Книга чародеяний

II.

«Как великомудрые господа Шпренгер и Крамер исходили из того, что всё колдовское, если и делается, то лишь с попущения Божьего, мы же оттолкнёмся от обратной идеи. Колдовство суть материя бесцветная, способность совершать чародеяния во благо и чародеяния назло. По мнению вышеупомянутых господ и тех, кто им предшествовал, первое – во благо – якобы творят ангелы, второе – демоны; нам же известно более других, что полярных сил не существует: всё это делают земные чародеи, наделённые способностью, но не привязанные к константам зла или добра».

Книга чародеяний, теоретические главы.

***

Утром того самого дня Милош не проспал. Поднявшись не рано и не поздно, он встал, умылся, побрился, не трогая скромные бакенбарды — почему-то Милошу казалось, что они придают ему мужественности. Они в самом деле придавали бы, будь он более холоден и сдержан, ну зато это не пенсне Корнелика! С моноклем брат смотрелся бы куда лучше. Так вот, оторвавшись от зеркала, Милош выбрался в коридор, стараясь не наступать на котов, протопал вниз по лестнице и влетел на кухню.

Тут же ему на плечо шмякнулся комок горячей каши, и Милош присвистнул не без досады — сегодня маме помогала Катка.

— Садись, Милош, — голосом, исполненным нежности, велела мама. У неё в руке был нож, поэтому Милош выполнил бы любой приказ, облечённый в материнскую заботу: с ведьмой спорить — себе дороже, особенно если эта ведьма тебя рожала.

Пани Росицкая считала, и не без причины, что девочки должны помогать маме на кухне с мальства. Сама она гордилась тем, что в детстве едва не разнесла печку, пытаясь с помощью заговора заставить крупу вариться быстрее. Сейчас проблема была не в каше, и вообще мама фрукты резала, а в Катаржине, которая изо всех сил пыталась оную кашу разложить по тарелкам. Сестричка всё ещё голодного Милоша была не по летам сильна в вудуизме, но бытовая магия оказалась не по ней. В общем, Катка банально не могла справиться с тем, чтобы сковырнуть липкую кашу в тарелку без истерики, и в чём-то Милош её понимал, только сытее от этого не становился.

Милош послушно сидел за столом, от скуки играясь с карманными часами, и наблюдал за сестрой. Катка стояла на табурете, поскольку пока не доставала до стола: её растрёпанные косы ловили утренний свет из окна, осуждающий взгляд Милоша и капельки масла, взмывавшие вверх после каждого плюханья каши. От старания сестра высунула кончик языка, и Милош не выдержал — фыркнул в кулак. Эти маленькие пальчики ловко плели кукол и ловцы снов, но не могли разложить еду! Видимо, половник — инструмент слишком сложный.

— Мама, он смотрит! — заверещала Катка, в расстройстве швыряя половник на стол. Вышло слабенько, но девочка сама себя испугалась. — И фыркает, как лошадь!

— Я не лошадь, — обиделся Милош. — Я жеребец.

— Не расстраивайся, — сказала пани Росицкая, погладив дочку по плечу. — Тут нужна привычка. Сегодня Милоша накормлю я, иначе он опоздает, а потом ты будешь практиковаться на Корнелике. Хорошо?

— Хорошо!

Переменчивое настроение Катаржина унаследовала от матери. Только что она чуть не плакала, а теперь успокоилась и вприпрыжку помчалась в коридор играть с котами. Милош не завидовал брату: на нём и так любили «практиковаться» девочки, поскольку Корнель оказался восприимчив ко всякого рода заговорам и очень удобен по части уговоров («да, да, забирай мою прядь волос, только отстань уже»), а теперь его и защитить некому. Не то чтобы Милош часто вставал на защиту брата, но остаться почти наедине с тремя женщинами этого дома — экстренная ситуация. Что ж, остаётся надеяться, что великий дипломат справится и не поседеет раньше срока.

Может показаться, что в семье Росицких к старшему сыну относились чересчур насмешливо или даже жестоко, но это не так. Единственный случай, когда девчонки перестарались, произошёл на излёте школьных годков Милоша: Хана ещё училась ползать, а Катка уже сплетала неплохих кукол из старых маминых ниток. Так вышло, что в пряжу забился волос Корнеля, упавший с его головы в ванной комнате и проделавший долгий путь через весь дом. Чудом этот волосок не смешался с кошачьей шерстью и, как итог, попал в куколку, которую смастерила Катаржина. Девочка не заметила этого, а потом — о, что началось потом! Надо же было так сложиться звёздам, что именно в этот день Катку обидели соседские мальчишки, и она со злости наслала на безымянную и безликую куклу порчу! Сделала она это неумело, но со взрослой силой, и бедный Корнель слёг с жуткой головной болью, проклиная всех и вся.

Правду из Катки выудили довольно скоро: Милош это и сделал, заподозрив в пряже хитросплетение чужих волос (он всегда этого боялся, исходя из количества котов в доме). Сестрёнка разрыдалась так громко, что Корнель простил её только ради того, чтобы она заткнулась, а потом уже простил по-настоящему, так что искренней вражды между ними не было. Пани Росицкая вылечила старшему сыну голову и заодно показала дочке, как обращаться с обратным заговором, а Катаржина ещё месяц не притрагивалась к клубкам шерсти; Корнель ворчал всего два дня, и то потому, что сие происшествие отсрочило его собеседование в чародейское посольство. Всё кончилось мирно и обратилось шуткой, как и любая другая печальная ситуация в семействе Росицких, не считая смерти прабабушки.

— О чём задумался?

— О делах семейных, — отозвался Милош, доедая кашу и одновременно прихлёбывая чай. Они с мамой остались вдвоём на кухне: девчонки увлечённо мяукали в коридоре, подражая котам и голода не испытывая, отец пока не вставал, а Корнеля уже дома не было. Несмотря на репутацию пани Росицкой и неизбежные ведьминские странности, Милош чувствовал себя с ней уютно — про него иногда шутили, что он и сам своего рода ведьма, только скрывается. Поскольку в магической части человечества сравнение с женщиной оскорбительным не было, скорей наоборот, Милош им гордился, как гордился в своё время папа, взявший фамилию своей супруги. — А ты?

— О тебе, — пани протянула руку и накрыла ею пальцы Милоша, нервно барабанившие по столу. — Не волнуйся так, сам же вызвался.

— Не волнуюсь я, — буркнул Милош, с осуждением косясь на пальцы. — Это они сами. Катка варила кашу? Оно и видно — смотри, смотри, начались судороги! Я умру, не достигнув ничего, и…

— Хватит играть в циркача, — ласково, но с нотками угрозы сказала мама. — Это самая обычная каша, а вот ты переживаешь.

— Ерунда. Ты же знаешь, я как только окажусь в центре внимания — сразу почувствую себя лучше.

— Знаю. Только, Милош, не вздумай в очередной раз рассказывать свою невменяемую байку про то, как я тебя рожала, — пани Росицкая при должной подготовке и при наличии соответствующих ингредиентов для зелья могла читать мысли, но сейчас этого не требовалось: мало кто в колдовской части Праги не знал байку Милоша. — Во-первых, это не совсем правда, во-вторых — все уже её слышали сотню раз.

— По обстоятельствам, — уклонился от ответа Милош. — Лучше расскажи мне снова про пули. Заговаривать лучше на ночь, это я понял, что-нибудь ещё?

Их прервали почти сразу же: пани не успела договорить и слога «пу». Взволнованный топот с лестницы, перемежающийся охами, вздохами и сдержанной руганью на разлёгшихся котов, намекал на приближение отца.

— Милош! — пан Росицкий возник на пороге кухни в домашнем халате и неизменном монокле. Чтобы едва проснувшийся родитель не почувствовал себя оскорблённым, Милош развернулся всем телом на стуле — не затылком же его встречать. — Ты опоздаешь! Доедай скорее, я дам тебе нужный ключ.

— В общем, ты и без пуль справишься, — полушёпотом, чтобы не слышал нервный супруг, завершила мать. — И я не думаю, что вам придётся драться уже сегодня, если вообще придётся. Сегодня смотри на людей. Я слышала, они хотели пригласить потомков Гёльди, об этом говорили на рынке подержанных котлов…

— Обязательно, обязательно смотри! — приговаривал пан Росицкий, подслеповато щурясь на связку ключей. Они встали напротив запертой кладовки и в два горла читали Милошу нотации. Милош смиренно слушал. — Я знаю, с кем ты должен познакомиться… Берингар Клозе… Он может напомнить тебе Корнелика, только, во имя древнего духа, не вздумай спорить с ним о политике Меттерниха. [1]

— Её мать звали Аделина, мне так жаль, что я не успела с ней познакомиться! — мама, как всегда, рассуждала о великих ведьмах. — Если дочь похожа на мать… не знаю, я её не застала. Но если дочь похожа на прабабку…

— А прабабку ты застала? — не удержался Милош, и его ударило током. — Извини.

— Не позорь меня перед старейшинами, — бормотал отец. Он уже проворачивал ключ в замочной скважине, но и не думал сосредотачиваться на деле. — Правда, в составе комиссии заявлен Хольцер — ему ничем не угодишь, только если ты не молоденькая ведьма… Если будут Хартманн и дю Белле, обязательно представься им, они послы от…

На пятой фамилии и десятом титуле Милош слушать перестал. Он искренне ценил наставления родителей, но слишком уж много информации они пытались запихнуть в его курчавую голову одномоментно друг с другом. Как будет — так будет! У Милоша и так уже руки чесались посмотреть не только на пражских магов, да и просто узнать, как другие живут — говорят, сейчас тяжелей во Франции, отразилось ли это на колдунах? Так что он оставил попытки запоминать имена и молча и вежливо ждал открытой двери.

Та не замедлила открыться. Некоторые наивно полагают, что чародеи способны перемещаться в пространстве на очень большие расстояния, бормоча под нос страшные заклятья или, что не очень хорошо для слабых сосудов, вертясь всем телом и повисая вниз головой. Кошмарное заблуждение! Зачем тратить силы на то, чтобы переместить всё тело и душу, скажем, из Брно в Манчестер, если можно один раз заколдовать соответствующий ключ? Чем меньше предмет и чем проще его функция, тем легче заговорить его. Ключ — это даже не дверь. Таким образом, обычно этот проход и в самом деле вёл в кладовую дома Росицких, но с помощью нужного ключа он открыл Милошу путь в нынешнее убежище местного колдовского сообщества — замок Лавут-Полиньяк.

Вместо бесконечных полок с банками перед Милошем предстал коридор, не чета домашнему: старая картинная галерея, на скамьях — группки людей, в конце дороги, очевидно, вход в гостевой зал — светящееся пятно округлой формы. Милош подобрался, улыбнулся и глянул на родителей. Мать в переднике и отец в халате на фоне открывшегося замка смотрелись немного нелепо, и это зрелище наполняло сердце трогательной щемящей грустью. Так ли ему надо туда идти? Милош любил бездельничать, котов и семью — вполне естественно, что в этот момент он колебался.

«Давайте, пан Росицкий», — подбодрил он сам себя. — «Это должно быть по меньшей мере любопытно».

— Пока, мам, — Милош чуть-чуть наклонился и поцеловал пани. — Пока, пап, — теперь он привстал на цыпочки и клюнул в щёку отца. — Сестричкам и Корнелику то же самое, котов целовать не надо. Передайте привет Эве и бабушке!

Не дожидаясь ответа, который мог быть слишком сентиментальным, Милош сделал шаг вперёд и оказался в замке. Он даже не представлял, насколько слабо было сказано наивное «любопытно».

***

Больше всего Милоша расстроил замок. Сначала ему показалось, что могущественные чародеи оккупировали Версаль, но увы — папа был прав насчёт того, что магия умирает. Абсолютно прав! Теперь почтенные колдуны были вынуждены сидеть в каких-то руинах в районе Верхней Луары. Внутри-то ладно: то, что с порога кладовой показалось Милошу картинной галереей, оказалось неплохо убранным центральным коридором, но это никак не спасало от всеобщей тесноты. Наружу он зачем-то выглянул из окна и разочарованно крякнул — нет ничего грустнее и унылее серого камня.

А ведь когда-то чародеи занимали замок Корвинов! То-то было время, вся Трансильвания стояла на ушах, особенно из-за прапра… короче, древней бабушки. Ходили слухи, которые с гордостью пересказывали в семье из поколения в поколение, будто тогдашняя пани матушка довела призрак Влада Цепеша своим криком — уж больно покойный господарь Валахии мешал вести посольские собрания. Правда, граф Дракула всё равно взял верх и замок пришлось покинуть, но всё-таки он, замок, был куда красивее, не говоря уж об истории. А здесь что? Заехали дворяне — уехали дворяне, маги подсуетились и выкупили замок — и никакой тебе драмы, никаких великих вампиров.

— Некрасиво, — пожаловался Милош первому попавшемуся колдуну. Тот оказался редкостным занудой и прочёл лекцию о том, что замок задумывался как оборонительная крепость и вовсе не обязан быть красивым. — Чушь, — перебил Милош, — моя матушка — тоже оборонительная крепость, и лет ей уже сколько, а всё равно следит за собой, да ещё как! И вы хотите, чтобы я воспевал эту рухлядь?!

Оставив обалдевшего колдуна, Милош ещё немного осмотрелся и остыл. В конце концов, ему здесь не свадьбу играть… Помахивая тросточкой, он прошёлся по картинной галерее, заглянул в несколько открытых комнат — там тоже висели портреты бывших хозяев, два пейзажа и полтора Наполеона Бонапарта, а также какие-то Капетинги. Всех собрали. Судя по направлению движения разрозненной толпы, чародеи с разных уголков Европы ползли в сторону того самого просвета, который Милош разглядел ещё из дома. Алый ковёр тянулся к нужным дверям пролитым компотом и будто приглашал по себе пройти. Не склонный грубо отвергать столь очевидные приглашения, Милош прошёл.

Пора было перестраиваться на латынь — это он понял, безнадёжно пытаясь поздороваться с несколькими физиономиями разной национальности на чём-то своём. В отличие от большинства населения Европы, колдуны привычку не отринули: им было более чем удобно говорить на общем языке, тем более что немалая часть магических — настоящих магических — трактатов была написана по-латински, а разброс чародейских семей по стремительно отделяющимся друг от друга территориям потрясал своим масштабом. В Праге Милош тесно общался с компанией людей, которые ратовали за сохранение национальности и всего чешского вопреки воле чуждых императоров: он их поддерживал и прекрасно понимал, да и чешский такой милый, но в нынешнее время магам не пристало отдаляться и цепляться за свои новые корни. Старые, берущие начало задолго до какого-то там христианства, всё равно крепче.

Только вот здесь и сейчас единства между магами не наблюдалось: все позабыли об угрозе исчезновения волшебства и занимались своими привычными делами, а именно — выясняли отношения. Милошу тут же захотелось влезть в эпицентр скандала, но он сдержался. Пани Росицкая приучила сыновей, что не стоит никуда влезать, когда разговаривают женщины…

Женский разговор и впрямь был страшен. Проделав себе путь через толпу, Милош вежливо стукнул тросточкой по полу рядом с молодым человеком в шляпе, который тоже опирался на трость; тот не ответил, поглощённый зрелищем. Его можно было понять. В центре зала стояли три ведьмы, и причина конфликта между ними была ясна, в отличие от расстановки сил. Одна — девица с симпатичным лицом, но очень жидкими косичками; вторая — крепкая, высокая и с одной толстенной косой из соломенных волос, которой определённо можно было придушить человека; третья — напротив них, худая, бледная и с ног до головы в чёрном. Милошу понравились её волосы: короткие, как не принято у ведьм, зато такие пышные, что страшно представить, сколько в них сокрыто силы. А если отрастит… наверное, миру конец.

Милош убедился, что первые две стоят вместе против третьей, и удовлетворённо кивнул. Мама могла гордиться сыном: он очень быстро нашёл правнучку Гёльди. В самом деле, почему б ещё они ощерились на очевидно сильную ведьму?

— Я же извинилась! — у той, что с хилыми косами, оказался высокий голос. Крепкая блондинка вторила почти басом:

— Она извинилась, и, я клянусь древним духом, это было искренне.

— Ты-то здесь при чём? — нахально переспросила третья. — Я вообще-то не с тобой разговариваю. Хотя о чём мне говорить с обладательницей таких волос, даже не представляю…

Оскорбление было ниже пояса, и девица расплакалась, впрочем, особого снисхождения у публики она не обнаружила: только защитница — подруга, наверное — приобняла её за плечи и сурово посмотрела на Гёльди. Та только вздёрнула подбородок ещё выше, словно на неё продолжали нападать. Сосед Милоша нетерпеливо постукивал тростью. Увы, волосы всегда были лицом ведьмы, если они густые — магия сильна, если же нет… В самом деле, что эта девчушка забыла здесь? Её тоже пригласили? Чья-то родственница, не иначе, но это было жестоко!

— Не плачь, Лау, — через гул людской болтовни донёсся низкий голос: обладательница роскошной косы и не думала его понижать. Сощурив один глаз, Милош пригляделся и признал в ней Барбару Краус — кажется, так звали этот клан баварских ведьм. Не прошли даром мамины сказки на ночь! — У неё есть хорошие волосы, но совсем нет сердца.

— Ох, — пробормотал сосед Милоша и снова выдал тростью такую дробь, что Милошу стало жалко пол.

— Ах, ну ещё бы, — ядовито бросила правнучка Гёльди, прежде чем развернуться и пойти прочь, — у меня его вырвали после рождения, и я его съела.

Сосед застонал и прикрыл глаза. Милош повернул голову: бледный как смерть человек казался бы его ровесником, не будь он так пугающе похож на труп.

— Вам нехорошо? — поинтересовался Милош, впрочем, уже догадываясь кое о чём. — Можем пойти присесть.

— Спасибо, присесть тут не поможет, — ответил тот, не открывая глаз. Разгневанная ведьма, к одновременному ужасу и восхищению Милоша, направлялась прямо к ним. — Проклятое пламя… может, если я закрою глаза, она уйдёт…

— Арман! — ведьма разогналась так, что едва не врезалась в своего брата — о, определённо брата, вблизи они оказались похожи как две капли воды. — Ты слышал этих… этих нахалок?! Я же говорила, мне здесь не место…

— Адель, — Арман неохотно открыл глаза и посмотрел на неё из-под шляпы. — Я слышал, как ты накинулась на бедную девушку из-за пары слов.

— И сделаю это ещё раз, — Адель раздражённо цокнула языком, резко развернулась на каблуках и уставилась в толпу, скрестив руки на груди. — Где этот… господин Клозе? Надо сказать ему пару ласковых…

Милош наблюдал за семейной сценой, думая о том, насколько она не похожа на домашние перепалки, которые устраивали периодически пан и пани. А ещё о том, что он сейчас стоит совсем рядом с потомками одной из сильнейших ведьм, чья казнь вызвала столько противоречивых толков как среди магов, так и среди людей. Чувствовал ли он что-нибудь особенное? Что ж…

— Господин Клозе не виноват в перепадах твоего настроения, — чем тише говорил Арман, тем более грозно это звучало. — Ты сама решила сюда прийти, и я тебя не заставлял.

— Вы знаете Юргена Клозе? — поинтересовался Милош, воспользовавшись паузой в ссоре. — Или это о его сыне речь?

— Видимо, о сыне, — кивнул Арман, немного смущённый тем, что они разругались прилюдно. Улыбка у него оказалась очень приятная, ничего общего с могильной плитой, которая только что торчала из-под шляпы. — Мы мало кого знаем… в этих кругах. Они чем-то известны?

— О да, — охотно ответил Милош, тактично избегая намёков на отшельничество Гёльди. — Юрген участвовал в наполеоновских войнах, он отличный полководец и образцовый боевой маг. Мне говорили, что он будет здесь, — и что он чудовищно похож на Корнелика. Это должно быть нечто! (Невнимательный к отцовским нотациям Милош перепутал отца и сына, но понял это уже потом, когда увидел их обоих.)

— А его сын — единственный, кого мы знаем, — Арман упрямо говорил «мы», хотя его сестра игнорировала всё вокруг и ни разу не дала понять, что видит Милоша. — Простите, мне стоило представиться…

Это было бы лишним, подумал Милош, и в тот же момент затрубили ужасно фальшивые трубы — общий сбор. Молодые чародеи всех мастей потянулись к возвышению в конце зала, которое, вероятно, имитировало сцену — на это намекало подобие кулис, а также аккуратные три ступеньки слева. Свет проникал через высокие окна с тусклыми стёклами и небрежно мазал макушки ведьм и колдунов, заставляя их щуриться от солнечных зайчиков и моргать, когда те нагло спрыгивали в глаза. Несколько дряхлых старцев на сцене, вероятно, были старейшинами, рядом стояли почтенные маги помоложе — послы и члены комиссии, созванной специально по делу книги. Кто из них кто согласно родительским описаниям, Милош определить не смог.

— Уважаемые ведьмы и колдуны, — неожиданно чистым и твёрдым голосом сказал главный старец. Милош вспомнил всякие чудодейственные крема и напитки матушки и удивляться перестал. — Сейчас вас по очереди будут приглашать в соседний зал для первого этапа отбора. Затем те, кто выдержит собеседование, соберутся здесь для демонстрации своих способностей…

И тут понеслось. В бесконечно долгой очереди Милош успел перезнакомиться со всеми против воли — что ж, зато будет о чём рассказать маме, она обожает сплетни. Выходившие из первого зала колдуны в большинстве случаев были подавлены или злы — некоторые из них, как оказалось, прибыли по просьбе родственников и даже не знали, что такое книга! Не то чтобы Милош до конца это понимал, но его хотя бы ввели в курс дела.

Время тянулось чудовищно медленно, и на Милоша снова накатила тоска по дому. Конечно, и там бывает скучно, но в сравнении с этой очередью, похожей на разожравшегося червяка, и лекции Корнеля радостью покажутся. Неудивительно, что в заветном зале Милош очутился в прескверном настроении и даже не рассказал байку о родах своей матери, то есть себя, то есть… понятно, о каких родах. Несмотря на это, его не выгнали и попросили подождать в общем зале.

Оказалось, что он был одним из последних. Когда окончательно растворилась толпа обиженных, недовольных или, напротив, обрадованных непрошедших, их осталось девять человек — очевидно, комиссия старейшин планировала выбирать из них на основе биографии и общего впечатления. Интересно! Вот теперь интересно, подумал Милош и приободрился: он любил конкуренцию, это всегда было весело. Больше всего его возбуждал разнородный состав магов — не скажешь, что отбирали только знатных, только сильных или только богатых. Есть и отшельники Гёльди, и слабокосая девица по прозвищу Лау, и Анри Сорель, известный своими вмешательствами в политику обычных людей. Милош не успел разглядеть всех, как их начали вызывать по очереди.

— Адель Гёльди, — попросил стареющий волшебник с суровым военным лицом, соответствующим мундиру, и на удивление мягким голосом. Ну конечно, это Юрген Клозе. Задиристая ведьма сделала шаг вперёд и замерла; было видно, что ей трудно держать себя в руках и хотя бы стоять спокойно. Сколько же магии в этой хрупкой девушке? Такие загораются от малой искры! — Расскажите нам, почему вы желали бы присоединиться к группе.

— Моя прабабушка была великой ведьмой, и вы все это знаете, хотя часто думаете иначе, — на удивление ровно заговорила Адель. — Я решила потратить свою магию на благо магии всех. Я вынослива и…

— Спасибо, — приостановил её Юрген и улыбнулся — немного криво, потому что мешал продолговатый шрам на щеке. — Вы можете не лгать нам.

Адель помолчала, то ли возмущённая, то ли ошарашенная, а потом произнесла своим обычным ядовитым тоном:

— Премного благодарна. Мне плевать на вашу книгу и на всё, что будет с нашими потомками, но, видите ли, я не могу оставить своего младшего брата, который-то обязательно пройдёт все отборочные этапы. Досадно, не так ли? Поскольку мы неразлучны с детства, вам придётся терпеть ещё и меня.

У некоторых старцев картинно отпала челюсть, и Милош прыснул. Не удержавшись, он поглядел на Армана и удивился — тот улыбался, видимо, на этот раз довольный выходкой своей сестры.

— Понятно, — Юрген Клозе тоже не разозлился, скорее наоборот. — Спасибо за честность, мы учтём это. Покажите, пожалуйста, самое полезное из ваших умений.

Адель замешкалась, но, вероятно, припомнила просьбу не лгать. В следующее мгновение она поднесла руки к груди, склонив голову, и сделала жест, как будто перебирает что-то пальцами. Солнце скрылось, как по сигналу; на глазах испуганного Милоша и остальных зал погрузился в полумрак, погасли свечи, а сильнейший ветер выбил стекло из дальнего окна. Всё это время от Адель исходила мощнейшая энергетическая аура, так что силуэт девушки слегка светился, а волосы — волосы поднялись, зашевелились и образовали знаменитое кольцо вокруг головы. Милош не раз видел такое на собственной матери и не мог не признать, что с короткими волосами кольцо выглядит не менее эффектно.

Старшие маги засуетились — кто-то захлопал в ладоши, прогоняя непогоду, многие начали махать амулетами и бормотать слова. Ничего не помогало, даже совместными усилиями они не могли перебороть чары Адель Гёльди. Один Юрген Клозе, улыбнувшись своей беззлобной кривой улыбкой, слабо шевельнул рукой — в ней оказался зажат заговорённый хлыст, который чародей всегда носил с собой. Всё стихло, и только солнце последним выползло из-за туч.

— У вас мощная магия, фройляйн, — сказал он, затыкая хлыст за пояс.

— Но полезная ли? — сварливо спросил старец, вынимая из бороды листья, залетевшие в зал во время маленького урагана. Прежде чем Адель показала ему, кто здесь бесполезный, ответил Юрген:

— Мы не знаем, кто или что пригодится в путешествии, герр Хольцер. Как знать, может, именно потомки Гёльди…

Следующим назвали, конечно, Армана. Тот оказался оборотнем и вежливо попросил принести всё необходимое — чашу с водой, зеркало и полотенце. Милош знал, как это делается, но редко наблюдал подобные метаморфозы, поэтому смотрел на отрываясь: Арман решил перевоплотиться в Юргена с разрешения последнего и теперь медленно и тщательно умывался перед зеркалом, словно счищая с себя старое лицо. Воду он заговаривал на ходу, явно делая это не в первый раз, и вот вместе с лицом начало меняться и тело — выше, чуть шире в плечах, едва заметная хромота на правую ногу. Когда Арман разогнулся и отошёл от чаши, стало видно, что в зеркале замерло неподвижно его собственное лицо — постепенно оно поблёкло и исчезло, зато в зале, среди участников отбора, стоял второй Юрген Клозе, абсолютная копия оригинала.

— Впечатляет, — улыбнулся настоящий Юрген. Впечатлён был не только он: старцы кивали, довольные увиденным, а посол от Пруссии и вовсе не сводил глаз с Армана — на его лисьем лице нарисовалось какое-то нездоровое любопытство, и Милош поспешил отвести взгляд.

— Благодарю вас, — Юрген-Арман ответил той же фирменной улыбкой, скопировав её в деталях и не забыв слегка подмигнуть левым глазом. Потом он обернулся к другим участникам и символически поклонился им, скорее просто нагнул голову — так же делал сам Юрген, когда здоровался с людьми. Юрген рассмеялся, старцы довольно захлопали в ладоши.

— Думаю, полезность этого навыка ни у кого не вызывает сомнений, — сказал Клозе-старший, с любопытством глядя, как Арман умывается и постепенно возвращается в себя.

— Долго, — сварливо ответил привередливый старец. Милошу захотелось его укусить, как иногда Хана кусала Корнелика, когда тот излишне важничал. — Одни эти умывания по полчаса!

— Зато качественно, — не согласился Юрген. — И вам ли не знать, что не в каждом бою важна скорость. Дальше прошу… ох, это ты, Берингар.

Сын выступил из-за спины отца и холодно поклонился присутствующим. Бледное лицо ничего не выражало, идеально прилизанные бледные волосы не пострадали от урагана имени Адель, а бледнейшие голубые глаза пытливо посмотрели на всех и каждого.

— Берингар Клозе, — представился он. — Прежде всего я хотел бы поблагодарить старейшин за оказанную мне честь. Я считаю, что у нашей миссии благородная цель, и, чтобы достигнуть её, я готов…

Милош с ужасом выслушал, на что был готов Берингар Клозе. Похоже, что на всё. Через пять минут он начал зевать, через десять — перестал вникать в смысл. Когда минут через пятнадцать Арман вздрогнул в полусне и с громким стуком выронил трость, Берингар наконец-то закончил.

— …что касается присутствия моего родного отца в составе комиссии, я должен заверить вас, что родственные узы не повлияли на выбор предводителя нашей группы, — равнодушно чеканил Берингар, как будто кто-то решался ставить под сомнение честь его отца или, не дай древний дух, его собственную. — Во время принятия решения по поводу моей персоны герр Клозе не присутствовал на собрании, ожидая его результатов вместе со мной.

— Это замечательно, но слишком долго, — вклинился вечно недовольный старец, и в этот раз Милош был готов его расцеловать. Не в бороду, конечно. — Что вы умеете, кроме извержения этих жутких словесных потоков?

— Я умею читать магические следы, — ответил Берингар. Очевидно! Такой зануда мог быть только сыщиком, зато самым лучшим. Выбор Берингара на роль предводителя группы восхищал: только он способен отыскать магию в любом уголке Европы, понюхав землю и лизнув речку. Ладно, может, у этого господина свои методы, но Милош представлял это как-то так. — Уважаемая комиссия наблюдала эти умения при нашей предыдущей встрече, тем не менее, я готов повторить для всех присутствующих, чтобы у них не возникало сомнений в моей компетентности.

— Не надо, ради духов, — попросили сразу несколько человек. Берингар, ничуть не задетый этим ответом, склонил голову и отошёл за спину отца.

Следующей была Барбара Краус из Баварии. Ей было нечего предъявить комиссии, поскольку она специализировалась на зельях — целебных, приворотных, гипнотизирующих и прочих, но старцы остались впечатлены тем, как Барбара наизусть называла рецепт каждого варева, о каком её спрашивали. Она не упускала ничего — в какой фазе должна быть луна, сколько дней нужно топить слюну собаки, в какой пропорции смешивать травяные порошки; к тому же, семейство Краус было известно не меньше, чем в своё время Гёльди или Росицкие, поэтому вопросов к Барбаре не возникло даже у вредного старца.

Милош с интересом поглядел на ведьму, когда она возвращалась в строй участников отбора: с такими-то сильными волосами быть Барбаре боевой колдуньей! Однако внешность обманчива — хрупкая Адель предпочла разносить в пух и прах всё, что стоит у неё на пути, а крепкая, хорошо сложенная Барбара выбрала кропотливое занятие, более подобающее женщине в мире людей.

— Шандор Лайош, прошу, — позвал Юрген Клозе.

Улыбчивый мадьяр без предисловий поклонился, провернул кольцо на пальце и взмыл в воздух. Редчайший артефакт! Благодаря своему кольцу Шандор мог перемещаться без дополнительного заговора или заговорённых ключей, и это сильно впечатлило комиссию, так как в путешествии нет навыка полезней. Правда, как верно заметил вредный старец, перемещаться Шандор может только сам или с одним не очень увесистым человеком — пока Хольцер не придрался только к Барбаре.

— Боюсь, у меня нет каких-то убеждений насчёт вашего дела, — рассказал Шандор, виновато разводя руками. — Я ожидал другого и, в общем-то, заранее готов уступить своё место достойному.

— Вы достойны не меньше, — подал голос Берингар, отдавая должное способностям венгра. — Но мы уважаем ваше решение.

— Спасибо, — улыбнулся Шандор, помахал рукой и, не дожидаясь окончания веселья, прошёл к окну, выбитому Адель. Легко оттолкнувшись от пола, он поднялся в воздух и вскоре уже пропал из виду.

Конкурентов стало меньше, напряжение росло с каждой секундой.

— Пан Милослав Росицкий, — попросил Юрген, и польщённый особым обращением Милош наконец-то вышел вперёд. — Молодой человек, вы ведь сын пани Эльжбеты?

— Именно так, — подтвердил Милош и, чувствуя себя всё лучше и лучше, сообщил: — Полагаю, вам не нужно объяснять, какая у меня родословная и почему я, будучи потомственным чародеем, желаю сохранить хотя бы крохи магии. Не стоит ждать другого от человека, которого рожали на метле.

Некоторые члены комиссии знали эту историю, некоторые — нет, и Милош с большим удовольствием живописал, как у великолепной пани Эльжбеты начались схватки во время шабаша. Будучи ведьмой отчаянной, бесстрашной и очень падкой по юности на всякие развлечения, Эльжбета Росицкая отказалась слезать с метлы и…

На этот раз Милоша даже никто не перебил. Неудивительно — ведь находившиеся в зале женщины ещё не рожали и при всём желании не могли с полной уверенностью ему возразить, а пожилые дамы в составе комиссии и послов потеряли дар речи от подобного бреда.

— Браво, — проскрипел вредный старец. — Ваше красноречие делает вам честь, молодой человек, однако в чём его смысл?

— Смысл в том, пан Хольцер, что человек, рождённый во время шабаша, не может быть бездарностью, — с полуулыбкой ответил Милош. — Это закономерность. Если кто-нибудь согласится отойти в конец зала и подбросить монетку, я вам докажу.

Вызвался Арман. Дождавшись, пока он махнёт тростью из дальнего угла зала, Милош кивнул и потянулся за пистолетом, после чего закрыл глаза. Милош хорошо заговаривал пули, и они подсказывали ему, как прадедушке подсказывали стрелы лука, сделанные им самолично. В тот момент, когда монетка оказалась напротив портрета короля Франца, Милош выстрелил. [2]

— Невероятно! — раздался голос Армана. Милош открыл глаза, самодовольно улыбаясь — он знал, что сквозная дыра теперь не только в монете, но и в глазу нарисованного императора.

— Очень хорошо, — сказал Юрген Клозе. Возможно, ему как военному не понравилось щегольство, с которым Милош хорохорился и стрелял, но в остальном придраться было не к чему — как говорит Корнелик в приступе братской любви, иногда внезапно вспоминаешь, что этот самолюбивый, вредный и легкомысленный крендель с бакенбардами по совместительству является превосходным стрелком.

— …императора! — задыхался старец. Оказывается, всё это время он пытался выговорить фразу. — Вы оскорбили императора!

— Простите, — неискренне извинился Милош, — мне говорили, что император обижает чехов, а я считаю себя чехом, помимо прочих достоинств… Это помешает сбору историй для книги?

Никто не возразил.

Отстрелявшись во всех смыслах этого слова, Милош совсем расслабился и продолжил смотреть на остальных. Анри Сорель из Парижа, известный своей слабостью к революционным движениям, не касающимся магов, не понравился комиссии, хотя он с большим мастерством применил гипноз на добровольце. Барбара, которая вызвалась ему помочь, была сильно впечатлена — ещё бы, какой-то щуплый усатый мальчик заставил её сделать тройное сальто и почирикать птичкой.

— Прекрасно, — ледяным голосом проскрипел старец. — Просто замечательно. А как полезно!

— Вы в самом деле хороши, господин Сорель, — неизменно вежливо сказал Юрген. — Но, возможно, эта миссия не для вас…

Стараясь не фыркать в голос над обиженным Сорелем, Милош сосредоточил своё внимание на чертовски красивой итальянке Марине Ферри.

— Я люблю собирать истории и путешествовать, ночевать под открытым небом, — сказала она с лёгким южным акцентом, сверкнув белоснежными зубами. — В детстве я узнала много о магии от своей бабушки, тогда у меня появилась привычка записывать всё связанное с колдовством…

— У нас есть штатный писарь, — заворчал зануда-старец. — Всё это очень мило, но что вы умеете на деле?

Марина улыбнулась с вызовом и, тряхнув копной смоляных волос, которые ничем не уступали волосам Барбары или Адель, широко раскинула руки. На ладонях заплясало настоящее пламя — Марина Ферри, разумеется, была на «ты» со стихиями, и будь здесь море, оно бы лежало у её ног. Кажется, у Адель появилась конкурентка посерьёзнее Барбары, но Гёльди только плечом повела.

Пока комиссия обсуждала достоинства итальянки, Милош задумался, в каком составе они могут отправиться в путь. У него были неплохие шансы: пока что никто не демонстрировал боевую магию. Сорель, даром что революционер, оказался гипнотизёром, Барбара занималась зельями, Адель и Марина крушили всё силой матери-природы; Арман превращался в живых существ, но никак не в пули, а Шандор и вовсе улетел. Получалось, что какие-никакие боевые навыки есть только у Милоша и у следопыта Берингара — тот об этом не упоминал, но некоторые вещи очевидны, особенно если посмотреть поочерёдно на сына и отца. Если на группу нападут в дороге, а папа предупреждал о такой возможности, Милош будет очень даже к месту.

А так ли ему этого хотелось? Жажда приключений была едва ли не сильнее, чем желание утереть нос Корнелику, и опасностей Милош боялся не очень, но покидать Прагу!.. За то время, что его не будет, столько всего интересного произойдёт. А как же коты и матушка, как же бабушка, как же Эва? Как отец со своим старшим сыном-занудой, они же без него с тоски зачахнут! А сестрички, те и вовсе вырастут совсем чужими… Нет, Милош мечтал повидать мир, мир новый и неизведанный, но любовь к старому миру орала в сердце мартовским котом.

— Лаура Хольцер, — объявил Юрген Клозе последнюю участницу, и всем всё стало ясно. Девица с жидкими косичками была родной внучкой вредного старца! Зная, что все смотрят на неё косо, Лаура вышла вперёд, вскинув голову, и вытащила из-за пазухи что-то плетёное.

— Это ловцы снов, — заикаясь, сказала она. — Они ловят не только сны, но и… ох… в общем, с их помощью можно предупреждать о приходе врага. Если повесить такой на книгу, мы узнаем, что кто-то пытался её открыть без нашего ведома…

— Вы имеете в виду охранный амулет? — бесстрастно уточнил Берингар.

— Да, — Лаура покраснела от досады, что забыла правильное определение. — Ещё… ещё я плету личные амулеты. Они хорошие, правда.

— Конечно, — сказала Адель, даже не пытаясь понизить голос. — Вот куда все волосы ушли.

Милошу стало жаль девицу Хольцер, потому что голосом Адель можно было отравить здорового медведя. Какая ж кошка между ними пробежала? Тем временем комиссия хранила молчание, ожидая комментариев вредного старца.

— Полезное умение, — сказал тот, не скрывая удовольствия и гордости при взгляде на внучку. — Охранные амулеты, слыхали? То-то вам в дороге пригодится!

Юрген Клозе только вздохнул, видимо, не желая обидеть девушку. В отличие от отца, Берингар не видел никаких препятствий:

— Прошу прощения, фройляйн Хольцер. Ваши навыки вызывают уважение, однако их кажется недостаточно для нашей миссии. Выдержите ли вы путешествие и какова ваша мотивация участвовать в нём?

— Я б-бы хотела быть полезной, — не спасовала Лаура, хотя вопросы Берингара явно напугали её. — В моей семье почти все маги, и я не хочу, чтобы мы пропали бесследно…

— Хорошо, — ровным голосом сказал Юрген. Никто не смог бы понять, о чём он думает на самом деле. — Позвольте комиссии удалиться для совещания, уважаемые ведьмы и чародеи. В то время как мы будем принимать своё решение, вы примете своё — и это будет ваш первый выбор в составе группы или вне её, — задержавшись на последней ступеньке и дождавшись, пока спустятся почтенные старцы, Юрген кивнул своему сыну и ещё раз обратился ко всем: — У вас, как и у нас, есть полчаса. Вас должно быть пятеро, считая Берингара.

***

Берингар демонстративно встал поодаль, давая понять, что предоставляет им право выбора. Все молчали, не желая брать на себя ответственность за судьбу товарищей, и пришлось говорить Арману:

— Что ж, если они хотят, чтобы мы проявили инициативу, мы её проявим.

— Куда деваться, — живо согласился милый чех, оказавшийся сыном знаменитой Эльжбеты, о которой слышали даже в Круа-Руссе. Он чем-то понравился Арману и, видимо, взаимно, поэтому ободрение нового приятеля придало немного смелости.

— Деваться некуда, пан Росицкий прав. Я бы предложил начать с сильных сторон каждого, но у нас только пять минут, поэтому придётся действовать методом исключения, — хотя Арману было жаль этих малознакомых людей, его увлекла задача, поставленная Юргеном. Военный маг казался очень толковым и не таким неприятно-холодным, как его сын, и Арман на время позабыл, зачем они вообще здесь собрались. — С дамами будет сложнее, поэтому предлагаю начать с нас, господа. — Как жаль, что отказался Шандор. Редкий дар! Он был куда полезнее этого выскочки Сореля, полезнее и дружелюбнее, а ведь им работать в команде — никак нельзя назвать характер последней по значимости причиной для отказа.

Он уже начинал мыслить если не как душа компании, то как организатор. Покосившись на Берингара, Арман напомнил себе, что главный тут не он, но сын Юргена хранил ледяное молчание и наблюдал за ними, скрестив руки на груди и чуть-чуть подняв подбородок.

— Я думаю, никто не будет против, если я назову первым пана Росицкого, — сказал Арман. — Вообще-то говоря, после писаря и господина Клозе он полезнее любого из нас.

— Я тоже так думаю, — чех шутливо поклонился, вот кто знал себе цену. На вид он напоминал скорее потомственного кондитера, чем боевого мага, но Арман не хотел бы иметь такого врага. — Чтобы вы язык не сломали, меня называют Милош, на «и».

— Хорошо, — кивнул Арман, убедившись, что остальные не против. Воинственный взгляд Сореля прожигал его насквозь. — Господин Сорель…

— Вы не знаете, какие навыки пригодятся в этом путешествии! — пылко заявил молодой человек. — Неужели искушённый гипнотизёр будет лишним?

— Прошу прощения, — вмешалась Марина, — вы искушены хоть в чём-нибудь, кроме гипноза? Такое ощущение, что нет.

— Барбара с помощью своих зелий зачарует кого угодно, — как бы невзначай добавил Милош, глядя в потолок. Арман хотел было сгладить острые углы, но тут вступила сестра:

— Проваливай в Париж, голубчик, если ты хотел повидать мир — мог бы другим способом собрать денег на дорогу!

После этого Сорель какое-то время краснел и бледнел, грозя то разорваться, то рухнуть в обморок, затем топнул ногой и вылетел прочь, сбив по дороге несколько ваз. Из коридора слышался удаляющийся топот, прерывающийся в те моменты, когда Анри спотыкался. Когда всё стихло, оставшиеся участники не выдержали и рассмеялись.

— Это было жестоко, — заметила Барбара, усмехнувшись. — Вы не оставили бедняге и шанса.

— Он мне не понравился, — пожал плечами Милош. — А что? Он ведь в самом деле хорош только в одном деле, зато как… Мы бы с вами очнулись в эпицентре какой-нибудь людской революции, полностью во власти этого усатого кренделя. Оно нам надо? Не надо.

— Веский аргумент, — одобрила Марина, и Арман мысленно с ней согласился: об этом он не успел подумать, а ведь Милош был абсолютно прав. — Позвольте, я тоже выскажусь, — продолжала итальянка. — Среди нас две ведьмы, которые в хороших отношениях с природой. Полагаю, группе хватит одного стихийного бедствия, — Марина в упор посмотрела на Адель, — и это буду не я. Возможно, и не ты, но я своё слово сказала.

Она протянула руку Адель; Арман почти почувствовал, как подобралась сестра в ожидании ссоры или удара, но ничего не произошло, и она осторожно пожала смуглую ладонь. Марину Ферри не оскорбила настороженность Адель — она только хмыкнула и, кивнув ледяному изваянию по имени Берингар, вышла из зала вслед за Сорелем.

Время шло; их оставалось пятеро, не считая Берингара. Арман понял, что они в ловушке, во всяком случае — они с сестрой. Разлучать Гёльди нельзя, они ясно дали это понять; если Арман и Адель уйдут, то только вместе, если они уйдут — в группе будет четыре человека. Значит, нужно убрать Лауру или Барбару, потому что Милош останется в любом случае. Проклятое пламя! Барбара хороша во всём, сильна, вынослива и готова отправиться в путь хоть сейчас, Лаура не умеет почти ничего, слаба как ведьма и, судя по всему, плаксивого характера. На её стороне — только всемогущий дед, который явно не оставит в покое ни одного члена группы до конца дней своих, а то и после, если они не примут его внучку. Что хуже всего, Адель уже успела взъесться на Лауру, и Арману отчего-то было её жаль.

Девушки понимали его сомнения, но молчали тоже, переглядываясь между собой.

— Вы можете выбрать сами, — предложил Арман. — Вы знакомы, если я не ошибаюсь.

— Мы подруги, — спокойно кивнула Барбара. Она оставалась невозмутима и, казалось, уже всё решила, у Лауры слегка дрожала нижняя губа. — И мы всё решили, да, Лау?

— Нет, — пробормотала та. — Не знаю…

— Знаешь. Ты одна из нас всех этого хотела, — Барбара обвела взглядом окружающих, и никто не решился оспорить этот факт. — В группе должен был хоть кто-то, кто видит в книге полезное и благородное дело, а не выгоду для себя или весёлое приключение.

— О, как можно было забыть про пана Берингара, — еле слышно заметил Милош, и Арман подавился собственным смешком. Они переглянулись, и Арман как-то понял, что Милошу тоже жаль Лауру. Сестре придётся потерпеть…

— Время вышло, — объявил Берингар, делая шаг вперёд. — Фройляйн Краус, фройляйн Хольцер?

— Да нет же! — вырвалось у Адель. — Думайте, что хотите, но вы же сами говорили, что надо выбирать по заслугам! Тогда какого проклятого лешего…

— Адель…

— Ты вообще помолчи, раскомандовался! Я против, — взгляд Адель был полон ледяной ярости, как и вся она. — Вы можете считать, что я в обиде на её слова, но это неважно. Она бесполезна и будет обузой, и это очевидно всем, а если вам не хватает мужества сказать об этом её деду…

— Вообще-то, я здесь, — вмешалась Лаура и сама испугалась своей храбрости. — Я понимаю, почему ты злишься, но…

Арман понял, что ещё одно слово сестры — и её не просто выгонят, а оставят под наблюдением до самой смерти. Не этого ли добивался Берингар? Он ведь знает о трупах, знает об убийствах Адель; а теперь все, кому не лень, знают то, что сестра абсолютно себя не контролирует. В этом не так много её вины, но никто этого не знал, кроме Армана… Для всех Адель — бешеная собака, которую надо пристрелить или держать при себе. Лауре повезло больше, ей не понять, что такое семья изгнанников, и она тоже имела право стать лучше…

— Мы выбрали, господин Клозе, — безмятежно сообщил Милош, бросил взгляд на Армана и отчитался: — Господа Гёльди, Лаура и я. Барбара, ваш поступок делает вам честь, будь вы мужчиной, я бы пожал вам руку.

Барбара кивнула, не став паясничать, крепко стиснула оторопевшую Лауру и покинула зал. Арману показалось, будто она хотела что-то сказать Адель, но в последний момент передумала. Что бы это могло быть — предупреждение подруги или напутствие в дорогу? Теперь не узнать…

— Хорошо, — одновременно с Берингаром сказал его отец, появляясь в поле зрения. — Я рад, что вы сделали такой же выбор, что и мы. Это было трудно?

— Труднее, чем кажется со стороны, — Берингар бросил неопределённый взгляд на Армана, потом удовлетворённо кивнул ему. — Но быстро и грамотно, что главное. От себя могу добавить, что я доволен тем, как распределены силы в группе. Прошу прощения, фройляйн Хольцер, за мою резкость: я уверен, что вы сослужите нам хорошую службу.

Лаура зарделась и пробормотала что-то невнятное, Милош сделал вид, будто хочет похлопать её по плечу, но передумал и изящно крутанул тростью. Что ж, бедной девочке осталось завоевать расположение Адель. Всего-то! Выпить океан и то было бы проще, с горькой иронией подумал Арман. Но всё же иначе сложиться не могло: как только Берингар Клозе возник на пороге их дома, всё должно было стать очевидным, а он понял только сейчас. Гёльди решили держать под наблюдением во что бы то ни стало, для этого маги закрыли глаза на прошлые обиды и нашли им полезное занятие — полезное и на виду, с конвоем из других сильнейших магов… и внучки старца Хольцера.

Арман не сомневался, что составление и охрана книги — действительно важная миссия. Но в том, что их с Адель участие было предрешено, тщательно спланировано и теперь будет не менее тщательно контролироваться чародейским сообществом, он не сомневался тоже.

***

[1] Министр иностранных дел и государственный канцлер Австрийской империи.

[2] Имеется в виду Франц II, последний император Священной Римской империи, первый император Австрии, король Богемии, Венгрии... и много чего ещё. Подтекстная неприязнь со стороны Милоша, упоминаемая и ранее, вызвана тем, что его родина находилась в подчинении Австрийской империи, что часто служило причиной недовольства или внутренних конфликтов.