Настоящих частных военных компаний в России не существует. Есть некие иррегулярные добровольческие формирования, которые неофициально участвуют в боевых действиях на стороне российской армии. Это, безусловно, военные компании, но они не совсем частные, скорее полугосударственные. Этакая прокси-пехота, которая используется для решения нестандартных задач.
Служат в них люди, которые по тем или иным причинам не могут или не хотят пойти в армию ввиду огромного количества ограничений и бюрократии (впрочем, не надо думать, что в ЧВК их нет, ведь создают эти конторы часто выходцы из армейской среды). Среди таких людей был и я. В своё время я отправился воевать на Донбасс на время каникул в университете, будучи уверенным, что к следующему семестру мы построим Новороссию и я вернусь к учёбе. Новороссию мы не построили, из университета меня отчислили, так как моё участие в боевых действиях бросало тень на его репутацию (по мнению деканата), я надолго остался в республиках Донбасса, и отношения с военкоматом стали сложными.
Незадолго до 24 февраля мне поступило предложение пойти в одну из наших ЧВК.
Ну, я согласился и пошёл. Я предполагал, что назревает нечто крупное. Ещё прошлым летом меня привлекали для формирования реестра объектов социальной инфраструктуры областей юго-востока Украины, функционирование которых критически важно для поддержания стабильной гуманитарной ситуации в регионе. Но что будет, как и когда — я не представлял.
Моё подразделение жило слухами. Я прекрасно понимаю, что всего рассказать было нельзя, всегда есть вероятность утечки информации, но и политическая работа с личным составом в преддверии масштабного конфликта была полностью провалена. Никто не понимал, что творится, почему и зачем. Группа военнослужащих даже ушла из-за такого отношения. Почему так произошло, я не понимаю, к тому моменту о массовом формировании ЧВК знали все, об этом говорили из каждого утюга. На Авито, блин, набирали людей!
Несмотря на это, народ в ЧВК поначалу собирался идейный. Конечно, кто-то может рассказывать, что служить пошёл исключительно за деньги и вообще весь из себя такой дикий гусь, пёс войны. Но ни один из тех, кого я встречал, не пошёл бы воевать на противоположную сторону ни за какую котлету зелёных бумажек. Наёмническая психология единицам присуща, но все хотят получить госнаграды, ветеранский статус, а главное, им важна приобщённость к некоей большой системе и идее.
Это не просто война ради войны и ради зарплаты. И отваливались как раз идейные, потому что им этой большой цели не дали. Ну, и потому, что в 2014 многих людей просто наебали. Короче, вся история с тем, как был организован набор, — это учебник того, как делать не надо.
Планировалось, что мы будем действовать на Донбассе, но дней за десять до начала боёв нас перебросили в Россию. Мы стояли в Смоленской области и вновь жили слухами о том, на каком направлении нас в итоге задействуют. Некоторые склонялись к тому, что это будет Харьков, но изредка называли и Киев. Большинство ни в какой Киев, конечно, не верило, несмотря на большую группировку войск, которая находилась на учениях в Белоруссии. Думали максимум про Чернигов. Командование до нас никакой информации не доводило.
22 февраля в Белоруссию перебросили и нас. Подразделение расположили в мёртвой с 1986 года деревне в белорусской части зоны отчуждения Чернобыльской АЭС. Спустя сутки мы уже получали вооружение, боекомплект, броню и транспорт. Одновременно с выдачей снаряжения нам довели задачу двигаться на Киев. Мы должны были участвовать в захвате правительственного квартала, а конкретно — здания Верховной Рады. Пацаны всю ночь спорили, кто будет поднимать над украинским парламентом российский флаг. Были придуманы хитрые схемы со жребием, игрой в камень-ножницы-бумагу. Желающих повесить флаг было много, и мы никак не могли определиться, кто же это будет делать.
На следующий день рано утром мы выдвинулись в сторону границы, ехать было недалеко. Пройдя какое-то расстояние, мы упёрлись во взорванный мост. Границу мы ещё даже не перешли. Колонна выстроилась на дороге и тупила до обеда. В конце концов, поступил приказ развернуться и двигаться в объезд. И это несмотря на наличие плавающей техники, понтонов и мосто укладчиков. Мы поехали кататься по Гомельской области и, разумеется, заблудились. Нашлись только к ночи, так что пересечение границы задержалось на сутки, до утра 25 февраля.
Украина встретила нас разбитым таможенным пунктом. Вдалеке за лесом виднелся саркофаг четвёртого энергоблока ЧАЭС с его знаменитой трубой. Один из парней, которые ехали со мной, посмотрел на открывшийся вид и сказал: «О, я здесь воевал». Командир поинтересовался, когда же он успел. На что парнишка уверенно ответил, что в «Сталкере».
После чего он начал уверенно описывать, где на местности что находится. Мы все поржали.
Вскоре поводов для веселья поубавилось, потому что мы упёрлись в другой взорванный мост. У него мы простояли ещё одну ночь и только утром снова выдвинулись в объезд. Путешествие закончилось прибытием в итоговую точку, которая оказалась далеко не зданием Верховной Рады. Это был лес, в котором мы и простояли следующие две недели без малейшего понимания, что же нам делать. Насколько я понимал, задачу захватить правительственный квартал и героически его удерживать подразделение должно было выполнять ещё в первый день, добравшись до центра Киева ускоренным маршем. Сопротивление со стороны украинской армии планом не предполагалось.
К лесу мы были совершенно не готовы (даже с учётом того, что армии к войне не готовы никогда, даже если это подразделение наёмников). У нас не было ни генераторов, ни палаток, ни полевых кухонь. Такие же проблемы были и у других подразделений на нашем направлении. Через некоторое время снабжение кое-как наладилось, но исключительно потому, что бабки на ЧВК выделялись наличкой. Всё необходимое попросту закупалось в Белоруссии, где цены сразу же взлетели вверх.
В течение всего марта мы занимались штурмами и зачистками в Киевской области, до самого Киева так и не добравшись. На подконтрольных нам территориях осталось огромное количество гражданских, взаимодействие с которыми было полностью провалено — попросту потому, что его возложили на армию, самую косную из государственных структур. У армейского начальства нет и не было никакого понимания, что война не ограничивается боевыми действиями. Кроме пальбы должны быть политические технологии, информационная и социальная работа. На любой территории, которая переходит под контроль армии, нужно решать целый комплекс социально-экономических задач. Это жизненно важно, без этого попросту войну вести нельзя. Но армия у нас считает, что ей нужно заниматься исключительно боевыми действиями.
Простой пример: в какой-то момент мы стояли в лесопосадке. Рядом с ней было село, в котором проживало 94 человека. Украинские чиновники оттуда уехали, наши никого не поставили. В итоге никакой транспортной связи с другими населённиками, никакого снабжения села лекарствами или продуктами. Света тоже не было. Ладно хоть колодцы почти в каждом дворе. Мы привозили им сухпайки, но никакой централизованной работы выстроено не было. Командование говорило, что это не армейская задача, армейская задача — взять Киев. Никто не задумывался о том, что с таким подходом в тылу останутся сотни тысяч людей, которые будут нас ненавидеть. Да, вы, конечно, проебали восемь лет работы с населением Украины, но это же не повод проёбывать эту работу и дальше!
В итоге гражданские страдали и не понимали, что происходит, почему мы сюда пришли и зачем идёт война. Но самое страшное, что этого не понимали и кадровые военнослужащие российской армии.
Процентов 90 контрактников пошли служить, потому что это стабильная зарплата, ранняя пенсия и военная ипотека. И им восемь лет рассказывали, что Украина — это наш партнёр, что это легитимное государство с законно избранным президентом, а потом бросили на Киев. Под Киевом была в основном элита российской армии, но никто из солдат не собирался воевать. Они были в шоке, что их отправили на войну, не понимали, что им делать и как им пользоваться своим вооружением, не знали, как вести себя при обстреле. Один из командиров разведки оставил средства контрбатарейной борьбы в Белоруссии, потому что не думал, что они ему понадобятся.
Фото Дмитрия Плотникова.
Большим плюсом ЧВК было то, что мы шли воевать и почти у всех нас был боевой опыт. Эта обстрелянность давала психологическую устойчивость. На моих глазах бывало такое, что ребята из элиты, от рядового до командира бригады, падали и прятались при каждом хлопке, потому что не могли отличить стрельбу нашей артиллерии от прилётов. Всё это приводило к нервным срывам и паническим атакам, это делало части небоеспособными. Эта армия морально была слабо способна выполнять поставленные задачи. Война без цели вообще очень сложна. А каждый из нас понимал, зачем мы тут находимся. У нас с 2014 года есть противник, которого нужно победить.
Для нас 24 февраля изменилось только то, что Российская Федерация решила выступить открыто.
Украина же проделала огромную работу. Те ВСУшники, с которыми я сталкивался на Донбассе в 2014 году, тоже особо не понимали целей войны. За восемь лет там произошли большие изменения. Да, в их армейской структуре много схожих с нашими проблем. Но у них выросло новое поколение молодых и идейных военных. Они понимают, зачем они здесь воюют. Более того, они довольно быстро поняли, что могут воевать с нами на равных.
Самое главное, что я понял за всю Киевскую операцию: у нас есть всего два тактических приёма. Первый — это движение маршевыми колоннами (которые разбивают всегда и везде), а второй — штурм в лоб. Всего, что описывают в учебниках по тактике, всех этих охватов и манёвров, я вообще нигде не видел. Сложные многоэтапные операции мы были бы рады проводить, да не умеем. Люди понимают, что в лоб штурмовать не надо, но как сделать по-другому, они не знают. Короче, к своим 27 годам я начал понимать, почему мы так проебали в 1941 году. Но за 1941 следует 1943. И за 2022 годом неизбежно наступит год, когда мы научимся воевать.
Теперь вы представляете, в каком режиме я жил, пока нас не вывели из-под Киева. Было это 31 марта 2022. Подразделение перебросили в Россию, зарплату выдали наличными и в долларах. В маленьком приграничном городе не было обменника, который бы работал ночью. Безумно хотелось жрать. Пришлось звонить маме и одалживать у неё пару тысяч рублей на карту. Пацаны вокруг ржали: «Ебать ты русский наёмник». Вот так я сходил под Киев.
Фото Дмитрия Плотникова.