Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

БАРСы НА МОРОЗЕ Рамазан Сулейманов, боец БАРСа, нацбол

Как же я замёрз прошлой ночью. Поразительно холодная весна. Наш «Урал» тормозит, поворот — и вот борт открыт, а взвод уже снаружи. «Наружен» оказалась лесополоса. Позади неё домики неизвестного посёлка, а вокруг (пока что!) Украина.

Косой, наш взводный, начал издавать командные звуки. Разобрать его речь всегда было той ещё проблемой: дело в специфической манере говорить — Косой слишком много плевался. В среднем на каждое слово приходилось по паре плевков, в которых полностью терялся смысл фразы.

— Так, тьфу-тьфу, бля, тьфу-тьфу! — на сленге Косого это обычно означало «внимание».

Мы прислушались.

— АГСники, тьфу, бля, тьфу-тьфу, кто у вас сильный расчёт, тьфу?

АГСники — это как раз моё отделение. Нас так называют, потому что у нас есть эти самые АГС, автоматические станковые гранатомёты, в количестве двух штук. Мы вроде даже умеем из них стрелять. К каждому гранатомёту прикреплён расчёт, но какой из нас «сильный», сказать сложно. Я увидел в глазах товарищей недоумение и понял, что сами мы неспособны найти ответ на этот вопрос.

— Косой, мы не ебём! — бодро доложил я.

— Блядь, тьфу, Борода, тьфу, тогда ты и Мороз, тьфу, за мной, тьфу, вы — сильный расчёт, тьфу-тьфу.

Я взял в руки АГС и пошёл за Косым в неизвестном направлении. В голове была только одна мысль: «Что, блядь, это вообще значит „сильный расчёт"? Если он имеет в виду физическую силу, то это вообще не про нас! 170 сантиметров роста, небольшое пузо, борода, не слишком развитая мускулатура — это я. Конечно, есть ещё Мороз, но он хоть и выглядит здоровым (почти два метра ростом), у него подагра! Или же Косой имел в виду навык владения оружием? Это тоже маловероятно: я впервые увидел АГС четыре дня назад, три дня назад в первый раз до него дотронулся и два дня, как попробовал из него пострелять, и то всего шесть снарядов выпустил! Мороз, конечно, на срочке был АГСником, но это было сто лет назад! А может, Косой имел в виду, что мы сильные духом?»

Продолжить мысль я не успел: мы пришли на место. Нас встретил парень лет тридцати, светло-русые волосы, смелые светло-голубые глаза, на груди чёрно-белая тельняшка. Судя по петлицам — морпех. Косой мгновенно испарился.

— Здорово, а вы кто? — спросил морпех.

— Я — Борода, а это — Мороз, мы добровольцы, «барсики»[73], — судя по лицу морпеха, ему всё это ни о чём не говорило.

— А я Иван. Очень приятно, конечно, но на хуй вы сюда приехали?

Эта загадка была посложнее даже дешифровки речи Косого. Пока я пытался найти на неё ответ, нашу беседу перервали. Отовсюду из кустов, из-за деревьев к нам начали приближаться люди. Они не были похожи на Ивана, скорее наоборот — представляли из себя его полную противоположность: тёмные волосы и такие же тёмные испуганные глаза, бороды и длинные носы. Пришельцы внимательно рассматривали нас и наше орудие.

— Добровольцы — это как? А вы откуда?

Как зовут? Ле, а это у вас чо такое? — начали расспрашивать нас анти-Иваны.

В ходе знакомства выяснилось, что парни из Дагестана, тоже морпехи Каспийской флотилии.

Мороз, как наиболее «сильный» из нашего «сильного» расчёта, ушёл вместе с Иваном выбирать позицию для АГС, а я остался рядом с орудием. Дагестанцы всё не успокаивались и продолжали расспросы.

— А что это у вас? — указывая на АГС, спросил один, самый молодой из них.

— Это АГС, — сказал я и зачем-то добавил: — Гранатомёт такой, гранатами стреляет, далеко!

— Ни ху-я! — удивлённо сказал юный дагестанец.

Поняв, что судьба даёт мне шанс по-выёбываться (а никакой другой глагол здесь не подходит) перед дагами, я принялся расхваливать свою игрушку:

— Это смертоносное оружие, парни, не хотел бы я встретиться с ним в поле. Если вы услышите, что этот малыш начал работать по вам, уёбывайте в ближайшую нору, пацаны!

— Э, братан, а как понять, что он работает?

— Поверь, брат, ты поймёшь!

Икс

Фото Дмитрия Плотникова.

В момент моего триумфа, как раз когда я показывал датам, как стрелять из АГС, вернулись Мороз с Иваном, и мы потащили наше орудие на позицию.

При первом же взгляде на неё я понял, что позиция — говно. Она была слишком открыта, и даже мне было понятно, что при первой же серьёзной перестрелке нас с Морозом убьют очень быстро. Сначала его, а потом меня. Ну, или наоборот. Неважно. Неважно, потому что хочется жрать.

Бросив АГС где-то в кустах, мы вскрыли сухпай, а покончив с обедом, принялись копать место для ночлега. Буквально через несколько минут нам пришлось бросить это занятие. Мы услышали вблизи звуки выстрелов, а вскоре к нашей позиции подбежал морпех.

— Ле, пацаны, там (он указал пальцем в поле перед нашей лесопосадкой) кто-то идёт, сюда идёт, с гранатомётом, нам сказали его валить, щас придёт снайпер, вы тоже будьте наготове, пацаны.

Мороз бросил лопату и принялся надевать броню. Он хотел готовить АГС к бою, но я отговорил его, убедив в том, что один человек явно не цель для нашего малыша. Сам я отнёсся к вести о хохловском гранатомётчике скептически. Зачем одному хохлу с гранатомётом идти к нам, он же должен понимать, что его тут сразу убьют? И я оказался прав. До нас донеслась пара выстрелов из СВД[74]. Потом мимо позиции прошёл морпех вместе со снайпером — тоже добровольцем, но из другого взвода.

Из их рассказа стало ясно, что гранатомётчиком оказался командир первого взвода нашей роты, гранатомётом — свёрнутый в трубу туристический коврик, а наш снайпер, к сча стью, не умеет стрелять. Почему Иваныч (так звали псевдогранатомётчика) решил идти к нам со стороны фронта — до сих пор неизвестно.

Отсмеявшись, мы с Морозом вновь начали копать. Закончить и в этот раз не удалось: трудовые планы сорвал миномёт. Услышав близкий свист снаряда, я упал в ту яму, что мы уже успели откопать, а Мороз лёг на меня сверху. Довольно быстро я понял, что в нём больше ста кило веса, дышать стало тяжеловато. Услышав мои хрипы, Мороз забеспокоился.

— Дыши ровнее, не волнуйся, это адреналин!

— Нет, это не адреналин, просто я никогда не был так близок с мужчиной.

Пережив первую в жизни бомбёжку, мы опять взяли в руки лопаты. Калибр мин, перепахавших лесополосу, нас как-то не впечатлил, поэтому быстрее процесс не пошёл. Осознав, что до темноты нормальную норку выкопать не получится, мы приняли решение напроситься на ночёвку к морпехам.

Парни выделили нам неплохой, но не слиш ком глубокий блиндаж. Стемнело. Как только мы расположились, вновь начался обстрел. После первого прилёта я подумал: «Вот это нужный размер… впечатляет…» Тяжёлые мины падали где-то рядом, и казалось, что они постепенно подбираются ко мне.

После очередного разрыва в наш блиндаж залетели куски земли. Во мне проснулось желание бежать. Поначалу я с ним боролся, но ещё прилёт, и вдруг голову сильно затрясло, а тело подпрыгнуло. Желание стало непреодолимым, бежать вдруг стало нужнее всего на свете.

Выбежав из блиндажа, я понял, что нахожусь в тёмном пространстве, таком же тёмном, как и то, что я только что покинул.

Крутя головой, я услышал какие-то крики и шорох, затем свист снаряда. Через секунду я был уже в другом блиндаже. Источник криков и шорохов обнаружился внутри. Крики были двух типов: ноющие, с кавказским акцентом, посвящённые отсутствию ног и холоду, и другие спокойные, без акцента, сообщающие о наличии ног (вместе с остальными конечностями) и подтверждающие, что и правда холодно.

Затем зазвучала рация.

— Тридцать первый, тридцать третьему, у нас трёхсотый… тяжёлая контузия… вывозить надо… приём, — говорил спокойный голос.

— Ноги… ноги… — как заведённый повторял ноющий.

— Да есть у тебя ноги… Тридцать первый, как принял меня? — продолжал говорить в рацию спокойный.

— Приняли тебя, тридцать третий, скоро будем, ждите! — ответила рация.

— Кто здесь? Не вижу! Кто здесь? — заметался ноющий.

— Да я это, Ваня, скоро тебя увезут, всё нормально, всё хорошо, — ответил ему спокойный.

— Я тоже здесь, Борода здесь, братан, — не знаю зачем сказал я.

Ноющий продолжал стонать. Мины падали, но почему-то казалось, что они уже где-то далеко. Спор о наличии ног у ноющего парня продолжался ещё какое-то время и закончился вместе с обстрелом.

Через несколько минут мы услышали звук приближающейся техники. Она пришла за ноющим. Вытаскивать его из неглубокого блиндажа, в котором не разогнуться, оказалось делом непростым. Я был ближе к выходу и просунул свои руки под плечи ноющего. Почти лёжа на спине и перебирая ногами, я начал выбираться из блиндажа. Вероятно, так и нужно по инструкции.

Не знаю. Но двигался я очень ловко и быстро.

Снаружи ярко светила луна. Вытянув ноющего за собой, я убедился, что спокойный не обманул — ноги действительно имелись в наличии. К блиндажу подъехал БТР и открыл люк. Рядом с ним стояли какие-то люди, они затащили ноющего к себе в машину и умчались.

Не зная, что мне делать, я вернулся в блиндаж к спокойному. Услышав меня, он спросил:

— Борода, это ты?

— Да!

— Иди спать, Борода!

Проснувшись, я решил поделиться с Морозом впечатлениями от вчерашнего обстрела.

Фото Дмитрия Плотникова

Оказалась, что в голове гудит не только у меня. Мы вышли и осмотрели блиндаж и его окрестности, воронки от снарядов обнаружились довольно близко. Позавтракав, мы вернулись к копанию, рассудив, что надо зарываться глубже, чем это делают морпехи. В один из небольших перерывов к нам подошёл Иван. Именно его спокойный голос я и слышал прошедшей ночью. Он спросил у меня:

— Слушай, а ты на хуя вчера к нам в блиндаж прибежал?

— Да мне что-то стрёмно стало, как будто прямо по мне стреляли, вот и решил свалить куда-нить! — ответил я, понимая, что это очень глупо звучит.

— Понятно. Не делай так больше! — ответил Иван.

— Ага… А что с тем парнем, которого вчера контузило?

— С Хасанчиком? Да, контузило, но его уже вернули обратно.

— Как это? Чё за хуйня? А почему?

— Ну вот так вот. Прокапали и вернули, сказали: либо пиши отказную, либо возвращайся. Вот так вот.

— Пиздец, — заключил я.

Мы помолчали, но мне захотелось ещё что-то сказать.

— Слушай, Вань, помнишь, ты вчера спросил: на хуй мы сюда приехали? — начал я.

— Ага, помню, — улыбаясь, ответил Иван.

— Так вот, я не ебу!

Мы рассмеялись. И опять замолчали. Затем Иван, улыбаясь, сказал:

— Понятно. Не делай так больше!

Автобус Ростов-Донецк. На соседнем сиденье девочка в розовом, блондинка, возрастом слегка не дотягивающая до категории «милф». Впрочем, я готов ждать. Возможно, через 6 часов 32 минуты она и созреет.

Меня что-то будит на очередной остановке. Блондинка рядом странно крутит головой, её взгляд сосредоточен, её милые уши слышат какие-то звуки, а маленький рот шепчет мне:

— Техника едет!

Действительно, за окном чьи-то гусеницы царапали асфальт, быстро приближаясь. Мимо окна проехала БМП, и я осознал, что Донецк где-то рядом.

Проснувшись на следующей остановке, я остро ощутил отсутствие недомилфы. Она где-то вышла, теперь мой сон никто не охраняет! Благо не спать до Донецка оставалось совсем чуть-чуть.

Выгрузившись на автовокзале, я доехал до местного нацбольского бункера. У входа меня ждал Сильвер. Нет, у него имелись в наличии обе ноги и не было попугая. Сильвер — это нацбол, ополч с четырнадцатого года, тогда его ранило в руку. Он опять тут, не знаю зачем, потому что его покоцанная осколками рука так и не начала нормально сгибаться. С Сильвером мы познакомились месяц назад в Москве. Я только вернулся из Запорожья и решил погулять по столице, а он как раз собирался на Донбасс. Теперь Сильвер служит в энской бригаде, я же приехал заниматься гуманитаркой.

Мы обнялись. Спустившись в бункер, который оказался бывшим баром, я обнаружил ещё пару тел. Тоже пьяных, тоже бойцов энской бригады и тоже нацболов. Они сменились с позиций и теперь отдыхали: бухали, шумели и шутили гейские шутки. Увидев этот рай солдафона, я, ни секунды не думая, бросил шматьё и примкнул к Сильверу с двумя его компаньонами.

Громко смеясь и выпивая за пару глотков всё, что мне наливали, я заметил тяжёлые взгляды другой, трезвой, части нашей команды. То были нацболы-гуманитарщики, координаторы, уважаемые партийцы. По их усталому виду сразу становилось понятно, что солдатский пьяный шум им не близок и уже надоел.

Я быстро сорганизовал Сильвера и остальную солдатню на поиск сокровищ — квартиры и кое-чего ещё. Доехав до нужного адреса на какой-то убитой «копейке», квартиру мы решили штурмовать. Сильвер ударил кулаком в окно первого этажа и, выждав, пока неизвестный жилец откроет, подсадил одного из бойцов. Штурмовик с криком «лежать» оказался внутри. Следом за ним в квартиру пробрались все остальные. Жильцом оказался солдат той же бригады, но не нацбол, а монархист.

Расположившись на кухне во взятой штурмом квартире, я почувствовал себя дома. Эта ха та идеально подходила для такого отребья, как мы! В ней было прекрасно всё: отсутствие мебели в нужном количестве, ковёр на стене, кошка, кошачье дерьмо и водник, который как раз смотрел на всех нас прямо с кухонного стола.

«Вот это сервис, знал бы, приехал в четырнадцатом», — думал я, пока кто-то из парней заряжал.

Каждый из нас пятерых принял в себя тетрагидроканнабинол. Завёрнутое в газету, забитое в водник и выкуренное зелёное вещество оказалось каким-то слишком убойным. Нас накрыло мгновенно и основательно.

— Это какая-то диверсия! — закричал монархист.

— Нет, это же, это страх и ненависть, в…в… — сказал один из нацболов и залип.

Следующие пятнадцать минут беспредметного, но очень глубокого разговора на тему всего на свете дали понять, что хватит, надо заканчивать этот день. И каждый из нас погрузился в свой маленький трип.

Блуждая где-то у себя в голове, я понял три вещи:

— Солдаты — лучшие из людей.

— Донецк — лучший из городов.

— Больше не стоит курить эту дурь.

Пока забивал новый колпак, стало понятно ещё что-то, но вспомнить это всё никак не получается.