Еврейскую иммиграцию в Соединенные Штаты обычно делят на три периода — испано-португальский, немецкий и русский. Русско-еврейская иммиграция началась гораздо позже других и в такое время, когда меньше всего можно было на нее рассчитывать, но именно она оказалась наиболее значительной и по размерам, и по своему характеру.
Значение русско-еврейской иммиграции в наше время не вызывает расхождений среди большинства исследователей истории американского еврейства; оно и не оспаривается и теми, кто склонен был подчеркивать исключительное влияние немецких евреев. Теперь все уже признают, что на все, что можно назвать еврейской жизнью в Америке, наложили свою печать русские евреи. Благодаря им, роль еврейства и его влияние достигли такого значения. Не будь их, вся еврейская жизнь выглядела бы иначе и пошла бы иными путями, постепенно отрываясь от своих корней; вместо того, чтобы выявлять таящиеся в ней и взращенные рядом поколений творческие силы, инициативу и своеобразие, она захирела бы в атмосфере всяких страхов; люди предпочли бы отсиживаться в уголке, в призрачной надежде окончательно слиться с чужой средой.
В истории еврейского народа такие явления не новы. Не раз еврейские общины хирели, будучи лишены своевременного притока свежих сил, приносивших с собой дыхание новой жизни. В былые годы евреи в Германии стремились к тому, чтоб их считали немцами Моисеева закона, а в Польше — поляками Моисеева закона; существовала возможность, что и у нас в стране преобладающим элементом стали бы евреи, которые себя не считают евреями, а американцами Моисеева закона.
Это несомненно случилось бы, если бы не русские евреи, которые привезли сюда с берегов старой родины, находившейся по ту сторону океана, одушевляющие их идеалы, свое национальное самосознание, свой революционный пыл. Не будь этого, евреи в Америке удовлетворились бы слабыми узами религии.
Нет сомнения в том, что без участия русских евреев не была бы создана ни получившая большое распространение еврейская печать, ни богатая еврейская литература, не удалось бы воспитать народную массу и не удалось бы с таким умением и глубокой верой в справедливость организовать еврейских рабочих в тред-юнионы, ставшие образцом для всей Америки, — и повести упорную борьбу с эксплуатацией, за право трудящихся на лучшую жизнь. И если бы не влияние русских евреев, американское еврейство не было бы так тесно связано с еврейством других стран и не выказало бы такой готовности оказывать помощь повсюду, где она требовалась.
Нельзя точно установить, когда именно русские евреи начали прибывать в Америку, и что эти первые иммигранты собой представляли. Имеющиеся отрывочные, разбросанные по разным источникам данные не дают ясной картины. Исследователи истории евреев-эмигрантов из Испании и Португалии, — этих первых эмигрантов-евреев в Новом Свете оказывались в лучшем положении: в их распоряжении имелись точные данные, устанавливающие, что в сентябре 1654 г. группа, состоявшая из 23-х человек, прибыла в Нью-йоркскую гавань. Нью-Йорк назывался в ту пору Нью-Амстердамом и был голландской колонией. Пришельцам, спасавшимся от преследований инквизиции, пришлось в Нью-Амстердаме вести упорную борьбу с местными властями, возглавляемыми губернатором Питером Стайвенсоном, имевшим сильные предубеждения не только против евреев, но и против католиков, и против чужаков вообще.
Массовая эмиграция русских евреев началась после погромов 1881-го и 1882-го годов; но отдельные семьи и группы прибывали и раньше. Стимулом к эмиграции обычно являлись преследования со стороны царского правительства и тяжелые экономические условия жизни. В 1852 г., т. е. за 30 лет до начала массовой эмиграции, в Нью-Йорке построена была эмигрантами из России первая синагога. Возникшая в ту пору конгрегация «Бней-Ешурин» состояла из русских и отчасти из польских евреев.
На основании довольно скудных данных, можно считать, что первые еврейские иммигранты из России прибыли в Америку еще в 1820 г., если не раньше. В царствование Александра I-го распространились слухи, что царь, ударившийся в мистицизм и «оставшийся загадкой», как выражался о нем один из историков, собирается приступить к массовому обращению русских евреев в православие; эта миссионерская задача была якобы возложена на организацию, называвшуюся «Обществом израильских христиан». Еще ухудшилось положение евреев при Николае I-м, издавшем указ о кантонистах. Тем не менее лишь немногие решались в ту пору пускаться в далекий путь в неведомую Америку. В 1818 г. все еврейское население Америки составляло не более 3-х тысяч душ; преобладающим элементом среди них были «сефардим», — испано-португальские евреи.
В эпоху погромов, вспыхнувших в 80-х годах после убийства Александра П-го и вызвавших панику в еврейском населении, в среде еврейской учащейся молодежи, часть которой уже оторвалась от народной массы, возникло движение, называвшееся «Ам-йлом». Членов этой группы воодушевляла вера в то, что евреи являются «вечным народом» и потому, что бы с ними ни случилось, они всегда найдут в себе силы начать новую жизнь. Разделявшие это убеждение лучшие, идеалистические представители молодежи принялись вести в своей среде агитацию за переселение из России в Америку, свободную страну, где можно будет начать новую жизнь и — что особенно важно — заняться продуктивным трудом.
Одновременно с этим течением возникло движение «билуйцев» («Бет-Яков лху-внелхо»), охватившее учащуюся молодежь идеей переселения в Палестину и основания там еврейских земледельческих колоний. Представителей билуйского движения, из рядов которого вышли пионеры колонизации Палестины, принято было называть «палестинцами», а участников группы «Ам-йлом» — «американцами».
В мировоззрении русско-еврейской молодежи — или, точнее говоря, молодой еврейской интеллигенции в 80-х годах произошел решительный сдвиг. Эти молодые интеллигенты сильно отличались от своих предшественников первой половины 19-го века. Прежняя интеллигенция увлекалась просветительством и высоко ценила все немецкое: интеллигентным человеком считался тот, кто владел немецким языком, знал немецкую литературу, и высоко ставил достижения немецкой культуры. Эти настроения преобладали в интеллигентских кружках вплоть до крымской войны.
Русско-еврейская интеллигенция, выросшая в пору «весенних веяний», явно тяготела не к немецкому, а к русскому началу. Ее представители избрали иной путь, чем «маскилы», прямыми наследниками которых они являлись. Их интересовали другие моменты в жизни еврейства, им не приходилось бороться за идею просвещения, воодушевлявшую деятелей Гаскалы. Интеллигент нового типа еще не нашел своего пути ни в русской, ни в еврейской жизни; но блуждая и подчас сбиваясь с дороги, он верен был привязанности к русской литературе, достигшей в ту пору расцвета. Он любил русский язык и, говоря на нем, сознавал, что это подымает в нем чувство самоуважения. Ему близко было все, что носило в себе дух русского творчества, русских стремлений. Еврейские интеллигенты возлагали большие надежды на русскую интеллигенцию, которая казалась им образцом высокого идеализма, и на русские народные массы.
Погромы 80-х гг. явились для них тяжелым ударом. Они почувствовали, что рухнули сразу все надежды, возлагавшиеся на Россию. Под влиянием разочарований, когда за первым погромом последовал ряд других, окрепли настроения, получившие свое выражение в движении «Ам-йлом». Многие молодые интеллигенты пришли к убеждению, что единственный исход как для них самих, так и для их соплеменников, заключается в том, чтобы покинуть Россию, переселиться в Америку и начать там новую жизнь.
Открылась первая страница великого переселения из России в Соединенные Штаты. В этот момент испанское правительство нашло, что сейчас наступила пора искупить исторический грех изгнания евреев из страны в 1492 г., и заявило о своей готовности впустить эмигрантов, покидающих Россию, в пределы Испании. Русские евреи, однако, отвергли это предложение: они не хотели иметь ничего общего со страной, где их предков жгли на кострах инквизиции, а потом лишили крова.
Чтоб составить себе представление о роли, которую русским евреям суждено было сыграть в американской жизни, необходимо выяснить, какой прием встретили в первые годы массовой эмиграции — 1881-й и 1882-й более значительные группы «Ам-йлом», когда они прибыли в Новый Свет.
Мы находим немало сведений об этом в мемуарной литературе; их можно дополнить деталями, извлеченными из газет и журналов; необходимо только привести этот материал в порядок. Яркую картину дают газетные статьи, посвященные двадцатилетнему юбилею киевской группы «Ам-йлом» в мае 1907-го года. Этот образ прошлого поможет нам многое понять в настоящем. Газеты рассказывают, что прибывшая в Америку 30-го мая 1882-го года киевская группа «Ам-йлом» состояла из студентов и курсисток, которые не говорили ни на одном языке, кроме русского. Лидером группы был молодой студент Киевского университета Николай Алейников. Это был высокий, худощавый юноша с маленькой черной бородкой, в очках, с симпатичным, типично еврейским лицом. Передавали, что после первых погромов, которые навели ужас на киевских евреев, он отправился в субботу в синагогу в сопровождении группы студентов. Они подошли к амвону и Алейников обратился с речью на русском языке к молящимся прихожанам со слезами. Голос его дрожал от волнения. «Мы — ваши братья, — заявил он — мы такие же евреи, как вы. Мы сожалеем теперь о том, что до сих пор считали себя русскими. События последних недель — погромы в Екатеринославе, в Балте, у нас в Киеве и в других городах — показали нам, как велико было наше заблуждение. Да, мы теперь чувствуем себя евреями».
Далее рассказывается, что в приехавшей в Америку группе «Ам-йлом» большинство составляли социалисты; они были в то же время проникнуты национальным духом и привезли с собой свитки Торы и большое знамя с древнееврейской надписью «Ам-йлом». Останавливаясь по пути в различных городах, они проследовали по улицам, как бы желая продемонстрировать перед всеми, что еврейство обладает неисчерпаемой силой, идущей из вечного источника. Они прошлись торжественным маршем по улицам Нью-Йорка со свитком Торы и знаменем, на котором виднелась древнееврейская надпись, и это произвело сильное впечатление. Всем стало ясно, что это не рядовые еврейские эмигранты, чувствующие себя на чужбине потерянными, а люди, исполненные гордости и сознания духовных сил, которые собираются врасти корнями в новую почву.
В другой статье, описывающей этот же эпизод, мы читаем:
«...Можно сказать, что в истории мало было таких возвышенных, ярких и трогательных моментов, как приезд в нашу страну еврейских просветителей... Группа «Ам-йломистов» привезла с собой не только свиток Торы и свое знамя, но также зачатки нашего социалистического и тред-юнионистского и культурного движений».
Я позволю себе также процитировать отрывки из моих собственных статей, основанных на тщательном изучении эпохи, которая меня интересовала в течение многих лет:
«Группы деятелей «Ам-йлом» кирпич за кирпичом строили здание еврейской жизни в Америке. Идеалисты из «Ам-йлом» и других организаций взяли на себя роль культуртрегеров среди еврейских народных масс; они стали учителями, вождями, просветителями, пропагандистами.
Они будили окружающих и собирали вокруг себя лучших, энергичных людей, заботившихся не только о личном преуспеянии, но и об интересах коллектива. Деятели, вышедшие из этой среды, оказались в первых рядах борцов, стремившихся к тому, чтобы иммигранты органически включились в американскую жизнь и уверенно себя почувствовали на почве Америки».
Краткий перечень имен русско-еврейских деятелей, прибывших в Америку в начале массовой иммиграции и в последующий период, дает нам представление о тех, кому суждено было стать во главе еврейских масс, ищущих своего пути в Америке, — тех народных масс, о которых один из поэтов эпохи писал, что, покидая Россию, они:
С тоской и стенаньем
Уходят в изгнанье.
Эти люди приобрели впоследствии известность на разных поприщах: в области литературы, публицистики, науки и политики; некоторые из них выдвинулись и получили признание за пределами еврейской среды в Америке. Каждому из них по праву принадлежит место в первых рядах нашей общественной жизни.
Абрам Каган, доктор Аб. Каспе, Александр Гаркави, Гилель Золотарев, Михаил Заметкин, Давид Эдельштадт, доктор Раевский, доктор Хаим Спивак, Николай Алейников, Б. Вайнштейн, доктор Мерисон, Луи Милер, Мойше Кац, Морис Хилквит, Ш. Яновский, Морис Розенфельд — все это были люди, игравшие крупную роль в еврейской жизни в одну из судьбоносных эпох американской истории.
К этому списку выдающихся деятелей русско-еврейской эмиграции следует прибавить имена людей, прибывших в Америку с более поздней волной массовой эмиграции — в последнее десятилетие 19-го века — это были Б. Файгенбаум, Филипп Кранц, д-р Ицхок-Айзик Гурвич, Яков Гордин, Иегойаш, 3. Либин, Леон Кобрин, Абрам Лесин и д-р Исер Гинцбург.
Благодаря усилиям этих выходцев из России, еврейские народные массы, к которым распространено было отношение как к «зеленым» («грине»),[51] превратились в активный фактор общественной жизни Америки. Все эти деятели твердо верили, что тысячи и тысячи евреев, прибывающих в Америку с разных концов России, могут стать на почве свободной страны орудием осуществления высоких идеалов. Характерным для тогдашних настроений является эпизод, рассказанный А. Каганом. Вскоре после приезда в Америку в 1882 г., Каган очутился на собрании; этот первый массовый социалистический митинг в Нью-Йорке состоялся в доме под номером 125 на Ривкингтон Стрит. Речи произносились на русском языке. Главным оратором был Сергей Шевич; 22-летний А. Каган сказал в своем слове:
«Мы живем в стране, где люди пользуются относительной свободой. Мы стремимся к тому, чтобы она стала нашей второй родиной. Но мы должны помнить о великой борьбе за свободу, которую мы оставили позади. В то время, как мы здесь хлопочем о личном устройстве, там борются и страдают в тюрьмах наши товарищи, наши герои и мученики. Нельзя забывать о тех, кто на старой родине борется за свободу».
Приезжие деятели с самого начала подчеркивали значение революционного идеализма, который руководил их действиями в России. Они сознавали, что и на новой почве предстоит борьба, — прежде всего борьба за улучшение экономического положения рабочих; и всякий раз, когда этого требовали обстоятельства, еврейские пионеры-идеалисты с большим пылом бросались в бой.
Мечта «Ам-йломников» о том, чтобы основать в Америке земледельческие колонии-коммуны оказалась неосуществимой, и они это вскоре поняли. Отдельные попытки, предпринятые в этом направлении, потерпели неудачу. Фантазия увлекла молодых идеалистов в сферы, далекие от действительности. Это привело к напрасной растрате энергии. Колонии-коммуны были созданы как в близких, так и в далеких штатах, в Нью-Джерси, в Коннектикуте, в Норт-Дакоте, в Саут-Дакоте, в Арканзасе, в Канзасе и Орегоне. Большую денежную поддержку оказали колонистам богатые немецкие евреи, так называемые в еврейской среде — «ягудим». Они помогали выходцам из России всем, чем могли и придавали все более организованный характер своей филантропической деятельности.
Основывая колонии, «ам-йломники» часто называли их именами популярных еврейских деятелей. Одна из колоний носила имя Адольфа Кремье, другая — Моисея Монтефиоре. Другие колонии носили названия городов, где раньше жили их основатели; каждый из этих поселков должен был стать образцом «социалистического хозяйства». Колония, основанная в штате Орегон, называлась «Нью-Одесса». В этой коммуне дискуссиям по принципиальным вопросам отводилось не меньше времени, чем полевым работам и садоводству. Воодушевленные стремлением вырвать человека из тины будней, молодые колонисты додумались до идеи создания в Америке «цивилизации нового типа». В их голове роились различные планы, которым предстояло осуществиться в настоящем или в будущем. Наиболее фантастический план состоял в том, чтобы использовать лесные богатства штата Орегон и близость Тихого океана: из имеющегося здесь в изобилии материала колонисты собирались построить крепкие, прочные суда, на которых можно будет доплыть до Сибири, а потом под покровом ночной темноты устроить побег некоторым ссыльным и перевезти их в Америку. Первым предполагалось вывезти из Сибири Чернышевского; задумывая этот план, его инициаторы еще не знали, что знаменитый революционный писатель уже находился на свободе. Впрочем, вскоре колония распалась, и члены ее вернулись в Нью-Йорк.
Постепенно распались и остальные колонии — одни раньше, другие позже. Когда рухнули мечты о земледельческих коммунах, открылась реальная городская жизнь во всей своей пестроте.
Среди разных бедствий, обрушившихся на эмигрантов, самым худшим были так называемые «свит-шопы».[52] Характерными чертами этих потогонных мастерских была необузданная эксплуатация хозяев и бесчеловечное отношение к рабочим; когда мы теперь читаем об этих фабриках, просто не верится, что в безграничной жажде наживы люди, созданные по образу и подобию Божьему, способны подвергать таким мучениям своих братьев, обрекая их сплошь да рядом на преждевременную смерть. Но так именно обстояло дело в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне, Балтиморе и целом ряде других городов, где скопились многочисленные евреи-эмигранты, выходцы из России.
«Свит-шопы» сразу протянули свои щупальцы к пришельцам, еще не успевшим освоиться на чужбине. Не приходится, пожалуй, удивляться тому, что у многих людей, поверхностно знакомых с историей евреев в Америке, создалось впечатление, что система «свет-шопов» в Нью-Йорке и других больших городах явилась как бы «изобретением» русских евреев. Это, конечно, не отвечает действительности: д-р Ицхок-Айзик Гурвич, один из крупнейших специалистов по вопросу об эмиграции, доказал на основании бесспорных цифровых данных, что система «свет-шопов» возникла задолго, лет за пятьдесят до начала массовой иммиграции русских евреев в Америку[53].
В еврейской литературе, главным образом в очерках 3. Либина, мы находим описание того, что вытерпели еврейские иммигранты, обреченные на рабский труд в «свит-шопах». Изобразил эту жизнь в своих стихах и поэт Морис Розенфельд, которому суждено было самому испытать всю горечь потогонной системы. В одном из своих стихотворений он помещает «свит-шоп» на символическом «перекрестке горя и беды»; изображая трагедию людей, работающих там до полного изнеможения, он подмечает еще один трагический аспект тогдашней еврейской жизни — ее хаотичность: в доме, где помещается «свит-шоп», на одном из этажей находится небольшая синагога, а на другом — кабак, где люди пьют и кутят напропалую, ибо для них все на свете — трын-трава... Вот это стихотворение:
На перекрестке горя и беды есть дом —
Внизу шинок, молельня наверху.
Внизу вершится много темных дел,
Вверху клянут евреи свой удел.
А выше, на последнем этаже,
Есть комната — не приведи Господь:
Здесь пола не касается метла,
И дышит смрад из каждого угла.
Там тридцать женщин и мужчин
Работают прилежно день-деньской,
Изнемогая, с горечью в душе,
С отравой увядания в крови.
В нашей мемуарной литературе мы находим описания, дающие яркое представление о «свит-шопах». Одно из них принадлежит человеку, на которого можно вполне положиться, ибо он сам проделал этот крестный путь, будучи одним из первых иммигрантов в эпоху массового переселения:
«Свит-шоп» — пишет он — это и фабрика, и жилье; там живет хозяин со своей семьей. Первая комната и кухня служат мастерской; семья проводит ночи в темной спальне. В первой комнате стоят швейные машины, на которых работают «оперейторы». Стулья, расставленные вдоль стен, предназначены для «бейстеров», а на полу, посредине комнаты, в пыли и грязи валяются большие тюки материалов. На этих мягких тюках восседают, так называемые, «финишерки»; из их рук выходят в готовом виде пальто, юбки, брюки и другие части одежды. Потом они сдают работу гладильщикам: это по большей части старики; они греют свои утюги и при свете газовой лампочки гладят на досках готовое платье. Нередко хозяин, взявший подряд, по утрам смазывает керосином столы, за которыми работают «финишерки», чтобы девушки не держали на столе еду. Вообще, хозяева постоянно изощряются в придумывании новых пакостей. Неожиданно отдается приказ, чтобы отныне «оперейторы» сами таскали наверх тяжелые тюки товара, которые привозились из склада. В другой фабрике рабочим неожиданно объявляют, что уплата жалованья будет производиться не в конце каждой недели, как это было заведено, а раз в две недели. Размер заработной платы зависит тоже от усмотрения хозяина. Владельцы «свит-шоп» — по большей части невежественные и грубые люди, которые как пиявки сосут кровь своих братьев и сестер, приехавших за счастьем в богатую Америку».
Никто до сих пор не потрудился собрать статистические данные о жертвах потогонной системы, безвременно сошедших в могилу. Не подлежит сомнению, что были десятки тысяч таких жертв.
В эти тяжелые годы еврейские рабочие еще не были организованы, среди них не было никаких профессиональных организаций. Но и в эти годы уже делались попытки борьбы с эксплуатацией, и это в конце концов подготовило почву для профессиональных союзов, которые приобрели доверие рабочих. С момента их возникновения борьба ведется организованно, и стачки приобретают такой характер, что даже самые закоренелые скептики должны были убедиться в существовании сплоченных кадров, готовых самоотверженно защищать интересы рабочих. Люди рисковали жизнью при пикетировании; и стар и млад дружно маршировали, не зная страха. Стачки следовали одна за другой, и в конце концов рабочие добились отмены «свит-шопов».
Главную роль в этом движении играли выходцы из России, уже начавшие понемногу осваиваться с Америкой. Среди них наряду с людьми физического труда были молодые пионеры-интеллигенты из группы «Ам-йлом». Благодаря их усилиям, из среды людей, работавших иглой, выросли с годами две такие могущественные и влиятельные организации, как Amalgamated Clothing Workers Union и International Ladies Garment Workers Union.
Одним из основателей и главных деятелей «Амалгамейтед» был Сидней Гилман; после его смерти это место занял Яков Потофский. Среди людей, стоящих во главе «Интернешнл», большую роль играли Беньямин Шлезингер и Морис Зигман. А если «Интернешнл» стал могущественной организацией и добился такого влияния, о каком не могли мечтать его основатели, он обязан этим прежде всего Давиду Дубинскому, который еще в ранние годы заплатил ссылкой в Сибирь за свою революционную деятельность. Это было в 1908 г., но Дубинский до сих пор сохранил живые воспоминания о том времени, когда его душой владел подлинный энтузиазм — этот энтузиазм, по его словам, помог ему впоследствии в его работе в американском рабочем движении.
Существенно отметить одну бытовую особенность описываемой нами эпохи: жители еврейских кварталов Нью-Йорка и других больших городов проводили обычно часы досуга на улице; в рабочей среде понятие «дом» было фикцией; считалось, что в жилом помещении каждая пядь должна быть использована в практических целях. Люди зарабатывали гроши, детей надо было обуть и одеть, взносы за купленную в рассрочку мебель необходимо было уплачивать вовремя, иначе фирма имела право ее отобрать. Вдобавок каждый эмигрант считал своим долгом копить деньги на «шифскарту» для родных, оставшихся в России. Поэтому в убогих квартирах сдавались углы многочисленным жильцам; по ночам всюду, где хватало место, расставлялись складные кровати, а полы были сплошь устланы матрацами и сенниками, на которых спали ночлежники.
В квартирах царили грязь и беспорядок. Было трудно отличить людей от груд тряпья не только в ночной темноте, где они валялись на полу как попало, но и при скудном дневном свете: солнечный свет сюда почти не проникал. Тяжкое бремя ложилось на сердце; вся обстановка рождала чувство подавленности. А в жаркие летние дни люди буквально задыхались.
Неудивительно, что обитателей этих жилищ тянуло на улицу, и тротуары были постоянно запружены народом. Старики, матери семейств, а иной раз и отцы, рассаживались на ступеньках домов, на «свежем воздухе», толкуя обо всем, что на ум взбредет; между собеседниками завязывались дружеские отношения, но нередко разговор заканчивался ссорой. Для детей, которые в душном, грязном жилье чувствовали себя как в клетке, жизнь тоже протекала на улице. Порой возникало особенное оживление на улице, когда торговцы с измученными, поблекшими лицами разносили товар, разложенный на ручных тележках и лотках.
И чего-чего только не было в продаже в кварталах евреев-эмигрантов в Нью-Йорке и других городах! Продавали вкусный горячий горох и молочные «кныши». А неподалеку продавались певчие птицы, преимущественно канарейки.
Всякая купля-продажа обычно сопровождалась и причитаниями, и выкриками; люди метались, словно земля горела у них под ногами; им, по-видимому, казалось, что в Америке нельзя заработать кусок хлеба иначе, чем в атмосфере лихорадочной сутолоки. А речь шла о бананах — три банана за пять центов или о носках — пять центов пара.
И разносчики еврейских газет тоже выкрикивали названия нараспев, орали, метались из стороны в сторону, словно только что выскочили из горящего здания, пытаясь перекричать один другого — Форвертс! Варгайт! Тогблат! Морген-Журнал!
Процесс уличной купли-продажи часто сопровождался мелодиями русской шарманки, которая среди еврейской детворы в Америке была не менее популярна, чем в городах и местечках России. Никто здесь не удивлялся внезапному переходу от протяжной русской песни «Разлука ты, разлука» к задушевному еврейскому религиозному напеву.
Незадолго до конца первой мировой войны начали понемногу исчезать навыки этой уличной купли-продажи. Кое-кому из тех, кто в былые дни оглашал криками улицу, расхваливая свой дешевый товар, удалось открыть собственный магазин даже на Бродвее, а то и на самой Пятой Авеню. Удачливые дельцы стали переселяться из кварталов, населенных еврейской беднотой, в комфортабельные большие дома «Ап-тауна», и вскоре в далеких частях Нью-Йорка и Бруклина выросли новые кварталы. Евреи уже пустили прочные корни в американскую почву. Эмигранты почувствовали себя гражданами. Об этом свидетельствуют успешные социалистические кампании большого охвата, которые велись из года в год и способствовали оздоровлению атмосферы на Ист-Сайде: оттуда мало помалу изгонялись коррумпированные политиканы, поддерживаемые порой ревнителями благочестия и попирающие честь и достоинство народа. В американский Конгресс был избран Меир Лондон, — первый еврейский депутат, социалист, высоко ценивший и культурное наследие, вывезенное из России, и те идеи свободы и демократии, которые дала ему Америка. Его выступления в Конгрессе подняли престиж нью-йоркских евреев во всей стране. Еврейское население росло в Америке с такой быстротой, что трудно было не считаться с этим фактом: за 36 лет — с 1881-го до 1917 г. в Соединенные Штаты переселились из одной только России два миллиона евреев.
Говоря о том, что создано было в Америке русскими евреями, мы должны на первом месте поставить печать. Еврейская печать играла огромную роль. Значение ее заключалось прежде всего в том, что она помогала пришельцам освоиться с новой обстановкой, в которой они чувствовали себя чужими.
Нигде не удалось евреям создать на своем языке такие периодические органы, как в Америке. Они наложили свою печать на всю еврейскую жизнь и стали тем фундаментом, на котором выросло здание еврейской литературы.
Следует отметить любопытное явление: газета, основанная партийными людьми в целях воздействия на еврейские рабочие массы, мало-помалу становится приютом для целой группы талантливых еврейских беллетристов. Некоторые из них начали свою литературную деятельность в Америке, другие успели приобрести известность еще в России. Я имею в виду прежде всего еврейский социалистический орган «Форвертс», начавший выходить в 1897 году.
«Форвертс» ввел обычай, что уплата гонорара сотрудникам-беллетристам производится каждую неделю; это было нововведением в еврейско-американской печати. Его примеру вскоре последовали другие газеты. Когда знаменитый писатель Шолом-Алейхем приехал в Америку, «Тог» включил его в число сотрудников, получающих гонорар в конце каждой недели, и он начал печатать там свою автобиографию. Это было в 1915 году.
А годом позже, когда Шолом-Алейхем перешел в «Вархайт», в «Тоге», как и в «Форвертсе», продолжал действовать модус, обеспечивающий беллетристов недельным гонораром, — сохранившийся и впоследствии, когда «Тог» после объединения превратился в «Тог-Морген-журнал». Самые лучшие произведения еврейских беллетристов, — таких, как Шолом-Аш, Абрам Рейзин, 3. Шнеур, И. И. Зингер, Давид Пинский, Леон Кобрин, 3. Либин, Иосиф Опатошу появились впервые в ежедневной печати, а позже к этому списку прибавился также Ицхак Башевис.
Самый факт вовлечения в ежедневную печать выдающихся еврейских писателей на основе постоянного гонорара, — либо в качестве беллетристов, либо для всякой другой редакционной работы, имел крупное значение в развитии еврейской печати в Америке. Романисты и поэты подняли стилистический уровень газет, усовершенствовали язык, внесли чеканку фразы, придали образность, выразительность, усилили элемент фантазии и глубины в публицистике. Особенную роль в этом отношении сыграли Абрам Лесин и Морис Розенфельд, как и другие, пришедшие им на смену публицисты, занявшие видные посты в журнальном мире, как Цивьен (д-р Б. Гофман), д-р Исер Гинзбург, М. Ольгин, д-р Абрам Коральник, которые, подобно беллетристам, высоко ценили литературную форму и считали, что важно не только то, что пишется, но и как пишется. Крупные заслуги в этой области имеет также Хаим Гринберг, редактор журнала Поалей Цион в Америке «Идишер Кемпфер». Наряду с ними следует отметить имена Хаима Либермана, Давида Эйнгорна, Якова Гладштейна, Арона Цейтлина и Б. Шефнера. Характерно, что ряд еврейских публицистов в Америке дебютировали в начале своей деятельности в качестве беллетристов. К этой же категории принадлежит д-р Л. Фогельман, прибывший в США после первой мировой войны, который начинал в России, как русский беллетрист и только в Америке перешел к публицистике на идиш, где вскоре привлек внимание своим легким и ясным стилем и к концу 40-х гг. занял пост помощника редактора «Форвертса».
Едва ли найдется на свете много газет, которые уделяли бы беллетристике и поэзии столько места, как это делают органы еврейско-американской печати. В этом сказалось прежде всего влияние А. Кагана, который и сам был и беллетристом и публицистом. На роли А. Кагана, редактора «Форвертса», газеты, которая помогла еврейским рабочим создавать профессиональные союзы и поддерживать боевой дух в их рядах в дни испытаний, следует особо остановиться. Это нужно сделать не только потому, что А. Каган играл большую роль в жизни американского еврейства, но и потому, что он остался на всю жизнь типичным русско-еврейским интеллигентом, что не мешало ему чувствовать себя настоящим американцем, тесно связанным с американской культурой и общественной жизнью. Но в то же время никто из его соратников — еврейских социалистов не ощущал себя в такой мере евреем, как Каган. Дело было не в языке. Ибо его волновало все, что касалось судеб еврейства, как в дни исторических бурь, так и в пору сравнительного затишья. Во всякую работу, которая была ему идейно близка, он уходил с головой. Идя своим собственным путем, он решил употребить все свое влияние на еврейских рабочих в Америке, чтобы побудить их помогать созданию еврейского «ишува» в Палестине, а спустя ряд лет — созданию еврейского государства. Стимулом к этому послужила поездка в Палестину в 1925 г. Каган вернулся оттуда энтузиастом.
А. Каган оставался на посту главного редактора «Форвертса» свыше пятидесяти лет; в сущности, он был признанным главой всей еврейско-американской печати. Он умер в возрасте 91 года, прожив долгую жизнь, богатую делами, создавшими ему славу в еврейской среде. Его место в редакции занял Гилель Рогоф, при помощнике редактора д-ре Л. Фогельмане, — сохранивший прежнее направление газеты.
Если выходцы из Восточной Европы вскоре по приезде научились понимать и ценить значение американской демократии, они обязаны этим ряду выдающихся деятелей еврейской печати и среди них Г. Рогофу, автору пятитомной «Истории Соединенных Штатов» (1925—1928 гг.) и публицистических статей, посвященных бытовым и политическим проблемам Америки. Он очень много сделал для приобщения евреев эмигрантов к американскому укладу жизни.
Выходцы из России сыграли огромную роль в еврейской печати Америки не только в «Форвертсе», но и во всех других изданиях. Всякий, кто даст себе труд заглянуть в историю «Варгайта», «Тога» и «Морген Журнала», в историю ежемесячных журналов, таких, как «Цукунфт», «Фрайе Гезелыпафт», и непериодических изданий, как «Фрайе Арбайтер Штиме», «Веккер», «Идишер Кемпфер», легко заметит во всех этих журналах влияние русской литературы, которое внесено было еврейскими писателями и поэтами, публицистами и мемуаристами, — сотрудниками этих изданий.
Одновременно с ростом еврейской периодической печати в Америке, — сложилась и расцвела пышным цветом еврейская художественная проза и поэзия, которая по своему размаху и интенсивности может быть признана «золотым веком» еврейского художественного творчества. И в эту литературу на идиш в Америке внесли свой оригинальный вклад эмигранты из России, выдвинувшись в первые ее ряды. На американской почве вырос замечательный талант Г. Лейвика, передавшего в своих сибирских стихах далекое эхо вечной скорби русских бесконечных просторов. И тут же в Америке расцвел нежный лирический талант Мани Лейб, воспевшего красу русского пейзажа. Отметим и другого выходца из России, поэта и литературного критика А. Табачника, в своих монографиях, посвященных творчеству еврейско-американских поэтов, обнаруживающего глубокое знание и понимание поэзии.
Значительным выигрышем для еврейской литературы явился тот факт, что таких два выдающихся литературных критика, как Шмуэль Нигер и д-р А. Мукдойни, покинув Россию, нашли убежище в Соединенных Штатах. Их влияние на литературу было велико, к их голосу постоянно прислушивались писатели, — независимо от того, были ли они согласны или нет с их оценками и мнениями. В тот период, когда, например, знаменитый писатель Шолом Аш выступил со своими нашумевшими «христианскими романами», и общественное мнение в еврейской среде было охвачено сильным волнением и даже возмущением, Ш. Нигер был единственным критиком, выступившим в пользу Аша. Многие были недовольны позицией Нигера, но и этот случай не нанес ущерба авторитету его, как литературного критика.
Органы местной русской печати, в которых, между прочим, принимали участие и русско-еврейские журналисты, тоже стремились разъяснять эмигрантам пути и методы американской демократии. Большую роль сыграла в этой области ежедневная демократическая газета «Новое Русское Слово», которая ряд десятилетий издается в Нью-Йорке В. И. Шимкиным под редакцией М. Е. Вейнбаума.
Члены группы «Ам-йлом», изгнанники, пережившие множество горьких разочарований, принесли с собой в первые годы массовой эмиграции атмосферу той России, которая не имела ничего общего с режимом самодержавия; они принесли дух русской культуры, проникнутой стремлением к моральному и художественному совершенству, и пыл борьбы за свободу, воплощенной в благородных фигурах идеалистов и мучеников освободительной борьбы. Эти настроения разделялись и последующими поколениями эмигрантов. Подобно своим предшественникам, они старались внедрить в сознание новых соотечественников, что русское самодержавие является угрозой всему миру. Одним из деятелей, организовавших сбор пожертвований на нужды революции, был д-р Хаим Житловский. В 1904 г. он приехал как представитель партии социалистов-революционеров в Америку вместе с «бабушкой» Ек. Брешковской; а спустя некоторое время Житловский выдвинулся, как пропагандист «идишизма», в первые ряды еврейских культурных деятелей; его статьи вызывали горячие споры, а нередко давали повод и к резкой полемике.
Русские евреи сыграли большую роль в деле популяризации русской литературы в Америке: если американский читатель полюбил Толстого, Чехова и других выдающихся русских писателей, это является в значительной степени их заслугой. Им удалось также создать атмосферу сочувствия русскому освободительному движению: местные люди охотно жертвовали большие суммы на нужды русских борцов за свободу. Сочувствие революционному движению проникло даже в круги, которые раньше им не интересовались. Когда после октябрьской революции власть перешла к большевикам, евреи-эмигранты помогли американской читающей публике разобраться в том, что произошло в России; они разъяснили местным людям смысл событий и дали им ключ к анализу политической ситуации. Они делали это в органах печати, предназначенных для сотен тысяч читателей, всякий раз, когда, нужно было выяснить, что представляет собой большевизм и какой угрозой он является. Среди идеологов и публицистов, выполнявших эту задачу, видное место в Америке занял Р. Абрамович, деятель русского Бунда и долголетний представитель меньшевиков в Социалистическом Интернационале. Проблемам большевизма посвящена также, серия книг Д. Ю. Далина, вышедших в свет во время второй мировой войны и в послевоенные годы, а также монография долголетнего сотрудника «Форвертса» Д. Н. Шуба «Ленин», которая была переведена с английского на несколько языков; эта книга до сих пор остается ценным пособием для всех, кто следит за политическими событиями нашего времени и хочет понять сущность большевизма. К той же категории принадлежит вышедшее на английском языке исследование Соломона Шварца «Евреи в Советском Союзе».
Ни одно мало-мальски значительное событие в жизни американского еврейства не обходилось без участия выходцев из России. О русских евреях можно без преувеличения сказать, что «без них ничего, не делалось». Мы встречаем их повсюду в общественной работе, в промышленности, в области культуры, в торговле, в области науки и искусства, в политике. И судьба позаботилась о том, чтобы первый дипломатический представитель государства Израиль в Америке — посол Эли Эпштейн (Илат) также оказался выходцем из России.
В этом можно видеть и символическое выражение осуществленной мечты: потомки пионеров-идеалистов, которые много лет тому назад поселились в стране под именем «Билуйцев», встретились с детьми и внуками других пионеров-идеалистов, прибывших в ту же эпоху в Америку под именем «Ам-йлом». И это была поистине радостная встреча.
Такую же роль, как в еврейской печати, сыграли выходцы из России в истории еврейского театра, где они стали главной движущей силой. Инициатором первого спектакля на еврейском языке был Борис Томашевский. При содействии двух братьев Голубоков, Мирона и Леона, приехавших в Нью-Йорк из Одессы через Лондон, он поставил пьесу Гольдфадена «Колдунья»; надо полагать, что это произошло в 1882 г., хотя ни в воспоминаниях самого Томашевского, ни в других мемуарах, относящихся к этой эпохе, мы не находим определенной даты. Это представление положило начало еврейскому театру в Америке, но в течение первых лет этот театр, выдвинувший немало талантливых актеров, не отличался высоким интеллектуальным уровнем. Уровень этот стал повышаться с ростом массовой эмиграции, в рядах которой оказалась целая группа известных еврейских артистов. Крупнейшими из них были Зелик Могулеско, Давид Кеслер, Яков П. Адлер, Морис Мошкович, Леон Бланк, Сара Адлер, Кени Липцин, Бина Абрамович, Беси Томашевская.
Художественный и общественный престиж еврейской сцены в Америке явно вырос, когда Морис Шварц основал еврейский художественный театр. Это событие казалось началом новой эпохи, которой предстояло создать почву для ряда художественных достижений. Шварц привлек к участию в труппе таких выдающихся артистов, как Самюэль Гольденберг, Лудвиг Зак, Циля Адлер, Павел Баратов, Берта Герстон, Анна Апел, Исидор Кашир, Юдел Дубинский и Муни Вайзенфраунд, впоследствии приобретший известность, как Поль Муни, немало способствовали поднятию престижа еврейского театра и выступления Шварца на сцене. Герои многих произведений Шолом-Алейхема, приобретшие популярность в народных массах, а в особенности «маленькие людишки с маленькими устремлениями», как называл их писатель, приобрели на сцене художественного театра, под руководством Шварца и в его истолковании, новую художественную ценность и стали еще ближе сердцу зрителя.
Это было в период расцвета культурной жизни американского еврейства.
Среди артистов, выдвинувшихся на английской сцене — на Бродвее, в опере или в фильме — было также немало выходцев из России или детей эмигрантов. К их числу принадлежат Ал. Джолсон, Эди Кантор, Ирвинг Берлин, Джордж Гершвин, написавший музыку к приобретшей всемирную славу «Порги энд Бесс», а также знаменитые оперные артисты Рихард Токер, Джордж Лондон, Роберт Мерил, Жан Пирс, Роберто Питерс и Регина Резник. Уроженцы России оказались пионерами в американской фильмовой индустрии: их усилия в значительной степени помогли Голливуду стать тем, чем он является в настоящее время; благодаря им фильмовая промышленность так разрослась, что заняла выдающееся место в хозяйственной жизни Америки и стала источником заработка для большого количества людей. Уроженцем России является также один из самых крупных американских импресарио — Сол Юрок, организатор гастролей в Америке самых знаменитых артистов мира: он в свое время привез в Америку Шаляпина и Анну Павлову, а в последний период также балет Московского Большого Театра. Предшественником Юрока был другой русский еврей — Морис Гест, в 1923 — 24 годах привезший в Америку труппу Московского Художественного театра; эти представления вызвали подлинный энтузиазм в Америке, следы которого до сих пор сказываются в работе лучших американских театров.
Мы встречаем русских евреев в первых рядах деятелей американской науки: достаточно назвать профессора Залмана Ваксмана и врача Йонаса Солка — с одной стороны, и Давида Сарнова, возглавляющего в Соединенных Штатах империю телевидения и радиовещания — с другой.
Из былых «свит-шопов», служивших безнадежными очагами эксплуатации, выросла огромная одежная индустрия; русские евреи помогли поднять ее на такую высоту, что с ней не может сравниться ни одна страна. Эти «мастера на все руки», как прозывали евреев мужских и женских портных в местечках, где они работали, распевая популярную песенку: «а вот так шьет портной», оказались в Америке пионерами индустрии, которая разрослась до огромных размеров. Им усердно в этом помогали также бывшие экстерны и ешиботники.
Русские евреи и дети их, родившиеся в Америке, в большом числе работали в строительной индустрии, создавшей новый облик больших городов на огромном пространстве между Атлантическим и Тихим океаном. В сооружении мостов также принимали видное участие евреи-инженеры, среди которых выдвинулся эссеист и литературный критик Л. М. Леонтьев-Моисеев.
Выходцы из России сыграли большую роль в деле организации землячеств, которые сумели создать в тысячах землячеств для людей, очутившихся на чужбине, атмосферу родственную и семейную. Эти землячества, вскоре превратившиеся в организованную силу, оказывали помощь людям, пострадавшим от войны, погромов в далеких городах и местечках на старой родине, которые члены землячеств давно покинули, но о которых продолжали вспоминать с затаенной грустью и благодарностью.
Русские евреи проявили большую энергию в деле создания крупных организаций взаимопомощи и филантропических обществ, наложивших печать на еврейскую жизнь в Америке. Когда в 1914 г. возник «Джойнт Дистрибюшон Комити», (впоследствии сочетавший свои функции с «Юнайтед Джуиш Апил»), проводящий с тех пор огромную деятельность в интересах евреев во всех странах мира, — среди его основателей были выходцы из России; один из них был социалистический деятель Александр Кан, впоследствии менеджер «Форвертса».
Следует отметить также и деятельность Американского Орта, Хайаса, ОЗЕ, — в которых русские евреи неизменно принимали самое активное участие.
Основателем Еврейского Рабочего Комитета, репрезентирующего свыше полумиллиона евреев-рабочих в стране и благодаря своей широко разветвленной политической и помощной деятельности занявшего почетное место в общественной жизни американского еврейства и приобретшего популярность в американских рабочих кругах, — был Б. Владек.
В Арбайтер-Ринге, который в годы своего расцвета смог стать, благодаря своей численности и влиянию (объединяя свыше 70 тысяч членов) стержнем еврейского рабочего движения в Америке, пост первого генерального секретаря занял в 1900 г. известный социалистический деятель и писатель Беньямин Фейгенбаум. Среди его преемников было несколько выходцев из России: д-р Франк Розенблат (Бен-Якир), Цивьен, Вилльям Эдлин и Иосиф Баскин. После смерти последнего его место занял Н. Ханин, руководящая фигура в еврейском социалистическом движении. Среди деятелей Арбайтер-Ринга следует также отметить И. Ешурина, уроженца Вильно, который выдвинулся в качестве неутомимого библиографа еврейской литературы.
Генеральным секретарем Еврейского Национального Фербанда, одной из влиятельных национальных организаций сионистского характера в Америке, состоит Луис Сигал.
Мне кажется уместным привести здесь факт, возвращающий нас к эпохе эмигрантов-пионеров. В 1922 г. в газетах появилось сообщение о том, что фабрикант, заработавший миллионы на дамской конфекции, некий Дикс из Нью-Джерси, передал свою фабрику во владение занятых в ней рабочих. Ему предлагали за фабрику крупные суммы, но он заявил, что не нуждается в деньгах: ему уже исполнилось 72 года, и денег на его век хватит; поэтому его решение неизменно. Оказалось, что Дикс-Дикштейн, еврей из Полтавы, давно уже носился с мыслью о том, чтобы отдать свою фабрику рабочим и, осуществляя эту заветную мечту, он действовал в духе идей, которые принесла с собой в Америку группа первых эмигрантов «Ам-йлом».
Нет нужды распространяться об активной роли русских евреев в политической жизни Америки. Как иллюстрацию приведем отрывок из мемуаров Мориса Хилквита, рассказывающего о том, как социалистическая партия вы ставила его кандидатуру в Конгресс в густонаселенном девятом округе Ист-Сайда в 1906 г.
«В политической жизни нашего округа — вспоминает Хилквит — царила коррупция, и местные политиканы этого не только не отрицали, но даже хвастались этим. В день выборов голоса покупались открыто у всех на глазах, по установленному тарифу — два доллара за голос. Молодчикам, специализировавшимся на голосовании в нескольких округах или по несколько раз в одном и том же округе, удавалось заработать порядочную сумму. Местные республиканские организации наглым образом вели свою работу сообща с кликой из Таммани-Холл. И лишь после того, как социалисты стали политической силой, с которой другим партиям пришлось считаться, эта бесстыдная процедура была частично ликвидирована».
Социалистам уже в начале 20 века удалось добиться того, что атмосфера Ист-Сайда стала чище, что коррумпированные политиканы и окружавшие их подозрительные молодчики вынуждены были сойти со сцены. Это подняло престиж не только социалистов, но и американского еврейства, ибо среди руководителей социалистического движения, игравшего видную роль и в еврейской жизни, и в стране в целом, было немало выходцев из России, получивших на старой родине свою общественную закалку в нелегальной работе, а подчас и в тюрьмах и ссылке.
Наряду с ростом радикальных настроений в еврейской среде нельзя отрицать и наличие религиозных традиций в широких кругах выходцев из России. В 1888 г. по вызову 15 ортодоксальных синагог Нью-Йорка в Америку прибыл из России один из знаменитых раввинов, реб Яков-Иосиф. Он стал в Америке главой раввината, и именем его названа была иешива, существующая и поныне. Реб Яков-Иосиф пользовался большой популярностью среди религиозных евреев.
Во всех высших школах, где преподается иудаика и получают образование раввины и «рабаим», обслуживающие религиозные нужды всех американских конгрегаций, видную роль играют русские евреи. Во главе Иешивы-университета, который в последние годы широко развил свою деятельность, стоит д-р Самуил Белкин. В еврейском теологическом семинаре теперь руководителем является профессор Луис Финкельштейн. Еврейский религиозный Институт, где покойный профессор Хаим Черновиц (одно время председатель Союза русских евреев в Нью Йорке) преподавал Талмуд, соединился с Гибру-Юнион-Колледж в Цинциннати; во главе этой школы стоит д-р Нельсон Глик.
С течением времени выходцы из России выдвинулись в первые ряды американского еврейства. Их всесторонняя деятельность вросла корнями в почву Америки.
В годы исторических бедствий, постигающих евреев, — то тут, то там, — в период борьбы за равноправие евреев в России, в полосу страшных погромов после октября 1905 года, — в период гонений в первую мировую войну, — американское еврейство отзывалось с глубоким сочувствием и несло свою щедрую помощь евреям в России. И среди тех, кто стимулировал эти акции помощи, в первых рядах всегда были евреи-выходцы из России, чудесным образом сохранявшие глубокую, интимную связь со старой родиной.