конце концов, устав от путаницы с кельтско-языческими, смешанно-католическими и прочими названиями, маги остановились на «осеннем бале», а правила шли в ногу со светскими мероприятиями большинства людей.

Самые отчаянные сорвиголовы среди ведьм презирали бал – им претило запираться в замке, носить вычурные многослойные платья и соблюдать, просим прощения за ругательство, этикет. Однако оставить своих не менее одарённых мужчин без аналога шабаша было б совсем неприлично. Так что означенные мужчины пошли на ряд уступок – приглашение они могли получить только от ведьмы, и лишь тот, кто мог с ведьмой договориться, был достоин. Дамы, в свою очередь, соглашались терпеть всё остальное, но для многих это был отличный шанс познакомиться и создать семью с такими же, как они. Поэтому девиц на первый бал часто приводили их отцы – партнёрство в данном случае не означало романтических отношений, и посреди зала отплясывали отец и дочь, мать и сын, брат и сестра, девица и её троюродный дядюшка-чернокнижник…

Конечно, все плевали на правила сотни раз. Приглашение давно перестало быть обязательным ритуалом, юноши звали девушек первыми, попадались на балу и одиночки, и вдовцы – правила ведь не определяли, что делать с колдуном-вдовцом, которого формально некому пригласить. В отличие от шабаша, бал легко можно было пропустить: он не влиял на здоровье и силы ведьмы, поэтому они стали относиться к этому мероприятию спустя рукава. И очень зря.

– Дело в том, – объяснял пан Росицкий своим сыновьям, – что мужчины, более слабые по своей природе маги, почувствовали некую свободу или власть… Так важные вопросы в сообществе стали мало-помалу решаться нами в отсутствие сильных ведьм. Поэтому господа послы, единственные дипломаты в нашем понимании, чаще всего мужчины.

– А тётя Вивин? – спросил тогда маленький Корнель. Он ещё не познал все тонкости формальных отношений, а мадам дю Белле так и не узнала, что стала «тётей Вивин».

– Вивиан… – пан Росицкий замялся и на всякий случай огляделся, не подслушивает ли кто. – Вивиан не самая сильная ведьма, зато у неё голова ясная.

– Это потому что волос мало, – заявил совсем маленький Милош, не выговаривая половину букв. – Оттого и ясная.

Невероятно, но примерно так это и работало.

Годы спустя и пани Росицкой пришло время рассказывать о бале своим дочерям. Она говорила так:

– Нормальный был праздник, девчата, просто нам с погодой не повезло. Если б не осенние холода, так бы и жгли костры и резали скотину на свежем воздухе, но увы! Пришлось переместиться внутрь. А где стены замка, там и конец свободе…

И в словах пани Росицкой была немалая доля истины. Учёт никто не вёл, летопись не писал, так что история появления осеннего бала звучит по-своему в устах каждого мага. Лишь несколько пунктов соблюдаются свято: последняя ночь октября, ирландский или шотландский замок и строгое отсутствие обычных людей. Поэтому смешанные пары либо игнорировали бал, либо отпускали свою магическую половину с ближайшим родственником противоположного пола.

Остатки этой сумбурной информации Арман укладывал в голову накануне бала. Лотте по традиции прислали ключ, и она как взрослая состоявшаяся ведьма имела право прийти и привести спутника. Её мать ещё размышляла, пригласить ли брата-колдуна или махнуть рукой, а Шарлотта уже добралась до Лиона – поминай как звали. Правда, ей пришлось вернуться и униженно попросить матушку о помощи: платье ещё куда ни шло, а вот с причёской Арман помочь не мог никак.

Поэтому он успел перевязать платок три раза, зацепиться фалдами за всё, что было в доме, и испортить брючину (Мельхиор полез лизаться, очень некстати). Лотта вернулась несколько раздражённой, зато преобразилась до неузнаваемости. Бежевое платье удачно сочеталось с цветом кожи, а вышивка на вставках и перчатках на свету сверкала золотом, как её глаза. В знак протеста – или по привычке – за ухом торчало декоративное перо.

– Кошмар, – подавленно сказала девушка и дёрнула себя за волосы: закрученные прядки выбивались из причёски, но было видно, что это сделано намеренно и весьма тщательно. – Выгляжу, как прилизанная дура.

– Очень красивая прилизанная дура, – сообщил Арман, и она шлёпнула его перчаткой по спине. – Что?

– Ничего, – что-то снова развеселило Лотту, она и не подумала обижаться на собственные слова. – В этом фраке ты ещё более грач, чем всегда. Так жаль, что на твои чудесные перья придётся напялить шляпу!

Арман бросил взгляд в зеркало. Он пытался причесаться, но всё равно выглядел, как Адель спросонья, спасала только новая длина волос – теперь их больше тянуло к земле, чем к небу. По правде говоря, Арману было пора не причёсываться, а стричься.

– Пойдём-ка сейчас. На бал принято чуть-чуть опаздывать, но если совсем припозднишься, пропустишь всё самое интересное… Ключ необычный, – предупредила Лотта, беря его под руку. – Мы попадём не внутрь замка, а выйдем из кареты. Не спрашивай, зачем они так заморочились, кому-то шибко хочется походить на обычных людей.

– Не вижу ничего опасного или плохого, – заметил Арман.

– Просто ты полукровка. Я тоже, – спохватилась Лотта, – но выросла в горах…

Арман, который рос в катакомбах, вежливо промолчал. В целом ему было понятно презрение и вечная вражда между магическим сообществом и всеми остальными, а забивать голову новыми фракциями вовсе не хотелось.

Они провернули ключ в замочной скважине, и шедший первым Арман соскочил с подножки кареты, чтобы подать руку даме. Смеркалось, но ещё можно было разглядеть пару десятков экипажей в самом начале сада – очевидно, изобретательные колдуны имитировали приезд на бал обычным способом. Выглядело красиво и удобно, Арман оценил, решив на всякий случай держать язык за зубами. Тут и там из карет выскакивали всё новые пары, и они никогда не сталкивались в дверях – тот, кто ворожил над ключом нового типа, предусмотрел проблему затора.

Замок Портамна, находившийся неподалёку от крупного озера в самом сердце Ирландии, выглядел одновременно надёжным и элегантным. Что-то в нём выдавало влияние южного Возрождения – оно пробивалось кокетливыми завитками поверх мрачной готики, свойственной здешним местам. Угловые башни украшали магические огоньки, а на крыльце ожидали хозяева: в отличие от шабаша или общечародейского собрания, осенний бал спонсировался конкретными колдунами, и Арману не терпелось увидеть их лично. Другие пары, прибывшие в окружённый каменной стеной сад, уверенно шли к главному входу.

От Шарлотты он знал, что осенний бал уже лет десять проходит в этом месте. До двадцать шестого года такой возможности не было, но произошёл крайне удачный для магического сообщества пожар, и предприимчивые ирландские колдуны поспешили занять опустевший замок. Повреждения были не столь велики, и настоящие хозяева замка Портамна могли починить его гораздо раньше, но братья О'Лири не зря считались отменными гипнотизёрами – для всей немагической Ирландии здесь по-прежнему «велись работы по восстановлению стен».

– Добро пожаловать в замок Портамна, – хозяева, одетые в расшитые золотом и зеленью жилеты, приветствовали гостей слаженным хором. Арман отметил про себя, что пары поднимаются строго по очереди, и им с Лоттой пришлось подождать, прежде чем он наконец увидел знаменитых ирландцев. Рядом с двумя невысокими мужчинами стояли их спутницы, и их объединяла только ослепительная рыжина волос – полная ведьма казалась старше и улыбалась, стройная же, чтобы не сказать худощавая, глядела на всех прибывших холодно и свысока. – Пожалуйста, предъявите ваш пригласительный ключ.

Лотта протянула ключ. Арман сполна оценил, как пошатнулась чаша весов – несмотря на главенство ведьмы в каждой семье, здесь рыжие дамы выглядели лишь спутницами. А вот среди гостей предпочтение отдавалось колдунье… Интересно, задумался он, знает ли сестра, что надо делать. Если они с Бером придут, он не сможет ей помочь.

– Всё прекрасно, – Дарра О'Лири расплылся в улыбке, отчего веснушки на его лице образовали новое созвездие. Он отнял ключ от уха, где слушал ему одному ведомые голоса, и вернул Лотте. – Проходите, дорогая Шарлотта, я вас помню. Рад познакомиться, господин Гёльди.

– Взаимно, – Арман пожал руку сначала Дарре, потом его брату Кормаку. Кормак больше молчал, предпочитая общаться взглядом, и стало ясно, как они на пару обрабатывают людей. Поди ещё пойми, кто из них лучший гипнотизёр!

К сожалению, на крыльце никто не задерживался, и на этом разговор был окончен. Арману пришла в голову мысль, не выловить ли посреди бала братьев О'Лири для делового разговора, чем он тут же поделился с Шарлоттой.

– Не думаю, что получится, – покачала головой та. – Понимаю, ты хочешь побольше узнать о гипнозе и кто так заклял вашего писаря, но О'Лири живут слишком далеко и вряд ли захотят вмешиваться, даже если что-то знают.

Арман задумался. Он помнил, что книга по своему содержанию вышла по большей части европейской – за истории с других земель отвечали послы и гости, но группа Берингара ни разу не пересекала моря, чтобы добыть какую-то информацию. Чайома, добрая подруга пана Росицкого, помогла им составить главу об африканской магии, теме настолько же благодатной, насколько тайной, и Арман краем уха слышал об индийских ведунах, специально прибывших после очередного общечародейского собрания для дополнения книги. С той стороны Ла-Манша их регулярно навещал сэр Дерби, а вот ирландцев не было. Много кого не было, что уж теперь, хотя Берингар клялся – приглашения и просьбы разослали во все уголки известного магического мира. Многие предпочли хранить свои тайны, и, раз он впервые услышал о братьях О'Лири как о хозяевах замка, от них не стоило ждать большей откровенности и тем более – помощи в расследовании.

Знакомых лиц вообще попадалось крайне мало, несмотря на то, что Арман изъездил пол-Европы. Отшельники, которых они повстречали на своём пути, подобных мероприятий не посещали, да и некоторые известные лица тоже брезговали – госпожа посол Франции мадам дю Белле Арману не встретилась. Внутри замок оказался не так велик, как предыдущее место сбора магов. Пройдя по длинному коридору, украшенному цветами, они с Шарлоттой оказались на пороге основного бального зала.

– О, проклятье, – вздрогнул Арман, когда ему в ухо задудела дудка. – Что за…

Лотта с трудом сдерживала смех, хотя нечто среднее между фырканьем и хрюканьем у неё всё-таки вырвалось. Вот уж об этом могла и предупредить. Глашатай, чёрт его возьми!

– Шарлотта Дюмон и Арман Гёльди! – громко возвестил человек, на которого Арман даже смотреть не хотел после дудки, и они наконец смогли войти.

Арман хотел рассмотреть убранство зала, но после объявления пришлось рассматривать лица – все обернулись ко входу. Дело было не в Шарлотте. Фамилия Гёльди по-прежнему будоражила умы людей, а после истории с книгой Арман стал почти так же известен, как сестра. У него не было репутации неуправляемой бешеной ведьмы, опасной для общества, а вот загадочный и таинственный ореол вокруг оборотня-сироты… Многие подходили знакомиться, кое-кто переходил на другую сторону зала. Оборотней нередко боялись, им не доверяли даже свои. Арман уже знал об этом, так что не удивился и не обиделся.

– Пойдём выпьем, пока не началось, – шепнула Лотта.

– Вот за это я тебя и люблю, – в сердцах сказал Арман и последовал за ней, вежливо ускользнув из поля зрения сэра Дерби. Английский посол был, разумеется, добрым другом пана Росицкого, но как-то Арман в последнее время устал от послов.

Шарлотта привела его к столу, накрытому традиционными для осеннего бала блюдами. Больше всего здесь было яблок – в карамели и в сиропе, в ирисках и в желе, в пирогах и просто так. Тут и там рассыпались орехи, изюм и другие сухофрукты, а кексы с изюмом пользовались немалой популярностью – от них частенько оставались одни крошки, пока слуги О'Лири, шустрая молодёжь с брошами в виде котов, не приносили новые. Зато с выпивкой никаких проблем: такого количества разнообразных пуншей Арман ещё не видел.

– В основном цитрусовые, – инструктировала Лотта, ведя его вдоль бочонков, графинов, кувшинов и наполненных бокалов. – Есть на вине, на бренди, на роме и на фирменной настойке О'Лири. С последнего уносит, как в шабаш на метле, я бы для первого раза предложила тебе с вином…

– Твой широкий кругозор просто поражает, – хмыкнул Арман, присматриваясь к напиткам. Ему приглянулось пряное вино, от которого упоительно пахло гвоздикой, корицей, перцем и мускатным орехом. Бокал ещё дымился, подогреваемый магией.

– А, – небрежно отмахнулась Лотта и схватила цитрусовый пунш с ромом. – После настойки О'Лири он и вовсе становится необъятным. Отличный выбор!

– Благодарю знатока. Что там плавает?

– Жареный лимон, – с готовностью объяснила Лотта. – Очень вкусно. Кто-то предпочитает апельсины или лайм, но лайм теряется в этих специях, не рекомендую.

Они выпили, и Арман наконец смог осмотреться. Поверх голов гостей виднелись стены, украшенные цветами, разноцветные огни в лампах, свечи под потолком – казалось, что они парят сами по себе, но цепи Арман всё-таки разглядел. Ничего особенного он не обнаружил и убедился, что сюда приходят либо за танцами и едой, либо за интригами и сплетнями. В глубине души его тянуло ко второму, но почему бы и не повеселиться? Милош бы гордился.

Арман подозревал, что большинства друзей сегодня не увидит. Берингар наверняка счёл мероприятие опасным для Адель, Милош женился на не-ведьме, его брат был холост, а сёстры – слишком малы. Чета Росицких могла прийти, если пани Эльжбета снизойдёт до бала после шабаша, и у Лауры с её многочисленными родственниками был шанс. Новые знакомства интриговали и будоражили. Арман уже понимал, что среди магического сообщества раздоры и скандалы не хуже, чем у прочих, но к нему пока никто не придрался – либо боялись молча, либо подходили представиться без всякого стеснения. Шутка ли, потомок Гёльди, участник создания книги и оборотень к тому же! Шарлотту это только развлекало и радовало, она не расстраивалась из-за нехватки внимания к собственной персоне. И тут произошло следующее.

– Агата Дюмон и Шарль-Луи Дюмон! – проорал глашатай.

– Ох, – простонала Лотта. – Мама всё-таки написала дяде. Придётся знакомиться, ненаглядный ты мой.

Честно говоря, Арман не понял её страданий – Агата и Шарль-Луи показались ему несколько заурядными, но вполне безобидными людьми. Матушка Лотты не проявила особого интереса к кавалеру дочери, а Шарль-Луи и вовсе сразу заспешил к столу. Самым смешным в их коротком разговоре было то, что Агата действительно напоминала курицу: что-то в её лице, будто стянутом к носу, делало её похожей на домашнюю несушку. Оно не казалось глупым, это лицо, но каким-то отсутствующим: когда Агата смотрела на дочь, её взор будто проходил насквозь, обращаясь к кому-то далёкому и невидимому, более интересному, чем Лотта.

– Ну и всё, – выдохнула Шарлотта, когда её родственники пошли дальше встречать знакомых. Разговор продлился не более пяти минут, и ничего примечательного в нём не было. – Не обращай внимания… Мне бывает тяжело общаться с матерью. Никто из нас в этом не виноват, и мы всё равно любим друг друга, но…

– Понимаю. Так бывает, – Арман приобнял её за плечи и решил, что сейчас самое время пошутить. – Не хочу обидеть твою матушку, но она в самом деле похожа на курицу.

– Я же говорила! – обрадовалась Лотта и, к его облегчению, рассмеялась. Непонятная тень ненадолго ушла с её лица. – Для меня почти все люди на одно лицо. Наверное, ты видишь их совсем иначе…

– Верно, – согласился Арман, скользнув взглядом по залу. – Все разные, даже близнецы. О'Лири, кстати, не близнецы?

– Нет, хотя очень похожи. Кормак младше Дарры на два года, – Шарлотта сделала большой глоток пунша и рассеянно зажевала кексом. Ей очень хотелось от чего-то отвлечься, и она по привычке заговорила о птицах: – Нет двух похожих птиц, как двух похожих снежинок. Их легко спутать, но никогда нельзя отождествлять. И голоса у них всяко приятнее людских…

– Ну-у, – скептически протянул Арман. Ему на ум пришло хриплое карканье вороны или гусиные вопли, весьма далёкие от мелодичного чириканья какой-нибудь певчей пташки.

– Согласна, не у всех… Дело вкуса. Ладно, – неожиданно решилась она, – лучше я расскажу тебе, чем буду молча об этом думать. У меня были братья… двое старших братьев, но они умерли от холеры. Чёрт их дёрнул тогда отправиться на восток! Мы узнали поздно… из чужого письма… Мне было лет пять или шесть. Я плохо помню их самих, но мама с тех пор никогда не была прежней… Это понятно, и всё-таки мне иногда обидно, что после их смерти я как будто ничего не значу для неё.

– Значишь, – с ходу ответил Арман. В его голове быстро сложились кирпичики чужих судеб, и из оговорок, рассказов, взглядов и одной короткой встречи получился правильный ответ. – Она не отпустила тебя даже на комиссию, потому что боялась потерять. Ты сама это сказала, не раздумывая.

Понятно и то, что Агата Дюмон не пожелала отпускать дочь в рискованное путешествие. Предыдущая вспышка болезни не проникла в Европу, но образ странника, погибшего от заразы вдали от дома, некоторым семьям был знаком. Арман подумал про себя, что на долю Лотты выпало горькое везение – о некоторых вещах легче узнать из письма, чем быть им свидетелем, особенно в детстве.

– Ты прав, – Шарлотта быстро коснулась его руки. – Иногда кто-то должен мне об этом напоминать. А братья… Вообще-то мне спокойно живётся без них. Я почти не скучаю по тем, кого не помню. Но иногда я смотрю на маму и вспоминаю всякие мелочи, и меня как будто… как будто обнимают их призраки, понимаешь? Я чувствую, что могла бы дурачиться с ними, гулять, проводить время вместе. Я могла бы плясать на свадьбе каждого из них и нянчить их детей, а потом знакомить… познакомила бы их с тобой. Но этого всего никогда не будет, – Лотта говорила быстро, проглатывая слова. Её одолевали не рыдания, но боязнь замкнуться в себе и больше никогда этого не сказать. – Какие-то сожаления о несбывшемся. Это глупо, скажи? Ведь многие рождаются без братьев и не скучают, а я вот… придумала себе всякую чепуху.

– Это не чепуха. – Арман дождался, пока она закончит, и заговорил вполголоса. Нужные слова сами так и просились к нему на язык. – Родиться без братьев и сестёр или потерять их – совсем разные вещи.

– Но ведь я очень плохо их помню.

– Можно скучать по тем, кого не помнишь, – пробормотал Арман. Он нечасто вспоминал о родителях, и, если б не Адель, и вовсе не представлял бы их при жизни – был слишком мал, когда их не стало.

Шарлотта подумала о том же и поморщилась с досадой:

– Прости… Я напрочь забыла, что ты сирота. Некрасиво вышло.

– Не извиняйся. Я не единственный сирота на свете, и мы все кого-то теряли, – Арман говорил от души, гораздо больше занятый её горем, чем своим. – Спасибо, что рассказала мне о братьях.

– За что? – удивилась Лотта и, к счастью, снова улыбнулась. Грустное выражение делало её лицо похожим на материно, а Агата Арману не очень понравилась, хотя теперь он знал истоки этой печали и не мог осуждать. – Я-то думала, я тебе праздник порчу!

– Тоже мне, праздник. Всего лишь осенний бал, – Арман придал своему голосу интонацию всезнайки, и они рассмеялись. – За то, что доверила мне это… Теперь тебе будет легче.

– Почему же?

– Я буду с уважением относиться к твоим призракам.

На этом разговор о смерти кончился, и они непринуждённо болтали о пустяках.

Бальные танцы пролили свет на слабое место Армана как партнёра. Пока они репетировали дома, всё было замечательно: крохотное пространство между кухней и кабинетом было истоптано столько раз, что он уже не сомневался в грядущем успехе. Оказался более чем неправ. Живая музыка, скользкий пол, колеблющийся свет, непривычная одежда – всё это сбивало с ритма, а хуже всего были другие пары. Они наталкивались друг на друга, чередовались, менялись местами… Арман думал, что хорошо владеет своим телом, но, похоже, это касалось исключительно оборотничества и фальшивой улыбки. Обидно!

Лотта вела, пока могла, но была недостаточно хороша, чтобы вытянуть их обоих. С большим трудом одолев простейший вальс, они выдохлись, посмотрели друг на друга и обнаружили в глазах напротив ту же упрямую решимость попробовать ещё раз. Стало хуже. В конце концов заиграли что-то весёлое, почти быстрое, Арман не успел выдернуть Шарлотту из круга – и пришлось им обоим повертеться в странном хороводе. О, как он скучал в эти минуты по свадьбе Милоша! Там играли что-то разухабистое и удалое, музыканты были не трезвее гостей, скрипки смеялись, волынки гудели, и никаких тебе правил! Кто как хотел, тот так и прыгал, даже в паре было необязательно считать шаги и повороты головы…

– На свадьбе Милоша было лучше, – не преминул сообщить Арман, когда ухо Лотты оказалось неподалёку от его губ: ничего интимного, она просто споткнулась и заодно ушибла лоб о подбородок своего партнёра.

– Не дразнись, – простонала она и поправила перо. – Ох, кажется, это кончается… В прошлый раз я ограничилась вальсом. Пошли отсюда… Со всеми чешками перетанцевал?

– Нет, только с половиной.

– Слабак, – довольно сказала Лотта и споткнулась ещё раз – ей воздалось за насмешку.

Теперь уж точно хватит, решили они, покинули центр зала и оказались у другой стены. Закуски и напитки тут были прежними, в отличие от людей, и, пока Лотта утоляла жажду свежим пуншем, Арман грыз яблоко и рассматривал новые лица. Его внимание привлекла группа людей у окна – на первый взгляд ничего необычного ни в костюмах, ни в повадках, а вот реакция окружающих… Арман не мог не заметить, как на них смотрят: с недоверием, благоговением и уважением, при этом мало кто решался подойти – глазели издалека. Четверо смуглых мужчин были похожи, как братья, а как минимум двое из спутниц должны быть их сёстрами на выданье – не столько черты лица, сколько одинаковые жесты и наклон головы, отметил про себя оборотень.

– Не может быть! – Лотта ахнула и схватила его за локоть. Смотрела она в том же направлении. – Арман, ты приносишь мне удачу… Никогда их не видела!

– Кто это? – теперь интерес был нестерпим, как зуд. Он в очередной раз почувствовал себя дураком из глуши, но беспокоило не это, а неразрешённая загадка.

С той стороны раздались громкие голоса: гости спорили между собой о правильном рецепте цитрусового пунша. Крохотный тщедушный старичок с такой же супругой пытался доказать загадочным незнакомцам, что в вино надо класть египетский лимон. Арман подошёл поближе, влекомый зачарованной Лоттой, и расслышал:

– …только такая степень кислоты! Только такая! Вы меня пунш варить не учите!

– Да никто вас не учит, дедушка, – беззлобно усмехнулся один из них. На его поясе блеснула рукоять богато украшенного клинка. Заговорённое оружие О'Лири не запрещали, и всё же его вид показался опасным. – Успокойтесь.

– А всё-таки попробуйте севильские апельсины, – присоединился второй, и ошарашенный Арман понял – его абсурдная догадка оказалась верна. – Кто-то из вас, северян, отдаёт им должное в своей кулинарной книжке!

– Не может быть, – в свою очередь пробормотал Арман. – Только не говори мне, что это испанцы.

Каким бы невеждой он ни был, о проклятом пламени испанской инквизиции знали все. Ведьм и колдунов, безбожников и еретиков, простых преступников столетиями пытали и сжигали во многих странах, но только одно место в Европе отметилось кострами, уничтожившими все следы богомерзкой магии на своих землях. Некоторые бежали в Африку и в Америку, те, кто уцелел, давно смешали свою кровь с кем-то ещё или вовсе отказались от дара. Так говорили. Даже пан Росицкий, почтенный посол, дипломат, путешественник и завсегдатай общечародейских собраний, никогда в жизни их не видел – или не мог рассказать об этом.

– Апельсины сладкие! – бушевал старик. – А лимоны – кислые!

– Да ты что, – вкрадчиво сказал третий из мужчин, и все кругом рассмеялись. Любитель пунша стушевался и покинул поле боя, так и не узнав, с кем разговаривал.

Вокруг испанцев то и дело собирались какие-то люди, и подойти к ним ближе не было никакой возможности. Арман и Лотта смотрели издалека, изредка подтрунивая над английскими, шотландскими и ирландскими ведьмочками – те явно нацелились на холостых мужчин, ну кто-то же из них должен быть холост! Их спутницы загадочно молчали, пряча лица за веерами. Арман не знал, обусловлено это обычаями родины или уступками бала, но такая таинственность привлекала ничуть не меньше внешнего блеска.

Подошёл Дарра О'Лири – публично выразить признательность за то, что они приехали. Пожали руки мужчинам и поцеловали – женщинам разномастные послы, в числе которых Арман с неприязнью отметил Хольцера. Рядом с ним крутился низенький сэр Дерби, которому очень хотелось что-то узнать.

– Господа, я счастлив иметь возможность спросить об этом лично, – толпа слегка притихла, когда английский посол задавал свой вопрос. – Не сочтите за дерзость, но нас всех мучает болезненное любопытство… Как вашей семье удалось выжить в те страшные годы?

Стало ещё тише. Арману показалось, что вопрос гостям не понравился, но четвёртый мужчина ответил на него вполне охотно:

– Церковь церковью, но никому и в голову не придёт тебя казнить, если твоя магия помогает королю.

Они снова рассмеялись, а некоторые из дам одарили зал ослепительными улыбками. Кто-то наступил Арману на ногу, пытаясь пробиться поближе, и они с Лоттой дружно решили отойти.

Между тем в других частях зала царили свои разборки, любовные интриги и просто встречи. Арман заметил возле яблочных пирогов знакомую алую вспышку – пани Росицкая всё-таки пришла! В парадном платье она казалась чужой, но всё-таки ни с кем не спутаешь. Пан Михаил стоял рядом, живо жестикулируя и то и дело раскланиваясь со знакомыми.

– Вот тебе ещё одно чудо, – шепнул Арман Лотте и довольно улыбнулся, увидев, как застыло её лицо.

– Арман!.. Ох, Арман! Это же она! Я никогда в жизни не подходила так близко…

– Ну, среди испанцев у меня приятелей нет, а с Росицкими я тебя познакомлю, – решительно сказал он. Для Шарлотты пражские колдуны были легендой, для Армана – хорошими друзьями, и он не сомневался, что всё пройдёт хорошо. Правда, для этого пришлось обогнуть весь зал: в центре снова танцевали. Пани Эльжбета то и дело вертелась, потому что к ней подходили здороваться. Пан Михаил стоял рядом и мило улыбался, вежливо здороваясь с каждым восторженным почитателем своей супруги, и едва ли кто-то во всём замке знал, как внимательно он следит за её безопасностью.

До четы Росицких они не дошли: сегодняшний вечер был полон неожиданных встреч, хотя встречи ожидаемые сбивают с ног не меньше, а то и больше. Глашатай снова продудел в свою дудку, и Арман, уже привыкший его игнорировать, зачем-то повернул голову на звук.

– Адель Гёльди-Клозе и Берингар Клозе! – объявили на весь зал.

Музыка как раз прервалась минуту назад, и все присутствующие уставились на новых гостей.

Арман не сразу узнал их. Пару раз ему доводилось видеть Берингара в военной форме, но тот явно был не при полном параде, к тому же, в дверях бального зала всё выглядело совсем иначе. Тёмно-синий мундир, стоячий воротник, пояс со шпагой, белые перчатки; были и цветовые знаки отличия, но Арман не знал, который из них означает принадлежность к колдовскому корпусу прусской армии. Форма делала Бера старше, а поскольку он и так казался старше своих лет, то вполне мог сойти за незнакомого человека. Адель не изменила чёрному – её образ оживляла только алая вышивка на вставках платья и аксессуары, отголоски пожара в ушах и на шее. Арман точно знал, что прежде у неё не было таких дорогих украшений, и невольно улыбнулся.

Саму Адель не особенно радовали такие перемены. Наряд удачно отражал её характер, мрачный и взрывной, а платье казалось не таким вычурным, как те, что носили старшие или более богатые дамы. Всё равно для сестры это было внове, да и волосы ей пришлось собрать в пристойную причёску – разумеется, не самой, но Арман представил, сколько интересного пришлось выслушать служанкам дома Клозе. Одна радость: ведьмы не гнались за общепринятой модой. Конечно, кто-то косо смотрел на наряды, вышедшие из моды у людей пять лет назад, ну а кто-то до сих пор носил костюмы прошлого столетия и плевать хотел на чужое мнение. Как разумно заметила Шарлотта сегодня днём, для дам, привыкших к пляскам на горе без всякого намёка на одежду, всё это имело не такое большое значение.

– Мы так на части разорвёмся, – бездумно сказал Арман, но его голос потонул в возобновившемся гомоне. И без широкого круга знакомств он то и дело тормозил, не зная, к кому идти – глупо требовать большего!

– Они! – в очередной раз за вечер обрадовалась Лотта и крепче сжала локоть своего спутника. Ей по-прежнему хотелось познакомиться с теми, о ком Арман столько говорил – пожалуй, даже больше, чем с испанской семьёй или четой Росицких. – Какая выдержка… Я бы на их месте…

Молодые супруги и в самом деле не обращали внимания ни на мрачную тишину, ни на поднявшийся следом гвалт. Арман знал их очень хорошо и только поэтому заметил, что они волновались. Оба. Спина Адель слишком прямая, а Берингар слишком быстро ощупывает взглядом всех, кто поблизости. Впрочем, никто другой не счёл бы эти особенности странными.

Вопреки ожиданиям Армана, вокруг вошедших не образовалось пустое место. Адель была центром притяжения всех ведьминских скандалов, правнучкой «последней ведьмы Европы» и просто взрывоопасным элементом, а Берингар привлекал внимание своей ролью в создании книги и тем, что обвинил отца. Конечно, это было не обвинение в прямом смысле слова, но мало ли надо для слухов! Всего лишь второй пересказ этой истории превратил его в отцеубийцу, чего уж говорить о дальнейшем. Ну а Адель действительно была убийцей, и никто не мог поручиться, что она не убьёт снова. Никто, кроме Берингара.

– Ну, выбирай, – выдохнул Арман, остановившись. Росицкие были так же далеко, но теперь их не разделяла толпа, и пан Михаил уже помахал рукой.

– Они важнее, – шепнула Лотта и подтолкнула его к дверям, не ослабляя своей хватки. Она и прежде собиралась присутствовать при этой встрече, но после знакомства Армана с матерью и дядей и спонтанного рассказа о своей семье преисполнилась благодарности, что не шла ни в какое сравнение с любовью. – Пойдём вместе. Всё будет хорошо…

Прежде Арман боялся этой встречи. Он уже навещал дом Клозе несколько раз, видел сестру на свадьбе Милоша, но ни разу после лета – в открытой и враждебной обстановке. Теперь он поглядел на них, и страх круто переменил своё направление: если раньше предосторожности Берингара казались чрезмерными, то сейчас Арман счёл их недостаточными. Чем он думал, позволив Адель прийти сюда? И чего ждал по отношению к собственной персоне? Они оба теперь под прицелом сплетен, а где сплетни, там и всё остальное.

Арман и Лотта постепенно приближались, огибая одни и другие пары, кого-то пропуская, а с кем-то вынужденно здороваясь. Берингар и Адель двигались им навстречу и преодолевали те же препятствия. Расстояние понемногу сокращалось, и до Армана доносились обрывки разговоров.

– Предательница и убийца! – прошипела незнакомая женщина, в чью высокую причёску были вплетены цветы.

– Очень приятно, а моё имя – Адель, – звенящим голосом ответила сестра, и кое-кто рассмеялся, но многие неодобрительно покачали головами.

– Не могу поверить, – сокрушался коренастый маг с большими усами, тоже одетый в военную форму. На его брюках сияли лампасы, и он был непритворно расстроен. – Ваш отец в заточении, а вы веселитесь здесь.

– Справедливый упрёк, генерал, – спокойно ответил Берингар. Больше он ничего не сказал, и военный маг ушёл разочарованным.

– А это правда, что вы убили сто детей и съели их на ужин?

– А вы в самом деле разрушили церковь?

– Какая умничка! – восторженно прогудела высокая дама с рубиновыми серьгами. – Она разрушила церковь!

– Господин Клозе, я никак не ожидал от вас столь подлого предательства…

– Дорогая Адель! Я никогда не позволяла себе дурного слова о вашей прабабушке…

Адель и Берингар перестали отвечать, просто шли сквозь толпу, периодически улыбаясь или кивая. Между собой они даже не шептались, но Арман видел, как крепко они друг за друга держатся, и вдруг понял – его отпустило. Вся глупая ребяческая ревность, которая мучила его против воли и разума, исчезла, и он мог с точностью до секунды определить момент, когда это произошло. Сейчас! Окончательно и бесповоротно.

Они вчетвером столкнулись около стола с напитками, и Арман с Лоттой стали невольными свидетелями короткого диалога.

– Я убью эту разряженную стерву, – шипела Адель, сжимая локоть Берингара. Взгляд её метался по залу. – И эту, которой вздумалось пошутить. И эту, которая назвала меня убийцей. И…

– Хватит, Адель, – негромко сказал Берингар. Сестра дёрнулась с таким видом, будто получила удар в спину, но всё равно не выпустила его руки. Бер посмотрел туда же, куда она, и хмуро произнёс: – Раз на то пошло, я бы хотел, чтобы ты начала с Эрнеста Хольцера.

Адель разинула рот, потом закрыла, и губы её растянулись в улыбке – кровожадной и, без всякого сомнения, полной любви.

– Привет, ребята, – Арман постарался не смеяться в такой момент, но сдержаться было очень трудно. – Вы друг друга стоите.

– Здравствуй, Арман, – своим обычным голосом ответил Берингар и кивнул застывшей рядом Шарлотте. Та тихо пискнула от восторга. – Полагаю, мы ещё не знакомы с твоей спутницей.

Пришлось тряхнуть стариной и вспомнить парадное приветствие, через которое они проходили каждый раз под началом Берингара. Надо полагать, тот остался доволен. Лотта вела себя прилично и почти не выражала свой фанатичный интерес, а Адель не смогла скрыть настороженность. Арман подумал – что, если она тоже ревнует? И снова не смог сдержать улыбки, хотя тревога постепенно брала верх.

– Вам точно стоило приходить? – спросил он, понизив голос. Шарлотта весело делилась с Адель своими познаниями в местных пуншах, предлагая ей попробовать фирменную настойку О'Лири.

– Я долго думал об этом, – ещё тише ответил Берингар. Он говорил с Арманом, но осматривал весь зал из-за его плеча. – И в итоге пришёл к выводу, что безопаснее прийти, чем не прийти. Смысл защиты моей фамилии не в том, чтобы Адель всю жизнь провела взаперти, а в том, чтобы на неё посмотрели в новом свете. К сожалению, я не предусмотрел ситуации с отцом…

– Ваша фамилия в любом случае вызывает больше уважения, чем наша, – напомнил Арман. Теперь он понимал, что на самом деле произошло. Без покровительства Клозе Адель не получила бы приглашения на бал, как в своё время её выгнали с шабаша без покровительства пани Росицкой.

Обсуждать всё это в присутствии дам не стоило, а оставлять их не хотелось. Какое-то время Арман говорил за всех – ведьмы с первого раза не поладили, хотя и не разругались, а Берингар предоставил это ему. Неожиданно светскую беседу поддержала сестра.

– У Шарлотты отличный вкус, – сказала Адель, и её улыбка почти не казалась деревянной. – Я говорила о пунше, но к выбору кавалера это тоже относится, – тут все рассмеялись, и Арман почувствовал, что краснеет. Сколько лет он не краснел? А сколько лет сестра не поддевала его подружек? То-то же. – Мне интересно, как вы познакомились?

– О, – обронила Лотта. На её лице смущение боролось с задором. – Это было забавно. Я гуляла в горах недалеко от дома… Я из Обона, если что. [1]

– Так мы земляки, – протянула Адель. – А ты-то что забыл в горах Швейцарии? На родину потянуло?

– Выгуливал Мельхиора и слегка задумался, – непринуждённо пошутил Арман, вызвав новые улыбки. Ему не хотелось объяснять, что он там делал, поэтому пришлось брать на себя часть рассказа: – Гуляю я, никого не трогаю, и тут вижу – девушка с птицами разговаривает…

– Я сидела в кустах и пыталась вылечить дрозда, – невозмутимо подхватила Лотта. К счастью, она не выдала, что Арман был без собаки. – Это само по себе странно, а я применяла перьевую магию – думала, мне конец, меня застал какой-то человек! И тут он…

Шарлотта расхохоталась, заинтриговав всех ещё больше. Говорить она пока не могла.

– А что я должен был сделать? – притворно возмутился Арман. – Я хотел дать тебе понять, что я свой и вовсе не считаю это странным!

– Он пристально посмотрел на меня, – Лотта постанывала от смеха, но героически продолжала свой рассказ, – и… закаркал… замахал руками…

– Руками я не махал, не говори ерунды.

– Махал! Я так удивилась, что упала в кусты…

– Это правда, – согласился Арман. – И дрозд улетел. От шока, надо полагать…

Всё было не совсем так, но им с Лоттой нравилось придумывать новые детали. Вежливое недоумение на лицах слушателей довело их почти до истерического хохота. Немного выпили, успокоились, помолчали. Шарлотта смущённо взялась за локоть Армана, как будто сказала что-то не то, и он ободряюще погладил её пальцы.

– Достойная история, – наконец сказал Берингар. Его торжественный тон, как всегда, предвещал что-то феерическое. – Похоже, мы от вас отстаём.

– Это как посмотреть, – Адель возвела глаза к потолку. – Ты начал с того, что поблагодарил меня за убийство…

Так и было, Арман вспомнил. Вспомнил он и то, как пытался в переулке прибить Берингара тростью, а тому хоть бы хны. Сам Бер промолчал – смотрел на свою супругу с каким-то странным выражением, какого прежде не позволял себе на людях. То, что Адель помнила первые сказанные ей слова, значило для него чудовищно много.

Неловкостей в разговоре хватало, но всё же они как-то общались. Арман невероятно гордился Лоттой – его любопытная подруга с пользой применяла всё, что он раньше рассказывал о своих друзьях. Она без откровенной лести хвалила Адель за её мощную магию и отдавала должное навыкам Берингара. Можно было вообще не вмешиваться, и Арман расслабился, скользнул взглядом по залу… чтобы снова окаменеть. Наверное, в мире много пророков и все они носят скрывающую лицо вуаль, но отчего-то он не сомневался – та женщина, промелькнувшая на пороге, была Эльзой фон Беккенбауэр. С кем она пришла? Когда её объявлял глашатай? Жаль, что у Армана слух не настроен на такие мероприятия: если бы он знал, куда смотреть и когда слушать…

– Всё в порядке? – вполголоса спросила Лотта, подняв на него глаза. Похоже, все они что-то заметили. Арман рассеянно подумал, что сейчас его окружают две самые близкие женщины и один самый внимательный мужчина. Вот уж не время что-то скрывать!

– Я бы прогулялся, – уклончиво ответил он. – Здесь не возбраняется ходить одному?

– Нежелательно, – хором ответили Шарлотта и Берингар. Следопыт добавил от себя: – В другое время было бы проще, но я бы не хотел, чтобы ты гулял один.

– Можешь отдохнуть от меня и пообщаться с сестрой, – невинным тоном предложила Лотта. – Уверена, господин Клозе позаботится обо мне. Если ты не против, конечно же…

– Как я могу не доверить тебя человеку, которому мы все доверили судьбу магии? – патетично заметил Арман. Берингар тут же принялся объяснять, почему он вовсе не является таким человеком и как устроена книга, но дамы шустро поменялись местами – и были таковы.

– А я-то думала, ты её любишь, – хмыкнула Адель, когда Арман взял её под руку и повёл вдоль стола в обратном направлении от друзей. – Ты же знаешь, что сейчас начнётся!

– Ничего, я предупреждал… а Лотте и правда интересно. Не забывай, она знает Берингара от силы полчаса.

– Обычно хватает пяти минут, – в голосе сестры стандартная насмешка мешалась с удивительной нежностью. Потом она нахмурилась. – Если ты правда хочешь один…

– Теперь я не оставлю тебя.

Он не знал, расстраиваться или нет, Эльза всё равно исчезла… всё равно это могла быть не Эльза… Как объяснить Адель, что между ними произошло в Дрездене? Арман понял, что ему остро не хватает Милоша, и махнул рукой – будь что будет. У них ещё оставался целый неисследованный замок, к счастью, совершенно не похожий на жуткий замок из его снов. Сестра сделала неумелую попытку развлечь его ведьминскими сплетнями, и он был ей благодарен, хотя информация о том, что Берингар раньше ходил на бал с двоюродной сестрой, не давала ровным счётом ничего.

Территория оказалась не так уж велика, зато Гёльди обнаружили второй зал. Он сильно отличался от танцевального: несколько очагов, многочисленные кресла и столики с напитками, ковры на полу и на стенах. Тут было значительно тише, единственную музыку составляло гулкое эхо из соседнего зала и бесконечный шёпот – за каждым столиком сидели колдуны и что-то обсуждали. Кто вполголоса, соприкасаясь головами, кто громко и от души, вальяжно раскинувшись в кресле. Здесь сидели знакомые и незнакомые послы со своими супругами, Корнель Росицкий с двоюродной сестрой, кое-кто из старейшин, другие известные – всем, кроме Гёльди – личности и сами хозяева. Женой весёлого Дарры оказалась хмурая дама, а хмурого Кормака – весёлая, словно они с пелёнок договорились делать всё наоборот.

– А вот и они, – Дарра помахал рукой. Растерявшись, Арман и Адель робко подошли к столику ирландцев. Все остальные в помещении бросали на них настороженные взгляды, и Арман разглядел пожилую женщину рядом с Хольцером: вредный старик что-то наговаривал ей на ухо, тыча пальцем в вошедших. – Мои дорогие, кто не знает, это потомки самой Анны Гёльди!

– Кто ж не знает, – весёлая женщина подмигнула.

– Ну а вдруг. Арман, Адель, знакомьтесь, это наши с Кормаком светлые половины… Мою зовут Ида, а его – Шона. Не посидите с нами, раз зашли?

Оказалось, что Шона видела Адель на шабаше и сгорала от нетерпения познакомиться с ней поближе. Сестру тут же усадили в свободное кресло рядом: ей было чудовищно неудобно в новом платье, но никто не придал этому особого значения. Дарра обратил внимание, что Арман остался стоять, и подошёл к нему поближе:

– Или вы по делу? – ирландец стоял слишком близко, хоть веснушки считай, от него пахло алкоголем и какими-то травами. – Мне-то показалось, вы с непривычки ошиблись дверью, решил подыграть.

– Мы и то, и другое. Спасибо, – Арман решил воспользоваться случаем. Здесь, в компании дружелюбно настроенных хозяев замка, Адель ничего не грозит, и она уже втянулась в разговор с Шоной Макнамара – женщина была рыжей, бесшабашной и сохранившей свою фамилию, и каждый пункт слишком напоминал пани Росицкую, чтобы чего-то опасаться. – Господин О'Лири, вы ведь знаете всех гостей?

– Дарра, – поправил хозяин. – Конечно, знаю. Кого ты ищешь?

– Эльзу фон Беккенбауэр.

– Здесь, – моментально ответил Дарра. – Только что видел. Она привела какого-то господина с зубодробительной фамилией, в жизни такого не слыхал… но вроде колдун, ножички заговаривает за неслабую сумму.

– Я бы хотел немного поговорить с ней, – Арман улыбнулся, по привычке вложив в эту улыбку всё своё обаяние, и Дарра отозвался такой же добродушной ухмылкой. Если он и видел гостя насквозь или как-то управлял им, Арман этого не почувствовал.

– Не вопрос. Здесь только и делают, что разговаривают! Ну, некоторые ещё и пляшут… Пойдём со мной. Ида, золотая моя, я скоро приду.

– Твой виски, – буркнул Кормак вслед брату: Дарра оставил на столе недопитый бокал.

– Да-да, придержи мне, – не глядя, бросил тот и потащил Армана за собой. За их спинами Кормак кивнул и невозмутимо допил братскую порцию, как будто ничего и не слышал.

Эльзу они отыскали в коридоре между двумя залами. К ней выстроилась небольшая очередь из желающих получить бесплатное предсказание, пришлось ждать. Арман упросил Дарру вернуться к остальным – ему казалось, что так будет безопаснее для Адель, и хозяин легко согласился. С ним вообще было легко… Насколько можно доверять гипнотизёру? Адель рассказывала о своих ощущениях, но вряд ли Генрих из дрезденского борделя был величайшим из мастеров. Сейчас это несильно беспокоило Армана. Приближаясь по шажочку к матушке Эльзе, он ощущал, как внутри ворочается холодный и колючий ком страха, а стены дома будто сжимаются вокруг него. Замок Портамна совсем не похож на кошмарный сон, и стены, и двери здесь другие… Всё равно стало зябко, как если бы он не стоял посреди весёлой и пьяной толпы. Опять. Ему надоело бояться невесть чего и вздрагивать от любых намёков на свои сны и чужие смерти.

Силой воли отогнав непонятный ужас, Арман подошёл к матушке Эльзе. Как всегда, одни глаза, но он узнал бы их из сотни – и она узнала его.

– Я не отвечу на твои вопросы, – глухо сказала Эльза фон Беккенбауэр, прежде чем Арман избавился от дежурной улыбки и начал говорить. Сердце снова сжалось. – Ничего не изменить.

– Это я уже слышал… – грубо вышло, но и она не поздоровалась. Арман сделал глубокий вдох. – Хотя бы что-то, что мне можно знать… по вашему мнению. Знаете, недавно я видел вас во сне.

– Я не хожу по чужим снам, – настороженно отозвалась матушка Эльза. В магическом сообществе такие заявления воспринимали вполне серьёзно.

Ещё ему не нравилось, что кругом стояли другие люди и невольно слушали. Арман предпочитал по возможности обдумывать свои действия, и теперь ему стало стыдно – чего он вообще искал, гоняясь за пророчицей? Чего хотел, чего ждал? Он не мог не подойти, но дальше не загадывал.

«Бедный мальчик! Значит, это будешь ты…»

– Я всё равно задам один. Вы должны были это предвидеть, – глухо, как собеседница, сказал Арман. Эльза не пошевелила бровью. – У меня хотя бы будет выбор?

Бесполезно спрашивать её, в какой ситуации, почему и когда – снова скажет про свою неизбежность. Бесполезно спрашивать, что он выберет – ей всё известно, и она промолчит. Арман и сам не знал, почему заговорил именно об этом: может, несмотря на все высказывания матушки Эльзы, продолжал верить и надеяться, что его выбор имеет значение.

– Будет, – неожиданно отозвалась пророчица. Её голос был сиплым то ли от волнения, то ли оттого, что она слишком долго говорила сегодня. Арман подался вперёд, из последних сил стараясь не выдать свою тревогу, но Эльза сама схватила его за руки и заговорила отрывисто, убедительно, горячо: – У тебя будет выбор, Арман Гёльди, и выбирать ты будешь между кровью и слезами. Что из этого прольётся, решать тебе. И только тебе. В этом твоя судьба…

– Конечно, я выберу слёзы, – пробормотал Арман. Кровь наверняка означала смерть, а слёзы… оплакивают кого-то, если смерть неизбежна, но всё же звучат не так зловеще.

Эльза фон Беккенбауэр медленно опустила глаза, словно не могла больше на него смотреть.

– Я знаю, – сказала она… с неприязнью. Арман отшатнулся, а может, это ясновидица оттолкнула его. Неужели слёзы хуже крови? Проклятое пламя, она ведь сама выражается загадками!

– Что за замок? Вы ведь знаете? – повысил голос Арман, потому что его уже теснили в сторону. – Это произойдёт здесь? Сегодня?

– Уходи!

– Матушка Эльза…

– Молодой человек, – с упрёком сказала старушка-ведьма с черепом в руках: она пила оттуда пунш. – Не шумите, не нарушайте порядок очереди. Вы уже спросили…

Арман отошёл, не столько повинуясь, сколько в поисках воздуха. У него внезапно разболелась голова, а на душе было и того хуже, но нельзя этого показывать – свои забеспокоятся, чужие насторожатся, он-то по-прежнему Гёльди и брат смертоносной Адель. Перед глазами мелькали чужие лица, украшения, бокалы и огоньки, но видел он совсем другое – отражение мёртвого писаря, тела под аркой в Дрездене, книгу, выпавшую из рук Арманьяка, прежде чем тот окончательно испустил дух… Арман прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Как он сумел превратиться в почти мёртвого человека? Почему его пробрала дрожь, когда он впервые услышал о книге? Что за ужасные сны преследуют его? Даже там, в проклятой деревне, все видели что-то понятное, ожидаемое… все, кроме него.

Эти вопросы были на самом деле не так уж связаны между собой, и Арман это понимал. Он не понимал всё остальное, не понимал, где кроются истоки его усталости и страха – тяжёлое ли это детство или приключения с книгой, а может, подступающая болезнь, а может, он просто всё придумал. Разговор с Эльзой явно был лишним: теперь Арман с трудом находил силы, чтобы прийти в себя и вернуться к остальным.

Адель отлично проводила время с Идой и Шоной, Кормак меланхолично потягивал виски брата, а Дарра так и не вернулся, увлёкшись другими гостями. Арман ненадолго подсел к ним. Во втором зале хоть было потише, и всё равно им не стоит оставлять Лотту и Бера надолго.

– Не люблю пророков, – буркнул Кормак. Дамы болтали о своём, и Арман решил, что второй О'Лири обращается к нему. – Зачем знать будущее? Ничего хорошего от этого нет.

– Согласен, – вздохнул Арман и покосился на столик. Он решил, что напьётся, раз уж ничего не может понять и поделать, но предпочёл бы горячее вино из первого зала.

Кормак больше ничего не сказал, но его лаконичность и так подводила черту под всеми глупостями, которые Арман успел натворить себе во вред. Кто его за язык тянул – и тогда, и сейчас? Он так ни к чему не подготовится, что бы его ни ждало! Может, Эльза и вовсе испугалась тени, какой-то мелочи… Нет, наговаривать на ясновидицу он не мог даже ради своего спокойствия, а размышлять сегодня – чревато последствиями. Кругом люди. Арман поднялся и с отточенной вежливостью проговорил:

– Мне очень жаль прерывать ваш разговор, но мы оставили друзей совсем ненадолго… Боюсь, они нас заждались.

Адель попрощалась с рыжими ведьмами в изумрудных платьях, которые ещё давали ей напоследок какие-то советы, Кормак не среагировал вовсе, а Дарра общался с кем-то в углу зала. Сестра ухватилась за предложенную руку, и Арман вывел её в коридор – пришлось обойти толпу, так и кружившую вокруг матушки Эльзы, будто падальщики над мёртвой дичью. Вообще-то выглядело жутко, и в другом случае Арман почувствовал бы жалость, но сейчас его отчаяние и бессилие перед неизбежным воплотились в этой женщине со спрятанным лицом – а все силы уходили на то, чтобы не ненавидеть её за дар, который она не выбирала. В висках назойливо пульсировала боль.

– А эта Эльза, она дело говорит, – пробормотала Адель, вспоминая свой опыт. – Пусть и очень туманно.

– Хочешь о чём-то спросить?

– Нет… нет, не хочу. Мне это не нужно, – решительно сказала Адель. Она убеждала саму себя, и Арман её не трогал: сейчас ему было важнее, чтобы сестра не переключилась на его кислую физиономию. Проклятое пламя, пора взять себя в руки, а то он расклеился, будто превращался в кого-то. Снова…

При воспоминании о мёртвом писаре замутило, но Арман всё равно взялся за бокал. Погружённая в свои мысли Адель ничего не заметила – ни его молчания, ни пары нелестных комментариев сзади. Но то сзади, а впереди уже виднелись знакомые лица, и Арман с облегчением понял, что они всё ещё радуют его: Шарлотта издали казалась совсем другой, но оживлённые жесты и мимика принадлежали, бесспорно, ей. Она увлечённо говорила что-то пану Михаилу, а тот слушал с неподдельным интересом, чуть вытянув шею и часто, мелко кивая.

– …вовсе не так. Время прилёта грачей зависит от погодных условий, а они, как вы знаете, переменчивы. Однажды я наблюдала за одним семейством… Вы когда-нибудь наблюдали за грачами? О, умнейшие птицы, я их так люблю! От них можно многому научиться.

Арман и Адель переглянулись и одинаково прыснули. Лотта узрела воочию своих кумиров и каким-то загадочным образом превратилась в Берингара, во всяком случае, пан Росицкий не мог вставить ни слова в поток её речи.

– Восхитительно! – воскликнул он один раз, когда Лотте потребовалось набрать воздуха. – Продолжайте, пожалуйста, очень интересно! Никогда не думал, что мы столького не знаем о птицах.

Берингар и пани Росицкая представляли собой ещё более диковинное зрелище: стояли рядом и молча пили. Они не разговаривали друг с другом и смотрели в разные стороны, и всё равно создавалось впечатление, будто между ними протянута какая-то связующая ниточка. Как между двумя сильными людьми, каждый из которых думает о своей ноше.

Все четверо обрадовались возвращению Гёльди.

– Девчата! – встрепенулась пани Росицкая. Она тряхнула рыжей гривой, широко улыбнулась и перестала напоминать сосредоточенного Берингара. – Хотите, я вас кое с кем познакомлю? Есть тут одна славная женщина, я у неё в своё время училась основам знахарства… Она редко посещает подобные встречи в силу возраста, так что ловите момент.

Адель и Шарлотту объединило благоговение перед пани Росицкой, и они направились вслед за ней плечом к плечу. Что ж, вопрос безопасности решён. Не успел никто из ребят и слова сказать, как пан Михаил поманил их рукой – он тоже довольно быстро сделался серьёзным.

– Вы что-то узнали? – тихо спросил Берингар.

– Да, узнал, – заторопился пан Росицкий. Он нервно мял в руках яблоко. – Кое-что намечается. Так говорят… Я услышал от Джеймса Дерби… будто собрание назначено совсем скоро.

Пусть Арман и ожидал чего-то подобного, пусть надеялся, события развивались слишком быстро: он не успевал воспринимать их, и каждая последующая новость с гулким стуком ударялась об стенки мозга и отскакивала. Мол, хватит на сегодня, ты не можешь держать в голове ещё больше.

– О судьбе книги? – уточнил Берингар.

– Да. И я считаю, что…

Арман прослушал следующую фразу – у него на какое-то время заложило уши. Видимо, что-то отразилось на лице, потому что вскоре собеседники спрашивали с беспокойством:

– Арман? Всё в порядке?

– Да, – коротко ответил он. – Извините.

Арман знал, что успел надеть свою привычную маску, но обмануть этих двоих ему не удалось.

– На вид ты нездоров, – постановил Берингар и покосился на бокал в его руке. – Говорят, пряное вино отгоняет болезнь, но я бы на твоём месте приостановился.

– Не хочешь пойти домой? – забеспокоился пан Росицкий. – Я как раз говорил о том, что вас могут пригласить, и тебе лучше крепко держаться на ногах. Конечно, далеко не все голосовали «за», но вы все доказали свою преданность книге…

– На само собрание? – Арман так удивился, что противный писк в ушах стал немного тише. – Простите, я в самом деле прослушал.

– Ну да. Милош, тот будет наверняка, – пан Росицкий засмущался, будто стесняясь могущества своей фамилии. – Арман, за тебя проголосовало большинство, хоть ты и оборотень… Берингар…

– Я догадываюсь, что они сказали, – отозвался тот прохладным тоном.

– Не все, – мягко сказал пан Михаил, будто знал их беды и горечи, как свои собственные. – Эрнест начал было выступать против, но его никто не воспринял всерьёз. Я думаю, такими темпами и для Юргена всё обернётся в лучшую сторону.

Теперь Арман слушал так внимательно, как только мог. Старейшины всё-таки назначали новое собрание! То самое, на которые из всех его знакомых прежде попадал только пан Росицкий! Речь шла о том, что ребята будут заняты только охраной артефакта, но это и неважно – чем ближе к совету колдунов, тем больше шансов узнать хоть что-то, а может, даже повлиять.

Берингар прав, теперь болеть нельзя. Арман и сам подумывал, что стоит съездить куда-нибудь и отдохнуть, но не воспринимал это опасение всерьёз – особенно теперь, когда ему не надо защищать сестру. И всё же… рисковать не стоило. Боль переместилась из висков в затылок, словно готовясь к отступлению, а вот рука предательски подрагивала.

– Мы можем проводить тебя, – предложил Берингар.

– Не надо, я в порядке, – повторил Арман и поставил бокал: так безопаснее. Треклятый глашатай снова взялся за дудку – прибыли поздние гости, только в тот же миг кто-то громко запел, и расслышать имена не удалось. – Немного устал. И здесь душно.

– Душно, – согласился Берингар и, диво дивное, умолк. Он мог с лёгкостью настоять на чём угодно и оказать насильственную заботу, но решил положиться на здравомыслие Армана и вместо этого поискал глазами Адель. Та уже возвращалась в компании других дам, довольная, но слегка пришибленная чужим могуществом. – Как всё прошло?

– Ого-го, – пробормотала Адель.

– Ага, – подтвердила растерянная Лотта. Пани Росицкая довольно хмыкнула:

– То-то же!

Содержательный диалог на том и прервался – ведьмы не пожелали раскрывать своих секретов, поэтому замолчали, пребывая каждая в своих мыслях и изредка ударяя током своих спутников. От возбуждения волосы Адель ненадолго поднялись кольцом, но она поспешила пригладить их рукой.

Теперь беседовали пан Росицкий и Берингар, в основном строя планы и надежды на грядущее собрание. Шарлотта юркнула к Арману и будто хотела что-то сказать, но сдержалась: кавалер выглядел бледным и рассеянным, но, по правде говоря, Арман Гёльди часто выглядел именно так, особенно если не давал себе труд притвориться кем-то. Лотта тихонько вздохнула и не стала задавать невежливых вопросов, а вскоре пришла к выводу, что ей померещилось – всё было так же, как всегда.

Всё, да не всё, но на этот раз странные ощущения накрыли не одного Армана. Мало-помалу все головы поворачивались в одном направлении. В центре зала образовалось пустое место – идеально ровный круг вокруг новых гостей, которых недавно представлял сорвавший горло глашатай. «Ого-го» – слабо сказано! Ведьма, которой пани Росицкая представляла своих юных подруг, должна была рвать на себе волосы от досады. В старомодном платье, рассеянно хлопая себя перчаткой по ноге, стояла очень старая женщина. Маленького роста, с седыми, но по-прежнему густыми волосами, схваченными цветастой лентой. Сколько ей лет, Арман определить не мог.

Пожилая колдунья воззрилась на толпу с неприкрытым недовольством, словно перед ней провинились все разом. Она обводила взглядом всех, кого видела, и взгляд этот будто оставлял физический след – Арман почувствовал его, как мазок кисти по холсту, как порыв ветра по лицу, как шквал морской воды, внезапно ударивший по борту корабля. Кто-то не мог удержаться на ногах. Слабые колдуны падали в обморок. А она не делала ничего особенного, только смотрела.

– Сколько лет на свете живу, ничего не меняется! – гаркнула она в наступившей тишине, и голос показался Арману странно знакомым. – Одни тупые бараны да упрямые ослы! Вон, хорошо если одна-две приличных рожи, а так всё по-прежнему…

Арман догадался. Не догадаться было просто невозможно. Рядом с ним по очереди издали судорожный вдох Адель, Шарлотта, пан Росицкий и даже Берингар.

– То ли дело шабаш, – продолжала ворчать гостья. Она говорила не очень громко, просто все остальные онемели, поэтому ворчание напоминало раскаты грома, а невольный старушечий присвист – завывания ветра. Старушка сделала ещё один крошечный шажок вперёд, опираясь на локоть спутника, и у глашатая треснула дудка, к великому счастью Армана Гёльди. – Там хоть есть на что посмотреть. Фу! Стоят одетые!.. Как будто стесняются… Настоящему магу стесняться нечего, ежели он, конечно, не последняя свинья!

Рядом послышался ещё один вдох, и Арман обернулся посмотреть. Бледная как мел пани Росицкая вытаращила глаза и повисла на плече мужа.

– Мама, – осипшим голосом выговорила она. – Что она тут… делает…

Эльжбета-старшая не услышала этих слов, отчитывая музыкантов за то, что они остановили свою ужасную музыку. Пани бабушка собственной персоной! Весь мир считал, что она не выходит из дома, а она взяла да вышла. Арман не верил своим глазам, но приходилось, а ещё… ещё он резко почувствовал себя лучше, словно не было ни давящего страха, ни боли в висках. Судя по лицам окружающих, не он один.

Тут он наконец смог оторваться от легендарной пани бабушки и поглядел на её спутника. А это был не кто иной, как Милош! Судя по яркому узорчатому жилету и не менее броскому платку, он планировал заткнуть за пояс всех местных щёголей. Почти получилось: большинство колдунов были либо в чёрном и сером, либо в военной форме своей страны, но кое-кто надел клетчатые брюки, а хозяева О'Лири и вовсе напоминали пёстрых южных птиц.

– Удивительно, – прошептал пан Михаил, качая головой. – Сегодня удивительный день! Никогда в жизни не было такого бала. Ну, на моей памяти. Дорогая, ты в порядке?

– М-м-м, – простонала пани Эльжбета. Младшая. Цвет её лица вернулся в норму, и всё равно она не могла скрыть потрясения.

– Да, там мама, – ласково сказал пан Михаил. – Всё в порядке.

– С ума сойти, – голос Адель напоминал карканье сильно простуженной вороны. Она уставилась на Берингара в поисках ответов, но тот бессильно пожал плечами.

Шарлотта молчала, но её лицо говорило больше всяких слов. Арман понимал их всех – ощущение силы, исходившее от Эльжбеты-старшей, было невероятным, необъяснимым и не требующим слов. Что-то похожее источала книга чародеяний: осязаемая мощь, сжатое в одном объекте количество магии, от которого хотелось одновременно смеяться и плакать, жить и умереть.

Эльжбета-младшая и пан Михаил взялись за руки и отправились здороваться с мамой. Это позволило Милошу ненадолго покинуть даму, и он подошёл к друзьям, светясь самой ослепительной улыбкой. Даже бакенбарды его, и без того густые и ухоженные, как будто сияли, не говоря уж об остальной шевелюре.

– Ну ты и ведьма, Милош, – прохрипела Адель и наконец хватила пунша. – Ты сам её уговорил? Это же против правил!

– Ну я и ведьма, – повторил он, ухмыляясь во весь рот. – А ведьмам правила не писаны. Арман, Бер… госпожа Дюмон… Добрый вечер.

– Столько событий за несколько часов, – задумчиво произнёс Берингар. Он, как и все, смотрел на пани бабушку, как обычный человек смотрел бы на божество, в которое верил и которого никогда не видел. – Хорошо, что многие достойные маги уже покинули замок, иначе бы он сейчас не выдержал.

– Мы этого и ждали. Пани бабушка, конечно, уже давно не в лучшей форме, но…

– А какая тогда лучшая? – перебила его ошарашенная Лотта. Милош только пожал плечами:

– Не знаю, госпожа моя. Я тогда ещё не родился. Кстати, хотите послушать историю, как я родился?

Арман молча смотрел на них, на пани бабушку, на других гостей. На сердце, да и в голове тоже, было легко и хорошо. Он вдруг подумал, что пророчество о смерти магии – полная чепуха: как может исчезнуть магия, когда рядом живёт и дышит такое существо? Хотя он понимал, что трепет наполовину был вызван бабушкиной репутацией. Теперь, когда страсти немного улеглись, казалось, что вспышка её могущества прошла бесследно: она не источала уверенную силу постоянно, просто не могла её поддерживать. Круг замкнулся, тезис о смертности магии показался Арману более убедительным, и его снова пробил знакомый, но изрядно надоевший озноб.

– …вернись на землю, дурень. Вот, полюбуйся, – ворчала Адель: она жаловалась Милошу на брата. – Он весь вечер с такой рожей проходил.

– Не весь, – вступилась Лотта. – Только последнюю треть.

– Не вижу ничего необычного, – парировал Милош, он явно нарывался. – Могильная плита как она есть!

Берингар посмотрел на них с осуждением, а на Армана – с пониманием, но ничего не сказал в его защиту. Оправдание у следопыта имелось: слуги О'Лири только что принесли свежий яблочный пирог.

– Я вас слышу, представьте себе, – вмешался Арман, не удержавшись от смеха. – Что случилось? Я был занят…

– Ах, и чем же это? – вскинул брови Милош. – Размышлениями о том, как прекрасна моя бабушка? Это факт, но она для тебя, милый мой, недосягаема, как звезда для червяка, поэтому снизойди до нашей славной компании. Мы тут по земле ходим.

– Червяка? – обиделся Арман.

– Червяки – это отлично! – с азартом воскликнула Шарлотта. – Птицы едят червяков! Арман, если бы ты был червём, я бы всё равно тебя любила.

– Запомнил, Арман? В следующий раз превращаешься в червя, – строго велел Милош. Он оглянулся через плечо, убедился, что пани бабушка общается с матушкой, и продолжил: – Только нам надо дождаться дождя, иначе ты засохнешь. А чем тут у вас кормят? Я что-то проголодался.

– Червяками! – хором ответили Адель и Лотта. Похоже, они наконец-то нашли общий язык. Арман не имел понятия, что с ними такими делать, но тут Берингар пошёл на великую жертву и предложил дамам пирог, которого прежде никто не заметил. Милош благородно – или из инстинкта самосохранения – оставил блюдо им и отправился инспектировать соседний стол, где ещё оставались ореховые печенья.

Эльжбета-старшая благосклонно разрешила внуку повеселиться без неё, но взамен потребовала привести Корнеля. Милоша не было так долго, что Арман и Берингар уже собирались идти искать его; в конце концов родственники воссоединились, а Милош вернулся к друзьям. Обычно он предпочитал свет фамильной славы, но сегодня понежился под его лучами на год вперёд – ещё бы, появиться на балу в таком блистательном обществе! Поэтому его не расстраивало, что вокруг остальных Росицких образовалась толпа поклонников, пока он сам трескал пироги.

– Тебя долго не было, – заметил Арман, деля между всеми тарелку с ореховым печеньем. – Корнель не хотел идти?

– У Корнеля не оставалось выбора. Нет, я задержался по уважительной причине, – Милош огляделся через плечо; посторонние их не слушали. – Проливал вино на фрак Хольцера – случайно, конечно же. Я ещё немножко подогрел бокал в ладонях… пришлось постараться, но кое-что с огнём и я умею, как ты знаешь… В общем, старикашка получил за все свои капризы.

Адель цокнула языком с досадой – как же это она не догадалась! Арман и сам пожалел, что не плюнул Хольцеру в бокал. Берингар улыбнулся, Шарлотта прыснула, в общем, Милош всё равно получил желанное внимание к своей персоне. Они ещё долго стояли впятером, окончательно махнув рукой на всё, что творилось вокруг. Старые колдуны плетут интрижки? На здоровье. Почтенные ведьмы демонстрируют своё могущество? Ну и пожалуйста, у нас есть пани Росицкая. Незнакомая молодёжь танцует и знакомится? Да пусть их. Что-то затевается в высших кругах? Ради древнего духа, как же надоело… Адель и Милош увлечённо соревновались в шуточках и сарказме, иногда к ним присоединялась Лотта – и как-то ей это удавалось естественно и хорошо, будто она была пятым членом команды, а не Лаура. Берингар предпочитал слушать, и Арман помалкивал вместе с ним, а потом не выдержал и спросил про форму, и на смену молчанию пришла продолжительная, но весьма познавательная лекция о знаках отличия колдовского корпуса прусской армии. К разговору подключились остальные, и вскоре они уже разглядывали парадную шпагу; Милошу не терпелось поворожить над ней, чтобы понять, как ему дастся холодное оружие, но Берингар строго-настрого запретил – специальный клинок не терпел посторонних чар. Тут они вспомнили о своих национальных разногласиях и с упоением принялись перебирать чешские названия, переиначенные на немецкий лад. Пришлось Арману и Адель тряхнуть стариной и вмешаться, пока эти двое, для магов настроенные чересчур патриотично, не перешли от решительных слов к не менее решительным действиям.

Если бы Арман знал, что в последний раз так веселится с друзьями, может, он бы сделал что-нибудь ещё – сказал Милошу, как дорожит его дружбой, при всех поцеловал Шарлотту, поблагодарил Берингара за всё, что он сделал для них с сестрой, обнял Адель и позволил растрепать себе волосы. А может, он бы не сделал ничего, продолжая тихо наслаждаться моментом и не желая наводить их на дурные мысли. Может, он бы попытался что-то изменить, наплевав на все пророчества матушки Эльзы, или принял чужой облик и сбежал, или обратился за помощью к Эльжбете-старшей… Однако Арман ничего не знал, поэтому вечер осеннего бала навсегда остался в его памяти именно таким – полным волнующих знакомств и тревожных предзнаменований, но всё равно счастливым.

***

[1]. Обон – муниципалитет и одноимённый город в Швейцарии. Расположен на северном берегу Женевского озера (озера Леман) между Женевой и Лозанной, ближе к Лозанне.