Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

Новороссия. Метафизика фронтира Дарья Дугина, журналист, философ

Дарья не успела сдать нам эту статью - 20 августа 2022 года она погибла от рук украинских террористов. Текст был составлен Дмитрием Плотниковым на основе тезисов, озвученных Дарьей 28 июля в московской «Листве» во время лекции «Метафизика Фронтира: Новороссия».

Со слов Дарьи, это выступление готовилось по черновикам, которые должны были стать её статьёй для «Книги Z». Мы попытались закончить статью за неё.

Когда мы говорим о Новороссии, то очень часто упускаем осмысление того региона, в который мы сейчас приходим. Ведь вроде бы всё понятно. Зто абсолютно точно необходимое продвижение, это битва за наши идеалы и ценности. Но мы упускаем онтологический статус Новороссии, что она нам даёт. И не является ли она регионом, конструирующим центр нашей империи. Мой опыт посещения Донбасса показал мне совершенно отличную от типичного московского взгляда картину. Я увидела, что именно Новороссия даёт нам своеобразный урок, во многом формируя нынешнюю русскую идентичность. Именно оттуда идёт зов к национальному пробуждению, и нам необходимо осмыслить и прожить Новороссию.

После того как я вернулась из своего первого визита в Новороссию, передо мной встал вопрос: а где же, собственно, проходит граница между нами и ними? Где чёткая черта, способная разделить наше и не наше? В идеологическом плане прочертить её легко, мы можем чётко сказать, кто мы и кто они, легко описать нашу идеологию и идеологию противника. Но в остальном этот вопрос несколько сложнее. Сейчас глядя на Новороссию, нам сложно понять, где же она заканчивается. Карты и сводки Министерства обороны всегда запаздывают и не отражают реальной ситуации. Линия фронта флюидная и живая, и границы, по сути, нет. Поэтому термин «граница» не может адекватно отражать реальность, граница — это нечто статичное и закреплённое.

И я решила обратиться к понятию «фронтир».

Это понятие неразрывно связано с освоением американцами Дикого Запада. Его ввёл американский историк Фредерик Тернер. Тернер считал, что с помощью термина «граница» невозможно корректно описать процесс расширения империи. По его мнению, и американская демократия, и американское величие стали результатом столкновения с чем-то иным, что они возникли в пространстве, где сосуществуют англосаксонское и нечто чужое. Фронтирное существование стало идентичностью: европейские переселенцы приехали на новый континент и стали сталкиваться с чем-то диким и неосвоенным. И этот неосвоенный фронтир, эта постоянно меняющаяся граница, где были новые смыслы, новое толкование, новые странности, с которыми колонисты ранее не сталкивались, и сформировало американскую нацию.

Идея фронтира была характерна не только для американских учёных, но и для политиков. Америка ведь мыслит себя империей, то есть благом, которое распространяется по всему миру. Рональд Рейган поддерживал идею фронтира, он считал, что в ней заключена особенность, исключительность американской нации. Что американцы — это такие библейские посланцы, которые провозглашают божественную сверхмиссию. Идея американской империи, идея постоянного расширения находит отклик и сейчас. В современной американской политике религиозными идеями обосновывают продвижение США в мир неоконсерваторы. Они говорят о наличии у себя миссии, о том, что именно они «носители света», представители касты философов. И фронтир здесь необходим. Он свидетельство того, что американская империя жива.

Со временем «фронтирология» вышла за пределы сугубо американской мысли. Французский историк Люсьен Февр сформулировал своё понятие фронтира исходя уже из европейской идентичности и европейской истории. Февр отвергал понятие границ, он считал их искусственным явлением, которое дробит и членит. По его мнению, границы — это сугубо модернистский феномен, неразрывно связанный с Вестфальской системой международных отношений. Фронтиры же относятся к традиционному мышлению. Это определённая форма жизни политической общности, существовавшая до того, как были установлены границы.

Для Февра система национальных государств, созданная Вестфальским миром, уничтожала и разрезала по живому существующий плюрализм народов. И французский историк обратился к тематике Фронтира как чего-то дышащего; не дробящего, но объединяющего то, что на этом Фронтире сталкивается. Этот тезис Февра в отношении фронтира стал для европейской историографии ключевым: границы — искусственны, Фронтир — естественен. Февр призывал не рассматривать границы как то, что отделяет одно от другого, потому что зона перехода — это зона постепенного вытеснения одного другим. И в этой зоне нельзя с уверенностью сказать, где начинается одно государство и заканчивается другое.

Категория фронтира близка и геополитическому мышлению. В геополитике пространство качественное, оно имеет не только географическую характеристику. Для геополитики пространство живое, оно имеет и социокультурную характеристику, оно бывает обожествлено. К примеру, если бы древний грек увидел пространство Эллады, он бы сразу понимал, где находятся святилища, где живут какие музы, какие территории запретны для посещения человеком, делил бы пространство на сакральную и профанную части. Это и есть качественное восприятие пространства. Для фронтирологии, для фронтирного мышления пространство тоже является качественным, это социально-философская категория, категория характера мышления. Поэтому важно фиксировать ментальность фронтира.

Когда я осмысляла метафизику нашего фронтира, метафизику Новороссии, то увидела, что Крым — это и есть граница. Это было нечто определённое, здесь заканчивается одно и начинается другое. И то, что в 2014 году мы ограничились исключительно воссоединением с Крымом, было неправильным шагом с точки зрения логики традиции. Мы ограничились компромиссом, зашли на определённую и очерченную территорию, отсекли её и разграничили, и забыли о том, что у нас есть фронтир. А фронтир есть у каждой империи. Он есть у либеральной американской империи: посмотрите на то, как он дышит во время переворотов на арабском Востоке. Фронтир был у нашей коммунистической империи, он постоянно расширялся, и дыхание этой империи доходило вплоть до Африки. Свой фронтир когда-то был и у Европы, ведь колонии европейских стран тоже были попыткой расширения. Свой фронтир должен быть и у русских сейчас.

Американская империя воспринимает всю территорию Украины, включая и Новороссию, как свой фронтир. Америка всё ещё допускает для себя мышление Фронтиром, для них нынешняя Украина — это «Дикий Восток», который они должны освоить. А нам в этом праве отказывают, нам говорят, что есть чётко очерченная граница, строгая территориальная очерчен-ность, в которой должны находиться русские.

Нас пытаются загнать в эту границу, и даже планы по «деколонизации» России — это попытки дробить нас, окончательно утопить в мышлении границами. К сожалению, логика граничного мышления характерна и для многих русских националистов, потому что большинство проектов построения русского национального государства существуют именно в ней. Но границами мыслит вассал. А господин мыслит фронтирами.

И это очень характерно для случая Новороссии. Новороссия — это качественное пространство, в котором пересекаются неоднородные культуры. Это не линия разграничения, а сплавленное пространство взаимодействия, некое дионисийское поле, где есть и один Логос, и второй, образующие вместе особую конструкцию. Сегодня этот фронтир является для нас фронтиром-учителем, который учит нас снова быть империей. Собственно, Новороссия с 2014 года нам систематически об этом напоминает. И наконец-то этот голос прорвался. Фронтир заявил о себе. Мы долгое время пытались остаться в строго очерченных границах и отказать этому Фронтиру в существовании, а этот фронтир жил, он рос, как нарыв, и становился болезненным.

С началом специальной военной операции фронтирное мышление начало возвращаться в наше государство. Россия вспомнила о своей миссии и вновь стала империей.

Наконец-то Россия начала дышать, и это дыхание пошло по Новороссии. Вспомните риторику 2014 года, слоган «Крым наш». Из того, что Крым — наш, вполне логично следует, что остальное не наше. Сейчас ответа на вопрос, где мы остановимся, фактически нет. Когда я задавала его русским воинам, как в Новороссии, так и в Москве, они отвечали, что остановимся мы после победы. А победа — это фронтир.

Мы должны одержать победу на этом Фронтире, и поэтому мы восстанавливаем мышление империи. Разумеется, это не означает желания «захватить Европу». Необязательно доходить танками до Парижа, чтобы достичь его идеологически. И до многих городов и стран дыхание нашей империи начинает доходить.

Когда я впервые приехала в воюющую Новороссию, то считала своим долгом поддержать находящихся там людей, и военных на передовой, и гражданских. Но вместо этого я услышала слова поддержки от них, мол, держитесь там, мы за вас. И Новороссия сейчас действительно конструирует тыл. Как Дикий Запад сконструировал империю США, так и фронтир под названием Новороссия конструирует нашу русскую империю.

Нам нужно продолжать включать фронтир-ное мышление, в котором нам долгое время отказывали. Ведь Новороссия не единственный наш фронтир, есть ещё Белоруссия и Северный Казахстан, которые сейчас находятся за границами Российской Федерации. С фронтирами нужно работать, и их нужно отодвигать. Для того чтобы правильно работать с этими фронтирами, фронтир-ное мышление должно быть в геополитике, философии, культурологии, лингвистике. Потому что Россия — империя и ей непозволительно мыслить себя в логике границ — явления, направленного на расчленение всего. Границы России должны дышать. Это задаёт России имперскую идентичность, которая шире национальной. Но главный экзистенциальный урок фронтира — раз нет границ, то нет и границы между жизнью и смертью. Потому что между жизнью и смертью тоже лежит фронтир.