Книга чародеяний

XXIII.

«К плечу белоснежному милой

Припав безмятежно щекой,

Узнал я по трепету сердца,

Что в нём потревожен покой».

Генрих Гейне, «Книга песен».

Перевод С. Маршака.

***

Тем же вечером Адель Гёльди не могла заснуть от неясного беспокойства. Она старалась скрыть свои чувства так же хорошо, как брат или супруг, но получалось так себе – то страница загорится, то бокал из рук скользнёт. К счастью, дотошной и обстоятельной тёте Юлиане слегка нездоровилось и она читала у себя в спальне, а Барбара не задавала лишних вопросов. Не задавала их и Эмма, у которой со дня смерти Ингрид глаза были на мокром месте; служанка только спросила, не принести ли ещё чего-нибудь перекусить, хоть и было поздновато.

– Принеси с кухни настой, только его надо подогреть, – распорядилась Барбара, отвлёкшись от гербария. – Мы засиделись, но это поможет заснуть. Я оставила его на столе…

Они с Адель сидели вдвоём в гостиной, изучая образцы трав и их свойства по нескольким книгам. Эти записки передавались из поколения в поколение в семействе Краус, и Адель пришлось проявить уважение, а не хмыкать саркастически при виде полураспавшегося фолианта и видавших виды энциклопедий. Лишних знаний не бывает, да и ей не помешает получше разобраться в мастерстве варки зелий… Так было решено в конце осени, так продолжалось изо дня в день. Адель старалась не беситься: к гостьям она привыкла, а вот занятия ей совсем не нравились. Как же было весело с пани Росицкой! Вот кто учил задорно и с огоньком. Правда, беспорядочно, но такой подход внушал Адель больше симпатии, нежели фамильная обстоятельность семейства Краус-Клозе. Единственное исключение ночевать сегодня не пришло.

Вернулась Эмма, принесла настой, заодно сообщила, что госпожа Юлиана легла спать. Хорошо ей, мрачно подумала Адель, снова переворачивая ветхую страницу. Не о ком беспокоиться… Что именно случилось, она не могла сказать, видимо, всё сразу: Берингар задерживался, брат давно не писал, новостей про Юргена никаких, да и в замке Эльц дело вряд ли близится к финалу. Ею владело не то предчувствие, которое едва не свело с ума Армана, а обычная тревога, легко объяснимая текущими событиями, и всё же ощущения были не из приятных.

Адель задумалась и по привычке ссутулилась над книгой, в пятый раз перечитывая одно и то же. «Алоэ сокотринское», что бы сие ни значило. Рядом прилагался жуткого вида рисунок.

– Я больше не могу, – буркнула она. – Всё мерещится «алоэ скотинское».

– Потому что давно пора спать, – объяснила Барбара и с большой заботой хлопнула её между лопаток. Адель тихо взвыла и выпрямилась. – Ты уже полчаса как не читаешь. Что-то не так?

– Всё как обычно, – отговорилась Адель, на всякий случай отодвинувшись. Барбара желала ей исключительно добра и прямой спины, но надо же и меру знать! – А ты-то чего тогда сидишь? Шла бы к себе.

– Ждала, пока ты очнёшься, – Барбару Краус непросто сбить с толку обычной грубостью. – Потом настой. Обязательно выпей до дна, ромашка успокаивает и помогает заснуть.

Подавая пример, она выпила свою порцию и потянулась. Время, проведённое под одной крышей, немного сблизило ведьм: дружбой это назвать нельзя, но какое-никакое согласие между ними назрело. Адель неуклюже выстраивала отношения с женщинами, которых прежде презирала, а теперь приходилась им роднёй, Барбара спокойно терпела все её странности, не напоминала о вражде с Лаурой и наставляла на путь истинный, Юлиана же присматривала за ними обеими, но больше – за домом, оставшимся без старших. Отдыхая, она брала какую-нибудь книгу с многочисленных полок дома Клозе и забиралась с нею в кресло или в постель, а Адель и Барбара были предоставлены сами себе, что означало «идём учиться варить зелья, и не забивай себе голову лишними мыслями».

Несмотря на предрасположенность Адель к стихиям, задатки к другим областям колдовства у неё обнаружила ещё пани Росицкая, поэтому сам по себе процесс давался без особого труда. Другое дело, что Адель это не нравилось, она бы предпочла развивать боевую магию или – об этом никто не знал – втайне мечтала обучиться гипнозу, чтобы иметь возможность соприкоснуться с чужой памятью, но выбора не осталось: раз в доме сразу две госпожи Краус, никуда от этого не денешься. И не поспоришь! Берингар основательно подошёл к вопросу охраны, только теперь они опасались не магического сообщества с его странными затеями, а вредоносного колдовства, проклятий или порчи. Всюду висели защитные амулеты, ежедневно Барбара под присмотром матери варила зелья, укрепляющие здоровье и отводящие беду (слабая мера, но лучше хилый щит, чем вовсе никакого). На всякий случай Юлиана велела накрыть тканями все зеркала в доме, что означало не траур, а завесу от чужих глаз. Наружу они почти не выходили, а гостей принимали только проверенных.

Пока ничего нового не произошло, но никто из них не обманывался: слишком свежо было воспоминание о смерти Ингрид. Отыскать следы убийцы не удалось, а на следующий же день Берингара завалил делами совет старейшин, и на этом всё как будто кончилось, оставив в виде послевкусия непонятную, неразгаданную угрозу, нависшую над домом.

– Я иду спать.

– Спокойной ночи, – сказала Адель, не вставая с дивана. – Я ещё посижу.

– Ромашка…

– Да помню я! – огрызнулась Адель. Сегодня ей надоело притворяться вежливой, но она не успела добавить, куда Барбаре лучше вставить пресловутую ромашку.

– Знаю, что помнишь. И знаю, о чём ты думаешь, – Барбара стояла рядом, и её плотная фигура весьма удачно сочеталась с рамой на дальней стене. Такая же квадратная. – Он ведь возвращается не каждый день, переживать не о чем.

– Правда, – неохотно согласилась Адель. Ей не хотелось делиться всем, что наболело, и озвучивать своё беспокойство ещё и за брата, и Барбара вскоре ушла – вне занятий она тоже предпочитала держать дистанцию. Уж лучше так, чем фальшиво держаться за ручки… Если бы они не торчали нос к носу целыми днями, было бы проще, но Берингар ещё никогда не был так серьёзен, запрещая им рисковать. Послушались все, включая тётю.

В первый и последний раз, когда Адель заговорила о своих переживаниях с ними, ведьмы Краус дружно заявили, что у неё приближается менструация и поэтому «дух угнетён вослед за плотью». Она страшно разозлилась и не разговаривала с ними три дня по одной простой причине – это оказалось правдой. Верно говорила пани Росицкая, ради шабаша стоит потерпеть и боль, и кровь, и перепады настроения (а также всей мебели в доме), но весь остальной-то год за что страдать?!

Адель велела Эмме идти спать, закуталась поплотнее в шаль и забралась на диван с ногами. Ей нравилось проводить вечера в этой комнате: именно здесь она навещала раненого Берингара, а он читал стихи… И потом тут много чего произошло, весёлого и не очень, но первое воспоминание оказалось самым крепким. В гостиной дома Клозе Адель чувствовала себя в безопасности.

За окном чернело ночное небо. Сегодня снег не шёл, но холод проникал во все щели; славно, что пани Росицкая научила её согревать, а не убивать своим пламенем. Адель посидела ещё немного, держа огонь в ладонях и заставляя его принимать разные формы. Книга… спасибо, что не чародеяний. Цветок… опять алоэ! Бокал… бокал неплох, хоть не напоминает ни о чём. Адель пошевелила пальцами и попыталась изобразить лицо человека, но получилась какая-то кривая огненная клякса. После она оставила попытки и уставилась в потолок. Как себя ни отвлекай, всё равно не обманешь. Что-то не так!

Но что? Арман лечится, ему должно быть только лучше, чем прежде. Он давно не писал, но чем хуже погода – тем тяжелее дождаться почты, это очевидно. Адель было совестно, но в первый раз письмо брата даже обрадовало её: наконец-то дурень прекратил геройствовать и занялся собой! И ведь раньше не мог, из-за неё… В чахотку верилось слабо, и всё же это не единственная болезнь на свете. Хочет к людям – пусть едет к людям, целиком и полностью его дело, на море тепло, и вообще… Прежде Адель настолько переживала, будто мешает Арману жить, что разлуку она перенесла гораздо легче брата, считая это не наказанием для себя, но заслуженным освобождением для него. И то, что он отчего-то шёл и шёл на ум именно сегодня, вовсе ничего не значит.

С другой стороны был Берингар, которого Адель видела чаще, но это наоборот не утешало. Он тоже себя не щадил, хотя, в отличие от Армана, дисциплинированно отдыхал и нормально питался. Совет старейшин, крайне непостоянный в своих решениях, капризные послы, надзор над всеми стражниками замка и охрана книги – это с его собственных слов. В то, что Бер бросил искать убийцу и оставил попытки узнать что-то об отце, Адель не верила вовсе, но вряд ли ему в этом мог кто-то помочь: Арман далеко, Милош не заинтересован в грязных тайнах и занят охраной замка, Лаура устранилась давно, на этом и команда кончилась.

– Чем я могу помочь? – однажды спросила Адель, поглядев на его уставшее лицо. Она уже меньше боялась навредить другим, но по-прежнему не знала, какую пользу может принести взамен.

– Быть в порядке и в безопасности, – ответил Берингар. Он застегнул мундир, сунул перчатки за пояс, проверил ключ и, не спеша уходить, с нежностью погладил Адель по щеке. – Это лучшее, что ты можешь для меня сделать.

В другой раз короткая утренняя встреча прошла не так гладко: Адель разозлилась и едва не спалила секретер.

– Какая разница, буду я в Берлине, в Лионе, в древнем замке или на каком-нибудь дерьмовом рынке! Если меня убьют издалека, это вообще не имеет значения! Выпусти меня хоть куда-нибудь!

– Не ругайся, – попросил Берингар, имея в виду исключительно слово «дерьмовый». Они оба знали, что эта ссора искусственная и Адель вовсе не против сидеть дома, если речь идёт о доме Клозе, но накопившееся напряжение требовало выхода.

– Я не буду сидеть тут вечно! – заявила она из принципа. Вообще-то никакого желания гулять по улицам, заводить новые знакомства или искать общества у Адель не возникало, она просто обиделась на Юлиану и на контрасте вспомнила пани Росицкую.

– Не будешь, – согласился Берингар. – Я уже говорил, что не собираюсь держать тебя под замком. Сейчас здесь безопаснее, чем где-либо, но не безопасно до конца, в этом ты права. Чего именно ты хочешь? Предложи, я подумаю, что можно сделать.

Вопрос поставил Адель в тупик. Она хотела выкричаться, поссориться, помириться и потом целовать его несколько часов подряд, но времени не было. Пригласить пани Росицкую сюда отчего-то постеснялась, а зря – никто бы не отказал, и в итоге неловко буркнула:

– Когда всё это кончится?

– Что именно? – педантично уточнил Берингар.

– Собрание в замке.

– Пока неясно, ничего не могу обещать. Дискуссии в самом разгаре.

– А когда… – глупо и наивно, но раз уж начала спрашивать. – А когда вернётся Арман?

– Когда поправится, – ответил Берингар после паузы столь крошечной, что Адель её не заметила. Он уже подозревал, что дело вовсе не в болезни, но, разумеется, никому об этом не говорил.

Следующая беседа стала самой откровенной. Проводив его до порога, слушая нотации Юлианы целый день, машинально обедая и бездумно смотря в окно, Адель постепенно осознавала, что сказала что-то не то. Мысль её вывернулась следующим образом: к вечеру она остро почувствовала себя виноватой.

– Что случилось? – сразу же спросил Берингар, только войдя в спальню. Адель сидела на кровати с отсутствующим лицом и теребила краешек одеяла, но, едва завидев его, вскочила и бросилась на шею.

– Прости меня…

– За что? – он в самом деле не понял, но насторожился, вспомнив все былые приступы самоуничижения. День в замке выдался тяжёлым, хоть и скучным, не чета последним, и странное настроение супруги быстро заняло все его мысли.

– Я всё время говорила о брате и ни разу не спросила о тебе… хотя он сейчас отдыхает, в отличие от тебя… Я люблю вас обоих, – тут красноречие Адель иссякло, и она отступила на шаг, чувствуя себя неловко. Спавший у прикроватного столика Мельхиор поднял голову, определил, что сцена грядёт интимная, и незамедлительно вышел за дверь.

С выражением заботы, особенно словесной, у Адель по-прежнему было худо, но она старалась. Берингар хорошо это знал, поэтому высоко оценил её переживания: по правде говоря, он до сих пор замирал, когда Адель делилась подобными мыслями, будто боясь спугнуть её доверие.

– Я знаю, – сказал он, закрыв дверь за псом и проверив амулеты на стенах. Тут были и крошечные ловцы снов, сплетённые Лаурой Хольцер, и целая отводящая зло сеть, которую Чайома когда-то подарила Юргену: за годы в доме вещь немного выдохлась, растратив магические свойства, но от средненькой порчи защищала наверняка. – Тебе не за что извиняться. Арман далеко и не пишет, а меня ты видишь почти каждый день.

– Я ужасный человек, – пробормотала Адель, усаживаясь обратно. Она немного успокоилась, но слова ещё опережали мысли, вырываясь против воли. – За что ты меня вообще полюбил…

Ответа долго не было, и Адель подняла голову, привычным жестом заправив волосы за уши. Берингар методично раздевался, не изменив ни порядка действий, ни скорости, но при этом улыбался, как будто ему привиделось что-то замечательное.

– Если мне не изменяет память, ты никогда об этом не спрашивала, – почти весело сказал он, поймав взгляд супруги. – А зря. Я бы многое мог рассказать…

Адель смутилась и только вытаращилась в ответ. Рассказать? О ней? Конечно, о вкусах не спорят, и всё-таки Адель постоянно приходило на ум одно и то же – она каким-то загадочным образом его обманула, сама того не желая, и позже эти чары развеются.

– В самом деле?

– Да, но я знаю, что тебе не понравится. Ты решишь, что я вру или пытаюсь тебя утешить, и это не понравится уже мне, – объяснил Берингар, складывая рубашку. – К тому же, в некоторых вопросах мы прискорбным образом расходимся.

Слабо сказано. Однажды Адель умудрилась брякнуть при нём, что не считает себя красивой – просто с языка сорвалось, когда смотрела в зеркало. Особенно в сравнении с другими ведьмами, яркими и цветущими, не говоря уж о том, что не бешеными… Берингар устроил ей такой разнос, что к концу его пламенной речи Адель пришлось поверить в блеск своих губ, магнетизм своих глаз и стройность своего стана – просто из страха, что он никогда не остановится. Если отражение худо-бедно убедило её после этого разговора, то душевные качества оставались под большим вопросом.

Другим важным расхождением были дети, но после первого визита Юлианы и Барбары они об этом больше не разговаривали: пытались спрятать друг от друга грусть и радость. Адель печалило только то, что Берингар действительно расстроился за неё – если б не это, она бы и не подумала переживать.

Сама Адель редко задумывалась об истоках своих чувств, доверяя сердцу больше разума. Иногда она стыдилась того, что разглядела влюблённого в неё человека лишь после того, как он спас её, но факт оставался фактом: прежде всего Берингар спокойно и человечно к ней отнёсся и щедро поделился этим спокойствием, а потом что-то резко переменилось, и она сама была готова петь оды его улыбке и глазам. Надо бы попробовать на досуге. Месть сладка! Пусть смутится как следует и поймёт, каково ей слушать про обсидиановые глаза! Жаль только, что она сама не умела сочинять такие комплименты… Глаза и глаза, любимые же.

Какие камни тут вообще подходят? Бирюза казалась Адель вульгарно-яркой, аквамарин неплох, но Бер никак не напоминал ей «чистую зелень морских вод». Халцедоновые серьги пани Росицкой – почти, почти… Можно было не цепляться за камни, а поискать среди цветов, но Адель была действительно плоха в таких вещах и пыталась неуклюже скопировать комплимент себе. Более того, её не на шутку достал гербарий.

– Так что… – с опаской переспросила Адель. – Нет, не надо. Не говори ничего. Как будто я напрашиваюсь!

– Ты не напрашиваешься, – упрекнул её Берингар. – Считай, что это тактическая необходимость. Если бы я знал, что именно тебя беспокоит, сказал бы раньше.

Теперь Адель сгорала от любопытства, но боялась его торопить. Ей и впрямь стало интересно, что такого в ней как в личности могло привлечь Берингара Клозе?

А он, похоже, всерьёз выбирал. Молчал долго, во всяком случае…

– Какая дурная погода, – донеслось до неё через какое-то время. – Дождь или снег – не пойму…

– Снега нет, – возразила Адель и догадалась по интонации: – Гейне?

– Сижу у окна и гляжу я

В сырую, ненастную тьму, – Берингар отвернулся от окна и снова улыбнулся. – Видишь? Как минимум ты терпишь, когда я начинаю говорить стихами.

– Терплю? – возмутилась Адель. – Я это просто обожаю! Как там дальше?

– Чей огонёк одинокий

Плывёт и дрожит вдалеке?

Я думаю, это фонарик

У женщины старой в руке.

– Красиво.

Стихи ей действительно нравились, но не больше того, кто их читал. И как читал. Голосом Берингар владел отменно, именно поэтому поэзия в устах холодного и замкнутого на первый взгляд человека звучала поистине живой. «Кто влюбился без надежды, расточителен, как бог…»

– Я привык, что в «Книге песен» можно найти ответ на любой вопрос. Почти на любой, – поделился Берингар, бережно перенося свечу на прикроватный столик. – Знаю, что это предубеждение, но чаще всего оно меня не обманывает. Там есть одно стихотворение, в котором люди сидят за столом и спорят о природе любви.

– Прочти, – попросила Адель, не сводя с него глаз. Ей не пришло в голову послать кого-нибудь за книгой: Берингар знал её наизусть.

– Целиком не стану, но последнее четверостишие – ответ на твой вопрос.

Адель закрыла глаза в ожидании.

– Тебя за столом не хватало.

А ты бы, мой милый друг,

Верней о любви рассказала,

Чем весь этот избранный круг. [1]

– Я не поняла, – шёпотом призналась Адель. – При чём здесь я и?..

– При всём. Одно из важнейших впечатлений, которое я получил при нашей первой встрече – то, как ты любишь своего брата. Полагаю, для вас это ощущается иначе и вы вряд ли задумываетесь, как выглядите со стороны, но мне такое сильное чувство показалось невероятным, – признался Берингар, не глядя на Адель, которая в этот момент глупейшим образом разинула рот. Успела закрыть. – Позже я понял, что вы оба считаете это естественным, но… ты бы знала, сколько людей, родных и не очень, проходят вместе через боль и горе и потом отдаляются друг от друга. Выживают, но без любви, замыкаются в себе, страдают от жизненных невзгод, но совершенно не ценят то, что они не одиноки.

Адель по привычке хотела возразить, поспорить, однако она не могла – всё, что Берингар сейчас сказал, отзывалось в её сердце согласием. Она в принципе выживала только на любви к брату и стремлении его защитить, и даже в приступах разрушительной ярости держалась за это чувство. Конечно, она привыкла думать, что Арман любит её сильнее, а она только пытается – иначе бы брат давным-давно ушёл, слишком много он из-за неё настрадался. Но Адель не убила себя только ради него, даже не понимая толком, почему он так сопротивляется, ведь всем было бы проще…

Раньше такая цепочка мыслей ни к чему хорошему не привела бы, но не теперь. Самые главные страхи, что за себя, что за брата, меркнут или теряются вовсе, когда Бер рядом.

– Но как ты всё это разглядел?

– Я смотрел, этого достаточно. Ты ведь не знаешь, как выглядишь со стороны, – Берингар накрыл её руку ладонью. – А я знаю.

– Я не такая… не такая идеальная, – беспомощно пробормотала Адель. От того, что её догадки почти подтвердились, она пришла в тихий ужас. Неужто неосознанно приворожила? С неё бы сталось! – Не обманывай себя, ты меня пугаешь.

– Я и не говорю, что ты идеальная, – возразил он, слегка сжав её пальцы. – Идеальных людей не существует, а слепцом быть хорошо только поначалу. Нет, Адель, речь о том, что ты умеешь любить… искренне, от души, не ради себя, ведь ради себя ты тогда хотела только умереть. А жила ради брата, и я не могу подобрать больше слов, чтобы объяснить тебе, насколько это ценно.

В этот раз подобрать удачные слова смогла Адель. Она сказала:

– Сначала ради брата, потом – ради тебя…

Мельхиор оказался прав, вовремя покинув помещение: следующая сцена в самом деле была интимной.

Из таких воспоминаний, то горьких, то сладких, её выдернул звук шагов. В нынешний зимний вечер Адель была одна, хотя двое самых близких людей незримо обнимали её за плечи.

– Агнесса?

– Моя госпожа, – служанка появилась на пороге гостиной, неловко опершись о дверной косяк. – Там пришли к главной двери… звонок был… Я даже не знаю! Господин велели никого не пускать, но то ведь с улицы, как обычные люди ходют! Пускать или не пускать?

Адель растерялась: мыслями она всё ещё витала в былых разговорах о любви, а решать надо было здесь и сейчас. Разбудить Юлиану? Тётя старше и опытнее во всём, у неё есть право распоряжаться в этом доме… Но когда у ведьмы болит голова, даже чуть-чуть, лучше к ней не приближаться.

– К вам часто так приходят, Агнесса?

– Да нет, моя госпожа, нечасто. Обычно всё-таки свои, ключами пользуются. Разве что забредают иногда, но то с утра… молочник там, газетчик…

Берингар, похоже, не придёт: он появлялся либо после ужина, либо на другой день. Такое случалось не в первый раз, он не всегда мог покинуть замок Эльц, а на самом деле – о чём Адель не знала – иногда тратил вечера на поиски санатория, добывая через знакомых ключи от юга и методично проверяя подходящие адреса. Значит, решать ей. В конце концов, она тоже госпожа Клозе! Адель набралась храбрости, что заняло не так уж много времени, поднялась и заявила:

– Я открою, но ты на всякий случай побудь в коридоре.

– Слушаюсь, моя госпожа, – Агнессу, дородную женщину с никудышной магией, но прекрасными кулинарными навыками, её решение восхитило. – А что мне делать?

– Если я начну драться, зови на помощь Барбару и Юлиану, – на ходу придумала Адель. – Если ещё что-то нехорошее случится, тем более.

Почему-то она была уверена, что там Арман. Наверное, не смог воспользоваться ключом или потерял его… Не зря же она весь день вспоминала брата! Бер вошёл бы через другую дверь, да и другие знакомые маги тоже. Молочники посреди ночи не ходят. Опасности Адель не боялась: она заранее захватила кинжал из кабинета Юргена и зажгла пламя на свободной ладони.

Агнесса притаилась в углу коридора, теребя лямку фартука и нервно сглатывая. Адель быстро сбежала вниз по лестнице и распахнула дверь.

Снаружи повеяло холодом, лицо облизнула сырость. Снег всё-таки пошёл, пока она сидела и мечтала в гостиной. Фигура в промокшем плаще явно не была Арманом, но и угрозы не излучала, на первый взгляд…

– Кто? – спросила Адель, гордясь тем, что её голос звучит твёрдо. Пугало её вовсе не то, что ночью в дом стучится незнакомый человек, а то, что Берингар её за такую несвоевременную храбрость… не похвалил бы, мягко говоря. К счастью, всё обошлось: гость неловко, со второго раза сорвал с головы капюшон и оказался Шарлоттой Дюмон.

– Прости за поздний визит, – сказала Шарлотта и неуверенно улыбнулась, глядя на вооружённую огнём и мечом хозяйку. – Я не могла попасть к вам иначе, ещё долго искала дом… Мне подсказали птицы. Можно войти?

Адель настолько удивилась, что пустила её не сразу. Ждала Армана, а обнаружила его подружку… Не значит ли это, что что-то случилось с братом? Вряд ли Шарлотте известно больше, чем Беру или Милошу – не потому что они недостаточно близки, а потому что птичница часто и надолго отлучалась по своим делам. Адель посторонилась и закрыла за ней дверь.

– Всё в порядке, Агнесса, – вспомнила она. – Там на кухне осталось что-нибудь?

– Конечно, сейчас соорудим, – успокоившись, Агнесса уже направлялась к своим законным владениям. – Сейчас согреем… сейчас… Куда подать, моя госпожа?

– В гостиную.

Адель осталась наедине с мокрой от снега Лоттой и совершенно не знала, что с ней делать. Конечно, на осеннем балу они кое-как спелись, но все были весёлые и пьяные, трудно не сблизиться в таких условиях. Гостья тоже чувствовала себя не в своей тарелке и, сбросив плащ, какое-то время молча смотрела на Адель.

– У тебя всё в порядке? – наконец спросила Адель.

– Да, – настороженно ответила Шарлотта. – А у тебя?

– Да… вроде да.

Они снова замолчали. Нужно было сразу говорить о единственном, что у них было общего – об Армане, но хозяйка не очень ловко общалась с людьми, а обычно бойкая Лотта спасовала на пороге, и её трудно за это осуждать: вооружённая Адель Гёльди – не самое ободряющее зрелище на свете.

Поднялись в гостиную, стали дожидаться Агнессы с подносом. Адель извелась, пытаясь подобрать слова, но сначала отвлекалась на просушку плаща, потом додумалась предложить гостье сухую одежду и даже разбудила Эмму, чтобы та приготовила постель. Поднимать Барбару и Юлиану ей по-прежнему не хотелось: в конце концов, это же не Бер пришёл, а девушка Армана, их это не касается… Шарлотта понемногу осваивалась, грелась и тоже созревала для разговора, хотя в основном она ждала – надеялась на какие-то новости, которые Адель расскажет первой.

– Согрела вам пунша! Исключительно от простуды, моя госпожа! – громким шёпотом объявила Агнесса, внося поднос с двумя дымящимися бокалами и лёгкими закусками. – Разбудить госпожу Барбару?

– Нет-нет, не надо, – поспешила Адель. – Спасибо, и можешь идти спать. Огонь я уж сама разведу…

Агнесса удалилась, ни слова не сказав о поздних посиделках. Ингрид бы уже ворчала… Как же её не хватало всему дому.

– Что это? – неожиданно спросила Лотта, заинтересовавшись одной из книжек на столе. Гербарии да энциклопедии никто не забрал и не закрыл.

– Скотское алоэ, – честно ответила Адель. Они посмотрели на непристойного вида жирный стебль и одновременно прыснули, что наконец-то разрядило обстановку.

– Действительно скотское, – согласилась Шарлотта и с благодарностью приняла пунш. Адель припомнила, что на балу ей такое очень нравилось, правда, в доме не нашлось жареного лимона. Настой ромашки укоризненно стыл на краю стола. – Гм… Наверное, мне стоило предупредить, но я не придумала, как. Только вернулась из гор и сразу… сюда.

– Так и сразу? – не поняла Адель. Нехорошее предчувствие вцепилось ей в горло.

– Нет, конечно нет. Я сначала отправилась в Лион, – призналась Лотта, грея ладони о бокал. Ей было неуютно в чужой гостиной, но только потому, что она больше предпочитала природу любым домам. – Я была уверена, что Арман уже вернулся, но его там нет. И Мельхиора нет…

– Мельхиор здесь, – машинально ответила Адель.

– А, хорошо… Потом я отправилась домой, в Обон, это не так интересно, но… Писем не было, – Лотта посмотрела на лицо хозяйки, вовсе не такое дружелюбное, как им обеим хотелось бы, и выпалила: – Я понимаю, что многого хочу, и, может, это нагло с моей стороны – ждать новых писем, но мне показалось, что они должны быть. Мама говорит, что ничего не приходило, и вообще… в общем… я испугалась, не случилось ли чего. Но я не навязываюсь, – поспешила добавить она, видя, как Адель на неё смотрит. – Если меня долго не было и Арман нашёл кого-то ещё, я пойму… Расстроюсь, но пойму. Только хочу убедиться, что с ним всё в порядке. В ноябре он писал, что болен.

Адель запоздало поняла свою ошибку, но не знала, как её исправить: видимо, у неё на лице была написана старая добрая ревность, отчего Шарлотта вспомнила все самые ужасные рассказы о правнучке Гёльди и стушевалась, что ей было вовсе не свойственно. Впрочем, суть её слов показалась Адель гораздо важнее их отношений.

– Вообще-то я тоже мало что знаю, – поделилась она и удивилась самой себе: когда лицо Лотты потемнело при этих словах, Адель наполовину сопереживала ей, а наполовину – радовалась. Потому что братец заслужил, чтобы другая девушка искренне волновалась за него. С этого момента Адель постаралась сделать свой голос более мягким и вежливым. – Он ещё писал один раз из санатория, в самом начале… но потом ничего не было. Мы думаем, письмо просто потерялось.

– Ну да, – откликнулась Лотта. – Потерялось.

Она поняла, что Арман не забыл её, разве что их всех, но это отнюдь не было радостной новостью. То же дошло и до Адель.

– Целый день думаю об этом, – созналась она и тоже хватила пунша. Обожгла язык, сморгнула слёзы, недовольно поморщилась. – И Берингара нет, но у него слишком много дел в замке… Так что мы в равном положении.

– Я рада, – абсолютно безрадостно сказала Шарлотта и шмыгнула носом. Не от слёз, от горячего напитка после морозной улицы, но впечатление вышло совсем иное. – Но волнуюсь больше. Мне он не назвал точный адрес…

– Нам тоже, – Адель не сразу задумалась об этом, а потом списала на братнюю скрытность. Теперь ей не очень понравилась мысль о том, что они даже понятия не имеют, где его искать. Берингар, конечно, отыщет кого угодно и где угодно, но как он выкроит на это время? Сейчас, когда вопрос с книгой вот-вот решится? – Боюсь, мне нечего тебе сказать.

В тот же час вооружённый Берингар подъезжал к Лукке, но ведьмы об этом не знали. Огонь трещал, ветер выл, с плаща Лотты капало, за стеной похрапывал Мельхиор. Адель всё не могла разобраться в своих чувствах: успокаивая гостью, она сама поневоле успокоилась и почти убедила себя, что Арману ничего не грозит. Почти. Он вдали от здешних колдовских интриг, что с ним может случиться? Разве что в самом деле болезнь, но глупо же умирать в окружении врачей… О том, что такое случается довольно часто, Адель как-то не подумала.

– Если хочешь, можешь лечь спать, Эмма постелила в гостевом крыле, – неловко сказала Адель.

– Нет, спасибо, я не хочу, – ещё более неловко ответила Лотта. Её волосы завились от сырости и то и дело выбивались из причёски, но она быстро устала их поправлять и сидела растрёпанная, что импонировало Адель, всю жизнь боровшейся с непослушными волосами. Как ведьму её всё устраивало, но причесаться бывало непросто. – Но ты иди…

– Нет, я тоже не хочу спать.

Разговор, натужный и нелепый, так и не склеился. Адель догадалась притащить Мельхиора: разбуженный пёс сначала обиделся, но потом унюхал Лотту и заскулил от счастья. Он так скучал! Мельхиор вовсе не хотел оскорбить хозяйку, и всё же к Шарлотте он относился гораздо лучше, поэтому быстро забрался на диван и обслюнявил ей всю юбку. Разумеется, от радости.

Пока они нежничали, Адель подъела несладкое печенье, выплеснула ромашковый настой, проверила гостевую спальню и не придумала, чем ещё можно заняться. Сейчас им обеим было самое время делиться новостями об Армане и сплетничать, а новостей-то никаких. Так и убивали время до утра – Лотта играла с Мельхиором, Адель тревожно бродила по комнате, иногда хватаясь за какие-то книги. В подобном состоянии их застала Барбара, имевшая привычку просыпаться раньше матери.

– Доброе утро, – сказала она, входя в гостиную. – Кажется, мы что-то проспали?

– Да, не без того, – Адель вспомнила о манерах и представила девушек друг другу: – Барбара Краус, Шарлотта Дюмон.

– Мы знаем, – вежливо ответила Лотта и кивнула Барбаре, та ответила тем же. Ну конечно, все нормальные ведьмы знакомы между собой! Адель взбесило напоминание о том, что она всю жизнь была изгоем, и то, что её вежливость оказалась никому не нужна. С угольно-чёрных волос соскочило несколько искр.

– Молодцы, что знаете, рада за вас, – ядовито произнесла она. Шарлотта испуганно оглянулась через плечо, Барбара даже не вздрогнула. – Мне-то откуда знать, что вы знаете?

– Неоткуда, – примирительно сказала Лотта. Ей не хотелось ни поучать Адель, ни ссориться с ней. – Извини, если задела.

– Могла бы догадаться, – а вот Барбару ничего не смущало. – Или вспомнить. Когда мы упоминали позапрошлый бал…

Прежняя Адель уже разнесла бы гостиную в щепки после таких ответов, но сейчас она испытывала только злость, а неодолимого желания крушить всё вокруг не было. Как же это, оказывается, неудобно… Пришлось ограничиться злобным шипением и ничего не поджигать – ладони даже не зачесались, не говоря уж о том, чтобы пламя возникло само собой. Когда-то Адель мечтала о таком, она и сейчас была рада сдержанности, просто раздражение не находило выхода и утихало быстро, заставляя устыдиться собственного поведения слишком скоро.

– Юлиана уже встала? – спросила она, чтобы хоть как-то загладить вину. Дурацкий вопрос, конечно, не встала.

– Ещё нет. Агнесса приготовит завтрак к обычному часу, я полагаю, – Барбара прошла к столику, закрыла гербарий и опустилась в кресло. Было рано, и Адель без особой охоты уселась рядом с ней – Шарлотта занимала одну четверть дивана, оставшиеся три отошли Мельхиору. – Возможно, это не моё дело, но что-то случилось?

– А мы не знаем, – буркнула Адель. – Ничего не случилось, Арман не пишет. Просто все разом об этом вспомнили.

– Не хотела беспокоить, – бесцветным голосом сказала Лотта. Она переживала за Армана горячо и искренне, но не совсем понимала, как делить это чувство с его сестрой.

– Понятно. Надеюсь, вы волнуетесь зря, – подбодрила их Барбара. Разумеется, она не стала говорить «всё будет хорошо» и тому подобное, ведь она этого не знала, но всё равно считала своим долгом выразить поддержку. – Адель, ты не говорила об этом Беру?

– Конечно, говорила! Но он так занят, и в любом случае…

«Любой случай» так и повис в воздухе. Барбара завела разговор с Шарлоттой, и Адель почти не завидовала тому, как легко у неё это вышло. Всю свою сознательную жизнь она провела с братом, родственниц женского пола не имела, поэтому до пани Росицкой подобного опыта не завела, а после – не захотела. Ей было куда проще общаться с Арманом, Бером или Милошем, но и это не сильно зависело от пола: первый был братом, второй – мужем, третий – просто ведьмой в штанах. Адель ни о чём не жалела, но всё-таки попробовала вклиниться в светскую беседу; у неё получилось, потому что Барбара хотела того же, а Лотта была абсолютно неконфликтной и готовой идти на некоторые уступки перед сестрой Армана. Дружба с другими колдуньями… нет, это оставалось чем-то недосягаемым, но хотя бы пообщаться без презрения, зависти, горечи… Адель старалась. По привычке – ради Армана, пусть его и не было рядом.

То ли они повысили голос, то ли Мельхиор разбрехался, но и Юлиана сегодня встала раньше обычного. Сонная и недовольная, с растрёпанными волосами, она вплыла в гостиную и осмотрела юных ведьм.

– Доброе утро, – сказала она с напускным недовольством. – Вижу, у нас гости. Агнесса! Агнесса, иди сюда…

– Шарлотта пришла ко мне, – заявила Адель, опасаясь, что ей сейчас за что-то прилетит. Юлиана только усмехнулась:

– Дорогая моя, я же не возражаю. Ты хозяйка в этом доме, – и она вздохнула, вспомнив о смерти сестры и аресте Юргена. Лотта истолковала её вздох по-своему:

– Простите за беспокойство. Я могу уйти сейчас же, ключ от дома при себе.

– Ни в коем случае! – Юлиана грозно посмотрела на неё, и тут очень вовремя прибежала Агнесса. – Агнесса! Завтрак будет на четверых.

– Слушаюсь, моя госпожа, – невыспавшаяся кухарка убежала вниз. Похоже, им там предстояло немало работы.

– Что-нибудь стряслось? – распорядившись о завтраке и кое-как пригладив волосы, Юлиана проявила к Лотте больше благосклонности. Адель стало неуютно: четыре ведьмы в комнате – это чересчур. Она сильна, обе Краус тоже, да и Шарлотта не Лаура… Вот теперь придётся держать себя в руках!

Лотта ответила спокойно, почёсывая Мельхиора за ухом:

– Нет, ничего нового. Я подумала, может, Адель знает что-нибудь новое об Армане, но это не так.

– Ничего, девчонки, ничего, – со знанием дела заявила Юлиана Краус. – Готова поспорить, глупый почтовый курьер застрял в снегу. И почему бы твоему брату не воспользоваться связными зеркалами, дорогая?

Адель приготовилась вежливо отвечать ей, что Арман хотел отдохнуть в том числе и от этого, и осеклась. Проклятое пламя, Арман отдыхал от магии только после особо сложных обращений, а вообще питал к ней живой интерес и не чурался нового, ключ вон с Милошем сделал… парный… И почему она не задумалась об этом раньше? Да потому что была дурой, неожиданно осознала она. Дурой, ослеплённой собственным счастьем. И Бер искренне считал, что она любит брата больше всего на свете! Какой позор! Надо было надавить как следует тогда, а не сейчас мыкаться, разобраться, приехать… самой, не слушая ничьих советов… Адель постепенно накручивала себя и боялась, что момент безнадёжно упущен. Какой момент и для чего, она не знала, но уверенность росла неумолимо.

Видимо, Лотту тоже насторожила фраза о зеркалах, она оглянулась на Адель и прочла по её меняющемуся лицу довольно много. Неозвученная тревога зацепила Барбару, и та подалась вперёд в своём кресле, будто собираясь что-то спросить. Юлиана осмотрела их всех, нахмурилась, открыла рот… И в этот момент заскрипела дверь.

Берингар вошёл в гостиную с другой стороны и сразу же оказался в центре внимания четырёх ведьм. Все взгляды сошлись на нём, не считая разве что Мельхиора, который снова правильно оценил обстановку и забился под стол. Адель подскочила, как ужаленная, вслед за ней – Шарлотта; обе смотрели на Берингара то ли с надеждой, то ли с упрёком. Поднялась и Барбара.

– Какая радость! – воскликнула Юлиана. – Агнесса! Агнесса, лентяйка, быстро сюда!

– Да, моя госпожа, – пропыхтели из коридора.

– Завтрак на пятерых, – торжественно объявила Юлиана. Агнесса в ужасе вытаращила глаза, потом возвела их к потолку, потом опустила в пол и побежала обратно на кухню. – Здравствуй, Бер, мы совсем не ждали тебя с утра. Надеюсь, всё в порядке?

Берингар ещё раз внимательно осмотрел их всех и принял единственно верное решение: ни в коем случае не говорить правду.

– Доброе утро, – как ни в чём не бывало сказал он, снимая плащ и шляпу. – Разумеется, всё в порядке, иначе бы меня здесь не было.

Ведьмы тут же разбились на два лагеря: Барбара и Юлиана поверили, Адель и Лотта – нет.

– Что-то не так, – заявила Адель, даже не пытаясь объяснять, и взяла Шарлотту за руку – сама обалдела, вышло инстинктивно. Лотта, напротив, приняла этот жест за поддержку и добавила, шагнув вперёд:

– Что с Арманом? Я уверена, вам что-то известно.

Из всех четверых Лотта оказалась самой проницательной. Берингар ответил, осторожно подбирая слова:

– Беспокоиться не о чем, госпожа Дюмон. Мне есть что сказать, но прежде я хотел бы позавтракать: в замке времени на это нет и не будет.

– Конечно, – Адель немного успокоилась, пришлось и Лотте придержать коней: она не была готова с такой лёгкостью поверить Берингару, но не при его же неуравновешенной жене. – Но потом ты скажешь?

– Скажу.

И он сказал, но не раньше, чем покончили с основной частью завтрака. Накрывать пришлось в большой столовой: Шарлотта чувствовала себя неловко, но после появления хозяина твёрдо решила остаться до конца, даже если её здесь не жалуют. При помощи огромного опыта, полутора полезных заклятий и сотни-другой ругательств Агнесса умудрилась подать достойный завтрак на всех: и яичница, и омлет, и ломтики ветчины, и три вида сыра ждали их на столе. Адель внезапно почувствовала зверский аппетит и уже в третий раз намазывала джем на булочку, а Барбара с невозмутимым видом налегала на копчёную рыбу. Лотта перестала стесняться, потому что была голодна ещё с вечера, и теперь нахваливала тонкие блинчики, фирменное блюдо Агнессы.

– Так что там в замке? – спросила Юлиана, когда они перешли к кофе. Здесь не особенно уважали застольные беседы, отдавая должное сначала еде, а потом – разговору, но случай был особым. – Ты обычно приходишь по вечерам.

– Последние вечера прошли насыщенно, – сообщил Берингар, обращаясь не столько к тёте, сколько к манному пудингу. Тётя ничего не заметила и продолжила расспрашивать:

– А что именно? Неужто послы договорились?

– И это тоже. Тётя Юлиана, я не вправе рассказывать вам детали.

– Помню-помню, извини. А…

– А как там книга? – спросила Адель. Она искренне пыталась помочь и увести тётю от опасных разговоров, но сделала только хуже.

– Так же, как и ожидалось – непредсказуемо, – сказал Берингар. Агнесса принесла ещё кофе, и он налил себе ровно столько, сколько было нужно после бессонной ночи, жутких новостей и спонтанной поездки в лечебницу.

– Кто-нибудь пострадал? – догадалась Адель. Берингар бросил на неё быстрый взгляд, чему-то усмехнулся и ответил:

– Нет, все уцелели. Но Милош расчехлил пистолет.

– Вот негодяй, – обрадовалась Адель. Если бы она знала, что крылось за этими словами, радостно не было бы ни ей, ни вооружившемуся Милошу.

– Скоро всё решится, – Бер отодвинул блюдечко с мармеладом и одним глотком осушил пол-кружки кофе. Обычно он так не делал, и Адель убедилась, что он вернулся под утро вовсе не затем, чтобы спать. Ведьмы слушали внимательно, прекрасно зная, что он бы не стал делиться просто так. – Завтра… прошу прощения, уже сегодня. Совет старейшин и господа послы почти приняли решение, осталось только провести церемонию передачи книги новому владельцу. Не задавайте мне никаких вопросов, – устало попросил он, видя, что последние слова вызвали у слушательниц живейшее любопытство. – Спасибо. Надеюсь, что в следующий раз я вернусь больше, чем на ночь, но это не значит, что вы должны ослаблять бдительность и снимать амулеты.

– Вот бы старые пни не затянули снова, – вполголоса сказала Юлиана, деловито расправляясь со свежайшим творогом с кусочками фруктов.

– Это они могут, – согласился Берингар, и дамы неуверенно заулыбались. Он помолчал, собираясь с мыслями, и решительно налил себе ещё кофе. – Также я должен сказать вам одну вещь… особенно вам, Адель и госпожа Дюмон. В ближайшее время вы можете получить некие новости об Армане. Что бы вы ни узнали, ни прочитали, ни услышали, – очень чётко проговорил он, – не верьте.

Адель и Лотта встревоженно переглянулись.

– Что это значит? – почти хором спросили они.

– Большего я сказать не могу. Искренне надеюсь, что и это предупреждение не понадобится, но вы должны знать.

– Но как Арман связан с вашим собранием? – медленно спросила Шарлотта. Она уставилась на недоеденную булочку с таким видом, будто это она, булочка, была во всём виновата.

– Я не говорил, что он связан, – отозвался Берингар и на всякий случай тоже поглядел на булочку. Ничего подозрительного не обнаружил и добавил: – Если бы я мог сообщить вам что-то ещё, не стал бы держать в тайне.

– Арман в порядке или нет? – не выдержала Адель, понимая, что вопрос в принципе не имеет ответа. Её братец вечно попадал в какие-то передряги по доброте душевной, он даже с ней-то никогда не был в порядке, особенно с ней…

– Арман знает, что делает, и он не один, – в этих словах крылось достаточно разных смыслов, правдивых и не очень, чтобы ведьмы не задавали ещё больше вопросов хотя бы сейчас. Все задумались, и каждая сделала свои выводы, на что Берингар и рассчитывал. – Я не могу ответить прямо, ты и сама знаешь, что он вряд ли в порядке в полном смысле слова. Но у него всё под контролем.

Адель потыкала ложкой пудинг, помолчала, пытаясь так же распробовать на вкус собственные мысли. Её эти слова успокоили. Не потому что она слепо верила всему, что говорит Бер, а потому что они совпадали с её личными ожиданиями – верно, «Арман в порядке» звучало бы утешительно, но фальшиво до крайности. Что же затеял её маленький братец? Кого он снова ринулся спасать? Адель переживала, но уже без отчаяния, а скорее по привычке. Раз Берингар в курсе дела, ему можно довериться и не задавать лишних вопросов… Хочется, но не стоит. Раз он решил молчать, не проронит больше ни словечка, нравится ей это или нет.

– Всё это мало похоже на вести из лечебницы, – вполголоса сказала Лотта. Она уже поняла, что не услышит большего, но уловила все несостыковки и недомолвки. Берингар спокойно встретил её взгляд и повторил:

– Я бы не стал утаивать что-то более серьёзное. Если бы Арман хотел, чтобы вы знали больше, я бы с радостью исполнил его волю, но это не так.

– Так он болен или нет? – не поняла Юлиана. – Что-то ты темнишь, дорогой!

– Мама, сказали же, – не выдержала Барбара. – Ещё бы ему не темнить. Если ты не помнишь, над группой с самого начала висела угроза. Я бы на месте Бера тоже ничего не рассказывала…

– Вот именно. Кстати, у Лауры всё в порядке?

– Да, мы связывались совсем недавно. У них дома всё хорошо.

– Ах, точно, вот в чём дело, – вспомнила Юлиана и успокоилась. Пришлось успокоиться и Шарлотте, хотя она с трудом сдерживалась, чтобы не устроить допрос. Её остановило то, что она здесь чужая, и то, что в напоминании Барбары был смысл – некоторые вещи очевидно касались только тех, кто работал над книгой, и никого больше.

Завтрак закончился в молчании. Юлиана ушла первой, на ходу зовя Агнессу, чтобы откомментировать сегодняшний творог; Барбара предложила Шарлотте всё-таки передохнуть после бессонной ночи и отправилась показывать ей комнату. Адель тоже ощутила подступающую сонливость и теперь бестолково наблюдала за тем, как Берингар наливает себе кофе в третий раз.

– Многовато, – вынесла вердикт она и, не выдержав, зевнула. Бер посмотрел на неё, на кофе, на часы и тоже зевнул, но ответил:

– Сколько нужно. День такой…

– Важный?

– Надеюсь, что последний, но мне очень не хочется накликать обратное.

Адель зевнула ещё раз и потёрла щёки ладонями. Она всё ещё думала о брате, он незримо маячил на краю её сознания, но не стала повторяться, зная, что это бесполезно.

– Ты же правду сказал? Всё под контролем?

– Это то, в чём я недавно убедился, – заверил её Берингар. Адель вгляделась в него так внимательно, как только могла, но не обнаружила никаких признаков подвоха. – Скоро всё решится, Адель.

– Вообще всё? И с Юргеном тоже?

Она испугалась, что обрадовалась слишком рано и зря упомянула его отца, но Берингар кивнул. Потом допил кофе и поднялся, явно не собираясь задерживаться дома.

– Не расслабляйтесь, – повторил он, выходя вместе с супругой в коридор. – И не верьте слухам. Даже если ты получишь письмо от кого-нибудь высокопоставленного, не верь тому, что прочтёшь, пока я не подтвержу это. Хорошо?

– Хорошо, – кивнула Адель. Её волновали такие слова, но надежда на скорый финал собрания, хотя бы собрания, перевешивала всё остальное; она не связывала молчание брата с этим событием напрямую, но искренне верила, что после разборок с книгой и с Арманом что-то прояснится. Был бы жив, здоров, а из остального выпутаться можно. Можно! Они всегда выпутывались.

Такая цепочка мыслей приободрила Адель, и она пожалела, что не может поделиться ею с братом.

– Если всё сложится удачно, скоро ты сможешь отправиться, куда пожелаешь, – негромко сказал Берингар, собираясь обратно в замок. – Я ведь обещал, что ты не будешь сидеть взаперти. Куда бы ты хотела?

Адель никогда о таком не думала. В прошлом ей не особенно хотелось повидать мир, слишком уж мрачные мысли занимали её голову, а потом всё сразу изменилось к лучшему… Она и ответила:

– Да никуда.

– Совсем? – Бер даже удивился, и Адель почувствовала, что сейчас взорвётся от умиления и нежности. – Я думал, тебе не нравится всё время сидеть дома.

– Это потому что тебя здесь нет, – заявила Адель и подождала, что он смутится, но промахнулась. Её встретил взгляд столь чувственный и горячий, что она сама с трудом поборола желание ненадолго закрыться руками. Руки нашли себе лучшее применение, обвив Берингара за шею. – Мне всё нравится… разве что…

– Разве что? – повторил он и сам же не дал ответить. Адель пришло в голову, что поцелуй вышел сладко-горьким не только из-за кофе, но она быстро прогнала эту мысль.

– В Прагу можно, – шепнула она. Берингар согласился, добавил, что в Прагу нужно, и ушёл.

Адель зачем-то открыла дверь ещё раз, зная, что его там нет. Только пустая комната дома Клозе. После этого она немного постояла в коридоре, перебирая в голове все новости, и решила проверить Шарлотту, словно несла за неё какую-то надуманную ответственность.

Ей удалось избежать лишних встреч с ведьмами Краус, и вскоре Адель уже стояла на пороге гостевой спальни – той самой, где впервые ночевала она сама. Сердце снова кольнуло воспоминание об Ингрид. Дверь была приоткрыта, так что не пришлось ни стесняться, ни стучать. Лотта стояла возле окна, скрестив руки на груди и привалившись к раме, и смотрела на кружащийся снег.

Адель собралась с духом и подошла к ней. Сказать было абсолютно нечего, да и вряд ли от неё ждали поддержки или добрых слов, но она думала не столько о пассии брата, сколько о своей счастливой судьбе. Если Арман и Лотта чувствуют друг к другу то же самое, ей сейчас должно быть тяжело. На большую глубину рассуждений Адель не хватило, зато она была откровенна.

– С ним всё будет в порядке.

Шарлотта вздрогнула и обернулась. В другое время Адель обзавидовалась бы её медовым глазам и приятной, не мертвенно-бледной коже, но, в конце концов, её саму уже переубедили… А вот волосы у них похожи, пусть не цветом, но каштановая грива Лотты тоже жила своей жизнью.

– Тебе виднее, – вежливо ответила она и подавила вздох. – Я верю, правда, просто это не всё.

– Мы с Арманом и не из таких передряг выходили… – Адель пришлось оборвать себя, потому что заготовленные слова не пригодились. К тому же, она даже не знала, о каких передрягах речь на этот раз. – У тебя случилось что-то ещё?

Не то чтобы ей было интересно, но какая-то доля любопытства проявилась. Да и грубо не переспросить, раз сама начала…

– Ты ничего не чувствуешь?

– Туманный вопрос. Что именно?

Лотта слегка прикусила губу и снова уставилась в окно. Адель проследила за её взглядом и увидела чёрную птицу, скачущую по дорожке по своим делам. Забавно, в полёте они кажутся такими важными, а по земле прыгают, как дети. На слабом солнце блеснул длинный клюв, распрямились крылья, и птица, разогнавшись, взлетела, чтобы исчезнуть за ближайшими деревьями – тёмное пятно, на фоне которого снег казался не просто белым, а ослепительным.

– Улетел, – еле слышно сказала Лотта. – Надеюсь, его никто не съест. Некоторые всё ещё убивают и едят грачей, представляешь? Их солят в бочках, просто ужасно… – Потом она нашла в себе силы улыбнуться. – Извини за эти глупости. Я, наверное, просто устала.

– Я так не думаю, – тут же возразила Адель. – Проклятое пламя, мне вечно не хватает слов, но я тебя понимаю. Предчувствие или… вроде того?

– Возможно, – беспомощно ответила она. – Я правда не знаю. Мне самой как будто всё равно, но другие ведьмы, сильные ведьмы, беспокоятся о чём-то. И я не могу определить, где кончается моё беспокойство за Армана и начинается… что-то другое.

Ответа Адель тоже не знала, зато была согласна всей душой – Лотта озвучила именно то, что она сама уже отчаялась понять. Назрел подходящий момент, чтобы скрепить дружбу и обняться, но Адель испытывала одновременно страх и отторжение к этой идее, поэтому продолжила неловко стоять напротив. Как бы так выкрутиться, чтобы брату потом не пришлось за неё краснеть перед своей девушкой? По большому счёту, больше ничего в данной ситуации Адель не волновало.

Шарлотта улыбнулась, на этот раз не натянуто, и протянула ей обе руки. Адель с облегчением схватилась за них – она подсмотрела этот жест у каких-то подружек на балу и случайно запомнила.

– Спасибо за гостеприимство, – сказала Лотта. Если она часто так улыбается, подумала Адель, то понятно, почему Арман влюбился. Ещё и глаза светятся на солнце… – Надеюсь, мы ещё когда-нибудь повеселимся все вместе.

– И я надеюсь, – с облегчением ответила Адель. Им обеим стало легче – ненадолго, зато по-настоящему.

За окном пролетела и исчезла очередная чёрная птица.

***

[1] Г. Гейне, перевод С. Маршака.