Работа в медиа никогда не была моим осознанным решением. Я никогда не думала: «О, вырасту и стану журналистом». Просто в 2014 году в мой дом пришла война, и я решила завести Twitter, куда писала о своей жизни в Донбассе. Правда, и это не было основной причиной, чтобы завести себе аккаунт, — просто хотелось читать мемы в первоисточнике, а во «ВКонтакте» тогда постоянно выкладывали скрины из Твиттера. Мой блог быстро набрал популярность, а там уж и пошли предложения о работе. Так что я невольный боец информационного фронта. У меня с моей профессией сложные отношения, но сейчас я довольна тем, чем занимаюсь.
До начала СВО проекты у меня были в основном мирные: про Москву, про экологию.
Я не пыталась запускать какие-то идеологические штуки, просто старалась хорошо делать свою работу. А с началом спецоперации, когда все начали писать, что мы проигрываем информационную войну, я осознала, какое мощное оружие находится у меня в руках. И начала работать на этом поле целенаправленно.
С информационной войной всё действительно было сложно. В первые дни нужно было наперегонки придумывать лозунги, символы, и тут мы отставали. Сейчас идёт работа уже с более сложными форматами, направленными на внутреннюю аудиторию, и у нас всё не так плохо. В целом, все, кто хотел определиться со своими позициями, уже определились.
В интернете воевать уже не за кого. Основная задача — не допустить смуты в собственных рядах, правильно трактовать происходящие события, ну, и сохранять интерес к теме, конечно же.
Вообще, вначале мне казалось, что не надо копировать украинские стратегии: раздувать хайп, плодить глупые фейки, короче — ввязываться в инфошапито. Со временем я поменяла своё мнение, теперь мне кажется, что это не так уж плохо. Конечно, логика в их стратегии была. Сейчас практически у каждого есть смартфон с выходом в интернет, распространение информации идёт гораздо быстрее. Кроме того, целевых аудиторий как таковых стало гораздо больше. Люди, получающие информацию в интернете, теперь не какая-то специфическая группа, и нужно быть очень креативным, чтобы правильно подать им информацию да ещё и так, чтобы они начали её распространять. А у нас с этим креативом традиционно плохо, и он идёт традиционно снизу. В этом ничего плохого нет, но задача креативщика усложняется. Ему теперь, условно, нужно упаковать информацию так, чтобы она зашла не только аудитории, но и администраторам крупных каналов, например. Нет чёткой организации работы, которая была у украинцев.
Причём сложности идут в обе стороны.
Здесь яркий пример — это история про бабушку с красным флагом. Её же никто не придумывал (хотя иногда от разных людей из медиакругов я слышала, что это они авторы всей истории), просто украинская же сторона выложила видео. Видео разлетелось, его подхватили, в том числе и официальные лица. Бабушке наставили памятников, поклонились, а вывезти её с территории Украины как-то никто не додумался. Нет связи между разными уровнями медиасферы. В итоге украинцы обернули эту историю себе в плюс.
А обратный пример — это литера Z, ставшая символом спецоперации. Изначально это было просто условное обозначение на технике, но «зет-ку» подхватил интернет. Она легко рисуется, в ней есть загадочность, таинственность. Люди сами создали запрос, сами придумали себе символ. Так, в общем-то, получается почти всегда.
Мы как-то сидели в офисе и увидели картинку с надписью ZOV, одну из первых. И мой коллега Вася как раз придумал эту фразу, «Слышу ZOV ебать Азов». Мы поприкалывались, посмеялись, придумали несколько частушек и как-то про неё забыли. И уже месяца два спустя я сидела и понимала, что нужно срочно что-то придумать, потому что боевые действия идут и идут, а с лозунгами и символами у нас всё ещё туговато. И тут я как раз вспомнила про «слышу ZOV». Теперь нужно было его распространить. Я позвонила друзьям, которые тогда постоянно ездили в Мариуполь, и попросила нарисовать граффити с этим лозунгом. Зашло, но распространилось не очень. Тогда я заперла Васю в чулане офиса, и он начал создавать имитацию радиоперехвата наших военных, которые орут «Слышу ZOV ебать Азов» в рацию. Дело пошло веселее. Осталось нанести последний удар. Мы взломали бегущую строку на украинском канале «1+1» и пустили туда текст «Увага! Увага! Слышу ZOV ебать Азов». Видосы разошлись, и мем начал жить своей жизнью: лозунг начали писать на бомбах и снарядах, делать с ним шевроны, кто-то даже треки записал. Всё, лозунг прижился и стал мемом.
Вообще, это же давний тренд. Мемы давно стали оружием информационной войны, вспомните историю MDK, паблика с мемами «ВКонтакте», который стал огромным новостным медиа со своей сеткой. Мемы продают, и продают одинаково успешно что товары, что идеи. Так же вышло и со спецоперацией, просто она охватила новые слои населения, для которых мемная коммуникация была непривычной, но постепенно они к ней привыкли. Такая вот парадоксальная ситуация: идёт война, умирают люди, калечатся судьбы, а тебе надо придумать мем, просто потому что это позволит лучше распространить пост. Мемы — это же не только про смех, это про виральность, про клиповость. И этим активно занимались обе стороны. У нас была бабушка с флагом, «слышу Z0V», у украинцев — «русский военный корабль».
Проблема у нас не с отсутствием креатива, а с его донесением до целевой аудитории.
В первое время на освобождённых территориях работа военно-гражданских администраций практически не выстраивалась. В апреле эта ситуация изменилась, и с населением начали пытаться работать. Появились газеты и радиостанции, экраны с новостями и телеграм-каналы Стам, где есть интернет). В общем-то, было сделано то, что нужно. Вон, первые тик-токи из Мариуполя от местных начали появляться уже вскоре после освобождения города. Тут ведь нет ничего сложного, просто нужна единая модель информирования и налаживания коммуникации с людьми. Такая модель информационной аннексии. И этот план должен быть универсален, чтобы применить его можно было в любом месте.
Причём у нас даже есть опыт такой работы: в Крыму во время референдума, когда там тоже глушили связь. А дальше нужна слаженная работа спецслужб и пропагандистов, чтобы не допустить ресентимента у населения и его сочувствия Украине. Тем более тут украинцы сами нам помогают, постоянно обстреливая те города, которые они ещё недавно контролировали, и убивая там людей. Но самое главное — сразу же отвечать людям на вопрос, что же такое Россия. Без абстрактных идей, а на самом банальном бытовом уровне рассказать, какой будет новая действительность и какие плюсы она принесёт в жизнь. В настоящем у этих людей нет ничего кроме сложностей просто потому, что идут боевые действия, которые несут с собой неустроенность и риск. Им нужно дать образ будущего.
Для меня в своё время Россия (хоть для кого-то это и прозвучит крамольно) — это место, где существует свобода, где возможен плюрализм мнений. Это очень комфортное государство, с высокой степенью цифровизации. Вот такие вещи и нужно транслировать. Показывать, что реально плохо там и что хорошо у нас. И доносить это до как можно большего количества людей.
Украинский подход к информационной работе совсем другой. С первых же дней они сделали огромный упор именно на фейки. Потому что у них западная система пропаганды. Им важно дискредитировать врага, а не сделать привлекательным своё. И такой подход отчасти оправдан. Ну представьте, ваш враг — огромная соседняя страна. Тут каким бы ты ни был крутым, она будет круче. Как бы ни плескался в душе патриотизм, ты понимаешь, что один на один речь не об успешном исходе противостояния, а исключительно о его длительности, исход всё равно предрешён. И единственный шанс — это получить ещё более сильного союзника, в идеале — весь мир. Для этого нужно привести мир в ужас, чтобы все ополчились против твоего врага. И для этого ты готов говорить любую неправду. Нам из-за этого пришлось действовать реактивно и только отвечать на фейки, разоблачать их. Для перехода к проактивным действиям пришлось дождаться крупной победы в Мариуполе и капитуляции «Азова».
Вообще наш подход к информационке напоминает анекдот, где два русских солдата сидят на Монмартре, пьют кофе и один из них говорит: «Эх, а информационную войну мы всё-таки проиграли». Типа главное, чтобы фронт пёр, а что там напишут в интернетах — не суть важно. С одной стороны, нельзя уповать на одни информационные фронты. А то получится, как в Карабахе в 2020[37], когда общество было уверено, что армия успешно сражается, и капитуляция, к которой всё шло, стала для него огромным шоком. Украина как раз выстроила подобное шапито, и хорошо, что мы не начали играть в подобные игры. За всеми виртуальными перемогами скрывается объективная правда. Пока что украинские медиа успешно выстраивают отдельно существующий мир гиперреальности, но возвращение в реальность будет очень болезненным.
Отрезвление неизбежно произойдёт. И вся невыраженная злоба останется огромной раной в сердцах и душах украинцев. Конечно, они захотят воспрять, но ресентимент затронет все сферы жизни. И нам предстоит понять, что с этим можно будет сделать.