«В этой книге [Молот ведьм] считается также, что исцелить по-настоящему могут только ангелы, а демоны — создать лишь видимость. Чушь собачья! Те, кого они приняли за демонов, всего лишь безалаберные колдунишки или подмастерья ведьм! Если б демоны существовали в самом деле, мы бы их оседлали или использовали в качестве домашних питомцев».
Книга чародеяний, теоретические главы.
***
Если бы кто-нибудь зашёл в комнату на втором этаже, разделённую ширмой, он бы сильно удивился. Что хуже, этот кто-нибудь начал бы пятиться, креститься и орать, но, к счастью для всех обитателей скромной таверны, никто заходить не стал. А посмотреть было на что: ширму временно убрали, в центр комнаты вытащили длинный широкий стол (стол на самом деле был комод, но это показалось несущественным). На деревянной поверхности лежало то, что на первый взгляд выглядело распятым телом, а на второй — неуклюже распластанным пугалом. Бездушное и бездыханное, для магов оно всё равно было живое — до тех пор, пока не получится снять порчу и окончательно спасти ребёнка.
Сейчас он всё ещё был в опасности. Арман стоял в стороне, опершись плечом о стену и наблюдая. Милош, не церемонясь, уселся в кресло, тоже не сводя глаз с происходящего на столе, а Берингар курировал процесс, маяча жердью за плечом Адель. Сестра на него не реагировала, полностью поглощённая ритуалом — ей помогала Лаура, глядя не столько на Адель, сколько на раскинувшую руки голую куклу.
Вся из соломы, она не казалась ни убедительной, ни хотя бы отдалённо похожей на мальчика. Всё дело в том, что внутри… Арман не чувствовал никакой связи между собой и этим сосудом, но понимал, что некоторое время назад связь была. Уверены ли они в том, что делают? Снимать свою порчу проще, чем чужую, но строгих правил на сей счёт нет, Адель вполне может справиться. Это не совсем по её части, однако сил у неё больше, чем у Лауры, которая с детства вяжет и плетёт. Хорошо, подумал Арман, что и это дело не требовало от двух ведьм сплочённости духа, иначе бы они рассорились в процессе и точно свели ребёнка в могилу.
Плотные шторы умножали ночь, в комнате горел только фонарь, который держал над столом Берингар, и четыре свечи, расставленные по краям. От свечей пахло травами и какими-то маслами, и Арман снова почувствовал непреодолимую тягу ко сну: пришлось напомнить себе о голоде, чтобы не свалиться без задних ног, день-то ещё далеко не закончен.
— Пот, слеза и кровь, изыди, — бормотала Адель, не сводя с куклы блестящих глаз. Она вытянула ладони, и при свете фонаря стало видно, как капельки жидкости покорно поднимаются к ней, покидая «тело». — Изыди и оставь…
Из нескладного объяснения, полученного ранее, Арман примерно представлял, что они намерены делать. Осчастливленная успехом и враз помолодевшая ведьма отнеслась к Адель с материнской заботой и рассказала ей о своей технике, ничего не тая. Убийцы явно подействовали друг на друга благотворно, так что против того, что высокий дотошный мужчина что-то куда-то запишет, она тоже не возражала. Почему бы и нет? Среди колдунов и ведьм должно быть единство, заявила хозяйка дома.
— Мы её обманули, — сказал тогда Арман. Он чувствовал себя правым и не испытывал угрызений совести, только беспокоился: — Если это однажды всплывёт, она будет мстить.
— Не будет, — успокоила его Лаура. — Она пообещала переехать далеко-далеко и начать новую жизнь.
— Не всплывёт, — ухмыльнулся Милош, очевидно имея в виду труп.
Что ж, это покажет только время. Арман всё ещё рассчитывал найти мальчика, и Берингар разрешил ему с утра прочесать окрестности. Пока стоило сделать главное — избавить ребёнка от зависимости, о которой тот даже не подозревал… Когда все телесные жидкости вышли из соломенного тела, Адель попробовала позвать волосы и ногти, но ничего не получилось.
— Они должны там быть! — раздосадованно воскликнула сестра. От её возгласа тревожно заметалось пламя. — Но они мне не подчинятся…
— Успокойся для начала, — велел Берингар и свободной рукой сжал ей плечо. Адель перекосило от прикосновения, но в этом жесте было достаточно властности, чтобы она промолчала. — Ногти обычно измельчают в труху для подобных дел. Ты можешь позвать пыль.
Мысль была здравая, и Адель подчинилась. Вышло именно так, как он сказал, и маленькие мерцающие пылинки также прилипли к её ладоням. Оставались волосы, но теперь в дело вступила Лаура: она медленно и тщательно развязывала все нити, которыми крепились друг к другу части тела, и перебирала едва ли не каждую соломинку. Губы девушки двигались беззвучно, и Арман мог только угадывать, что говорила она.
— Отлично, — сказал Берингар, когда кукла была полностью разобрана. Внутри ничего не оказалось, и, наверное, это было хорошо. Берингар тщательно исследовал (читай: обнюхал) все части, от соломы и нитей до пуговиц-глаз, и остался доволен: магические следы исчезли. — Полагаю, и здесь мы сделали всё, что могли. Это можно будет сжечь или уничтожить любым удобным способом.
— Можно накормить лошадей, — предложила Лаура, как всегда думавшая о живом. — Если всё зло вышло, с ними ничего не случится.
— Так и сделаем, мне нравится твоя идея. Дамы, пожалуйста, располагайте комнатой первыми, мы пока спустимся и позаботимся о еде.
Дамы покивали, не глядя друг на друга, и рьяно принялись за уборку — вероятно, лишь бы друг друга не видеть. Арману показалось, что за время, проведённое вместе, эти трое наладили отношения, но он ошибался: видимо, наладили крест-накрест, исключительно с Берингаром. Растолкав Милоша, который бессовестно проспал весь ритуал, Арман вышел с ними обоими в коридор.
— Она правда рассказала вам всё? — спросил он, спускаясь за Берингаром по скрипучей лестнице. Манящий запах еды с первого этажа смахнул сонливость и заставил вздрогнуть сдохший было аппетит.
— Правда. Твоя сестра оказалась очень разговорчива, когда это к месту, — ответил Берингар.
— Прямо как ты, — ввернул Милош, принимая фамильярный тон. Арман напрягся в ожидании ответной нотации, но Берингар устало ответил «угу» и направился к столу.
— Так вот, нашей хозяйке было необходимо выговориться, — всё же продолжил он после первой порции ужина. — К тому же, ей хотелось поделиться своими… успехами. Сначала мы выслушали о том, как она подчиняет воду и ветер, затем она убедилась, что это и так под силу Адель, и рассказала о своих куклах. Впечатляющее дело… Хотел бы я знать, что на это скажут сторонники теории, что вольт и вуду могут быть лишь размером с ладонь.
— Это ведь, получается, уже другой вариант куклы. Фактически двойник, — рассуждал Милош. Он честно старался не заснуть над кружкой, и Арман прекрасно его понимал: после отмокания в лесу и резкого возвращения в тепло хотелось только спать.
— Но принцип тот же самый. Мы говорили об этом…
— Разве? — искренне удивился Милош. — Прошу прощения, эту часть я проспал, хотя и заслуженно.
— Более чем, — согласился Берингар и приподнял кружку. — Я бы хотел выразить вам свою благодарность. Ваши способности вместе и порознь очень пригодились сегодня, и, я уверен, ещё не раз пригодятся в будущем.
Звякнули кружками, выпили, попросили ещё. Приободрившийся Милош живописал, как они с Арманом, волками и лягушкой коротали время на озёрном берегу, Арман слушал, поддакивал и гадал, что же такое ему померещилось в словах Берингара. Или в самом Берингаре? Нет, сейчас он не искал подвоха или угрозы для себя и сестры, просто что-то показалось…
— Ну и пара моих скромных выстрелов, — совершенно нескромно закончил Милош. — Думаю, если тебе нужно для отчёта, по сегодняшним приключениям все заслуги присудить Арману.
— Пожалуй, — светлые глаза Берингара остановились на оборотне. — Я в самом деле впечатлён. Это было опасно, но лучше глупый благородный риск, чем никакого риска.
Арман кивнул, собираясь с мыслями. Они только перешли на «ты», и он учился воспринимать Берингара, как равного. Почему-то выходило совсем другое: он смотрел на него и видел себя полсуток назад. Поставив себя на чужое место, Арман в конце концов догадался.
— Я надеюсь, ты себя не пропустишь при перечислении наших заслуг, — сказал он. Берингар не ответил, сделав вид, что занят мясом, но этого было достаточно. — Ради духов!
— При чём здесь духи? — спокойно переспросил Берингар. — Я действительно не считаю, что сделал что-то выдающееся, только это не повод для вашего беспокойства.
— Да как же, — возмутился Арман. Он уже разошёлся и переборол свою стадию бесполезности, а видеть, как этот непоколебимый на первый взгляд человек сомневается в себе, было как-то слишком. — Можно подумать, мы бы без твоей помощи нашли все эти следы!
— Нашли бы. Способности Адель…
— Некоторые способности Адель притупляются, когда она в бешенстве, но я этого не говорил. В любом случае…
— Ерунда ваши следы, — отмахнулся Милош. — Заслуги то, заслуги сё… Вы не видите главного, друзья мои. Без пана Берингара мы бы пальцем о палец не ударили и вообще никуда не пошли, а если бы пошли, то разбежались бы, как тараканы по кухне, и сожгли деревню. Как по мне, командовать такой компанией — уже заслуга, — сделав паузу для глотка, он пробормотал что-то нелестное в адрес местной выпивки и договорил: — Все друг друга похвалили, я полагаю? Мы можем наконец поговорить о главном?
— Что у тебя главное? — уточнил Арман, надеясь, что речь идёт о долгом беспробудном сне.
— У меня? Это личное, а вот у нас — оставленные наверху ведьмы.
Все трое сразу почувствовали себя неуютно. Без враждебно настроенных девушек и с дешёвым вином как-то слишком хорошо сиделось, чтобы это было правдой, а ведь в самом деле — от них ни слуху ни духу довольно давно. Адель и Лаура могли втихаря проклясть друг дружку, впрочем, тогда бы весь дом ходуном ходил.
— Их стоит проверить, — заметил Берингар, оставаясь на месте.
— Точно пора, — кивнул Арман, никуда не спеша. Милош скорчил гримасу и отправился наверх, пересчитывая тростью ступеньки.
Армана неумолимо клонило в сон, и он наблюдал за Берингаром из-под прикрытых век. Навык незаметно засыпать в незнакомых местах у него был с детства, как и умение слушать, притворяясь неслышащим. Чему только не научишься в бегах… Вот и теперь он не мог позволить себе расслабиться не столько из-за пьяного шума за спиной, сколько из-за скрытного чародея перед глазами. Только ему показалось, что он стал лучше понимать Берингара, как тот снова замуровал себя в лёд и не подавал никаких признаков усталости, никаких намёков на дальнейший разговор.
Но не мог же такой, как он, отослать Милоша просто так. Им явно было, что обсудить, и этим чем-то могла быть только Адель. Берингар продолжал молчать, методично расправляясь с оставшейся закуской и поглядывая на лестницу в ожидании новостей. В тусклом рыжеватом свете бледность его кожи и волос приобретала более живой оттенок, и Арман впервые задумался, сколько этому изваянию может быть лет. Вряд ли сильно много…
— У Адель все задатки легендарной злодейки, — задумчиво сказал Берингар без всяких предисловий. — Я предполагал это, хотя и не знал, как они проявятся. Рад знать, что она способна держать себя в руках и использовать эти качества с пользой.
Арман заставил себя улыбнуться с благодарностью, хотя прямо сейчас согласиться не мог никак, даже как брат. Он, конечно, рад… очень рад, что сестрица сдержалась, пригодилась и всё такое, но усталое сердце не могло больше вести себя благородно — ему было больно и обидно за себя самого, которому прилетали все шишки. Но признаться в этом сейчас — загубить все их шансы и испортить будущее сестры. Арман понимал, что его обида пройдёт наутро, как однажды пройдёт ожог, и вообще он ещё не до конца перестроился с мышления ребёнка. Это не повод подставлять Адель перед человеком, от которого во многом зависит их судьба.
— В свою очередь счастлив, что мы вам полезны. Правда, до этого я был уверен, что ты нам лгал, — Арман не осторожничал, чувствуя, что в этом разговоре нужна прямота. — Наш дар, наши способности, польза для общего дела… или слежка за Гёльди? Сколько из этого было правдой?
— Вы должны понимать, что мало в каком решении есть однозначные мотивы, — моментально ответил Берингар. Он точно готовился к этому разговору. — Ты прав, когда говоришь, что я пригласил вас — мы пригласили — для наблюдения. Я прав, когда говорю, что это шанс для вас восстановиться в глазах хотя бы одного сообщества. И, что касается меня лично, я совершенно точно не лгу, когда говорю о пользе, которую могут принести ваши способности. У вас с сестрой действительно сильная магия — глупо пускать дело на самотёк и глупо не использовать её вовсе.
— То есть, правды не будет, — пробормотал Арман. Он ошибался, и Берингар не преминул на это указать:
— Всё это — правда, и ты волен выбирать, какой придерживаться. Лично у меня нет предубеждений против вашей семьи, и это такой же факт, как то, что твоя сестра — убийца.
Он сказал это негромко, и только прямота прозвучавших слов заставила Армана поморщиться. Очевидность, которую так часто прячешь от себя, в чужих устах причиняет боль.
— Мне жаль, если я выбрал неподходящее время для этого разговора, — добавил Берингар, глядя ему в глаза. Арман кивнул — он знал, что ему жаль, потому что в обратном случае тот бы ничего не сказал. Ему и самому было жаль многого, но оттягивать разборки не имело смысла. Армана не порадовал неоднозначный ответ, однако он на месте Берингара рассудил бы точно так же — и это позволило спокойно принять услышанное, вместо того чтобы сразу колотить посуду, как сестра.
Одновременно с воспоминанием об Адель сверху спустился Милош. Он сел обратно на скамью и пожал плечами.
— Ну, что там?
— Тишина, я не стал стучать.
— Почему? — хором удивились Арман и Берингар.
— Сразу видно, милые мои, что вы не живёте с женщинами, — укорил Милош. — У меня в доме три ведьмы, и, если у них тихо и закрыто, я ни за что не стану туда входить. Себе дороже!
— У нас просто нет дверей, — оправдался Арман. — Если Адель делает что-то… нехорошее, я вижу это сразу.
Поднимались они втроём, а потом, опасливо посовещавшись перед дверью, тихонько толкнули её и вошли. Вопреки ожиданиям, комната не напоминала поле боя. По центру вновь стояла ширма, призванная разделять мужскую и женскую половину, на спальном месте по правую руку свернулась калачиком Лаура, по левую — Адель. Убийства не было: ведьмы просто спали.
— И без ужина, — пробормотал Арман, гася одну из ламп. — Только как они так легли…
— Чтобы друг друга не видеть даже во сне, — хмыкнул Милош. — Ну что, давайте наведём порядок.
— Надо разбудить их.
— Ни за что! Сами разберёмся.
— Но это неприлично, — возразил Берингар.
— Зато безопасно, — настаивал Милош.
Арман представил реакцию дам на то, что они проснутся на соседней лежанке с любым из них. Положим, Адель не удивится, увидев брата, но остальные рискуют головой. Лаура вряд ли убьёт кого-нибудь спросонья, но испугается и расстроится как пить дать, а испуганная и расстроенная ведьма вполне может оказаться чуточку сильнее, чем обычно. Немаленькую такую чуточку.
Пока они с Берингаром пытались решить проблему по-рыцарски, Милош отставил в сторонку трость и смело прошёл за ширму. Там он склонился над лежанкой, бережно поднял на руки Лауру и перенёс её туда, где изначально была определена женская половина. Девушка не проснулась, только промычала что-то тоненько и улыбнулась, словно ей приснился чудесный сон.
— Удачная стратегия, — шёпотом одобрил Берингар. Милош покосился на Лауру, как будто хотел что-то сказать, но промолчал, и они тоже начали собираться ко сну. Ведьмы спали так крепко, что не проснулись от возни своих неуклюжих спутников.
Что ещё принесла эта ночь, Арман не знал, а утром он проснулся одним из первых. Внутри тела всё скручивалось и болело — последствия обращения в ребёнка, вдобавок нестерпимо зудел локоть, на котором он пролежал полночи. С трудом поднявшись со скрипучей лежанки, Арман накинул вроде бы свою рубаху и, выходя, поглядел на соседей: Милош спал с пистолетами под подушкой, а Берингар с головой закутался в одеяло, оставив снаружи один нос. Несколько сбитый с толку таким раскладом, Арман повёл плечом и вышел.
Заглядывать в женскую половину он побоялся, а зря — Лаура уже встала, и они неловко столкнулись на пороге. Девушка спросонья улыбнулась ему, потом, вспомнив что-то, насупилась и резко вышла в коридор. Опять! Теперь Арман не сомневался, что в чём-то провинился перед ней. Ему было лень выяснять, особенно после разговоров с Берингаром, но когда ещё представится случай поговорить с Лаурой без чужих ушей? Вздохнув, Арман последовал за ней.
— Не надо за мной ходить, — вскинулась Лаура уже на лестнице. Растрепавшиеся во сне косы едва не заехали Арману по лицу, и он послушно отступил.
— Прости, я тоже собирался вниз. Может, объяснишь, почему ты…
— Если тебе неприятно общаться со слабой ведьмой, можешь не заставлять себя, — гордо выпалила Лаура. — Я это точно переживу! Не впервой…
— Почему? — невпопад переспросил Арман. Он настолько не чувствовал себя выспавшимся и бодрым, что соображал непростительно туго. — Ты не перепутала меня с моей сестрой?
— Не перепутала! — видимо, у девушки порядком наболело, и она высказала всё сама, не дожидаясь наводящих вопросов Армана. — Или ты думал, я ничего не замечу? Ты всю дорогу избегал даже прикасаться ко мне, а теперь считаешь, что хватит парочки извинений, только потому что я оказалась полезна? Ч-чёрта с два!
Она почти плакала, но держалась, потому что гнев был сильнее. Глядя на расстроенную и злую Лауру, Арман отметил про себя с горечью, что не у него одного болезненный страх оказаться лишним. Адель не в счёт, пожалуй, один только Милош подобным не страдал.
— Лаура, — осторожно заговорил он и замолчал. Многолетний опыт метаморфоз и общения с людьми подсказал Арману, что слова сейчас не помогут. Что он ей скажет — соврёт, что не обращал внимания на её волосы? Скажет глупый ожидаемый комплимент в адрес амулетов? Заверит без всяких доказательств, что ему вовсе не неприятно её трогать? Любому человеку, который закусил удила, подобные доводы покажутся пустыми, а если этот человек — женщина и ведьма, нужно быть в разы осмотрительнее. И умнее.
Арман не хотел пользоваться её слабостью и способностью к состраданию, но не видел для себя иного выхода. Вместо всех слов он молча оттянул рукав и предъявил ожог, за ночь покрасневший и расплывшийся ещё сильней.
— О, древние духи, — ломаным голосом воскликнула Лаура. Гордая обида и отвращение на её лице отчётливо сменились непониманием и страхом, а затем им на смену пришло раскаяние, сочувствие и жалость — Арман читал всё это, как открытую книгу. — Так вот почему ты… мне так жаль!
— Всё в порядке, Лаура.
— Ничего не в порядке! Я ведь сидела сбоку от тебя, нас так трясло, ох, мне очень стыдно, — теперь она была готова расплакаться из-за того, что причинила ему боль. Похожее выражение лица бывало иногда у Адель, только сменялось деланным равнодушием гораздо быстрее. — Почему на тебе нет повязки? Подожди, у меня в сумке была мазь…
— Забыл, — зная, что её теперь не остановить, Арман не стал отказываться от помощи. Если он сейчас отмахнётся, Лауре станет только обиднее, а если мазь и вправду поможет — да чёрт возьми, он будет очень рад. — Спасибо за помощь, — искренне поблагодарил он, когда девушка вернулась с конюшни с какой-то баночкой.
— Не за что, — Лаура замотала головой, склоняясь над его локтем. Они сидели за пустым столом, рядом не было ни хозяина, ни всё ещё спящего возницы, только смурной мужчина в дальнем углу полудремал над своей бутылкой, кося на них левым глазом. — Какой ужас…
— Обжёгся, — приврал Арман. Ему меньше всего хотелось бросать тень на Адель, тем более перед её соперницей.
— Я могу отличить обычный ожог от ведьминого, Арман. Видишь, какие чёткие края?
Ах да, снова это. Пора как следует умыться ледяной водой и проснуться наконец, а то он опять будет чувствовать себя самым тупым.
— Правда, я не понимаю, когда она успела тебя обжечь, — недоумевала Лаура, бережно смазывая ожог. Арман сначала вздрогнул, потом мягкое ласковое действие бальзама смыло ощущение прикосновений. — Она ведь видела тебя меньше всех, а потом ты сразу отправился на озеро… Что-то случилось потом, да? Когда мы ушли?
Арман промолчал, и Лаура тихонько ахнула. На мгновение её взгляд сделался очень жёстким.
— Так это Адель…
— Я очень надеюсь, что ты не станешь об этом говорить, — как можно убедительнее попросил Арман. Он знал, что делал — подался чуть-чуть ближе к ней, на расстояние тесное, но не интимное, и поглядел исподлобья в глаза. Лаура колебалась, разрываемая противоречиями между просьбой Армана и своей неприязнью к Адель. — Я не прошу тебя относиться лучше к моей сестре, я знаю, это сложно. Но мне бы не хотелось…
— Я поняла тебя, — вздохнула она и закрутила баночку. — Тогда перевяжи сам, а я пока поднимусь и отвлеку остальных, если они встали.
— Спасибо! — крикнул Арман ей вслед. Он не ожидал помощи и в этом, так что был очень тронут внезапной поддержкой Лауры. Юная ведьма на деле мало чем отличалась от таких же, как она, ведьм — упрямая, с переменчивым настроением и спрятанной глубоко внутри железной волей. Жаль только, что магическая слабость выдавалась на первый план и искажала восприятие Лауры как другими людьми, так и ею самой.
Завтракали в полном составе, и это отличалось от вчерашней трапезы, как день от ночи. Арман чувствовал кожей, что проблема кроется в Адель: как же, убийца, столь легко нашедшая общий язык с убийцей… Потом он обратил внимание на странные взгляды остальных, Лаура поглядывала на Милоша с неопределённым выражением лица, Милош всё так же следил за Берингаром… Тут хоть кто-нибудь кому-нибудь доверяет? Арман понаблюдал ещё немного и понял, что, как ни странно, благосклонность большинства заслужил он, оборотень и потомок Гёльди. Хотя именно это позволяло ему всегда и везде сходить за своего, так чему теперь удивляться?
— Мы отправляемся через полчаса, — официально сообщил Берингар, когда все доели. — Извозчик уже готов.
— Мы тоже, — ответила за всех Адель. Ей не терпелось поскорее уехать отсюда: таверна понемногу заполнялась людьми, и в её сторону привычно целились все подозрительные взгляды. — К чему тянуть?
— Я бы хотел, чтобы мы не оставляли за собой никаких следов. Вчера в комнате наверху творилась магия, и мы должны убедиться, что это никак не отразится на будущих постояльцах, — следуя сложившемуся раскладу, который, видимо, показался ему удобным, Берингар пригласил девушек с собой наверх. Арман счёл такой выбор логичным: ворожили они, а сам Берингар — мастер по следам. — Арман, я обещал, что разрешу тебе поискать ребёнка, — добавил он, уходя. — Если за полчаса ничего не выйдет, лучше оставить эту затею. Милош…
— Да-да?
— Не стреляй, — попросил Берингар. Арману почудилось, что он начал улыбаться, но передумал.
В сопровождении Милоша Арман отправился на поиски, хотя идея казалась обоим провальной. Городишко тут небольшой, но расспросы наведут на подозрения; поискать бы по-человечески, то бишь по-колдовски, да не поможет — обычного ребёнка не учует даже Берингар. Милош уверял, что они разыщут быстро — раз мальчик часто гулял по окрестным дорогам и лесам, вряд ли он окажется далеко, однако они не обнаружили никого похожего, побродив по округе и лишний раз перепугав случайно встреченных детей.
Остальные уже толпились у экипажа. Арман размышлял, так ли ему надо доводить это дело до конца: выбора, конечно, не было, как и времени на подобные раздумья, и всё же он не чувствовал, что имеет право просто взять и уехать. Когда вживаешься в чужую роль, принимаешь на себя ответственность за поступки и слова, за жизнь. Арман принял ответственность за смерть.
— Не расстраивайся, — будничным тоном сказал Милош, пропуская его перед собой. Он явно ходил гулять за компанию и не особенно тревожился за судьбу незнакомого ребёнка. — Будем надеяться, что Лаура права.
— Насчёт чего?
— Насчёт ведь… а ну, обратно!
С этим боевым кличем Милош буквально выдернул его из кареты, тыча куда-то тростью. Арман спешно обернулся и увидел скрывающийся за углом силуэт, два силуэта. Мужчина был ему незнаком, узнать мальчишку со спины позволил недавно пережитый опыт от его лица.
— Я быстро, — крикнул Арман куда-то в карету и поспешил за ними. Шустрые какие… кажется, за конюшни… нет, там тупик, значит, свернут.
— Берингар просил передать, что недоволен, — через какое-то время Арману наступал на пятки Милош. — Ещё он почему-то решил, что я горю желанием бегать за тобой и что-то передавать.
— Могло быть хуже, — отмахнулся Арман, свернул за угол и врезался в спину мужчины.
Отца, надо полагать. Это был отец. На худом пожелтевшем лице читалась скорбь, въевшаяся в морщины и уголки губ, но глаза смотрели настороженно и зло. Ребёнок, ничего не понимая, смотрел на незнакомцев снизу вверх: его лицо по понятным причинам казалось Арману знакомым, едва ли не родным, а ещё на нём висела новая куртка на несколько размеров больше нужного.
— Чего вам надо? — резко спросил мужчина, буравя взглядом то шляпу Армана, то щегольскую тросточку Милоша. Здесь в таком виде мало кто ходил.
— Ничего не спрашивайте. Я знаю, что женщина, которую вы когда-то любили, хочет отомстить вашему сыну, — Арман вытащил из кармана заплатки, которые вчера забрал с детской курточки. Всё, что от неё осталось, и пара капель заячьей крови. — Это все доказательства, которые у меня есть. Если хотите жить спокойно, уезжайте из этого города.
Он бы сам не поверил, если б был человеком. На мгновение Арману показалось, что мужчина заколебался: тень страха и понимания пробежала по его лицу, а в сердце наверняка вздрогнуло воспоминание о ведьме и о жене — он не мог не подозревать, что смерть возлюбленной с нею связана. Увы, всё это длилось только миг.
— Грабёж, — прошипел мужчина, выдирая заплатки из руки Армана. — И что тебе с детской курточки? Много наварил, да? Теперь Мишель будет носить мою!
Арман не стал спорить. Сестра бы разозлилась и сказала, что эта курточка стала платой за жизнь, и ему тоже хотелось бы так сказать, только смысл? Времени нет, он так и так не поверит.
— Просто будьте осторожнее, — Арман отвернулся от дрожащего от гнева мужчины и наклонился к его сыну. — И ты будь осторожнее. Не гуляй один…
Мальчишка, естественно, его не узнавал. Он таращился на бледного незнакомца с испугом и недоверием, а, поглядев на отца, перенял от него ещё и неприязнь. Арман отстранённо подумал, что он достиг какой-то высшей точки в своём мастерстве: когда-то давно он подобным образом помог человеку и не дождался никакой благодарности, даже намёка на неё. Это задело, но преподнесло урок. С тех пор ему было проще принимать подобные взгляды от тех, кому он безвозмездно помог. Либо ты спасаешь людей, либо ты гордый… Зачем ему всё это? Он и сам не знал, просто не мог пройти мимо, пока остаётся надежда. Так же, как с сестрой.
— Всего хорошего, — ни к селу ни к городу попрощался Милош и, схватив Армана за локоть, потащил его обратно.
— А ну, стойте! — неожиданно взревел ведьмин любовник и рванул за ними. Арман перемахнул через загородку конюшни, Милош поднырнул под балку и куда-то исчез, через полминуты нелепой погони мужчина попал в засаду — с одной стороны ему под ноги плюхнулась лопата навоза, а с другой — на глаза упало мокрое полотенце, мирно сушившееся на чьём-то низком окне. — Воры! Мишель!.. Мой Мишель!
Карета уже видна, им держат дверь… Арман обернулся через плечо. Всё, о чём он только что думал, выветрилось из головы. Он ведь любит своего сына, в самом деле любит! Пусть и неправильно выстроил связь… хотя про куртку-то ему откуда знать…
— Арман, нет, — Милош бесцеремонно затолкал его в карету и запрыгнул сам. — Не переигрывай, ради духов. Ты ему всё сказал, не сделает выводы — его проблемы.
— И его ребёнка, — не согласился Арман, но всё равно признал: — Ты прав.
— Вы закончили? — от великодушия и терпения Берингара не осталось и следа: он взирал на них с той же холодной неприязнью, какая мелькала в общем зале колдовского замка. — Я бы попросил вас обоих впредь избегать подобных сцен. Нам стычки с людьми совершенно ни к чему…
Не первая и не последняя ошибка, думал Арман, пока они выезжали из Марльё по местным колдобинам. И вот опять, каждый прав и неправ по-своему… Рациональной правды больше в словах Милоша и Берингара, а Лаура, дружелюбно сидевшая слева от него, наверняка поддержала бы Армана, узнай она побольше про ребёнка. И ведь тот мужчина даже не обязан ему верить, как не обязан был Арман его предупреждать. Проклятье, однажды он забудет об этом, но пройдёт ещё немало времени, прежде чем это случится.
***
Они добрались до Безансона быстрее, чем предполагали, но за это время Адель возненавидела всех. Арман бесил её своей вознёй с незнакомым ребёнком, Берингар провинился в том, что устроил брату очевидно заслуженную выволочку, Лаура по определению заставляла Адель закатывать глаза и вымещать гнев на воображаемых врагах, а Милош просто достал. Не говоря уж о вознице, который, само собой, был виноват в дурной дороге, уставших лошадях, скверной погоде и прочих превратностях судьбы.
Куда было приятнее проводить время со старой ведьмой! Жизель из Марльё оказалась не так уж стара — исполненная мечта изменила её внешность, преобразила почти до неузнаваемости, и сразу стало ясно, почему мужчины в своё время были от неё без ума. Как же сильно влияет на нас уверенность в себе: исполнение мечты было ложным, но сама Жизель об этом не знала. Она рассказала всё, уделяя как можно больше внимания Адель: рассказала о своих и о чужих способностях, объяснила, как обращаться с куклами-двойниками, позволила Берингару всё записать и даже предлагала им чай — все вежливо отказались, памятуя, что именно жило и копошилось в ёмкостях этого дома. Адель было очень уютно, и её раздражали спутники, которые при всех своих манерах не сумели скрыть ужаса и отвращения. Убийца ладит с убийцей, да что в этом такого? Не вас же убивают, в тот день вообще никто не умер…
Адель смогла лучше понять, что именно не так, когда они отъехали достаточно далеко. Жизель перестала казаться ей такой замечательной и невинной, но от сходства избавиться не удастся никогда — они обе убивали, обе отвергнуты обществом, обе… одиноки. Адель с болью понимала, что перестаёт чувствовать Армана рядом с собой, и, пусть это было нехорошо, ревновала. Только то, что она сама хотела позволить брату выйти в люди и стать своим для магов, как он наверняка мечтал, не позволяло давать волю нехорошим чувствам.
А вот у неё, кажется, проблем прибавилось… Берингар, конечно, выразил свою благодарность и отметил способности и самоконтроль госпожи Гёльди, но глаз с неё не спускал. Лаура и вовсе была в пяти минутах от того, чтобы повесить на себя охранный амулет. Подумаешь! Щепетильные какие… Один Милош, хвала ему, не щепетилен, но Адель всё ещё не доверяла мужчинам: она смогла, перешагнув через свою гордость, признать даровитость своих спутников, и этого уже было за глаза. Берингар казался ей умным, но чересчур отстранённым, Милош — странным и опасным, а брата Адель неумолимо теряла, и это печалило её. Она оказалась не готова… нет, Арман не отворачивался от неё, но теперь он с равным участием смотрел на других. Глухая ревность в сердце Адель отступала под натиском горечи: она сама хотела, чтобы он был счастлив, и в то же время слишком привыкла к нему, чтобы отпустить.
— В чём дело? — словно читая её мысли, спросил Арман. Они только прибыли в Безансон и сейчас топтались у городских стен. — Ты сама не своя.
— Когда я последний раз была своя? — дёрнула плечом Адель. Если их кто-то подслушивает, это прозвучит дерзко, а не грустно.
— Не надо меня обманывать, — мягко сказал брат. То, как он умел подбирать ключи к каждому сердцу и проникновенно смотреть в глаза, пугало и восхищало одновременно. — Думаешь, за несколько дней пути я разучился разбирать оттенки твоего настроения?
— Не думаю. Всё в порядке, я просто привыкаю, — Адель выбрала достаточно удобную полуправду, которая, опять же, устроила бы потенциальных шпионов. Кто знает, насколько у следопыта Берингара чуткие уши. — Можно подумать, ты меня никогда не обманывал, — добавила она непринуждённо. Это было частью старой шутки, но Арман слишком долго молчал перед ответом:
— Я же оборотень, всех обманываю. Идём, нас ждут…
Как ни странно, такие слова не вызывали у Адель гнева или обиды. Она знала лучше всех — если Арман Гёльди и способен лгать, то лишь во благо. А поскольку он способен и ещё как, остаётся только смириться с его понятиями об оном благе. Раньше всё было хорошо… должно быть хорошо и теперь, но среди незнакомцев требовалось вести себя иначе, и Адель жалела, что не может присмотреться к брату получше. Привыкший приспосабливаться к новым обстоятельствам, как хамелеон, настоящий Арман неизбежно ускользал из её поля зрения, и только сердце подсказывало, что что-то не так.
В очередной раз разговор и мысль остались подвешенными в воздухе. Они распрощались с довольным озолотившимся возницей и теперь были предоставлены самим себе в этом городе, уютно дремлющем в ложбинке между семью холмами. На горе Сент-Этьен, прямо перед ними через извилистую реку, возвышалась знаменитая цитадель, не так давно пережившая австрийский обстрел: позолоченный весенним солнцем холм подпирал всё равно внушительные стены, валы и башни. Не единственный здешний форт, как поняла Адель из объяснений спутников, но определённо самый вызывающий, иначе бы они здесь не застряли.
— Нам нужен дом часовщика Стефана, — сообщил Берингар.
— Как удачно! — оживился Милош. — Мне нужно починить часы.
— О часах поговорим потом, Стефан — чародей, он поможет нам разместиться на время и позволит провести в своём доме некоторые обряды, связанные с книгой. Также писарь ожидает у него в гостях.
— Я волнуюсь, — призналась Лаура, теребя косы. Было бы что теребить, подумала Адель. Она даже не старалась быть терпимее к девице Хольцер, зная, что та за что-то вскинулась на брата. Пускай они, видимо, и помирились, Адель не была готова прощать так скоро — когда дело доходило до общения с людьми, она считала Армана слишком мягкотелым, хотя тот раз за разом показывал зубы, оказывавшиеся острее ожидаемого. — Кто-нибудь из нас знаком с писарем? Ты знаком?
— Это не имеет значения, — уклончиво ответил Берингар. Этот, как поняла Адель, тоже не сторонник вранья, но и о своевременной правде у него свои представления. — Пожалуйста, не задерживайтесь, нам стоит попасть к Стефану как можно быстрее.
— А жаль, мы могли бы прогуляться по городу. Лично я здесь никогда не был, — легкомысленно начал Милош, но затем добавил вполголоса, заставив остальных податься навстречу: — За нами всё-таки следят, как я и говорил. Сразу бежать к пану Стефану будет безопасно… для пана Стефана?
Адель не была столь внимательна, поэтому перевела взгляд на Берингара. Тот буравил взглядом какую-то точку за плечом Милоша; от Адель место взгляда загораживал Арман.
— Это он, — подтвердил братец неозвученную мысль Берингара. — Смотрел за нами ещё в Марльё, в таверне.
— Я не считаю, что нам стоит путать следы и терять время в городе, — решил Берингар. Знал ли он о слежке или нет, открытие его не сильно впечатлило. — Идёмте со мной. Нужно пересечь реку и площадь…
Ему подчинились, потому что иначе быть не могло. Адель и сама не горела желанием шататься по городу, пусть он и красив… нет, здесь слишком много проклятых крепостей, они напоминают о войне. И люди, люди слишком близко, они живут, дышат, смотрят, раздражают. Каждый второй из этих людей хоть раз в жизни ненавидел ведьму. Адель не приходило в голову, что она преувеличивает — похоже, время, подаренное ей беседой с Жизель, закончилось, и гневливость постепенно брала верх над всем.
Дом часовщика Стефана на первый взгляд ничем не отличался от остальных, но вблизи стало ясно: многочисленные узоры на стенах и на оконных стёклах — на самом деле стрелки, гайки, винтики, часовые механизмы. Искусственные или же устаревшие настоящие, они явно не были нужны хозяину, и он сотворил из них маленькое чудо. На витринах лежали карманные часы новейшей модели, внутри наверняка были и настенные, и маятники… Адель задумчиво провела рукой по деревянным перилам крыльца, где были вырезаны маленькие часики. В детстве она слышала о том, что искусство часов в Безансон принесли беглые швейцарцы. Значит ли это, что Стефан — их с братом земляк?
Дверь распахнулась на условный стук, и на пороге предстал мужчина средних лет, чьё лицо, к сожалению, не давало понять, швейцарец он или нет. Кособокий и немного хромой, он обладал красивыми и очевидно ловкими пальцами мастера — Адель смогла рассмотреть их, так как Стефан держался за дверной косяк. Крючковатый нос, пенсне, абсолютно не подходящее к лицу, и не очень чистый, изрядно поношенный костюм.
— Чего желаете? — осведомился часовщик, смерив гостей подозрительным взглядом.
— Мы бы хотели узнать у почтенного мастера, сколько нынче стоит время, — негромко ответил Берингар. Он не оборачивался лишний раз, но Адель заметила в отражении стекла — следопыт краем глаза следит за тенью, что преследует их с Марльё. Сейчас тот человек исчез, растворившись в толпе и мутных лучах закатного солнца.
— Время не имеет цены, — кивнул Стефан. На этом обмен паролями завершился, и их пустили внутрь. Милош задержался на пороге.
— Может, я всё-таки догоню и выстрелю?
Адель повертела головой — видимо, бесстрашный чех обращался к ней, не прибегая к услугам Армана-посредника. Либо он действительно опасен, либо действительно идиот. Пожав плечами, она буркнула:
— Наверное, не стоит.
— Жаль, — отозвался Милош и галантно пропустил её перед собой.
Как и в хибаре Жизель, они застыли на пороге, на сей раз оглушённые большим количеством механизмов. На столах, под стёклами и просто так, лежали кругляши будущих циферблатов — кое-какие ещё не обзавелись своими цифрами, отчего выглядели голыми и пустыми. Пружины, цепочки и ключи казались то ли разбросанными пулями, то ли разбежавшимися гусеницами. Настырное тиканье не перекрывало всех звуков в комнате, но всё-таки звучало, неотступно преследуя слух и без того беспокойной Адель. Часы смотрели на них со стен, столов и даже с потолка.
— Проходите, — засуетился мастер и тут же рявкнул: — Осторожнее!
Лаура и Арман отшатнулись от покрытого сукном стола, с которого Стефан тут же принялся соскребать запчасти. Ничего не упало, но он всё равно переживал. Часовщик смешил Адель, хотя раздражал больше. Как может не раздражать человек, у которого в доме всё вечно тикает?
— Проходите, — повторил Стефан. В коричневато-оранжевой полутьме, подслащенной золочёными циферблатами, он то терялся, то возникал снова. Шторы были задёрнуты, чтобы никто не помешал встрече с важными гостями. — Я открою комнаты. Господин, которого вы ждёте, скоро подойдёт, он вышел подышать свежим воздухом…
— Как — вышел? — резко перебил Берингар.
— Как-как? Ногами, — не понял часовщик. Он как-то странно смотрел на Берингара, но Адель пока не знала, почему. — А что, нельзя было?
— Нежелательно, — тот не стал вдаваться в подробности и обернулся к команде. — Арман и… — Скользнув взглядом по Милошу, Берингар сделал какие-то свои выводы и добавил: — И Лаура, пожалуйста, осмотрите окрестности. Нам нужен высокий мужчина средних лет с вытянутым лицом, глаза серые, круглые, щёки впалые, левая бровь…
Адель вздрогнула и перестала слушать — их следопыт мог описать любого человека до мельчайших родинок, и ей бы не хотелось однажды оказаться на месте жертвы. Арман с Лаурой впитали все сведения до последней капли, братец зачем-то уточнил, есть ли у писаря борода (бороды не оказалось), и оба покинули дом часовщика. Теперь идея разделиться не казалась им опасной — было куда важнее защитить от возможной напасти писаря, хотя Адель не думала, что он такая важная птица. Просто человек с полномочиями, как тот же Берингар.
— А вы уже в опасности? — понимающе протянул Стефан. — Всё ясно. Мне герр Хартманн рассказал подробности — чудное дело! Вы ведь захотите узнать о часовой магии?
— Конечно, мастер, — откликнулся Берингар. — Ваше обещание разместить нас на время всё ещё в силе?
Обещание оказалось в силе, и их провели в дополнительную комнату, скрытую тяжёлой жёлто-оранжевой шторой.
Адель заняла предложенное место на низкой софе, оказавшись рядом с Милошем, и огляделась. На стенах висели картины с незнакомыми ей людьми и парочка пейзажей, в углу стояли напольные часы — дорогие, судя по всему… таких она никогда не видела. Проклятое пламя, это были не часы, а целый собор в миниатюре! Наверху сооружения красовались колонны, арки и статуи, башенки и маленькие колокола, всё это напоминало архитектурное сооружение, почему-то созданное в уменьшенном размере. А дальше вниз уходили часы — Адель не успела их сосчитать, но циферблатов казалось не менее пятидесяти. Ни один из них пока не ходил, и вообще диковинка выглядела незавершённой, однако всё равно притягивала взоры.
— Потрясающе, — оценил Милош, вовсю разглядывая сооружение. — Это ваших рук дело?
— Нет, Констана, — Стефан повёл плечом и скривился, будто вспомнил что-то неприятное. — Славный малый и мастер на все руки, но это… творение вряд ли простоит долго. Красота и божественный замысел, не спорю, но что до практичности? [1]
— От такого количества часов можно сойти с ума, — согласился Берингар. Он устроился в кресле напротив, с видимым наслаждением наконец вытянув свои ноги. — Мастер Стефан, нам пора представиться. Моё имя — Берингар Клозе, моих спутников зовут…
Стефан отдал должное каждому из них — замахал рукой на фамилию Клозе, восторженно округлил глаза на фамилию Росицкого и с неопределённым лицом покивал, когда Берингар добрался до Гёльди. Надо полагать, он прямо или косвенно знал их всех. Адель по привычке напряглась, но скандала не последовало. Пока.
— Я помню вас ещё ребёнком, — поделился Стефан, переводя своё внимание на Берингара. Тот не ответил, попивая предложенный чай. — Было время!
— Да уж, я бы посмотрел, — пробормотал Милош в чашку. Адель едва не прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
— Столько лет прошло! — продолжал мастер. — А ведь мы давно не виделись. Я рад, что ты… что вы теперь при деле, да при таком большом и важном. И всё лучше поля брани, думаю, Юрген тоже так считает, хоть он и человек войны…
— Отец предоставил мне выбирать самому, — пожал плечами Берингар. Адель хотела бы думать, что ему неловко или неприятно говорить при них о семье, но на этом человеке вообще никакие эмоции не имели привычки отражаться. — Потом обстоятельства переменились, и мы решили, что я нужнее здесь.
— Понимаю, понимаю. Как дела у Вильгельмины? Я был бы рад снова поцеловать её прелестную ручку! Почему она давно не пишет, Бер?
— Она умерла.
О ком бы ни шла речь, он всё так же не подавал виду, и только Стефан опустил чашку, так и не отпив. На лице мастера проявились горечь и скорбь, но всё-таки он ничего говорить не стал. Так и пили молча, в неловкой атмосфере; Адель было всё равно, она рассматривала чудные часы, да и Милош не болтал, прислушиваясь к входной двери. Почему его не отправили с Арманом? Наверное, из-за выходки в Марльё. Что ж, брат и Лаура складываются в отличную команду — оба вежливые до чёртиков и с милыми лицами, которые так нравятся идиотам.
Адель сделала глубокий вдох. Она опять начинала злиться… Как не вовремя! Ещё и преследователь этот, будь он неладен.
— Возможно, момент не самый подходящий, — подал голос Милош, — но у меня что-то неладно с часами, мастер. Вы не могли бы посмотреть?
— Да, да, — расстроенный новостями Стефан был рад ухватиться за любую работу. Он отставил чашку, пролив несколько капель на и без того заляпанную скатерть. — Разумеется. Давайте я взгляну на них… О! Ах… Ого, ну надо же, — бормотал он, вертя в руках часы Милоша. — Ну-ну… дела.
— Что такое? — забеспокоился стрелок. — Видите ли, это мой талисман, и не хотелось бы…
— Вижу, вижу, — теперь Стефан ухмылялся, подкручивая пружину или что он там делал, Адель не разобрала. Что она знала точно — чиня механизм, мастер приговаривал какие-то ритуальные слова, а пружинки в его пальцах слушались легко, как слушались того же Милоша его заговорённые пули. — Ага. Так-так… то-то же.
— Это часть заклинания такая? — не выдержала Адель. Её проигнорировали, и хвала духам — пока она в состоянии, лучше держать язык за зубами. Как же тяжело без Армана рядом…
— Я так понимаю, недавно ваши часы подверглись мощной магической атаке, — торжественно заявил мастер Стефан. — Сила была столь высока, что она сбила не только время, но и вашу защиту. Удивительно, что вы добрались без приключений.
— Неудивительно, — нескромно ответил Милош. — Но что могло… ах да…
— Матушка? — лукаво уточнил Стефан. Милош мрачно кивнул, мол, матушка, кто ж ещё.
— Вы на удивление близко знакомы с сильными ведьмами, — бросила Адель раздражённо. Теперь её заметили, пусть и с явной неохотой.
— Да, — коротко ответил мастер. — Я, знаете ли, не последний человек в сообществе, и многие знатные колдуньи заказывали мои часы. Вам, мадемуазель, вряд ли это знакомо.
То ли из франкоговорящей части Швейцарии, то ли издевается, намекая на бегство во Францию. Адель промолчала, специально заняв рот чаем, который давно остыл и был ужаснейшим на вкус. Что ж, повезло с Жизель — не повезёт со всеми остальными. Нельзя забывать, что её ненавидят… Чай был холодным, а кровь — горячей. В висках Адель начинало стучать, и она опасалась, что разнесёт мастерскую на щепки, если этот кривоногий часовщик скажет что-нибудь ещё.
— Они возвращаются, — Берингар указал на штору, за которой располагались мастерская и входная дверь. — Мастер, прошу вас встретить гостей. Можете не подвергать их дополнительному допросу, Арман не знает второго пароля.
Стефан вышел, прихрамывая, и пошёл караулить. Адель чувствовала — никто не идёт, но положенная благодарность из неё не лезла ни в какую. Перед глазами снова плясали чёрные мушки, алая пелена пока не показалась, лишь предупреждая о своём появлении ядовито-розовыми волнами гнева. Она не столько видела цвета, сколько чувствовала их внутри себя.
Когда Адель немного отпустило, она увидела, что ничего не изменилось: Берингар сидел напротив, Милош — рядом, только оба внимательно смотрели на неё. Не желая чувствовать себя подопытным кроликом, Адель отвернулась к стене. Требовалось что-то сказать, но как же она не хотела! Колени дрожали, сведённые вместе, дышать становилось нелегко. Протянув руку к шее, Адель сорвала с себя простые чёрные бусы.
— Пожалуйста, — начал было Берингар, но она перебила:
— Ради всего на свете, заткнись.
Милош попытался разбавить атмосферу своими байками, но получил такой же ответ. Через какое-то время Адель действительно успокоилась, однако заставить себя извиниться так и не смогла — она понимала, что эти двое хотели как лучше, но понимала также, что старались не ради неё. Они не Арман, чтобы она извинялась за то, что не может контролировать.
Теперь в комнату набились все: кривоногий мастер, уставшие от беготни по городу Лаура и Арман, долгожданный писарь. Последний полностью соответствовал описанию Берингара: снулая рыба без тени эмоций и мыслей на лице втиснула себя в кресло и молчала. Не заботясь о том, что о ней подумают, Адель пересела к Арману — только рядом с братом она могла надеяться на своё спокойствие. К счастью, Арман всё понял и незаметно для остальных погладил её по плечу.
— Господа и дамы, — деловой тон Берингара превращал любое помещение в важный замковый зал. Наверное, вещай он из кладовки, эффект был бы такой же. — Я рад представить вам главного человека в нашей миссии, господина писаря. Стоит прояснить несколько моментов: на время работы этот достойный человек лишён имени, памяти и чувств. Он добровольно принёс обет, запрещающий вышеперечисленное, и поклялся работать на благо книги.
— К чему такие меры? — воскликнула Лаура. — Разве не мы должны защищать его и книгу?
— Сильнейшую опасность книге может причинить тот, кто её пишет, — покачал головой Берингар. — Так было решено на совете ради безопасности нашего дела. Я поясню: записи в книге делаются особым образом, и пишущий пропускает через себя определённое количество магии. Это нужно для того, чтобы книга противостояла чуждому магическому воздействию, а также уцелела сквозь века. Магии может оказаться слишком много, но человек, лишённый чувств, не ощутит этого влияния и сможет сохранить на бумаге всё, от рецепта зелий до детального описания порчи — он всего лишь сосуд, причём промежуточный. Также господин писарь будет знать больше всех: недостаточно выслушать — пока история не записана, она не имеет трети своей силы.
— Получается, рассказ госпожи Жизель…
— Верно, Лаура. Мы все помним его, но не пропускаем через своё сердце, руки и чернила. С теоретическими главами было проще: на них заклятья наложили потом. Когда господин писарь запишет историю с моих слов, когда она коснётся той самой книги, заговорённых страниц, спрятанных в правильном переплёте, тогда она обретёт силу. Тот, кто пишет такие вещи, должен их забыть: слишком много чужих воспоминаний — первый шаг к безумию.
— Что насчёт имени? — спросил Милош одновременно со Стефаном. — Это-то чем мешает?
— Советом старейшин было решено, что тот, кто принимает на себя судьбы многих, должен на время отказаться от своей собственной. Для большей безопасности книги, магии и себя самого господин писарь будет бездушным пером, которое повинуется чужому слову, — безжалостно сказал Берингар. — Один человек не в состоянии пережить столько, сколько ему предстоит записать. Одна книга не в состоянии пережить столько авторов, поэтому он будет один. Что касается магии…
— Жуть какая, — сдвинул брови Стефан. От этого жеста пенсне подпрыгнуло на носу, но мастер вовремя поймал свои стёкла. — Это всё сделано для того, чтобы он не сбежал.
— Он не может сбежать. Писарь и книга связаны дополнительным обетом.
Писарь слушал Берингара молча, если вообще слушал. Его пустой взгляд не пугал Адель, но вызывал что-то между отвращением и жалостью. С другой стороны, так даже проще: им придётся защищать не живого человека с его порывами и капризами, а какую-то… соломенную куклу.
— Сколько предосторожностей.
— Так принято, мастер. Мы не можем рисковать.
Все помолчали, переваривая новости. Писарь равнодушно поглядел на каждого, ничего не сказал — конечно же — и перевёл взгляд на напольные часы.
— Только честно, — Милош смотрел на Берингара. — На тебе тоже какая-то дрянь, да? Обет, клятва, долгосрочная порча?
— Нет, — ответил Берингар, не меняясь в лице. Рядом с таким же худым писарем его такой же неподвижный взгляд казался таким же невыразительным, и вообще — как две капли воды похожи; остальные не выдержали и прыснули в кулак.
— Ах, как странно, — пробормотал Милош и отстал. Вот ему за такие фразочки ничего не было, злобно подумала Адель и заставила себя дышать медленно и ровно. — Нет, постойте. Почему тогда вы… почему господин писарь вообще вышел из дома? Своя воля у него всё-таки имеется?
— Прошу простить, — подал голос Стефан, — это я виноват. Не знал ваших тонкостей… предложил ему пройтись, а он взял и пошёл.
— Поэтому он нуждается в нашем наблюдении, — подытожил Берингар и кивнул с уважением писарю. Писарь не откликнулся никак — был занят своим небытием. Адель была готова признать, что это жутко и бесчеловечно, хоть её лично судьба незнакомого господина волновала мало. То, на какие меры маги готовы пойти ради сохранения магии, пугало… и, вместе с обнаруженным преследователем, заставляло воспринимать миссию всерьёз. Хорошо, что это временные меры, но кто знает, что будет с писарем и с ними, когда миссия кончится?
***
Ближе к ночи, когда гости отдохнули, а часовщик закончил работу, все вновь собрались в малой гостиной. Не отдыхали разве что Берингар с писарем — история Жизель писалась под диктовку, Адель слышала это через тонкие стены дома. Вялое подобие интереса понукало её сходить и посмотреть, как это всё-таки происходит, однако она не могла: умаявшийся братец задремал на её плече, и Адель не собиралась его оставлять ни за какие книжки мира. Напротив прикорнула Лаура подозрительно близко к Милошу; чешский стрелок не спал, только делал вид, и почему-то Адель казалось, что он этой близости не рад.
Мастер Стефан позвал их, чтобы показать часовую магию. На этот раз неутомимый — усталости его тоже лишили? — писарь сидел с пером наготове: рядом с ним стояла чернильница, наполненная как будто кровью, перед глазами лежала распахнутая книга, заполненная разве что на треть. На вид ничего необычного в книге не было, но Адель при взгляде на неё пробила дрожь, и она удивилась тому, сколько чар уже пропитало эти страницы. Одних охранных не менее десятка — от сглаза, от порчи, от кражи… вдобавок — заколдованный по самую душу писарь. Нет, если их в самом деле преследуют, а это так, меры совершенно не кажутся нелепыми. Что же там ещё? Вот ощущается заклятье, похожее на то, каким она пыталась спрятать куклу в кустах… Вот что-то, напоминающее Армана. Метаморфозы? Ну конечно! Если книга раньше времени попадёт в руки обычного человека, тот увидит… обычную книгу. И вряд ли прочтёт, что там написано на самом деле.
Половину из этих фактов Адель поняла сама, вторую половину ей поведал Берингар, заметив интерес юной ведьмы к книге. Следопыт выглядел уставшим, но на его речи это никак не отразилось. Адель выслушала больше из личного интереса, чем из уважения, хотя брат должен был оценить, что она держится вежливо… Брат оценил. Улыбнулся, глядя на них, во всяком случае.
— Господа, дамы, — вышел из-за шторы мастер Стефан. Он сиял, как начищенный циферблат. — Сейчас я покажу вам, как это работает. Часовая магия считается бесполезной, но это не так! Историки, не чурающиеся колдовства, часто пользуются нашей помощью: только так можно установить истину и понять, что было на самом деле. Мои часы покажут независимое прошлое таким, какое оно есть.
Не став вдаваться в подробности («Это надо видеть, а не слышать!»), мастер опустился на колени перед напольными часами — не такими пышными, как незаконченная работа неизвестного Констана — и принялся проворачивать стрелки назад. Под главным циферблатом Адель увидела встроенную полоску календаря, на котором Стефан вручную выставил нужную дату: 30 мая 1431 года.
Прежде чем Адель вспомнила, что произошло в тот день и час, стрелки по велению Стефана закрутились с бешеной скоростью и исчезли, растворившись в собственной быстроте. На самом деле они оставались там, но исчезли из вида, как спицы в колесе. Загипнотизированная зрелищем, как и все, Адель подалась вперёд, чтобы лучше видеть ровный молочный круг циферблата, на котором осталась лишь тень от непрестанно движущихся стрелок. Началось! На круге, как в зачарованном зеркале, проступило пламя пожара. Это костёр… Костёр, и на нём — девушка. Это лицо изображалось много раз и каждый раз иначе, но его узнали все.
— Проклятое пламя, — выдохнула Лаура, как будто напоминая всем, что это выражение пошло от костров инквизиции. — Это же…
— Жанна была отменной прорицательницей, — заметил мастер Стефан. Он явно бывал в этом эпизоде прошлого не раз. — Я так и не понял одного — знала ли она сама об этом или верила в божественное откровение?
Мнения разделились: нет, она знала, или — о нет, она верила. Адель не участвовала в разговоре, слишком впечатлённая зрелищем казни. Казни… Они посмотрели ещё несколько подобных сцен: Карл Восьмой подписывает эдикт против чародеев; кальвинисты лютуют, требуя полной отмены суда; сожжённые женщины в Германии, сожжённые мужчины во Франции… Календарь неумолимо приближался к восемнадцатому веку. Стефан словно выбирал самые красочные события и даты. Он не наслаждался жестокостью, вовсе нет — хмурил брови и ворчал, пытался что-то понять… может, он и не планировал этого, но у Адель перехватило горло, когда она увидела Анну Марию Швегелин. Она знала эту историю от мамы: немецкую колдунью-горничную обезглавили за несколько лет до прабабки. Если б не Анна Гёльди, последней ведьмой до сих пор считали эту Анну.
Комната покачнулась. Адель одновременно хотела и не хотела знать. Судя по тому, как Арман сжал её локоть, он тоже догадался, но что чувствовал — она сейчас не поняла: пыталась разобраться в самой себе. Странно, но её тело заполнял не гнев, а что-то ещё… первобытный ужас, какого она не испытывала с самого детства.
— Хватит! — прикрикнул Берингар. Стефан застыл, не набрав до конца следующую дату. Адель тихо и медленно выдохнула, в этот миг она была готова извиниться перед Берингаром за что угодно. Он на неё даже не смотрел. — Благодарю вас, мастер, это была отличная демонстрация прошлого. Уверен, это будет одна из интереснейших глав книги. Меня интересует кое-что ещё…
— Что же это? — спокойно спросил Стефан. Адель пристально следила за ним: хотел ли часовщик причинить им с братом боль или нет? Посмотреть на реакцию ради забавы или показать бедным детям правду? Что из этого больше похоже на него? Арман, может, знает… Арман смотрел на мастера с напускной грустью, но Адель чувствовала, как он напряжён.
— Будущее.
Ответ Берингара отвлёк всех, и все были удивлены, кроме мастера.
— Вам не понравится мой ответ, — предупредил Стефан. — Мои часы совершенны — несовершенно само время. Понимаете ли, то, что ещё не случилось, им неподвластно. Самая точная область — это прорицание, и то вы знаете, какие ошибки допускают оракулы. Не сами пророчества, а ясновидцы, которые такие же люди, как мы с вами…
— Однако? — не сдавался Берингар. — Я уверен, что вы нашли какое-то решение.
— Не совсем, — вздохнул Стефан. Он казался польщённым, но на самом деле был разочарован в себе: ну как же, не смог совладать со временем. — Мои часы… они не могут показать вам то, что будет именно с нами. Я был уверен, что могут, но… один маг-теоретик, уже покойный, к сожалению, доказал мне, что это не так. Пока мы живы, мы влияем на судьбу, а часы покажут лишь то, чего с нами точно не будет. Разные варианты будущего, которое случится не с нами…
— Другие миры? — недоверчиво хмыкнул Милош. — Как-то это, знаете…
— Не другие миры! Мир один, и он наш, — отрезал Стефан. Как и все колдуны, упоминать Рай или Ад он любил только для красного словца. — Но варианты развития мира — разные, вы понимаете? Что-то, что произойдёт не с нами и не по нашей воле.
— И как же вы доказали это? — удивился Арман. Свободной рукой он придерживал сестру за плечи, хотя в этом уже не было необходимости. — Вы ведь не можете убедиться, что на самом деле будет, а чего — не будет.
— А вот и нет! — на этот раз мастер просиял глазами. — Смотрите!
Он снова ввёл дату сожжения Жанны Д’Арк. Покорный циферблат показал то же самое, и мастер добавил:
— Теперь — смотрите сюда.
Новая дата была заоблачной для Адель — шутка ли, несколько веков вперёд. Стефан запустил стрелки, и… их взору явился замок, в просторном дворе которого копошились подростки, почти ещё дети. Их было много, они носили разноцветные полосатые шарфы поверх одинаковых тёмных мантий. Вот раздался свист — иногда через чудо-циферблат Стефана прорывались одиночные звуки — и дети уселись на мётлы. Кто-то смог взлететь, кто-то — нет. Один мальчишка, самый неуклюжий, потерял контроль и взвился слишком высоко…
— Это маги, — пробормотал растерянный Милош. — Но мы ведь знаем, что магов больше не будет.
— Если верить слову Стефана и слову волхвов, это не наше будущее, — отстранённо заметил Берингар. Он тоже был впечатлён увиденным. — То есть?..
— А теперь — смотрите! — мастер был полон решимости ответить на вопрос Армана. Он сбросил стрелки, остановил механизм, а потом снова завёл его на ту же далёкую дату.
Однако теперь, несмотря на историю с Жанной, циферблат показал совсем другое. Дом, сад, дерево, на верхних ветвях сидит мальчишка с каким-то механизмом, совершенно незнакомым Адель. Таких механизмов было чудовищно много, и она не знала ни одного — они передвигались, мерцали и, возможно, жужжали, но ни одно из них не источало пара и не показывало многочисленных шестерней. В какой-то момент в кадр попал кот — попал и тут же исчез.
— Хотите сказать…
— Да, да! Вы понимаете? Они никогда не показывают одно и то же! — вскричал Стефан. — Наше будущее не определено, но это — точно будущее, значит, оно не наше — каждый раз не наше и каждый раз новое!
— Наш ли это, прошу прощения, мир? — переспросил скептически настроенный Милош.
— Наш. Увы, здесь и сейчас не было никаких доказательств… но в прошлый раз я точно знал, что вижу Пруссию… — бормотал Стефан, возясь со стрелками. — Ах, заели… слишком много всего.
— Пожалуйста, ещё один раз, — настоял Берингар. Ошарашенная Лаура, поражённый Арман, недоверчивый Милош… немой писарь. Сейчас Адель понимала их всех.
И Стефан показал. Та же дата, то же будущее — не их будущее, чужое. То, что могло произойти, а могло и не произойти; то, что случилось бы, не исторгни волхв с вишнёвой косточкой своё проклятое пророчество. В полутёмной комнате за столом сидел человек и писал, изредка обмакивая перо в чернильницу. Больше ничто не отвлекало, и Адель смогла рассмотреть всё — во всяком случае, она разглядела эту сцену лучше, чем детей, и теперь пыталась разобрать, что пишет темноволосый мужчина на длинном свитке. Она не знала этого языка, но многие слова совпадали с французским, и Адель прочла на одном листке, что был повёрнут к молчаливой публике: «…из этого вытекает, что магия заставила нас расслабиться. Всемогущество, упомянутое мною абзацем выше, всего лишь иллюзия, порождённая близостью мира людей…»
— Простите, а ваши часы точно не ошибаются? — Милошу не давало покоя увиденное, и он пристал к мастеру. — Не может такого быть. Почему это ясновидцы неправы? И почему вы уверены, что циферблат показывает нам разное будущее? Вы выбираете время, но не место. Эти три сцены вполне могли располагаться, скажем, в соседних странах.
— В самом деле, — медленно проговорила Лаура, — в тот день вряд ли только казнили Жанну, а часы выбрали её.
— Я не могу повторить все свои изыскания при вас! — возмутился Стефан. — Я пробовал много раз, пробовал на ближайшем будущем, сверял города и страны, и ни разу, слышите, ни разу…
Адель продолжала смотреть до тех пор, пока картинка на померкла. В последний момент пишущий отвлёкся и, чуть подняв голову, посмотрел исподлобья прямо на неё, сквозь время и волшебный циферблат. Так бы она сама подняла голову, если б в комнате кто-то шумел. Адель невольно отступила на полшага, поражённая тем, что её словно… увидели, но как? Это ведь невозможно… Затем всё пропало — она снова глядела на стрелки часов. Неподвижные.
— Я не могу настраивать ещё и место, это делается по велению души заказчика! Знаете, тот историк, который хотел посмотреть на гладиаторов, пришёл и увидел гладиаторов, и успокоился, а вы!
— Ну, знаете, это могло быть где угодно…
— Часы выбирают магию!
— А вот это аргумент, — вмешался Арман, встав на защиту мастера. — Слушайте, он может быть прав. Возможно, часы в самом деле выбирают место, где происходит что-то важное для нас с вами. И во всех… вариантах будущего мы видели волшебников, хоть они и выглядели весьма по-разному. Историк хотел гладиаторов и получил их, нам показывали всё, связанное с магией в указанные даты.
— Это не доказывает, что часы верны, — упёрся Милош.
— И это не доказывает, что они неверны, — Берингару пришлось повысить голос, чтобы угомонить их. — Мастер, простите наше недоверие. Покажите что-нибудь ещё, и мы оставим вас в покое.
— Мою теорию надо доработать, — вздыхал убитый мастер. — Пока вы не пришли, я и не думал о месте… только о времени…
— Это у вас профессиональное, — не без сарказма заметил Милош, не успела Адель закончить эту мысль про себя. Стефан жалобно промолчал.
Та же дата далёкого будущего, четвёртый раз. Юные маги, часовщик и писарь уставились на циферблат. За столом сидела девушка в непростительно лёгкой одежде и с непокрытыми волосами; перед ней стояла какая-то тонкая изломанная коробка, испещрённая буквами. При каждом прикосновении к нижней панели эти буквы отражались на ярком белом прямоугольнике. Книгопечатание? Не похоже. Молчаливые зрители прождали довольно долго, но так и не смогли понять, где здесь магия и как это связано с ними. Девушка занималась своим делом, не отвлекаясь и глядя только перед собой, и бесконечные мелкие буквы на незнакомом языке появлялись и появлялись. Адель начало казаться, что это происходит не в далёком будущем, а прямо сейчас и с нею самой. Так недолго и сойти с ума…
— Нет, — Милош нарушил благословенную тишину. — Не чешский. Можете прекращать.
Они прекратили. Следующие полчаса (перевалило за полночь) маги спорили, прав ли Стефан со своими теориями будущего. Не вызывал сомнений тот факт, что часы показывают что-то существующее, пусть и не в данный момент времени — сочинять они попросту не могли, но выяснилось иное — мастер абсолютно не знал, по какому принципу механизм выбирает место. Всем понравилась теория Армана о том, что место и время связано со смотрящими, и никто не хотел безосновательно верить в параллельные миры, но Стефан был безутешен — обнаружив такой провал в своих трудах, да ещё и при свидетелях, он как будто собирался покончить с собой. Писарь больше не писал, сидя за столом и равнодушно глядя поверх книги. Адель, не испытывавшая никакой жалости к часовщику, подошла к циферблату.
Она ввела сегодняшний год, день и час и установила минутную стрелку на пять минут вперёд. Циферблат показал, как во дворе дома часовщика лает бездомная собака. Переглянувшись, они с Арманом и Милошем вышли во двор: когда в настоящем пробило то же время, по двору почти бесшумно пробежал кот, коротко мяукнул и скрылся за углом.
— Не наше будущее нашего мира, — медленно произнёс Арман. — Это в самом деле так. Голова кругом…
— И всё же, место… — начал было Милош, но махнул рукой. — Сдаюсь. Для меня это слишком сложно.
— Может, место действительно зависит от нас, — задумчиво сказала Адель. Теория часовщика манила её, хоть она и чувствовала, что не обладает ни должными знаниями, ни должным терпением. — И те люди в невозможном будущем — маги, которые могли прийти вместо нас.
— Но у нас всё равно не ничего выйдет. Интересно, что об этих часах думают ясновидцы?
— Нечего и гадать, — хмыкнул Милош, первым возвращаясь в дом. — Определённо, ни единого лестного слова.
***
[1] Констан Флавьен Бернардин — часовщик, создавший первую версию соборных астрономических часов лет двадцать спустя описываемых событий. Они действительно работали неважно и впоследствии были модернизированы Огюстом-Люсьеном Верите.