ХИНКАЛИНА Анна Долгарева, поэт, военкор, волонтёр

Из Мариуполя я практически не вылезала три недели — с 26 марта по 18 апреля с перерывом на несколько дней, когда поймала острый бронхит (впоследствии он перетёк в пневмонию, но к тому времени я уже более-менее привыкла с ним жить). Утром ехала в город, вечером возвращалась, писала текст или просто отправляла короткие видеоролики. На самом деле чаще второе, поэтому-то внятных текстов у меня практически и нет — некогда было их писать.

Очень многие просили, чтобы я вывезла их знакомых и родственников из города. Ситуация осложнялась моим тяжёлым топографическим кретинизмом, слабым представлением, где стоят наши, а где уже не наши, а также тем, что мой водитель Лёша вообще-то был жителем Донецка, уроженцем Никольского и сам Мариуполь увидел вместе со мной. Но вот однажды так получилось, что меня попросили вывезти дедушку по адресу, который я уже более-менее представляла по предыдущим поездкам, и ещё одну семью, адрес которой я тоже более-менее представляла. Дело было первого апреля, и семья жила прямо напротив драмтеатра, а из сводок новостей я знала, что драмтеатр наш. Я надела свой броник — плитник без плит, который отлично защищал меня от вопросов пресс-службы «куда без броника», и мы рванули, предварительно загрузив багажник едой-водичкой.

Тут стоит пояснить, что плитник без плит я носила не по какой-то отчаянности, а по безденежью — всю жизнь я была нищебродом, и на плитник у меня денег хватило, а плиты к нему стоили уже какую-то запредельную сумму. Впрочем, фатализм спасал меня не хуже СИБ3[84], к тому же на голове у меня имелась вполне рабочая, хотя и страшненькая каска.

Дом первого дедушки мы нашли быстро. Открыли багажник. Гуманитарку размели в момент. «Дом такой-то, третий этаж», — сказала я двум бабушкам. Те почему-то переглянулись и показали на дом.

— Только его там нет, — сказали они.

— Ну, я проверю на всякий случай, — бодро заявила я и пошла на третий этаж.

Там выяснилось, что «он», которого нет, — это не дедушка, а третий этаж.

Снаряд попал прямо в площадку, и третий этаж отсутствовал как факт. Был четвёртый, был второй. Вместо третьего зияла дыра.

Я спустилась и начала расспрашивать местных, готовивших еду на костре, где бы мне найти тут одинокого такого дедушку, Филиппом зовут.

— А вон он, в ковре лежит, — махнул мне какой-то мужчина.

Понадобилось ещё много расспросов, чтобы выяснить: мёртвый дедушка в ковре был неходячий, к тому же рядом с ним в ковре лежала его бабушка. Дедушка Филипп же был ходячий и без бабушки. Дальнейшие выяснения привели к тому, что от обстрелов у Филиппа, и так близкого к деменции, окончательно помутилось в голове, и он ушёл в неизвестном направлении.

Судьбу его я не знаю.

Что ж, мы поехали дальше, в центр города. На одной из улиц буквально на капот бросилась женщина лет пятидесяти:

— Умоляю, заберите нас отсюда! Мой муж и мой сын погибли при обстреле, я с невесткой и с двухгодовалой дочкой. Заберите нас, пожалуйста.

— Я… Я не знаю, — беспомощно сказала я. — Я должна забрать семью. Если не получится… Давайте тогда здесь через полчаса с вещами.

Она плакала и благодарила, а я думала, что всё-таки заберу семью, и места не хватит, и что же делать.

На блокпостах нас останавливали, я демонстрировала аккредитацию, и нас спокойно пускали дальше. Так мы доехали до драмтеатра. Я высунула в окно телефон и радостно комментировала:

— Совсем недавно здесь шли жестокие бои, да и сейчас обстановка непростая. Вот и сейчас мы слышим, как работает снайпер…

Фото Дмитрия Плотникова.


Снайпер действительно работал. Почему ни у меня, ни у Лёши в голове этот факт не сложился с тем, что, в целом, это может оказаться какой-то небезопасной штукой, я не знаю. Возможно, коллективное размягчение мозга.

Итак, под аккомпанемент работы снайпера и ещё почему-то автомата я выхожу у искомого двора и иду, попутно фотографируя разграбленную аптеку, разбитые витрины магазинов, из которых как раз таки не унесли дорогостоящую технику — понятно, лекарства нужнее компьютеров. Захожу во двор и натыкаюсь на штурмовую группу. Командир смотрит на меня в искреннем обалдении.

— Девушка. А вы кто?

— Я журналист, — радостно сообщила я. — Вот моя военная аккредитация!

— Понимаете, — ответил вежливый командир группы. — Тут стрелковый бой. Ваша военная аккредитация вам вообще не поможет. И вообще, почему вы без каски?

(Это он ещё не знал, что у меня плит в бронике нет. А каску я сняла, потому что она тяжёлая, головой неудобно вертеть).

— Ну понимаете, я должна вывезти семью, — объяснила я. — Она вон в том дворе, дальше, в подъезде, в подвале прячется. Я дойду туда осторожненько, выведу их, посажу в машину — машина вон там, и мы уедем.

Взгляд вежливого командира стал каким-то нехорошим. Возможно, он заподозрил во мне украинскую диверсантку или блаженную. Но как блаженная оказалась в центре Мариуполя в бронежилете и без каски?

— Девушка, — ещё раз терпеливо пояснил он. — Они не выйдут из подвала. И не пойдут с вами. Потому что стрелковый бой, девушка, идёт ПРЯМО ЗДЕСЬ. А вы без каски!

Ну что ж такое! Дедушка ушёл непонятно куда. Семья никуда не пойдёт, потому что стрелковый бой. И тут мне навстречу вышел тощий чёрный кот без хвоста.

— Кыс-кыс-кыс, — позвала я его. Кот обрадованно взбежал ко мне на руки.

Тут командир группы понял, что я всё-таки не диверсантка, а блаженная. И обнял меня.

— Пойдёмте, я вас до машины провожу, — сказал он. — И носите каску.

— Берегите себя, — попрощалась я.

Через полчаса нас действительно ждала та самая женщина, которая бросилась на капот машины, — Анжелика, её невестка, совсем юная, может — двадцати двух лет, Лера и завёрнутая в одеяло двухлетняя девочка Каролина.

Сначала я хотела оставить их в ПВД, но там было столько народу, а они были так измотаны, к тому же Каролина болела, что я плюнула на всё и потащила их в Донецк. На одном из блокпостов нас хотели развернуть, но после стрелкового боя мне было всё нипочём, и я включила харизму танка. Нас пропустили.

Поселила там в свою гостишку — они хоть помылись, заказала еду. Ленка Голодник, моя подруга и волонтёр, отвезла их сделать документы по ускоренной процедуре, пригрозив московской журналисткой, то есть мной, а потом посадила на автобус до Ростова. Там жили их родственники.

Через несколько месяцев оказалось, что Ростов не был конечной точкой. Семья уехала в Вильнюс и дала антивоенное интервью какому-то сайту. Нашла по упоминанию своего имени. Хорошо хоть про меня ничего плохого не сказали.

Верхом на танке — автор. Фото Дмитрия Плотникова.

Загрузка...