Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г.

М. В. ВИШНИЦЕР. ИЗ ПЕТЕРБУРГСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ

С самого начала по приезде моем в Петербург осенью 1907 года у меня было побуждение отдаться исследовательской ра­боте в области еврейской истории. Еще в гимназические годы я серьезно изучал классиков еврейской историографии в Герма­нии, — Греца, Гейгера, Герцфельда и других. Я решил обучаться в раввинском семинаре, чтобы овладеть Талмудом и его толко­ваниями, средневековой литературой, семитическими наречия­ми — так называемыми подсобными для истории науками. Я целый год готовился для семинара. В 1903 году я был принят в Israelitisch-Theologische Lehranstalt, но вскоре перешел к общей истории. Я работал по средним векам и новой истории ранее в Венском университете, а потом специализировался в Берлине по русской истории. Но я никогда не терял интереса к еврей­ской истории и литературе.

По приезде в Петербург я посетил Семена Марковича Дуб­нова, недавно осевшего в столице. Я знал его по его книгам и статьям в «Восходе». Изданная им справочная книга, в основу которой были положены немецкие работы Века и Брана, поль­зовалась популярностью среди юношества. В Ровно, проводя свой «талмудический» или «иудаистический» 1900—1901 год, я вместе с М. Левонтиным и другими товарищами, углубился в это руководство. Мы, молодые, видели в Дубнове своего учите­ля в области истории и относились к нему с большим уважени­ем. Естественно, что я пришел к нему в его скромное жилище на Васильевском острове и рассказал ему о моих университет­ских работах и о планах моих в Петербурге. Дубнов сразу стал уговаривать меня заняться еврейской историей. «Возвращай­тесь к истокам. Еврейская историография нуждается в строи­телях, в работниках. Вы будете радушно встречены в нашем кругу», — говорил Дубнов. Он имел в виду историко-этногра­фическое общество, которое находилось в стадии организации, и журнал «Еврейская Старина», который он проектировал вы­пускать. Он искал сотрудников по еврейской историографии Восточной Европы.

В первые годы нашего столетия еврейская историография стала весьма заметно развиваться, быстро достигнув довольно высокого уровня. Исследовательская работа тех лет перед пер­вой мировой войной заложила уже прочный фундамент, на ко­тором шло широкое, разветвленное строительство в последние годы. Для того, чтобы уяснить значение и сущность этой работы, необходимо дать оценку научных достижений в области еврей­ской историографии 19-го века вплоть до начала 20-го века.

Еврейская историография Восточной Европы датирует с 60-х годов 19-го века. Лишь тогда появляются русско-еврейские и еврейско-польские историки, исследователи и собиратели ис­торических материалов. Характер еврейской историографии в Восточной Европе с самого начала сильно отличался от запад­ноевропейской историографии. Прежде всего за это время воз­никли новые методы научно-исторического исследования. В них стал все заметнее выступать социологический момент. Те­ряет под собой почву воззрение на еврейскую историю, как на чисто духовный процесс развития. Но главное было не в мето­де. Самый исторический материал был совсем другой, нежели в Западной Европе. В Восточной Европе натолкнулись на ряд ис­точников, вскрывших экономическую дифференциацию еврей­ской народной массы, социальные моменты в истории общин и общинных объединений (Литовского Ваада и Ваада 4-х зе­мель). Были обнаружены пинкосы общин и обществ, особенно обществ портных, сапожников, шапочников и т. д. В городских архивах нашлись тысячи актов, свидетельствовавших об ост­рых конфликтах между городскими магистрами и еврейскими купцами. Был обнаружен пинкос Литовского Ваада за годы 1623—1764, — исторический документ исключительно большо­го значения, проливающий во многих деталях свет на организа­цию литовского еврейства. Опираясь на такого рода материалы, еврейская историография Восточной Европы должна была ох­ватить всю жизнь народа, его экономические интересы и соци­альную дифференциацию.

Вот этот большой труд по розыску и собиранию новых ис­точников связан с С. М. Дубновым. В 1891 году он опубликовал на русском языке брошюру об изучении истории русских евре­ев и об учреждении русско-еврейского исторического общест­ва. В 1892 году он написал небольшую брошюру на древнеев­рейском языке, содержавшую экстракт из русской брошюры.

Обе брошюры представляли собой призывы к еврейскому об­щественному мнению в России собирать исторический матери­ал и «укладывать кирпичи в здание истории евреев в Польше и России».

Русская брошюра С. М. Дубнова начинается с формулиров­ки программных положений о значении исторической науки. Национальное сознание может получать питание только при прогрессирующем распространении еврейского исторического знания. Именно потому, что развитие еврейства зависит в большой мере от развития еврейской историографии, послед­няя должна занять самое видное место в великом здании ев­рейской науки. Все остальные области иудаизма, как языко­знание, литература, философия и т. д., являются только вспо­могательными дисциплинами для историографии. Дубнов по­казывает, что сделано в области еврейской историографии в западноевропейских странах. Там проведена большая работа, которой западноевропейские евреи могут законно гордиться. А как же обстоит дело у нас, польско-русских евреев, с историо­графией? — спрашивает Дубнов. Численно мы в три раза пре­восходим наших западноевропейских братьев, и мы проникну­ты убеждением, что близок час, когда мы нагоним их своими духовными достижениями. Что же представляет собой русско-еврейская история? Где ее начало? На какие периоды она рас­падается? Дубнов считает, что история евреев в Польше и Рос­сии начинается около 1000-го года. Он предлагает свою перио­дизацию, которой он придерживался впоследствии в своих различных исторических работах. Затем он переходит к крити­ческому обзору попыток, сделанных в области еврейской исто­риографии в России.

В 1807 году вышла книжка Чацкого, а в 1883 году — диссер­тация Бершадского «Литовские евреи». В промежутке между ними, как показывает Дубнов, было немало написано о прошлом евреев Польши, России и Литвы, — но вся эта работа не имела большой научной ценности. Это происходило оттого, — думает Дубнов, — что недоставало правильной научной подготовки для серьезных исторических исследований.

В пламенных словах призывает С. М. Дубнов собирать исто­рические материалы. В общинах и в обществах валяются пинкосные уставы и другие документы, которые могут затеряться. Надо их собирать и снимать с них копии. Среди раввинских фо­лиантов, в книжках хасидов, в молитвенниках, в народных ле­гендах и сказаниях, на могильных памятниках, в народных пес­нях — повсюду имеется исторический материал, который надо собрать и обработать. Дубнов намечает программу систематиче­ского собирания материалов. Ему ясно, что это не может быть делом одиночек. Должно быть создано научное учреждение, ис­торическое общество, способное осуществить эту ответствен­ную, сложную работу. Поэтому надо учредить еврейское истори­ческое общество. Он предлагает разработанный план такого об­щества. Оно должно иметь свой журнал, издавать материалы, создать архив, музей и т. д. Дубнов заканчивает свою брошюру словами:

«Будем работать. Наша работа будет вестись на фундамен­те прошлого. Но результаты этой работы будут принадлежать современности и нашему будущему. Я апеллирую к вам, благо­мыслящим людям, евреям и неевреям, призываю всех помочь образовать русско-еврейское историческое общество — святое для нас дело. Мы, русские евреи, покажем, что мы не только являемся ветвью самого исторического из народов, но также, что мы и сами имеем богатое историческое прошлое. Мы хотим также показать, что мы знаем цену этому богатому прошлому. Старый народ, созревший и поседевший на своем богатом опы­те, не может отказаться от своего своеобразного исторического прошлого».

В те годы началось духовное движение в кругу петербург­ской еврейской интеллигенции. Этот круг охватил молодых и старых деятелей, впоследствии сыгравших не малую роль в ис­тории русского еврейства. Сюда входили Максим Винавер, Ген­рих Слиозберг, Давид Левин из старшего поколения; были при­влечены к этой группе Михаил Кулишер, Эмануил Банк, Миха­ил Мыш, — автор собрания законов об евреях. Во главе этой группы находился известный русско-еврейский юрист А. Я. Пассовер. Встречи происходили еженедельно по воскресеньям, и на них обсуждался вопрос, что делать в интересах русского еврей­ства. Был выдвинут план собирания материалов о правовом по­ложении русских евреев.

Спустя 17 лет Винавер рассказал, как в одно из воскресений ноября 1891 года один из участников кружка, Василий Берман, извлек из кармана брошюру Дубнова, ознакомил с ней собрав­шихся и призвал основать историко-этнографическое общест­во, — на основе дубновского плана. Винавер вспоминает, «как подхвачена была эта мысль, с какой юношеской горячностью принялись за дело и углубили эту мысль».

В ближайшее воскресенье молодые друзья собрались у Винавера и постановили образовать 11 секций или комиссий. Одна секция должна была заняться историей, другая — еврейским правом, третья — вопросами эмиграции и т. д.

Историческая комиссия под руководством Винавера возгла­вила все начинания. Ведь Дубнов в своей брошюре указал, что история является главным элементом в здании еврейской на­уки. Историческая комиссия работала почти 14 лет при Общест­ве распространения просвещения среди евреев в Петербурге, — этой единственной разрешенной правительством еврейской культурной организации.

Историческая комиссия занялась главным образом изучени­ем сотен книг исторических документов с тем, чтобы извлечь из них сведения об евреях. Эти сведения обрабатывались в форме так называемых «регестов» в хронологическом порядке. В 1901 году вышел в печати первый том «Регестов и надписей». Два следующих тома были напечатаны в 1910 и 1913 годах. Бершад­ский и философ-гуманист Владимир Соловьев чрезвычайно за­интересовались работой исторической комиссии. Бершадский передал комиссии копии актов, обследованных им в разных ар­хивах. Историческая комиссия собирала также материал из древнееврейских источников и обрабатывала его в форме регес­тов. Комиссия собрала немало пинкосов. Самый существенный из них был пинкос Литовского Ваада. В Гродно, одной из пяти главных общин Литвы, оказалась копия пинкоса, которая и пе­решла в руки исторической комиссии.

В этой комиссии читались рефераты на различные темы. Вы­ступали известный ученый А. Я. Гаркави, доктор Л. И. Каценельсон (Буки-бен-Иогли), Михаил Кулишер, Юлий Бруцкус, а также и русские ученые и писатели — Владимир Соловьев, проф. Погодин, Влад. Стасов, опубликовавший вместе с баро­ном Давидом Гинцбургом «Еврейские орнаменты», — серьезный материал к характеристике еврейского искусства в средние века. Историческая комиссия стала как бы духовным еврейским цен­тром в Петербурге. Благодаря Винаверу имеется описание дея­тельности этой комиссии: в 1908 году он опубликовал этюд «Как мы занимались историей».

Последнее заседание комиссии произошло 8 января 1905 го­да. Это было время «взволнованных слухов и предположений» о предстоящих политических событиях. — Наступали кануны ре­волюции...

В упомянутом этюде Винавер указывает: «Мы формулирова­ли нашу задачу следующим образом: когда кругом спокойно, в мирное время, нужно учиться и научно работать. Но когда при­ходит война, приходится удерживать позицию теми же силами, которые раньше занимались мирным трудом».

Перед русским еврейством встала задача вести борьбу за свои права, за равноправие. Все члены исторической комиссии во главе с Винавером устремились к этой борьбе. В бурные го­ды уже не было времени для спокойной научной деятельности, для углубленной работы над документами. В такое время не было возможности писать историю. Надо было «делать исто­рию». Но это положение длилось недолго. В октябре 1905 г. в сотнях городов и местечек пролилась еврейская кровь. Весь 1906 год прошел под знаком борьбы молодой свободолюбивой России против старых темных сил, но уже в 1907 году реакция справляла свою полную победу. В 1908 г. мы видим наших ев­рейских политических борцов, вновь занявшихся еврейской ис­торией.

В ноябре 1908 г. было учреждено в Петербурге Еврейское Историко-Этнографическое Общество. Учредителями Общест­ва были члены историко-этнографической комиссии во главе с М. Винавером, С. Дубновым и другими. Архив и издания комис­сии перешли во владение Общества. К концу первого года суще­ствования Общество имело 350 членов в Петербурге и в других городах России.

Председателем Общества был Максим Винавер, одна из цен­тральных фигур в русском еврействе, один из лучших ораторов Первой Государственной Думы, знаток исторической литерату­ры, но прежде всего — непревзойденный председатель. Было подлинным наслаждением участвовать в заседаниях под его председательством. Он умел оживить, сделать интересным лю­бое заседание, даже посвященное техническим, административ­ным делам. Что же сказать о его резюме рефератов в историчес­ком обществе? Тут мы имели удовольствие поражаться его силь­ному юридическому уму, изяществу его анализа, с которым он вникал в идеи реферата и в доводы оппонентов, и таланту, с ко­торым Винавер резюмировал самые существенные выводы ре­ферента и всей дискуссии. Эти вечера я не забыл до сих пор. На­всегда врезалось в мою память время моего сотрудничества с Максимом Винавером.

Первым вице-председателем Общества был С. Дубнов. Вто­рым вице-председателем — Михаил Кулишер, старшина всего кружка, исключительно привлекательный человек. Он владел знаниями в самых разнообразных областях. Его труды по этнографии и антропологии пользовались известностью и за преде­лами России (даже в Америке). Он изучал также проблемы ар­хеологии, экономической истории и народной психологии. Про­чтенные им у нас рефераты, — о евреях на Украине в 17 веке, об отношении старой московской власти (17 и 18 веков) к еврей­скому вопросу, о законодательстве царского режима и пр. были всегда очень интересны, уже по самой постановке проблемы, ка­кую давал Кулишер. Он всегда уделял внимание хозяйственным и демографически-статистическим факторам, той роли, кото­рую они играли в еврейской жизни.

Другой тип ученого представлял собой Сальвиан Гольд­штейн, скромный человек, очень малознакомый широкой пуб­лике. Как и Винавер, он происходил из Варшавы, окончил Тех­нологический Институт в Петербурге, — из практических сооб­ражений, — и одновременно обучался в Императорском Архео­логическом институте, ибо его с юных лет интересовало изуче­ние старинных исторических документов. По окончании инсти­тута, несмотря на свое еврейство, он был оставлен при нем. По внешности он напоминал польского ксендза, жил аскетом. Вся квартира его была уставлена старыми книгами, — польскими, латинскими, литовскими и др. Кажется, он оставался холостя­ком до самой смерти. Единственной привязанностью его были старые фолианты. Гольдштейн перенял архив Бершадского, — сотни документов, собранных им. Гольдштейн был архивариу­сом нашего общества.

С особенно большой грустью я вспоминаю другого члена Ко­митета, Александра Исаевича Браудо. Он был историком, ди­ректором крупного отдела Императорской Публичной Библио­теки в Петербурге, известного под наименованием «Россика». Браудо имел связи во всевозможных кругах, как правых, так и левых. Он был в состоянии раздобыть важные материалы по ак­туальным вопросам, напр., о расследованиях русских сенаторов о причинах и характере погромов. Браудо был также, так ска­зать, офицером связи между русскими и западными евреями. Он информировал «Хильфсферейн»[6] немецких евреев в Германии, ру­ководящие еврейские круги в Париже и Лондоне о событиях в России, — ибо многого нельзя было осветить в печати из-за цен­зуры. Браудо был человек большого ума, дипломатических спо­собностей, и добрый, верный товарищ.

Не могу я также забыть нашего «этнографа» Льва Штернбер­га с его горячим еврейским сердцем. Студентом он примкнул к «Народной Воле» и был сослан на Сахалин. Подобно другим ка­торжникам и ссыльным, он изучал там языки туземцев и, став специалистом по этой части, получил разрешение вернуться в Петербург и затем работал в Академии Наук. У нас в Обществе он занимался проблемами еврейской этнографии. Впоследст­вии, после отъезда С. Дубнова из Петербурга, Штернберг стал председателем Историко-Этнографического Общества.

Своеобразной фигурой был Леопольд Сев, высоко одарен­ный и разносторонне образованный человек с большим интере­сом к истории искусства. Он был одним из редакторов трехтом­ного издания — «Регестов и надписей», изданных обществом. Позже в эмиграции он разработал вместе с моей женой и мною план издания художественных журналов «Римон» и «Милгрим».

Если я не ошибаюсь, в состав комитета входило 12 человек. Я должен назвать Юлия Осиповича Гессена, автора ряда серьез­ных трудов по истории русского еврейства, основанных на бога­том архивном материале. Аркадий Горнфельд, известный лите­ратурный критик журнала «Русское Богатство», был также ак­тивным членом комитета. Вспоминаю и Михаила Сыркина. Оба они с большим усердием работали в редакции регестов. Был сре­ди нас еще и Моисей Львович Тривус, общественный деятель и публицист, сотрудник «Восхода» (под псевдонимом «Шми»).

Я был самым молодым в комитете. И я сохранил глубокую признательность ко всем моим старшим коллегам, особенно к Дубнову.

С. М. Дубнов был редактором журнала «Еврейская Стари­на». 10 томов, вышедших под его редакцией, представляют со­бой замечательный вклад в еврейскую историографию в России. Кроме русских историков Дубнов привлек к сотрудничеству трех галицийских исследователей, Моисея Шора, Мейера Бала­бана и И. Шипера. Я их сосватал с журналом, послав Балабану и Шиперу приглашение работать в «Еврейской Старине». Дуб­нов вел свою работу с большой преданностью делу. День, когда выходила книга журнала (4 книги в год), был для него подлин­ным праздником. Однажды, когда ему пришлось прервать свою работу и поехать в Финляндию на отдых на продолжительное время, — помню, с каким тревожным чувством он передал редак­цию текущей работы Севу, Юлию Гессену и мне, — как бы гово­ря нам: «берегите мое дитя» ...