Книга чародеяний

XIX.

«Это больше похоже на многоликость. Не два лица, скорее три. Ты настоящий, тот, кого ты изображаешь, и то, что в итоге вышло. Этот третий тип берёт верх над остальными…»

Книга чародеяний. Глава про оборотничество.

Записано со слов Армана Гёльди.

***

Милош сидел на метле за спиной у матушки и был абсолютно счастлив, несмотря на пронизывающий холод, кусачий ветер и снег, который нет-нет да и настигал их в полёте. Вчерашняя метель миновала, что позволяло полюбоваться с высоты снежным покровом: зима уже вступила в свои права, и вместо неприглядных деревьев, походивших в эту пору на голых и голодных нищих, внизу расстилалась милая глазу белизна. С такого ракурса германские земли Милош одобрял. Они с мамой пролетели над частью Баварии, воспользовавшись для начала ключом и стартовав из дружеского дома на самой границе – добираться на метле от Праги было бы слишком. Что там начиналось за Баварией, Милош не имел ни малейшего понятия: бесчисленные княжества, герцогства и курфюршества не задерживались в его голове, как бы он ни старался. Впрочем, пани Эльжбета знала, куда лететь, и это главное.

Он не заметил снижения, зачарованный открывшейся повсюду красотой, а тем временем матушка начала закладывать мягкие, но убедительные виражи над уютной долиной. Именно там угнездился замок Эльц, невидимый для остального мира: крепость на скале в окружении гор и холмов, обвиваемая то ли крохотной речушкой, то ли упитанным ручейком, пряталась и от магов, и от людей. Колдовскому сообществу, говорил папа, очень повезло, что владельцы согласились уступить замок на время. Он веками принадлежал одной фамилии, в которую периодически приходили ведьмы, место для встречи идеальное: вроде бы хозяева понимают, о чём речь, но сами мешать не станут. Переговоры всё равно заняли неприлично много времени, и Милош догадывался, почему: фамилия фамилией, а вот брата в истоках было три. Если в семье есть хотя бы два брата, это уже караул, так какой же разброс мнений должен быть, если даже замок поделён на зоны – по штуке каждому? Родендорф, Рюбенах и как-то там ещё…

– Снижаемся! – крикнула матушка и лихо расхохоталась. Милош хотел крикнуть ей в ответ, но не смог: его прижало лицом к маминой спине. В полёте было прекрасно всё, кроме взлёта и посадки.

Они вынырнули из полупрозрачного облака и снова описали круг, постепенно приближаясь к земле. Всё кругом – белым-бело, и в углублении этой воронки уже темнели крыши замка. Милош сразу понял, что не ошибся насчёт братьев: судя по внешнему виду Эльца, за него дрались, как они с Корнеликом за крендель. Тут и там какие-то пристройки, абсолютно разные по стилю и эпохе, толкались и наступали друг на дружку.

– Осенью здесь красивый туман! – поделилась матушка, зависнув в воздухе, чтобы почесать ногу о печную трубу. – Я бывала в этих местах, дух захватывает. Как ты там, дитя моё?

– В самый раз, – выговорил Милош, отдышавшись. Как раз дух у него и захватило. – Мама, ты планируешь высадить меня на крыше?

– Фи, – поморщилась пани Эльжбета и оттолкнулась от трубы. – Не говори таких глупостей, Милошек: твоя мама никогда ничего не планирует. И-итак…

Ещё немного потрясений, и они очутились во внутреннем дворе. Пани Эльжбета поставила покачнувшегося сына на ноги, отряхнула от снега и быстро обняла, согревая огненным жаром. Тут она обратила внимание, что к ним кто-то идёт, и отвлеклась, так что с жутким головокружением Милошу пришлось бороться своими силами. И всё-таки он был прав! Летать – прекрасно, возвращаться на землю… так себе. Когда желудок лезет в горло над горными пиками, замёрзшими озёрами и величественными лесами, ему ещё простительно. Не желая заканчивать эту мысль, Милош присел на припорошённую снегом скамью.

Рыжие волосы матушки, из которых ещё сыпались искры, выделялись на фоне здешней действительности ярким пятном. С кислым видом Милош поглядел на встречающих: как и следовало ожидать, вооружённые немцы! Берингар угробил целый вечер на то, чтобы объяснить ему – иначе не получается, только немецкие и французские маги смогли предоставить полноценную охрану, с юга и востока помощи не жди. Объяснил, и что? Скрасить такое количество вражеских, по мнению Милоша, рож мог только Арман, но Арман не придёт, и придётся ему справляться с этим своими силами.

Матушка вернулась.

– Тебя уже ждут, – весело сказала она и наклонилась к сидевшему Милошу, чтобы чмокнуть его в нос. – Как, полегчало? А я же говорила, тебе не понравится!

– Мне всё понравилось, – с усилием выговорил Милош и встал. Его ещё шатало, но не позориться же при этих… этих самых. – Кроме того, что мы сели.

– Сам виноват, – отмахнулась пани Эльжбета. В самом деле, Милошу прислали ключ, он мог не выделываться и быть как все – пройти через дверь и сразу внутрь, чтобы не морозить нос и другие части тела. Увы, Милош не захотел быть как все, за что и пострадал. Такое с ним случалось довольно часто и ничему не учило. С другой стороны, когда матушка предлагает всё-таки прокатиться на метле, ну какой дурак откажется?!

– Не спорю. Слушай, – поторопился Милош, пока мама не улетела. – Правда, спасибо большое, это было замечательно. Но почему ты так легко согласилась? Я же всю сознательную жизнь просил! У нас что, праздник какой-то?

Пани Эльжбета задумчиво посмотрела на него, покручивая метлу в правой руке. В эту минуту её взгляд показался Милошу очень и очень странным – далёким и каким-то чужим, словно мама видела не его, а что-то непостижимое и, по всей видимости, нехорошее. Наваждение прошло без следа, и она ответила:

– Всего лишь не хочу отставать от матери. Шутка ли, покинуть дом и заявиться на бал!.. Считай, что у нас соревнование по причудам.

Ответ Милошу не понравился. Пани бабушка вышла из дома, пани матушка согласилась прокатить его на метле, что же дальше? Вряд ли праздник.

– Это всё, Милошек, – улыбнулась мама и снова рассеянно отряхнула его от снега. – Мне не стоит здесь задерживаться. Ты у меня умница и кусаться умеешь, а вот за папой присмотри, хорошо?

– Как скажешь, – не стал спорить Милош, и мама скоро улетела: вспышка пламени взвилась высоко вверх и растворилась в серо-белых небесах. Гадкие предчувствия были не по его части, поэтому стрелок задержался во дворе ровно настолько, чтобы отыскать нужную дверь: оттуда уже махал рукой здоровенный блондин в военной форме. Милош в последний раз глотнул свежего морозного воздуха и прошёл, куда звали.

– Добро пожаловать в замок Эльц, – поприветствовал блондин и представился: – Сержант Нейман, колдовской корпус прусской армии. А вы, должно быть, господин Росицкий. Большая честь! Позвольте, я провожу вас.

Милош позволил. Ему немного льстил тот факт, что колдун с погонами считает честью знакомство с бездельником из Богемии: тут сыграла свою роль и известная фамилия, и работа над книгой. Не все вольные боевые маги – наёмники, но чаще всё-таки наёмники, которым, в отличие от Милоша, надо самим зарабатывать на жизнь. Много ли тут таких будет? Вряд ли… Арман – предатель, приспичило ему расхвораться перед этим безобразием… На самом деле винить друга было не в чем: он написал о своём отъезде ещё осенью и сам рассчитывал вернуться до начала собрания. Не получилось – значит, не получилось. Милош искренне хотел, чтобы он отдохнул и чувствовал себя получше, чем на осеннем балу, но это никак не мешало быть оскорблённой стороной.

Сержант Нейман, по виду родной брат Берингара, провёл его тёмным коридором и длинной лестницей в какой-то зал.

– Добро пожаловать в Дом Родендорф, – торжественно объявил сержант. – Прошу вас запомнить этот зал, здесь будут проходить все положенные встречи.

– Я запомню, – буркнул Милош. Пока его окружали одни военные пруссаки, и среди них даже не было Бера. – Подскажите, уже началось или ещё нет?

– Нет, почтенные участники собрания ещё прибывают. Большая часть присутствующих – это охрана, – охотно объяснил Нейман, – включая нас с вами. Пока никаких распоряжений для вас нет.

Милош как мог вежливо поблагодарил и тем самым избавился от сержанта Неймана, который тут же отбыл встречать других гостей, которые могли свалиться во внутренний двор или перепутать ключи. Пока всё шло так, как говорили папа и Корнель, а времени до начала первой из череды занудных встреч оставалось много. Что ж, самое время осмотреться! Торжественно обставленная комната наводила на мысли о родных пустозвонах, то есть о старых добрых послах, и Милош отправился на поиски.

Зал собраний, как выяснилось впоследствии – Рыцарский, после холодного двора казался очень даже милым. В камине приплясывало пламя, оно же дрыгалось в подсвечниках, коими был уставлен длинный деревянный стол. Места за ним пустовали – рано ещё, присутствовавшие в зале маги толклись в основном вдоль стен. За рыцарскими доспехами, которых тут было в избытке, торчал папин нос, но Милош подходить не стал: они договорились дома, что будут держаться друг от друга подальше во время колдовских собраний. Пан Михаил распереживался, будто бы их с Милошем совместное времяпрепровождение будет истолковано превратно, и Милош спорить не стал: может, папа и ошибался, но лучше сберечь отцовские нервы, да и ему самому было бы слегка неловко. Рядом с отцом высилась знаменитая Чайома, а за её спиной крутились удивительно низкие австрийцы при полном параде. Милош демонстративно закатил глаза, прежде чем продолжить осмотр ими зала.

Он искал знакомые по весне лица и не находил: Берингара нет, Гёльди, само собой, нет, даже проходного вредины Анри Сореля не видать, хотя с чего бы. В противоположном от папы углу знакомые всё-таки обнаружились, но Милош при всём желании не назвал бы их своими: рядом с цветастым гобеленом торчали Эрнест Хольцер и Вивиан дю Белле. Противный старикан бесил всех с самого начала, а вот в «тёте Вивин» Милош разочаровался после приключений в Меце и рассказов Армана, так что остался стоять на месте. Не зря ли? Тут и там появлялись новые охранники и обращались к тем или иным послам, беря их под локоток или почтительно беседуя на расстоянии… Так вот оно что!

Впоследствии Милош очень гордился тем, что сообразил сам: послов-то буквально разбирали, как горячие пирожки. Если бы он промешкал, был бы вынужден денно и нощно охранять какого-нибудь Хольцера: наверняка более крупные птицы вроде старейшин удостоились личных телохранителей, а остальные полагались на волю случая. Милош выругался про себя – всё-таки в таком раскладе он бы предпочёл мадам дю Белле, как-никак, язык у него подвешен, сладил бы… Но подойти к дю Белле означало подойти и к Хольцеру, а с того бы сталось потребовать от молодого пана Росицкого остаться при своей особе.

Милош спешно обвёл взглядом «незанятых» гостей и наткнулся на Хартманна – господин посол от Пруссии как раз появился в дверном проёме, оперся на трость и с любопытством завертел головой, ища своих знакомых. Чем плохо? Немец, конечно, так их тут навалом, но вроде дядька не противный. Разве что пани бабушка дурно о нём отзывалась, но это не показатель – у неё все мужчины были ослами и баранами вне зависимости от степени даровитости. А тут ещё и Хольцер заметил! Послал к нему очередного сержанта… Милош махнул рукой на предрассудки и решительным шагом направился к Роберту Хартманну.

– Добрый день, господин посол, – как можно вежливее сказал он, наблюдая краем глаза за драмой: дед Лауры разочарованно поник и отозвал ретивого сержанта. – Надеюсь, вы не откажетесь от моего общества? Я и сам недавно прибыл, готов составить вам компанию на первое время.

Хартманн взглянул на него с каким-то болезненным изумлением, которого Милош вовсе не понял, но ответил быстро и вполне дружелюбно:

– Ах, это вы, очень рад, очень рад!.. Вы весьма кстати; я, похоже, опоздал?

– Ничуть, – заверил его Милош. Вежливый и волнующийся по пустякам посол напоминал то ли Корнеля, то ли папу, и говорить с ним было несложно. Наверное, он и сам Густава вспомнил, вот и скорчился. – Большая часть зала – охрана, я и сам не ожидал, что их будет так много. Господин посол, нам лучше отойти от двери, а то затопчут.

– Да-да, – пробормотал Хартманн и послушно отошёл, продолжая озираться. Его рассредоточенный интерес живо напомнил Милошу давнюю комиссию в совсем другом замке, но для прочной ассоциации не хватало слишком многих: Армана и Адель, Лауры и прочих кандидаток, Юргена Клозе, где древний дух носит его сына… – Симпатичное местечко, весьма симпатичное. На первый взгляд здесь тесновато, но в письме наобещали чуть ли не королевские удобства.

– Пожалуй, – невпопад ответил Милош. Сам он замок видел только сверху и не хотел сразу об этом говорить. Хартманн с интересом потыкал ближайшие латы, перекинулся парой слов со знакомыми и снова обратился к нему:

– А вон ваш батюшка, господин Росицкий. Я полагал, вы выберете его общество.

– Мы решили не акцентировать внимание на нашем родстве, – без запинки выдал Милош и удостоился одобрительного кивка:

– Правильно, правильно… Мало ли, что подумают. Сейчас такие времена! Надеюсь, пан Михаил не будет на меня в обиде.

– Не думаю, – заверил Милош и на всякий случай обернулся на отца. Тот радостно улыбнулся и тоже покивал, как будто слышал их беседу; рядом крутился хмурый молодой человек славянской наружности, немало заинтриговавший Милоша, надо потом подойти. – Вот видите, всё прекрасно. Гм… как добрались?

Подобные ляпы случаются и с лучшими из нас. Хартманн поглядел на Милоша – снизу вверх, так как был немного ниже, – и иронически поднял брови:

– Дорога длиною в несколько секунд была чудовищно трудна. Честно говоря, я и не мог себе представить, какие нас поджидают опасности в дверном проёме…

Окружающие, кто слышал их диалог, рассмеялись, Милош фыркнул и сам – коли уж сел в лужу, не строй из себя обиженный бублик, но репутацию спасать надо. Поэтому он небрежно заявил:

– Прошу меня извинить, не подумал. Дело в том, что сам я добирался на метле…

Господин посол снисходительно улыбнулся, как будто чувствуя, что собеседник прикрывает свою промашку. Но промолчал, пока Милош излагал всем желающим сжатую версию своего рождения на шабаше. Шутка ли, ведьминское дело! Хартманну обижаться нечего, теперь все знают, что его охраняет самый сильный потомственный колдун. Ну, один из.

С этого момента беседа о погоде потекла более непринуждённо. Посол познакомил Милоша с парочкой своих коллег – представители Дании и некоторых невыговариваемых курфюршеств были у него в друзьях. Вместе обошли зал и посмотрели на другие доспехи. Хартманн склонился над ними, чтобы рассмотреть деталь узора, и в этот момент всё-таки нагрянул Хольцер.

– Как всегда, Роберт, – сказал он вместо приветствия. Милоша старик проигнорировал, видимо, затаил обиду. – Я так и знал, мимо пройдёшь – не увидишь.

– Друг мой Эрнест, – пробормотал Хартманн и поправил монокль. – Ради древнего духа, не мелочись. Вы посмотрите, как искусно выполнен орнамент! Меня всегда восхищала работа старых мастеров, знаете ли.

– А как же, – отозвался Хольцер, уставившись на латы без особого интереса. Будь его воля, все эти полые рыцари были бы выкинуты в окно. – Не удивлюсь, если в следующий свой визит обнаружу эту вещь в твоей коллекции.

– У меня дома есть оружейная комната, – объяснил Хартманн, обращаясь к Милошу. – Скромная, но всё же лучше, чем ничего. В замке Эльц должен быть отдельный зал под это дело…

– А то как же, – повторил дед Лауры. – Бывшая крепость! Славно всё-таки, что граф согласился уступить нам место…

Послы увлечённо рассуждали о том о сём, и Милош через какое-то время потерял нить разговора. Праздная болтовня о былых временах да о старых друзьях, ничего интересного. Милош был занят досадой на собственную глупость: знал же, что Хартманн дружит с этими поганками Хольцером и дю Белле! Надо было цеплять англичанина, пусть он и зануда, зато водит дружбу с папой… в последнее время. Прав был Корнель, стариковский круг всё больше и больше напоминал детский класс. Утешало только то, что круг знакомств прусского посла не ограничивался двумя врединами: похоже, он так или иначе знал почти весь зал.

В отличие от Милоша, прочие временные охранники от скуки не страдали. Им было велено стеречь, и они стерегли, есть приказ – надо выполнять. Когда им всё-таки дадут полные инструкции? В пригласительном письме оказалось столько воды, что его впору выжимать, и хоть бы абзац по делу! Милош рассчитывал только на старейшин, потому что они достаточно старые, и на Берингара, потому что он достаточно Берингар. Больше ни от кого тут правды не жди.

Хартманн и Хольцер с азартом бранили старых приятелей, вскоре к ним подошла Вивиан дю Белле. Она прохладно, но с уважением кивнула Милошу, немного помолчала и обратилась к нему же:

– Где же ваш друг оборотень? Насколько мне известно, Армана Гёльди допустили к охране книги.

– К сожалению, Арман нездоров, – ответил Милош. Тон Вивиан ему не понравился, но папа просил ни с кем не ссориться. Очень просил.

– Ну вот, какая досада, – расстроился Хартманн. – Я так и не успел познакомиться с ним поближе.

– Тебе диковинок мало? – проворчал Хольцер, злобно покосившись на латы и какой-то драный гобелен. – Оборотень, Гёльди… это слишком.

– Не бывает лишних знакомств, – нараспев сказал прусский посол, и его приятели заулыбались, будто услышали любимую присказку. – Вовсе не обязательно, друзья мои, искать их в высших кругах. Не хочу показаться грубым, но мы непростительно редко смотрим под ноги, а ведь наша древняя земля таит в себе так много ценного.

Разительный переход от вселенского дружелюбия к откровенному снобизму возмутил Милоша до глубины души, но остальные, разумеется, таких взглядов не выражали. Дошутились про червяков! Надо было записывать… Ладно, бес с ними, с этими послами, пирог с ними если и делить, то весьма недолго. Хартманн хоть не врал – теперь Милош вспомнил отчётливо, какая была гримаса у господина посла на их встрече в замке Лавут-Полиньяк. Может, оно и к лучшему, что Армана здесь нет? Нарвался бы на какую-нибудь гадость по доброте душевной, с него станется.

Впрочем, стоять молчаливым амбалом за плечом какого-то посла Милош и не умел, и не собирался, поэтому на правах родовитого болтуна ввязался в разговор старших.

– Герр Хольцер, – с почтением, хотя и натянутым, позвал он. – Как поживает Лаура?

Произошло именно то, чего Милош ожидал – вредный старикан расплылся в улыбке и принялся отвечать ему с большой охотой:

– Хорошо, очень хорошо, моя девочка освоила новый способ плетения амулетов. Вы слышали о таком? Новый способ! В нашем-то веке! Считается, что нашими ведьмами давно всё открыто и освоено, однако это не так. Если хотите, я вам покажу при случае.

– Это неизбежно, – едва слышно сказал Хартманн. – Соглашайтесь, молодой человек.

– Да ну тебя, – проворчал Хольцер без намёка на злобу. Милош уже понял, что они тут все закадычные друзья, но в отношении Хольцера к Хартманну всё же сквозило что-то угодливое.

– Давайте обойдёмся без ребячества, – безмятежно попросила мадам дю Белле и снова обратила свой холодный взгляд на Милоша. – А вы, господин Росицкий, я слышала, счастливо женаты.

– Истинно так, – охотно отозвался Милош. – Моя супруга происходит из знатного богемского рода. Не буду вдаваться в детали, но её способности впечатлили даже пани бабушку – а вы понимаете, что это значит.

И не соврал, и правды не сказал. Милош не придавал никакого значения тому, что Эва не ведьма, однако в здешних кругах делать на этом акцент явно не стоит. В случае прямых расспросов он лучше соврёт, а потом объяснит это папе и Эве. Мадам дю Белле удовлетворилась ответом и снова обратилась к Хольцеру, и тут до Милоша дошли сразу две вещи – во-первых, Хольцер всё-таки подумывал выдать за него Лауру, а во-вторых, он рассчитывал на общество Милоша по праву наследия Габсбургов! Проклятое пламя, да уж лучше Хартманн – этот хотя бы не заявит, что Милош должен подчиняться императору! Во всяком случае, из ворчания Хольцера на «этих непокорных славян» он сделал именно такие выводы. Может статься, и по ошибке.

Когда Рыцарский зал оказался забит до предела, распахнулась другая дверь. Все головы одна за другой повернулись к дверному проёму, и Милош с большой радостью увидел Берингара – достаточно высокого, чтобы его увидели вообще все.

– Дамы и господа, – голос Берингара, уже остуженный до нужной меры, чтобы подчинить толпу своенравных разновозрастных магов, прозвучал свистом обнажённого клинка. – Поскольку все уже прибыли, мы можем начинать. Пожалуйста, следуйте за мной.

Стражники перестроились, и Милош быстро повторил за ними. Послов и прочих высокопоставленных гостей не смущал такой конвой, ну и славно: кто-то остался стоять живым коридором, кто-то, как сам Милош, сопровождал. Второе интереснее, как ни крути. Возле папы Милош заметил всё того же угрюмого славянина, а низенького английского посла сэра Дерби пас очередной светловолосый громила – сочетание совершенно уморительное. Поскольку Хартманн не возражал против его общества, Милош не стал переобуваться в воздухе, а спокойно пошёл рядом, поглядывая, впрочем, на окружающих. Не с целью переметнуться – с целью оценить потенциальную опасность. Кажется, его звали как раз за этим.

Их колонной вели в другой зал, расположенный где-то внизу. Ближе к земле в замке ощутимо похолодало. Милош брёл рядом с прусским послом, цокавшим своей тросточкой по камням, и думал о своём выборе. Любопытная лисья морда то и дело всплывала в ходе их странствий, пусть и не так откровенно, как та же мадам дю Белле. Стоит опасаться или нет? Хоть бы Берингар не попросил шпионить за Хартманном – эти их с Арманом расследования никогда не казались Милошу хорошей идеей!

В тот самый момент, когда Милош размышлял о возможной опасности со стороны посла, Хартманн сослепу наткнулся на какой-то сундук.

– Осторожнее, господин посол, – сказал Милош, беря его за локоть и вытаскивая из тёмного угла.

– Спасибо, постараюсь, – слабым голосом отозвался тот и хмыкнул: – А я ещё гадал, зачем нам, дескать, постоянное сопровождение!.. А вот зачем… Можете меня отпустить – в зале, кажется, светло.

Если Хартманну и было неловко, он ничем этого не показал, и Милош невольно проникся к нему уважением. Правда, посол ошибался: в зале света тоже катастрофически не хватало. Милош не удивился бы, окажись они в скале – холод, мрак, сырость и давящие на голову своды были не очень приятны. В тёмном зале на стенах висели унылого вида факелы, неестественное свечение излучал лишь постамент в центре. Военные рассредоточились по периметру, горстка высокопоставленных магов окружила постамент, и кое-кто, включая Милоша, остался на расстоянии в полшага от них – как и велели, на всякий случай.

Судя по ощущениям, на постаменте лежала книга: за спинами старших магов Милош её не видел, только чувствовал. Похоже, их милый артефакт за несколько месяцев ничуть не ослаб, а прям-таки разожрался, напитавшись новыми силами. После смерти писаря её не должны были дополнять, но многие ведьмы и колдуны с энтузиазмом восприняли затею только после успеха, так что старейшинам пришлось напрячь мозги и присоединить к громадному фолианту дополнительные главы. А после бала – ещё раз, благо колдунов, желающих оставить след в истории, резко прибавилось (что вполне понятно: перестрелки уже кончились, а новые проблемы ещё не начались). Милош чувствовал нечто среднее между трепетом, возбуждением и болезненным любопытством – мощная штука, лежавшая в центре зала, не отпугивала его, а вот некоторым явно стало не по себе. У Корнеля точно разыгралась бы мигрень. Книга то ли притягивала, то ли отталкивала, то ли делала и то, и другое одновременно. Впору забыть, что в ней ещё и что-то написано!

– Нам лучше отойти, – сказал вполголоса сосед, очередная немецкая физиономия. – Здесь мы не нужны.

– Да ладно вам, сержант Хубер, – добродушно прогудел здоровяк, сопровождавший сэра Дерби. – Я думал, наоборот.

– Я бы попросил отойти вас всех, – донёсся голос услышавшего их Берингара – очень вовремя, потому что Милош пытался не заржать над фамилией Хубера. Это ж надо так человека назвать! – Прежде мы с госпожой Морганой расскажем всем присутствующим об актуальном состоянии книги.

При имени Морганы многие зашептались. Та самая? Вряд ли, хотя как знать… Милош и прежде подозревал, что под капюшонами старейшин прячутся всякие легендарные, бессмертные или условно погибшие личности, но впервые слышал хотя бы часть имени хотя бы одной из них – Берингар почтительно указывал на одну из пожилых ведьм, перед которыми расступались все и всюду.

Велено – отошли. Милош оказался зажат между Хубером и мрачным земляком, ну не мог же это быть НЕ земляк. Воспользовавшись случаем, он спросил шёпотом:

– Как твоё имя?

– Небойша, – отозвался тот, почти не разжимая губ. Неужто серб? Милош обрадовался. – Не надо со мной разговаривать. Я с подпевалами Габсбургов не общаюсь.

На этот раз Милош совершенно не обиделся – он уже почувствовал родственную душу.

– А кому мне ещё подпевать в этом здании, если ты первым пристал к моему отцу?

Небойша смерил его долгим взглядом, а потом кивнул – понял и одобрил. Слева от Милоша раздражённо засопел сержант Хубер.

– Здравствуйте, – просто и коротко поздоровалась пожилая ведьма в капюшоне: та самая, у которой был на удивление звонкий и чистый голос. – Здравствуйте все. От лица всех старейшин благодарю вас за то, что вы откликнулись на зов и пришли сюда сегодня; благодарю и отсутствующих хозяев замка Эльц, многая лета господину графу и всем его кровным родственникам. Вам всем известно, для чего мы здесь собрались – должна решиться судьба книги чародеяний, того самого артефакта, над созданием которого мы работали несколько лет.

Я могла бы сказать многое, но для многого нет ни слов, ни интонаций, – продолжала она. – Поэтому сперва я уступлю слово одному из тех, кто был наиболее близок к созданию книги. Господин Берингар Клозе с самого начала поддержал нашу идею, собственнолично возглавил команду по сбору историй, охране книги и господина писаря, и он имеет право на вступительное слово не меньше, чем уважаемые старшие маги, которые приложили руку к созданию артефакта.

Милош едва не прокусил губу. Право на слово! Ох и рискуют же они! Но нельзя не признать, что Берингар лучше всего подходит на эту роль, с его-то навыками шпарить с подготовкой и без. Старейшина говорила вроде бы по делу, а вроде бы ни о чём, так что не помешает и толкового человека послушать… Бер вышел из тени и остановился рядом с почтенной ведьмой, на некотором расстоянии от книги. Он снова был при полном параде, и здесь такой вид казался ещё уместнее, чем на балу в ирландском замке.

– Я благодарю госпожу Моргану и совет старейшин за оказанную мне честь, – сказал Берингар. – Но прежде всего я хотел бы воспользоваться своим служебным положением. Стражники замка Эльц, ваша задача – следить за безопасностью гостей и книги, а не разглядывать гобелены. Разделяю ваш восторг и тягу к искусству, однако вынужден напомнить вам о вашем долге.

А кто-то и в самом деле пялился на стены. Милош пришёл в восторг: Бер разом пристыдил всех зевак и вернул с небес на землю, а ещё из его фразы вышла бы чудесная шутка, если бы он шутил. Сержант Хубер снова недовольно засопел, а громила справа от него расплылся в довольной улыбке, прежде чем принять фирменное каменное выражение лица.

– Мы вернулись к началу – что такое книга чародеяний, – заговорил Берингар, дождавшись полного внимания и абсолютной тишины. – Я не буду утомлять вас больше необходимого и повторять то, что всем и так известно, об изначальной задумке и хранении памяти; не буду напоминать вам и о пророчестве, предвещающем неизбежную смерть магии, что бы это ни значило. Совет старейшин считает, что сегодня стоит говорить о том, чем книга является в настоящий момент.

Прежде всего, книга чародеяний остаётся источником знаний о магии – о том, что для людского мира противоестественно и непонятно, и о том, что для нас с вами так близко и привычно. Разумеется, сей источник неполон, но мы не могли рассчитывать на большее: содержание и без того вышло достаточно разнообразным. Помимо многих европейских общин, которые согласились поделиться своими знаниями и опытом, участие приняли колдуны с африканского континента, из дальней Азии, из Британии и Ирландии, с востока и с далёкого юга, также из ряда северных стран. С учётом теоретических глав, разработанных нашими старейшинами и другими почтенными колдунами, можно говорить о том, что книга охватывает гораздо больше, чем мы надеялись изначально.

Во-вторых, как многим из вас уже очевидно, книга превратилась в мощный магический артефакт: в определённых кругах разговоры об этом ходят давно, но я знаю, что некоторые гости столкнулись с ней впервые. Что это значит на деле, вопрос довольно трудный. Совет старейшин продолжает изучать свойства книги чародеяний, однако, чем сильнее она становится, тем труднее находить постоянство в её поведении: позволю себе провести сравнение с могущественной ведьмой, нестабильной в своём характере, но объективно способной на многое в зависимости от настроения. Есть ли настроение у книги, чем оно заменено, как это определить – в данный момент вопросы ответа не имеют, однако налицо её развитие как самостоятельного магического предмета. Вы также могли отметить такие свойства, как накопление магической мощи, отторжение и притяжение. О том, способна ли книга исцелить человека или навредить его здоровью, мы пока сказать не можем, но присутствующие могут оценить собственное состояние, находясь в этом зале.

Милош оценил. Ему было легко и весело, а папа, похоже, морщится. Матушка даже не задержалась, да и говорили о том, что сильных ведьм звать не стоит… Сильных и молодых, поправился он, косясь на почтенных старейшин. Судя по пани бабушке, эта мощь выдыхается так же, как жизненная сила. Интересно узнать, как повела бы себя Адель? Помнится, в путешествии она на книгу реагировала неплохо.

– Понимаю, что второй пункт дал вам больше вопросов, чем ответов, – продолжал Берингар. – Совет старейшин пришёл к выводу, что книга может оказаться как чудодейственным предметом, так и смертельно опасным. Как и всегда в таких случаях, наиболее щекотливым становится вопрос владения и использования, и это позволяет мне перейти к третьему пункту.

– С какой берёзы он читает? – еле слышно спросил Небойша. Взгляд серба добросовестно обшаривал гостей и двери, но он не пропускал ни единого слова, как и Милош.

– Это он сам, – шепнул Милош и, к своему ужасу, почувствовал гордость.

Небойша одобрительно ругнулся. Кажется, они подружатся.

– Как вы уже поняли, книга чародеяний даже в неизученном состоянии имеет большой потенциал: что бы она ни несла в итоге, а под итогом я имею в виду период смерти магии, она не может находиться в свободном доступе до этого момента. К сожалению, самый очевидный владелец – совет старейшин – не является постоянным органом. В ходе собрания вам предстоит решить, где и каким образом будет храниться книга до того момента, когда она исполнит своё предназначение и перейдёт нашим потомкам. Вы будете обсуждать, голосовать, приводить доводы и отстаивать свою позицию. Старейшины готовы участвовать и отвечать на ваши вопросы, которых наверняка возникнет ещё больше, как только я договорю, – в этот момент один-два человека в зале не выдержали и хихикнули. Берингар не среагировал. – Книга может переходить из рук в руки на определённый срок. Книга может принадлежать одной стране, если вы как представители колдовского сообщества решите ориентироваться на государственные границы. Книга может принадлежать одной колдовской семье, если её сочтут достойной, или даже одному человеку, хотя совет старейшин пока не одобряет этот вариант. Единственное требование – не допускать лишённых дара людей до той поры, пока книга не станет более понятной как магический артефакт.

Берингар закончил и сделал шаг назад, прежде чем его засыпали вопросами. Тут же очень быстро вернулась госпожа Моргана:

– Не торопитесь задавать вопросы, дамы и господа. Совет старейшин не всемогущ и не всесилен – быть может, вы сами найдёте ответ. Прошу подойти к постаменту тех, кто принимал непосредственное участие в создании книги.

Несколько фигур отделились от толпы и медленно двинулись вперёд.

***

Арман очнулся от оцепенения, вызванного непривычным состоянием тела, и сделал неуверенный шаг. Он знал, как нужно действовать – совершенно точно не как Арман Гёльди, но у книги чародеяний было своё мнение на этот счёт. Оборотень покосился на своих соседей. Как он и ожидал, Эрнест и Вивиан чувствовали напряжение и шли с трудом; пан Росицкий только отодвинулся назад, хотя его и не приглашали, а Юргена здесь нет. Кто ещё может разделить это чувство, кроме старейшин и Берингара? Милош, пожалуй, но он что-то не спешит.

– Ну и штука, – пробормотал Хольцер. Он частенько изрекал разные бессмысленные вещи, ожидая одобрения Хартманна, и один раз из трёх Арман его баловал. Сейчас был не этот раз. – Нет, ну его к дьяволу, – пробормотал Хольцер и отошёл назад, утирая платком пот с морщинистого лба.

С другой стороны к книге приближались старейшины в капюшонах, но они ничего нового для себя не открыли. Вот послы, те давно не видели свою игрушку… Теперь рядом с Арманом-Хартманном осталась только мадам дю Белле. Она придвинулась к нему и едва слышно шепнула:

– Ох, Робби… правильно ли мы поступили?

– Время покажет, Вивиан, – рассеянно отозвался Арман. Сейчас он был занят тем, что считал шаги. Конечно, вызовет подозрения, если он подойдёт близко и не поморщится, но ведь Хартманн должен получить полное доверие… – Время покажет.

– Я не о том, – вздохнула мадам дю Белле и снова понизила голос до такой степени, что ему пришлось напрячь слух. – Этот Клозе. Он может обо всём догадаться.

Арман неопределённо повёл чужими плечами. О том, что главной сообщницей была Вивиан, Хартманн ему не говорил, но некоторые вещи становятся понятны уже из биографии. Что именно сделала мадам дю Белле, Арман не знал наверняка, однако все мысли вели к гипнозу – госпожа посол не могла быть ни стихийной ведьмой, ни знахаркой, ни зельеваркой, да и прошлое её любимого мажордома оказалось весьма тёмным и загадочным. Сколько она знала из замыслов Хартманна, пока тоже под вопросом.

– Не стоит переживать раньше времени, – ободряюще сказал он, намеренно повысив голос, чтобы прекратить перешёптывания. Всё-таки не стоит так делать под носом у Берингара.

Книга так и манила. Мадам дю Белле тихо охнула и коснулась его руки. В следующий миг к ней вернулось самообладание, и госпожа посол Франции с достоинством замерла – дальше она не пойдёт.

Арман стоял на грани света и тени в облике Хартманна, опершись на трость и склонив голову к плечу. Пытливый взгляд его светлых – теперь светлых – глаз скользил по страницам книги, живущим своей жизнью. Насколько сильна эта вещь сама по себе? Очевидно, её не до конца обмануло оборотничество – что-то в Армане всегда сохранялось прежним, и книга это чуяла, иначе бы оттолкнула его. Оборотень досадливо поморщился и переступил с ноги на ногу, будто колеблясь. Все должны видеть, что ему не по себе.

«Книга чародеяний может принадлежать даже одному человеку, хотя совет старейшин пока не одобряет этот вариант…» А должен одобрить. Арман ещё немного помялся, поозирался, будто бы ища поддержки; на него смотрели Эрнест и Вивиан, пан Росицкий и сэр Дерби, совет старейшин и Берингар. Он нервно сглотнул и сделал ещё один крошечный шаг – совсем ненамного дальше, чем сделала Вивиан, – и только после этого позволил себе отпрянуть.

– Роберт, – послышался испуганный голос пана Росицкого. – Не надо так рисковать!

– Ну что вы, пустое, – успокоил его Арман, не забыв, впрочем, с тревогой оглянуться на артефакт. – Я и не могу, как видите.

Но все увидели именно то, что он хотел им показать: Роберт Хартманн продвинулся чуть дальше, чем другие. Не настолько далеко, чтобы старейшины и Берингар насторожились, и всё же достаточно, чтобы публика заметила. И запомнила. Шутка ли, не самый могущественный колдун, известный в основном своими связями да афоризмами, на такое способен! Да ещё и скромничает. То, что нужно. Что-то глубоко внутри Армана усмехнулось злобно и торжествующе, и он не смог понять, кому это чувство принадлежит.

– Совет старейшин благодарит вас, – раздался не по летам звонкий голос Морганы. – Теперь я бы попросила подойти тех молодых людей, чьи имена записаны на первой странице.

А ведь господин писарь смог бы всё и больше, думал Арман, наблюдая за действом из-под набрякших век. Больная нога снова начала уставать, и он оперся на верную трость. Не просто так убили Арманьяка! Книга – кровь и плоть, часть его самого… Берингар подошёл к постаменту, не изменившись в лице, и другой пожилой старейшина объяснил публике:

– У господина Клозе с самого начала были дополнительные полномочия, как вам известно. Он первый человек после нас и покойного писаря, который имеет на это право.

Берингар равнодушно посмотрел на книгу и позвал:

– Милош, подойди, пожалуйста.

Милош выбрался из-за плечистого немца, и у Армана опять закололо сердце – поди пойми, отчего. Таких совпадений не бывает! От своего первого выхода в свет Арман-Хартманн ждал чего угодно, но не того, что Милош сам подойдёт к нему. Друг должен был шарахаться от немцев, в идеале прицепиться к своему отцу или любому другому безопасному колдуну, а выбрал прусского посла, который мало того что немец, ещё и был у них на подозрении… Проклятое пламя, этого Арман никак объяснить не мог, но, похоже, сам Милош ничего пока не заметил. Не почувствовал. Мог ли? Не поможет ли ему в этом ведьминская кровь? Пока неважно… Теперь оборотню предстояло решить, безопасно ли продолжать это общение. Хартманн, когда узнает, может подумать, что Арман пытается выдать его, и тогда Милошу несдобровать – уж лучше сжать зубы и нагрубить ему раз и навсегда, чтобы не подходил близко… Проблема в том, что настоящий Хартманн не стал бы так делать. Они с Милошем вполне могли бы поддерживать дружескую беседу без особого труда, и это угнетало оказавшегося меж двух огней Армана.

– Что скажете? – с любопытством спросил старейшина.

– А что вы хотите услышать? – поинтересовался Милош. Кто-то засмеялся, другие неодобрительно покачали головами. – Она меня не отталкивает, если вы об этом. Но находиться рядом с книгой в её нынешнем состоянии подолгу я бы не желал.

– Вы и не будете, – успокоил старейшина. – Стражникам замка Эльц мы предоставим сменный график. Часть из вас будет стеречь книгу, часть – сопровождать гостей, часть – отдыхать, и так по кругу.

Милош вернулся в строй, и его волосы напоследок блеснули материнской рыжиной. Арман постарался избавиться от ноющего чувства в груди: как бы он ни мечтал о новой встрече с друзьями, в таком раскладе она его категорически не устраивала. Ещё и Берингар здесь, временно превратившийся во врага… Арман знал, что не забудет об этом, главное, чтобы ничего не заподозрили извне.

За последний месяц осени он успел смириться с тяжестью предстоящей работы. Мысль о том, чтобы перехитрить Хартманна и отобрать у него книгу, захватила Армана целиком; для этого нужно играть максимально честно, и он играл, выполняя все инструкции господина посла. Пришлось отринуть всё, чем он прежде жил, разыграть болезнь и свой отъезд на лечебные воды: вряд ли его станут искать далеко на юге. Месяц с лишним Арман потратил на то, чтобы прочесть несколько раз мемуары Роберта, переписки, исторические трактаты, чужие дневники; они встречались ещё дважды или трижды, чтобы скорректировать свои планы, и тогда господин посол рассказывал ему то, что знал только он – о друзьях и врагах, о привычках, о любимых присказках, о том, что бы он ни в коем случае не сказал и не сделал. Через зеркала они наблюдали за людьми, которых Арман прежде не знал, а теперь должен был узнавать в лицо, изучали портреты, бродили по дому, запоминая каждый уголок, каждый предмет мебели. Третья ступенька снизу скрипит. У статуэтки слона размером с ладошку ребёнка сломано ухо. Любимое блюдо домоправителя Эдварда – лабскаус.

Хартманну это тоже было несложно, ведь он, по собственному признанию, и прежде играл роль. Какая разница, кто теперь на сцене, он сам или оборотень в его обличье? Пожалуй, сокровенным в этом человеке осталось лишь его детство и юность, но теперь Арману принадлежали и они. Когда враг настолько вкладывается в дело, безжалостно выставляя напоказ все свои слабости, тяжело его недооценивать, и оборотень старался изо всех сил, стараясь не терять из виду своей главной цели.

Врать друзьям оказалось совсем нетрудно, и в моменты отдыха Арман ненавидел себя за это, но не отступал: у страха глаза велики, и он понимал, что мог преувеличить потенциальную опасность, однако скрытность обеспечивала успех. Он не оставил никаких намёков в письмах для Адель и Милоша, попросил их не беспокоиться и всё такое, а послание для Лауры и записка для Шарлотты были такими же, как всегда, разве что с извинением за то, что он пропадёт на какое-то время. Арман вовсе не хотел разрывать отношения с Лоттой, к счастью, та и сама оказалась занята – извинялась в нескольких абзацах, что собралась в очередную экспедицию с горными ведьмами и вряд ли сможет навещать Мельхиора. Адель обещала позаботиться о собаке, и, поскольку сестра не очень складно выражала свои мысли на письме, Арман так и не понял, что она в самом деле думает, подозревает ли…

– А как же хранение и владение? – проскрипел Хольцер. Арман-Хартманн очень естественно вздрогнул. – Как же мы должны будем её хранить, если она излучает что-то нехорошее?

– У могущества в чистом виде нет категорий хорошего или плохого, светлого или тёмного, – подал голос Берингар. – То же касается книги чародеяний. Вероятно, её настроение будет зависеть от владельца, но пока это лишь предположение.

– По этой причине мы и советуем менять тайник, – вмешалась старейшина со скрипучим голосом. – Мороки с этим, конечно, не оберёшься, но всяко удобнее…

– Ничего удобного! – завёлся Хольцер. – И ничего безопасного! Зря мы это затеяли!

– Эрнест… – хором начали Арман и пан Росицкий.

– Господин Хольцер, – снова вмешался Берингар. Он не изменился в лице, но Арман не столько почувствовал, сколько представил его гнев. – Как видите, некоторые испытывают определённые неудобства подле книги, а некоторые – нет. Осмелюсь предположить, что это что-то значит.

– Как вы смеете!.. – Хольцер задохнулся от возмущения и обернулся на друзей в поисках поддержки. И Арман, и Вивиан холодно промолчали.

– А что он такого сказал? – хмыкнул старейшина, тот же, что говорил ранее. Арман был почти уверен, что этот носит имя Мерлина. – Объективный факт. Пожалуй, этот факт тоже повлияет на ваш итоговый выбор, господа и дамы.

Отлично, подумал Арман, очень хорошо. Если маги предпочтут такую выборку, круг сужается: Милош или кто-то из семьи Росицких, Берингар, любой член совета старейшин… может быть, Вивиан дю Белле или Роберт Хартманн. Да, пожалуй, подойдёт, но с такими высокими ставками нельзя вести такую простую игру – этому его научил господин посол.

– Как славно, друзья мои, что среди нас есть особы столь даровитые и достойные, – заговорил Арман мягким голосом посла. – И всё же мне кажется странным, что уважаемый совет не предложил другим гостям попробовать свои силы. Может, среди других присутствующих найдутся ещё маги, которые смогут приблизиться?

– Верно, – согласилась Моргана. – Вы говорите дельные вещи. Есть ещё желающие?

Желающие были, но подойти ближе Хартманна не смогли. Кое-кто из стражников спокойно переносил близость зачарованного постамента, ещё пара гостей… Скорее всего, будет решать родословная, так что этого датчанина можно вычеркнуть из списка… А вот то, что Берингар пользуется доверием совета старейшин, очень порадовало Армана и расстроило изображаемого им Хартманна. Если б старейшины в самом деле подозревали Юргена, никто бы не допустил его сына к одной из важнейших ролей в нынешнем действе. Но если б они знали правду о Роберте, не пустили бы его самого – судя по всему, что успел узнать этой осенью Арман Гёльди, совет не воспринял всерьёз очередную на своём долгом веку трагедию с предательствами и убийствами. Очень жаль, сегодня они показались такими толковыми людьми.

Как и предвещали старейшины с Бером, вопросов стало только больше. Приглашённые маги переглядывались и качали головами, обсуждение началось, едва они покинули холодный зал. Арман успел заметить, что с книгой осталась госпожа Моргана и двое-трое военных французов, но по привычке слишком быстро повернулся и охнул – нога подвела. Проклятое пламя, он же говорил Хартманну, что на это нужно больше времени… Господин посол предпочёл уделить большее внимание уму-разуму, и в этом был свой резон, но всё-таки Арману не удавалось сразу управиться с чужим телом.

– Как вы, Роберт? – участливо спросил пан Росицкий, оказавшийся рядом. Арман был бы счастлив его видеть, будь он сейчас Арманом.

– Всё в порядке, не беспокойтесь, – слабым голосом отозвался он. – Сейчас отдохну немного и пойду наверх.

К сожалению, пан Росицкий был добрейшим человеком, поэтому немедленно обратился за помощью к услужливым молодым людям в форме. Сразу несколько стражников замка Эльц – ну и название, хотя не охранниками же их величать! – поспешили на зов… и едва не споткнулись о Хольцера, который пытался продолжить скандал. Пришлось им провожать на лестницу его, просто чтобы не шумел.

– Пан Михаил, не беспокойтесь, – повторил Арман убедительнее, чем прежде. – Я сам дойду. Вы бы лучше… вон, помогли Эрнесту, а не то его удар хватит… если так хотите мне помочь.

– В самом деле, пап, – откуда-то снова взялся Милош. – И прихвати с собой госпожу Чайому, она его хоть силой задавит. Пойдёмте, господин посол, я провожу вас.

Пан Росицкий растрогался, Арман не знал, что и думать – пожалуй, ему сейчас в самом деле требовалась помощь, но только до дверей. Он успел услышать краем уха, что до ужина у гостей перерыв и свободное время, чтобы не перегружать их информацией; ему это время нужно, как вода, во всех смыслах и безо всяких свидетелей.

– Спасибо, – произнёс он. В горле странно булькнуло, но кашля не последовало – осталась только лестница. Проклятые ступени! Спускаться было больнее, а при подъёме затруднялось дыхание. Арман не сомневался, что на последнем пролёте будет хрипеть и задыхаться. – Право слово, я не знаю, чем вы могли бы мне помочь. Разве что дорогу показать.

– Дороги я не знаю, но разведаю быстрее вас, – пожал плечами Милош, тащась рядом с ним почтительной улиткой. Видимо, сегодня он вбил себе в голову, что будет делать то, что велено… Арман подавил вздох, принадлежавший только ему. Он отчасти утешал себя мыслью о том, что в чужом теле не будет часто видеться со своими близкими, и вот, пожалуйста! Задавить тревогу, велел себе Арман и поднялся ещё на одну ступеньку. Тревогу, вину, страх, тоску – всё уничтожить, пока не кончится дело.

Ожидания сбылись: Арман-Хартманн ещё минут пять приходил в себя на ступенях, пока Милош допрашивал ближайшего пруссака, где тут покои господина посла («вашего, между прочим», напирал он). Оказалось, нужно перейти в Рюбенахский дом. Арман ещё немного подождал, прислушался к сердцу, попробовал ногой твёрдый пол и двинулся вперёд.

– Любопытные вести, что скажете? – поинтересовался он на ходу. Дышать было тяжело, не говоря уж о ходьбе, но Хартманн не преминул бы спросить что-нибудь подобное. В длинных коридорах замка Эльц они никогда не оставались одни, и Арман не собирался давать слабину и делать вид, что их с Милошем больше никто не слышит. – Я предполагал нечто подобное, но слова вашего друга Клозе о настроении книги меня, признаться, позабавили. Сам об этом размышлял. Удивительно, на что способна магия многих людей, заточённая в… – тут он всё-таки закашлялся, пришлось остановиться.

– Именно туда, – привычным шутливым тоном отозвался Милош, но на лице его была написана неподдельная тревога. Ещё бы: немец немцем, а не дай древний дух помрёт у него на руках. – Господин посол, вы бы поберегли своё красноречие до вечера. Я всё равно ничего не решаю… вроде бы.

– Вроде бы, – усмехнулся Арман и выкопал из кармана чистый платок. Крови нет, уже хорошо… – Однако вы правы. Мы пришли?

– Ещё нет. Сержант Нейман сказал, третья дверь с конца.

– Сержант Нейман, кто это? – рассеянно осведомился Арман. – Ваш приятель?

– Этого ещё не хватало, – буркнул Милош, но быстро взял себя в руки: – Сегодня познакомились, он из охраны. Вы, наверное, и сами не перечислите всех соотечественников.

Арман согласился и умолк. Почему-то ему показалось важным выяснить это. Когда они подходили к двери, он крепко задумался и ничего не заметил, а, подняв глаза, остолбенел. Красный дуб, симметричный узор, знакомый до боли цветочный орнамент, отполированная ручка. Это была та самая дверь, которую Арман Гёльди видел во сне; дверь из кошмара, за которой ждал охотник без лица… охотник с его лицом.

– Господин посол? – окликнул Милош. – Может, к вам прислать кого-нибудь?

– Не надо, – с трудом ворочая языком, сказал Арман. Сейчас в нём боролись чужое недомогание и собственный ужас, и вид у него был в самом деле загробный. – И, пожалуйста, впредь не будьте столь навязчивы: если мне потребуется помощь, я сам об этом попрошу.

Было уже не до того, ответил бы Хартманн так или иначе: при Армане его не скручивало, а тут пора остаться одному. Если что, он позже извинится перед Милошем – вряд ли тот воспринял близко к сердцу брюзжание старого посла. Дверь, та самая дверь, открылась и закрылась. Арман наконец остался один.

Какое-то время он стоял, привалившись спиной к двери, восстанавливал дыхание и осматривал комнату. Стены были расписаны в классическом духе – цветами, кровать с балдахином находилась на возвышении, подальше от холода земли. Граф Карл не зря потребовал с колдовского сообщества такую высокую плату: для всех высокопоставленных гостей хватило места, причём каждая из спальных комнат, ручался хозяин, удобна, просторна и обустроена собственной туалетной комнатой. Вещи были доставлены накануне, и Арман медленно подошёл к своей сумке, кое-как расставил стопки книг и всяческие записки, наконец вытащил бережно завёрнутое в полотно зеркало. Оно ничего не отражало.

Совершать обращение он мог и при другом зеркале, а для связи требовалось именно это. Арман пересел за стол, зажёг свечу, бросил равнодушный взгляд в окно – там отражалось чужое лицо, темнело рано, – и коснулся ладонью матовой поверхности.

Хартманн отозвался тут же: он ждал его.

– Добрый вечер! – воскликнул он, довольно оглядывая свою копию. – Ну, как прошло? Выглядите неважно, но, я полагаю, во всём виновата лестница. Наверняка там есть лестница, причём ужасная.

– Да, – коротко ответил Арман. – Всё прошло хорошо, во всяком случае, для начала…

Он пересказал всё. Они условились общаться таким образом каждый вечер, чтобы господин посол был в курсе дела. Арман умолчал пока только о Милоше – надеялся, что тот обидится, передумает и вообще откажется с ним разговаривать. И, разумеется, он не стал говорить о своих ощущениях в нижнем зале, но Хартманн всё-таки знал книгу не хуже Армана.

– Вы, разумеется, никакого отторжения не почувствовали? – нетерпеливо спросил он.

– Пока нет, – сказал Арман. – Но сейчас речь идёт о том, что книга может повести себя непредсказуемо. Кто-то из сильных колдунов высказал мысль о том, что не стоит подолгу находиться с ней в одном помещении.

– Я считаю, это временный эффект, – спокойно ответил Хартманн. – Вещица ещё не успокоилась, к тому же, рядом с ней постоянно крутится кто-нибудь из старейшин – не сказал бы, что это идёт ей на пользу… Возьмите на заметку эту идею: даже если она ошибочна, может пригодиться всё равно. Запомнили, друг мой?

– Запомнил.

– Хорошо. Полагаю, пока вас только путают, да и само обсуждение ещё не началось… Но вы мне нравитесь, решительно нравитесь – один крохотный шаг может решить всё! Продолжайте в том же духе, – он говорил дружелюбным, слегка игривым тоном, но глаза оставались пустыми. А может, это эффект зеркала, без особого интереса подумал Арман. Он чудовищно устал, хотя провёл в чужом теле от силы пару часов. – Что у вас дальше по плану?

– Свободное время, затем – ужин.

– Сам ужин – ерунда, можете присмотреться к людям, – Хартманн тут же начал сыпать советами. – Самое интересное обычно начинается после него. Я уже говорил вам, но постарайтесь не особенно влезать в разговоры о политике: вы, конечно, узнали достаточно, но подвести может любая мелочь. Придерживайтесь линии поведения, о которой мы с вами договорились. Как вам, кстати? Удобно?

– Весьма, – сказал Арман. Хартманн улыбнулся.

– Я знал, что вы оцените. Что ж, желаю удачи.

И он исчез.

Арман тут же перевернул зеркало и на всякий случай накрыл его тканью. Теперь предстояло отдохнуть, по-настоящему отдохнуть… Огромным усилием воли заставив себя встать, он прошёл в туалетную комнату и, убедившись, что слуги позаботились обо всех удобствах до его прихода, принялся умываться. Вслед за лицом и руками всё тело постепенно возвращалось в норму, и Арман наконец смог вдохнуть полной грудью и опереться на обе ноги.

В последнее время он узнал много нового о собственном даре – такого, о чём раньше просто не задумывался. Например, ему никогда не доводилось проводить так много времени в чужом обличье: Арман запирался дома в Лионе, экспериментировал и засекал по часам. К сожалению, результаты получались разные, но это не беда – каким бы плотным ни было расписание в замке Эльц, Хартманн ещё несколько лет назад завёл привычку отлучаться по состоянию здоровья, что давало оборотню отличную возможность передохнуть или подшлифовать облик. Ещё Арман не задумывался о том, насколько сильна его магия, и только Хартманн указал на это.

– Для вас это естественно, а для других – настоящее чудо, – заметил он, когда Арман впервые примерялся к его телу. Хартманн заставил его раздеться и долго и придирчиво изучал самого себя, безжалостно тыкая во все болячки и чуть ли не рёбра считая. Оборотню и то было более неловко, так отстранённо Хартманн отнёсся к собственному телу. – Вы же понимаете? Вы умываете только лицо и руки, а меняется абсолютно всё, причём меняется достоверно. И для создания подобной копии вам вовсе не обязательно раздевать человека.

– Некоторым оборотням приходится мыться целиком. Это занимает много времени, тратит много сил и лишней заговорённой воды, но чаще всего дело не в этом – редко когда требуется всё тело, обычно мы видим лишь лицо и руки, – ответил ему Арман не своим голосом. – А если и требуется, то… в темноте. Оборотню достаточно воссоздать какие-то общие вещи, ориентируясь на возраст или пол, а если есть какая-то особенность, дело может пойти прахом.

– Вот поэтому я и прошу вас запомнить, что левая нога, а не правая, – любезно сказал Хартманн. – Это она у меня пострадала. Вижу, вы интуитивно уловили этот момент… И всё же как?

Арман ответил, что не знает. Он и сейчас не знал. Видимо, потомок Гёльди действительно был очень талантлив, но в данный момент это не вызывало у него ни восторга, ни гордости: больше всего на свете хотелось лечь и лежать до поздней ночи.

Завершив умывание и насухо вытерев лицо и руки, Арман сбросил обувь и рухнул на высокую кровать. Влажные волосы липли ко лбу, непривычно гладкому после чужих морщин, а сердце билось ровно, пока ровно. Сон, конечно, не шёл к нему, да и не время расслабляться – через пару часов за ним явятся и вовсе не факт, что постучат. Арман уставился в стену, вспоминая все свои обращения от самого первого до сегодняшнего, от самых удачных до провальных. Роберт Хартманн пока был не худшим из образцов: не женщина, не ребёнок, не зверь. При воспоминании о неудачном обращении в пса Арман вздрогнул, и у него на пару минут скрутило желудок и потемнело в глазах – тело хорошо помнило, что он чуть не умер от таких экспериментов.

Последнее время он думал только о плане Хартманна и о самом Хартманне, поэтому мысли вернулись в привычное русло. Пока всё шло неплохо, но что будет дальше? Самая сложная часть – долгие и занудные обсуждения среди старших магов, а потом… потом Арман должен каким-то образом завладеть книгой. Это их с послом общая цель, а дальше пути расходятся, только об этом Хартманн пока не знает. Догадывается наверняка, Арман вовсе не собирался его недооценивать. Задним числом он усомнился только в том, что Хартманну под силу убить Адель, но даже если это не так, он всё решил для себя с книгой: получить любой ценой.

Дальше Арман не загадывал, и это бы пугало его, если б не острая необходимость сосредоточиться на настоящем. Кто и что может помешать ему, кроме собственных ошибок? С телом пока порядок – всё идёт так, как он ожидал. Эрнест и Вивиан ничего не заподозрили: Хартманн хорошо натаскал оборотня. Нельзя списывать со счетов старейшин, они здесь главные тёмные лошадки… Большая часть стражей вряд ли представляет опасность, а вот другие послы и Берингар… Да, следопыт может стать большой проблемой. Арман был почти уверен, что просто так Бер его не раскроет, но стоит быть предельно осторожным, чтобы не давать ему поводов приглядеться и принюхаться. Тело, конечно, не его, но тем не менее…

Оставался ещё Милош. Арман чувствовал себя так, словно врёт сестре, и всё же он не имел никакого права раскрываться перед ним – это поставит под удар слишком многих. С Хартманна станется самому убрать непрошеного свидетеля или сделать что-нибудь с другими Росицкими… Ведь там, помимо сильнейших ведьм, есть маленькие девочки, есть Корнель, который вообще ни в чём не виноват и почти ничем не защищён. Есть пан Михаил, и на дружеские чувства Роберта рассчитывать не стоит, судя по тому, как он в итоге обошёлся с Юргеном Клозе. И это всё не говоря о том, что Арман намеревался до последнего играть на стороне Хартманна, чтобы получить то, в чём нуждались они оба.

О том, чтобы не рассказывать послу всего, не шло и речи: Арман мог умолчать только о том, что происходило у него в голове. Наверняка в замке есть его соглядатаи, ведь Хартманн никому не верил безгранично. С господином писарем у него вышло благодаря крепким чарам, а так он всё же полагался на обычные связи, шантаж, гипноз… Эдвард, домоправитель Хартманна, был весьма искусен в этом деле. Как и домоправитель мадам дю Белле по имени Клод.

Пролежав неподвижно ещё часа полтора, Арман снова встал. Он прекрасно помнил своё новое лицо, но для точности предпочитал ориентироваться на портрет; пошарив на дне сумки, он вытащил маленькую рамку и едва слышно выругался – это была Адель. При виде сестры Армана захлестнула привычная в последний месяц буря чувств: от страха до любви, от горечи до надежды. Спасёт ли он её? Неверный вопрос. Спасает ли он её? Может, Адель даже не заметила бы, что кто-то пытается забрать её жизнь издалека; может, её бы защитила крепкая магия Гёльди? Но если Ингрид в самом деле застали во сне, стоит ли на это надеяться?

Иногда Арман мечтал о том, чтобы угроза Хартманна не была пустым звуком – это придавало бы смысл тому безумию, в которое он ввязался. После таких мыслей он снова ненавидел себя, ведь получается, что он желает смертельной опасности для сестры. Сейчас такая мысль в голову Армана не пришла, и он занялся обращением почти спокойно: книга и только книга. Ничего, кроме книги. Чем быстрее он с этим справится, тем скорее кончится кошмар.

Снаружи вечерело, поднимался ветер, и его свист периодически гулял по коридорам и внутреннему двору. Замок Эльц засыпало снегом.