Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

МРАЗИ Александр Григоренко, военный

То, что я «мразь», я понял не сразу. Хотя гораздо важнее было признание этого со стороны других мразей. Хотя поначалу я был просто уродом. А вот долбоёбом, наверное, побыть так и не успел. Всё-таки прошлый опыт сказался, да и возраст. И всё же я Мразь. Именно так, с Большой буквы.

Фото из архива автора.

Сначала Президент объявил: «В соответствии со статьёй 51 части 7 Устава ООН, с санкции Совета Федерации России и во исполнение ратифицированных Федеральным Собранием 22 февраля сего года договоров о дружбе и взаимопомощи с Донецкой Народной Республикой и Луганской Народной Республикой мною принято решение о проведении специальной военной операции».

В тот же день я узнал у знакомого, можно ли попасть в Народную милицию ЛНР. Оказалось — нет, граница была перекрыта. Добровольцев тоже не набирали. Я узнал об этом, позвонив в военкомат. Как и многие другие, звонившие и приходившие в военкоматы в то время.

Затем было знаменитое «спасибо тем, кто приходит в военкоматы, но сами справимся» — от Президента. И лёгкое недоумение пополам с обидой. При этом мой знакомый в погонах написал мне: дескать, ты чего беспокоишься, мы за три недели справимся, а потом только контртеррористическая операция.

Но уже через три недели стало ясно, что тремя неделями не обойдёмся. Да и месяцами. Сначала мы завязли под Киевом и Черниговом, а потом вывели оттуда войска. Тогда же стала понятна и главная причина этого вывода: у нас тупо нет пехоты для таких масштабных операций. Но набор добровольцев так и не объявили.

Хотя необходимость их набора была очевидна всем, кто хоть немного понимает в армии и войне. Был, правда, фальстарт, когда Путин и Шойгу объявили о наборе добровольцев. Но оговорились, что речь про иностранцев. Речь эта опять обидела многих.

Но тем не менее тихой сапой через военкоматы набор добровольцев был объявлен. «Приходите. Набираем. Всё расскажем на месте», — ответил на мой телефонный звонок всё тот же женский голос.

И я пришёл, прошёл медкомиссию, профотбор и все необходимые процедуры. Причём врачи особо не смотрели на здоровье. Ни моя хромая нога, ни плохое зрение их не остановили. Ещё год назад я бы в армию не попал. А попал я именно в Российскую Армию, не в ополчение, в военкомате мне предложили краткосрочный контракт. Вообще, в армию не хотелось, но тут в случае моей смерти были бы хоть какие-то гарантии для жены.

Выбрал срок в четыре месяца. Потому что, во-первых, надеялся, что война закончится или затихнет, а во-вторых, я не доверяю государству и предпочитаю оформлять отношения с ним на своих условиях. Да и в сентябре у жены день рождения, и я обещал к дате вернуться. Ну, обе щал-то, конечно, обещал, но «все всё понимают»

Жена, видимо, уже с февраля понимала, что я могу поехать туда. И пыталась отговаривать. Дескать, ты как раз нашёл работу. Работу я действительно нашёл буквально перед отправкой на Донбасс. А не мог найти до этого по простой причине. Я был в «чёрных списках» у пермских властей. Но вовсе не потому, я был какой-то навальнист или антипутинист.

Скорее наоборот, я был вполне лояльный власти депутат от ЛДПР, просто честный и принципиальный. Ах, я-Депутат. Причём Депутатом я стал на Донбассе в 2014 году.

Такой позывной мне дали пацаны из-за того, что до этого я был помощником на общественных началах у одного регионального депутата. А вот депутатом Законодательного Собрания Пермского края я стал в 2016 году после возвращения с Донбасса. Как стал, так и перестал. Но это совсем другая история.

В общем, попал я, как и хотел, в мотострелковые войска, а точнее, в 228-й полк 90-й танковой дивизии. Почему хотел? Да потому, что в 2014-15 служил как раз в пехоте луганского ополчения. А в 2015 году даже проходил подготовку на полигонах НМ ЛНР именно в качестве мотострелка. Да и вообще, если честно, всегда уважал пехоту.

ППД[97] части был в Екатеринбурге, совсем рядом с родной Пермью. Перед тем как поехать в часть, я начал собирать вещи.

Надо сказать, что ещё в 2015 году после возвращения с Донбасса я положил под кровать свой рюкзак со снаряжением, хранил его там и потихоньку обновлял — на всякий случай. На тот, который и случился. Ибо уже тогда я был уверен: второй русско-украинской войны не избежать.

И вот я достал из-под кровати рюкзак и собрал по списку всё, что мне было необходимо. В том числе рюкзак, форму, наколенники, налокотники и пр. В последний момент решил не брать с собой «горку»[98] и смартфон, так как не был уверен, что ими разрешат пользоваться. Всё-таки российская армия, а не ополчение. Сразу скажу: был неправ. Армии пофиг, в чём ты воюешь, да и на смартфоны в общем-то пофиг.

На вокзал меня пришли провожать жена, мой тесть, два моих лучших друга. Как водится, выпили немного и попрощались. Жена впервые за прошедшие две недели заплакала. А потом, как рассказывал мой лучший друг, плакала ещё.

В части мы пробыли почти неделю. Жили в полупустой казарме батальона, где кроме нас были только срочники. Как водится, выпивали и много разговаривали. Среди нас было несколько человек, которые считали себя крутыми вояками и не стеснялись об этом говорить. Интересно, что после участия в реальном бою они вдруг перестали считать себя крутыми вояками и стали отказниками. Одного звали Николай. Он был из СОБРа и очень гордился этим, второй — Снайпер, как он говорил — из семьи военных и военный по жизни.

Я ночевал в одном ряду кроватей со спокойными и ровными пацанами. Маугли из Кургана, Прапор из Кудымкара, Лысый из Кунгура, Дэн из Перми, Кондрат из Екатеринбурга и пара других. Маугли и я были самыми опытными. Маугли служил до этого в армии и даже был в Сирии, а я, соответственно, имел ополченческий опыт. Мотивация у всех была разная. Кто-то пришёл из-за денег, кто-то испытать себя, кто-то, как я, чтобы отдать старые долги.

Из Ёбурга мы полетели самолётом до Липецка, потом на автобусе до лагеря нашего полка на границе. Ещё в Ёбурге нам выдали ВКПО[99], берцы, автоматы Калашникова и четыре магазина. ВКПО, если кто не знает, — это внесезонный комплект полевого обмундирования. То есть, попросту говоря, военная форма.

В лагере выдали ещё каски и армейские броники. Неплохие, кстати, броники. Единственный их минус — жгуты системы быстрого сброса. Если они не так переплетены, то всё… далее ненормативная лексика. Мне, кстати, как раз такой и достался, и я проходил в нём почти месяц.

Три дня мы проходили в лагере обучение. Нас сводили на стрельбы, научили, как правильно прятаться от мин, и немного погоняли по тактике. Совсем немного вроде, но на самом деле достаточно, как оказалось впоследствии. Тем более занятие проводил старший лейтенант Николай Пакулин — вернувшийся после ранения командир противотанкового взвода. Он отметился ещё под Черниговом, где наш полк воевал до отвода войск с севера Украины. Был ранен, получил боевую награду, а потом поехал на спецоперацию снова.

Границу мы пересекли на тентованном «Урале». Перед границей к нам выбегали школьники и дарили коробки с гуманитаркой и просто конфеты с шоколадками. После границы началось ралли по запылённым дорогам недавно освобождённой части ЛНР. По пути, в деревнях мы почти не встречали следов боёв, а жители приветственно махали нам. Первой остановкой на пути было Сватово. Там же мы впервые встретились с войной. Прямо на наших глазах привезли несколько «двухсотых» и «трёхсотых». Это были бойцы артиллерийской батареи, накрытой врагом. Мы помогли их сгрузить и перенести. Для большинства наших пацанов это были первые «трёхсотые» и «двухсотые».

После Сватова мы помчались на Пески[100]. Помчались на всей скорости, потому что дорога простреливалась врагом. Рёбра трещали только так, а пыль забилась, куда только возможно. В Песках у нас забрали семь из семнадцати человек. Это были водители и связисты.

Забрал их начальник штаба дивизии. Низенький, с лёгкой припухлостью полковник. Он построил нас, записал в книжку ФИО и ВУСы и распределил, кто остаётся на месте, а кто едет в полк. Узнав, что я воевал в ополчении, похвалил и назвал «ополчугой». Он же распорядился, чтобы нам выдали сухпайки. По три штуки на человека.

Переночевав в Песках, мы поехали в Рубцы, где стоял штаб полка. Сначала у нас забрали, а потом вернули военные билеты. После этого вышел командир полка и сказал приветственную речь. Получилось у него не очень, но как уж есть.

Штабные предупредили нас, что мы едем в Александровку, которая находится под постоянным обстрелом, поэтому, как только мы туда попадём, «нужно взять сухпайки в зубы и бежать до ближайшего подвала, где есть люди. А с подразделением разберётесь позже».

Поэтому перед отправкой мы разгрузили свои рюкзаки. Мне было проще. Я ещё в лагере оставил рюкзак, взяв с собой только то, что умещалось в мародёрке[101]. Кружку, бинокль, нож, фонарик и пару трусов с носками. Термобельё надел на себя.

Перед Александровкой мы заехали в Крымки, где должны были пересесть на БТР. И сразу же попали под обстрел. При этом мы с Маугли и Прапором, пока остальные прятались от мин, поучаствовали в разгрузке машины со снарядами. Ощущения были те ещё. Ты таскаешь ящики со снарядами, а рядом метрах в ста падают мины. И если хоть один осколок попадёт в машину или ящики… Лучше об этом даже не думать.

Там же, в Крымках, я поменял свой по-коцанный АКМ на новый АК-12[102] с подствольником. Получилось это случайно. Приехал начальник вооружения полка забирать «отказников» (тех, кто отказался от выполнения боевых задач или, проще говоря, струсил) и предложил нам забрать то из оружия, что нам было нужно. В итоге я забрал АК-12.

Не потому, что так уж хотел этот автомат, а потому, что у него подствольник, а отсоединить сразу у меня его не получилось.

В итоге просто поменял автомат на автомат. Тогда я впервые увидел растерянные и испуганные лица «отказников». Один из них (Селим) попросил меня под камеру сказать, что я забрал у него автомат. Я согласился — мне было всё равно.

Наконец, мы сели на БТР и помчали в Александровку. Я с Маугли и Медиком поехали сверху, места внутри всем не хватило, да и мы не сильно боялись.

На окраину Александровки мы въехали на полной скорости и, остановившись, сразу ста ли маскировать БТР. После этого, похватав пожитки, побежали к так называемому «коттеджу», где квартировали разведка и 2-я рота нашего батальона. И в этот момент я впервые почувствовал, что такое полная выкладка. Плюс жара, плюс бьющие где-то сзади мины. Плюс раненное в 2014 году колено. В общем, я начал умирать, ещё толком не повоевав.

В небе постоянно летали украинские беспи лотники, наводя мины даже по одиночным фигурам. Причём наводили очень точно. Секунд двадцать-тридцать — и на место, где ты только что стоял, падала мина. Всё это мне напомнило сон Джона Коннора из фильма «Терминатор-2», где он бежит от роботов по полю и в него стреляют из всего, что только может стрелять.

После коттеджа нас разделили на две труп пы. Одна заселилась в подвал, вторая в дом, где, как потом выяснилось, жил и командир нашей роты — Рига. И там я, наконец-то, смог отдохнуть после этого ралли по селу.

Но отдыхать долго не пришлось, через два дня мы пошли на зачистку оставшейся части Александровки. Перед атакой мы собрались ротой вместе с разведкой около большого раскидистого дуба недалеко от дома, где я ночевал. За дубом были вырыты окопы, куда мы все попрятались.

Я случайно оказался в окопе с какими-то незнакомыми пацанами. Их звали «Сулла», Никита, Тёма, Сеня, Игорь. В итоге на зачистку я пошёл в штурмовой группе с ними. Причём это была передовая группа. Впереди была только разведка.

Затем отбили атаку украинской ДРГ, пожили в селе пару дней, а затем и вовсе покинули Александровку. И закончилась наша «спокойная» жизнь.

Но перед этим я успел поспать на нормаль ной кровати. Произошло это на зачищенной нами перед этим территории, где мы нашли брошенный и не разбитый минами дом. Там же мы и пожарили шашлыки. Мы — это третий взвод нашей роты. Те самые пацаны, с которыми я ходил на зачистку. И с которыми я так и остался.

Справа Сулла. Фото из архива автора.

Не буду говорить, где мы достали мясо, сами догадаетесь. Ещё я почитал найденную в том доме книгу. Есть и на войне свои радости.

Как я выше сказал, после Александровки наша «спокойная» жизнь закончилась. После ночёвки в Рубцах (где к нам добавили ещё добровольцев) наша третья рота штурмовала село Новосёловка. «План-буран», как говорил наш командир отделения сержант Сулуянов (он же Сулла), состоял в том, чтобы прямо на БТРах въехать на улицу, высадиться, зачистить её и занять улицу, следующую за ней. Первую часть плана мы выполнили без проблем. Ну, если не считать подбитого из ПТУРа танка. А вот дальше начались сложности.

Началось с того, что мы пропустили одну улицу и зашли на другую, на перекрёсток трёх улиц. И попали аккурат под перекрёстный огонь вражеского БТР и тяжёлого пулемёта.

Итог — один подбитый БТР и несколько «трёхсотых». Это только в первые две-три минуты боя.

Затем затупили водители двух БТРов, которые не могли понять, куда им встать. А связь, как всегда, не работала. В итоге я вручную шёл рядом с БТРами и в открытый люк кричал, куда им ехать. И делал это прямо под угрозой укропского пулемёта, идя по перекрёстку. В итоге с перекрёстка мы отступили, потеряв один БТР и 13 человек «трёхсотыми».

Вечером я заселился в дом с ещё десятью пацанами. В основном добровольцами первой и второй волны. Мы долго спорили, как охранять дом. Я предложил самый простой вариант. Заселяемся в подвал, дежурим по очереди. Остальные спят. Главное, нужно беречься от мин и минимизировать присутствие на улице. Морячок и Снайпер же предлагали оборудовать аж две позиции с пулемётом. В итоге я так и не переночевал там. Меня из того дома забрал Сулла и отвёл к моему отделению.

Этим он, скорее всего, спас мне жизнь.

Морячок (неплохой пацан был и смелый) в ту ночь погиб при попадании мины. С ним как раз должен был дежурить я. И попала мина в него прямо во дворе, на позиции, которую установил Снайпер. Сам же Снайпер на следующее утро стал «отказником». Как и Колян. Вот такие у нас бывают профессиональные военные.

На следующий день мы снова пошли в атаку. Уже на другую улицу, которая должна была вывести в тыл противнику. Шли цепочкой, за нами — техника. В итоге под обстрелом укров дошли до конца улицы, и она оказалась тупиковой. Карта наврала. Пришлось уходить.

На обратном пути один из БТРов попал в яму. Вытащить его не получилось, пришлось сжечь самим из РПГ-7. Обидно было.

На третий день мы пошли снова в бой. Впереди шла разведка, затем группа бойцов нашего взвода во главе с Суллой и наконец все остальные. Я шёл вторым после Суллы. Затем шёл Никита, Ким с гранатомётом и Бурят. К тому времени укропы отступили из посёлка, и мы без проблем заняли его вместе с бойцами 15-й бригады.

Ночевали в одном из домов. Все соседи радовались нашему прибытию. Мы поделились с ними тушёнкой и хлебом. Особенно радовался помощи шестнадцатилетний пацан, живший со своей матерью и сестрой. Он несколько раз ходил к нам в гости. На следующее утро его прямо на улице накрыло осколком. Срезало половину лица, и остатки мозгов остались на заборе. И на его матери, которая стояла рядом. Местные говорили, что у укропских миномётчиков был корректировщик в селе. И он целенаправленно наводил огонь по домам соседей — мстил им.

Утром следующего дня мы погрузились и уехали в Коровий Яр, который стал нашей оперативной базой на несколько месяцев. Название говорящее, место не очень приятное. Сухое, с плохой водой. Но зато оно практически не обстреливалось.

После Коровьего Яра мы штурмовали Дробышево, которое находилось между Новосёловкой и Красным Лиманом. Сначала колонной проехали несколько километров, сидя внутри БТРов. По дороге ведущий танк замотался гуслей в подорванной линии электропередач. Это задержало нас на пару часов. Танк так и не вытащили, пришлось ждать другой. Двинулись дальше, высадились у самого Дробышева и заняли большую теплицу.

Её тут же накрыло «Градами» и артиллерией. Сильно накрыло. Спасли нас выкопанные укропами же окопы. Затем наша арта подавила укропскую, и мы снова пошли вперёд. Быстро проскочили через кладбище и вышли к передовой улице. Там нас обстреляли двое затерявшихся тербатовцев, но они убежали, а мы подобрали потом три брошенных ими рюкзака. С одним из них я проходил три месяца и увёз домой.

Ночевали мы в доме украинского полковника — командира поста под Бахмутом. В нём оказалось немало снаряжения, которое мы поделили. Мне досталась укропская военная флисовая кофта, которая согревала меня долгими вечерами и ночами. А ещё у полковника оказалась жена — умелая хозяйка. Её консервация была выше всяких похвал. В общем, вечер был хороший. Я раздобыл бутылку бурбона и вместе с пацанами решил выпить по 50 грамм. Бурбон я иногда пил дома по вечерам. Хотел и тут. Но не получилось, нас резко подняли, и мы на броне поехали помогать зампотеху — вытаскивать всё тот же танк. Так что бутылка так и осталась нераспитой ещё долго. Зато днём мы постирали свою форму, вымылись прямо во дворе сами и как следует всё просушили. Погода была хорошей.

Кстати, перед Дробышевом к нашему отделению присоединился Акула. Раньше он служил в обозе. К нам решил перебраться из-за друга Артёма, который был в нашем взводе командиром отделения. Акула (тоже сержант) был высокий, крупный и так же, как я, громкий парень. Он легко вписался в нашу компанию.

Кстати, именно он первый придумал называть нас «мразями». Сначала он так называл только Тёму, а потом как-то так сложилось, что «мразями» у нас в роте стали называть самих «отбитых» бойцов. В смысле — тех, кто всегда идёт впереди штурмовой группы и не боится укропов.

К тому времени у нас появились и свои традиции. Одна из них — совместные застолья, во время которых Сулла снимал коллективное видео, в котором рассказывал о прошедшем дне, а мы все говорили несколько фраз о своих впечатлениях.

Следующим утром мы снова уехали в Дробы-шево. Впереди нас ждал Красный Лиман. Тот самый, который потом сдали части Западного военного округа. Но брали его части Центрального округа, в том числе наш 228-й полк. Причём перед взятием Лиман практически окружили, оставив небольшую лазейку для отступления укропов. Не уверен, но думаю, это было сделано намеренно. Командование стремилось занимать населённые пункты, сберегая при этом людей.

Схема атаки была такой же, как в Дробышеве. Колонна БТР, во главе которой идёт несколько танков, идёт по дороге в сторону Лимана.

По дороге мы внимательно смотрим по сторонам в зелёнку, а по приезде спешиваемся. Дальше начинает работать пехота. Заходит на улицу, прячется от обстрела в ближайшем подвале. Затем снова бросок и снова подвал. Если встречали сопротивление, подтягивали технику, и так до конца обозначенной нашему подразделению точке. Всё это время наши подразделения были на связи с командованием батальона и полка. Через них же, если что, вызывали артиллерию.

Для связи, кстати, использовали армейские «Азарты» (довольно неплохая, хоть и тяжеловатая рация) и китайские «Баофенги». Последние использовали для связи внутри подразделения.

Так мы заняли три больших улицы в Красном Лимане. Соседями у нас были 15-я и 30-я бригады. К вечеру бои затихли, и мы заночевали в здании церкви пятидесятников (в России, кстати, признана экстремистской). В церкви оказалось много немецких консервов и укропских немецких пайков. Часть мы раздали местным, частью поужинали. Здесь я впервые вышел на связь с женой. Оказалось, что на верхних этажах кирхи ловил украинский мобильный интернет. V меня смартфона не было, но я вышел на связь через Телеграм Никиты. Было очень радостно. До этого мои родные не знали обо мне целый месяц.

После собственно Лимана мы переместились сначала в дачный посёлок неподалёку, потом, когда нас сменила Росгвардия, снова уехали в Коровий Яр. Началась подготовка к захвату Яровой и Святогорска. Для взятия Яровой нам пришлось пройти семь километров по лесу.

Это было очень тяжело из-за брони и оружия. Измотались все, и молодые, и старые.

Но мы справились и под миномётным обстрелом вошли в Яровую. Укропы нас не ожидали и смотались, взорвав перед этим плотину пруда. Местные в нём тут же принялись собирать рыбу. Проход через лес же оказался хорошей тактической уловкой. Пока другое подразделение атаковало вдоль трассы, мы вышли к другому концу села. Вокруг села был, кстати, один из немногих на Донбассе сосновых лесов. Красивее я встречал только возле Северска.

В Яровой мы отдыхали три дня. Спали, ели, общались. Ели не только сухпаи, но и шашлыки. Благо в селе нашлось несколько брошенных хозяевами баранов. Все эти три дня по нам била артиллерия укропов со стороны знаменитого Святогорского монастыря. Он находился на высокой горе, откуда были видны все окрестности. В свою очередь, наша арта била по этой горе, стараясь не задеть сам монастырь. Укропы попали осколками по трём БТРам и потом даже выложили видео этого, снятое с беспилотников. При этом на том видео видно, как Серёга из Кировска выскакивает из БТР прямо перед обстрелом. Было это рядом с нашим домом. БТР, кстати, потом отремонтировали.

На Святогорск мы наступали сначала пешим порядком по той же схеме, по которой брали Яровую. Несколько штурмовых групп шли через лес, в котором было несколько баз отдыха. 239-й танковый полк в это время наступал по дороге. В итоге уже на выходе к центру города мы натолкнулись на окопы противника. Во главе первой группы шёл старший лейтенант Пакулин. Они вышли на поляну и оказались в огневом мешке. Мы пытались вытащить его группу часа два и смогли это сделать.

Но сам Пакулин и ещё один боец погибли!

Жаль его было очень. Отличный офицер был.

Вначале я занял огневую позицию и от угла дома вёл огонь по противнику. Как потом оказалось, до центра города от того дома было всего 100 метров. Там я и ещё несколько пацанов провели почти час, пока другие группы пытались вытащить Пакулина.

Во время боя Гил (командир приданного нам подразделения) из состава второй роты по рации командовал танком, нацеливая его по снайперу. Гил — классный пацан. Мы с ним часто спорили на идеологические темы. Он был левым, я правый. Но общего было много, и мы с ним подружились. А что касается наших разногласий, то на Донбассе они стали неактуальными. Левое и Правое слились в Русское, синтезируя историю с помощью автомата Калашникова. Недаром на левой руке я носил красный шеврон «Отважных» (войск ЦВО), на левой — имперку.

В ходе огневого боя мне пришлось перевязывать нескольких раненых. Первым из них оказался молодой пацан, которому попало в руку.

Он всё просил у нас нашатыря, но держался храбро. Потом я отвёл Малыша в дом, где медики перевязывали раненых, и там помог перевязать ещё двоих. Раненых вывезли подошедшие танки. Сами же мы в итоге отступили в центр леса на одну из баз, где в то время стояла наша техника.

Но уже через два часа, чуть передохнув, мы пошли в атаку на БТРах. Не сразу, но мы зашли в Святогорск. Город обстреливался со стороны горы. Сама гора была видна с улицы, и пока мы по ней двигались, по нам били сразу из нескольких миномётов и установок «Град». Это, пожалуй, было самое мощное моё впечатление со времён Александровки.

Двигаясь по улице в поисках подвала, мы натолкнулись на хоспис с немногими больными и персоналом из нескольких женщин.

Мы помогли им спустить неходячих больных в подвал и ушли дальше.

Наконец мы нашли недостроенный госпиталь с большим подвалом, в котором вся наша рота и переночевала. Ночью по госпиталю несколько раз била арта. Но подвал выдержал, спасибо строителям.

Утром мы с разведкой пошли зачищать город. Перед этим небольшой группой дошли до места, где погиб Пакулин, и забрали брошенное при отходе оружие.

Затем двинулись по улицам под постоянным обстрелом укров. По дороге пришлось разминировать улицы от противотанковых мин. Кое-где встречались и знаменитые «лепестки». А по школе укропы вообще ударили снарядами со шрапнелью.

На краю нашей зоны ответственности оказалась администрация города, где мы торжественно сожгли украинский флаг и выпили с местными мужиками по стопке самогона. Так мы взяли Святогорск. Честно говоря, покидали мы его с облегчением. Этот город дался нам нелегко.

После боя мы впервые столкнулись с массовым отказничеством. Причём задним числом. Оказалось, что несколько человек из взвода противотанкистов отказались идти на Святогорск.

Нам это было дико и странно. Как можно было отказаться от выполнения приказа. Ты ведь сам пришёл в армию и контракт подписал. Тебя никто не заставлял. Впрочем, впоследствии эта практика стала более массовой — везде кроме нашей роты. В нашей роте стать отказником было запад-ло. Такой человек для нас делался парией. И это работало — все отказники нашей роты всегда забирали свои заявления. Среди них был и Селим, тот самый, у которого я забрал автомат. После его возвращения автомат я ему вернул. Сам Селим же вскоре был ранен и уехал домой.

После Святогорска нас вывели в Кировск, откуда Сулла, Никита и Акула уехали в отпуска. Это были первые за время спецоперации отпуска, и ребята были очень рады. После Кировска нас перебросили под Луганск. Помню, как весь путь до Луганска я ощущал в груди волнение, а когда мы подъехали к Счастью, на глазах появились слёзы. Это были места, где мы воевали в 2014-15 годах. Это были места, где погибли мои товарищи. Среди них мой земляк и командир Мангуст (Александр Стефановский).

Никто не забыт, и ничто не забыто.

Жили мы под Луганском прямо в лесу, используя для ночёвок палатки и спальники. Зато появилась возможность съездить в город, где мы, во-первых, купили себе симки, а во-вторых, слегка гульнули. Я с Никитой сходил в ресторан, где заказал себе одно из любимых блюд — котлету по-киевски с пюре. Наслаждение. Ещё купил себе книгу Твардовского «Василий Тёркин». Книга о Великой Отечественной не потеряла актуальность до сих пор.

После Луганска нас перебросили в Тошковку около Кировска в ЛНР, а оттуда мы уже пошли в наступление на Волчеяровку (пригород Лисичанска). Сложность этого штурма состояла в том, что Волчеяровка была разделена на две части небольшой речушкой, и её необходимо было форсировать. К тому же Волчеяровка находилась в котловине, что осложняло оборону после захвата. Зато после её взятия у укров оставался только один, и то простреливаемый, путь отступлению. К тому же с Волчеяровки открывался прямой путь на стратегически важный Лисичанский НПЗ, расположенный между Лисичанском и Северском.

С утра мы выехали колонной в сторону Волчеяровки. На этот раз, кроме взвода первой роты, с нами пошла и вторая рота во главе с «Кировым». Впереди, как всегда, шли танки с тралами. С первого раза мы не прорвались. Танк попал на мину, и нас ещё обстреляли. Пришлось отступить, при этом один из БТРов свернул не туда и был сожжён врагом.

Потом мы, костеря начальство за странно намеченный маршрут, поменяли его и двинулись на Волчеяровку по проложенному 80-м танковым полком пути. Пройдя через уже занятую войсками часть Волчеяровки, мы спешились и переправились через речку. Крыли нас знатно. И «Градами», и миномётами.

Били как раз с Лисичанского НПЗ. Но мы всё же закрепились, переночевали, а наутро начали зачистку Волчеяровки. Правда, до этого ранило Гила и ещё пацана из первой роты.

Утром ротный направил несколько ребят за БТРами. В итоге никто из них не вернулся. Троих из них ранило. Их погрузили в БТР, с ними села ещё пара парней, и они пропали. Как оказалось, они поехали в сторону укропов из-за того, что водитель не знал дорогу.

В итоге погиб водитель из второй роты, командир отделения Абхаз и Дима (пацан из Гайн).

Ещё трое человек смогли выйти. Один из них, раненый парень из Перми Юра, выполз на третий день. Погибшего Диму было очень жалко. Это был очень общительный и добрый парень. И хороший солдат. Вышли также пацаны, которых подбили по дороге на Волчеяровку. Среди них был и Лысый, с которым я познакомился ещё в Ёбурге.

Зачистку нашего участка Волчеяровки мы провели за день. При этом по факту в ней принимало участие всего пять человек — все, кто остались. Вторая рота должна была зачистить ещё вечером школу, и Рига послал меня найти там Кирова. Кирова я не нашёл, но зато нашёл множество ништяков (спальники, сухпаи, консервы и пр.). Киров же сам явился в 11 часов к Риге и сказал, что они типа пойдут чистить школу. Рига с хохотом показал на меня и сказал: «Он всё зачистил».

В Волчеяровке мы вообще хорошо разжились в плане снаряжения. Нашли «мавик», несколько рюкзаков, телефоны, банки, форму и множество пайков. Я себе нашёл тактический пояс и небольшой рюкзак («сухарку»), о котором мечтал с первого дня участия в спецоперации.

После Волчеяровки мы должны были наступать на Лисичанск. Но в последний момент нас не повели туда. Объяснили, что, дескать, какому-то генералу нужен был орден, вот его подразделение и будет его брать вместо нас. Было обидно, тем более Лисичанск в итоге взяли без боя.

Нас же сначала опять перебросили в Луганск, где я, наконец-то, встретился со своим другом Поваром. Мы знакомы с ним с 2014.

Сам он из Москвы, но с 2014 в Народной милиции. Сначала был старшиной нашей третьей роты, затем начальником связи батальона.

Во время спецоперации был ранен в шею и руку. Женат был на местной девушке Снежане.

Она в 2015 году была у нас в роте секретарём. Там они и познакомились. Очень был рад встрече с Поваром и Снежкой.

Уже из Луганска нас перебросили под Северск. Сначала нас разместили в деревне Ма-лорязанцево недалеко от НПЗ. Там мы пробыли дня два, после чего нас перебросили на сам НПЗ. Поскольку после Волчеяровки у нашей роты не осталось техники, да и от роты осталось 14 человек, то нам отдали БТР-70 связистов.

За место в этом БТР и соответственно в штурмовой группе сразу началась борьба. Это кажется странным для гражданских, но борьба шла именно за то, чтобы идти в бой, а не за то, чтобы остаться. Меня Сулла даже пару раз оставлял в тылу из-за возраста, но я всё равно пролезал в штурмовую группу.

К тому времени окончательно сформировалась своеобразная иерархия нашей роты.

Самые отмороженные, но не обязательно воевавшие дольше всех бойцы были «Мразями».

Мы всегда шли в штурмовой группе, мы всегда шли впереди всех, мы не боялись врага.

За нами были «Уроды». Это те, кто пока не обладал необходимым опытом и был не настолько храбр, чтобы идти в передовой группе.

Но это были всё равно нормальные пацаны.

«Долбоёбы». Это те, кто только пришёл и не успел показать своей храбрости и военной выучки, или же те, кто оказался не очень храбрым и занимался хозяйством. Причём не сказать, что это было оскорбительно. Мне кажется, даже быть «долбоёбом» в нашей роте было честью. Потому что, если надо, в третьей роте в бой шли все.

Нашей задачей было прорваться к селу Верхнекаменка, где плотно окопались укры. Прорываться предстояло через зелёнку, и это было главной проблемой. До сих пор наш батальон опыта боевых действий в лесу почти не имел.

В первый день штурма наша колонна не смогла пробиться через завалы, устроенные украми. Плюс подорвался танк и БТР разведки. Пришлось отступать. Наш же БТР сломался на середине пути, и мы добирались пешком. После этого в атаку ушла 2-я и 1-я роты во главе с Кировым и Тайгой. У них ещё оставалась техника. Всего они ходили в атаку три раза. В последней атаке погиб Тайга — молодой и горячий офицер. После этого часть бойцов отказалась идти дальше. Но наша рота не отказывалась, и об этом знало командование.

Из-за того, что в нашем батальоне людей и техники практически не осталось, было принято решение бросить в бой резервы — седьмую роту третьего батальона. До этого они проходили полуторамесячную подготовку сначала в Екатеринбурге, а потом под Луганском. Их учили стрелять, наступать вместе с техникой и т. д. Но они были совсем не обстреляны.

А их командиры не имели опыта боевых действий. И это оказалось критичным.

Сначала командиры батальона прошляпили «Тигр» с разведкой, который должен был их вести к цели. Затем заблудились по дороге к цели, вернулись в село Золотарёвка и встали там на перекрёстке. И тут-то началось. Укропы накрыли их «Градами» и миномётами. Часть людей и БТРов накрыли в ангаре, куда они заехали. Из тех, кто там был, почти никто не выжил. Остальные вылезли из БТРов и бросились бегать по улице, где их секло осколками. БТРы стали беспорядочно уезжать, иногда забывая товарищей.

Мы видели это собственными глазами, так как ехали на взятом взаймы БТРе в хвосте этой колонны. Мы, в отличие от 3-го бата, сразу откатились назад и спрятались в зелёнке и из БТРа, естественно, не вылезали. Сказался опыт. Неопытные же ребята гибли под минами.

После того как обстрел закончился, мы помогли погрузить раненых и убитых в МТЛБ медиков и вернулись на НПЗ. Только там выяснилось, что часть раненых и двухсотых осталась в Золотарёвке. Третий бат за ними ехать отказался. В итоге поехали мы на своём БТР, плюс МТЛБ медиков. Но дойти до ангара не смогли. Он был под плотным миномётным огнём. Зато забрали брошенных своими же живых бойцов.

На следующее утро третий бат всё же забрал своих «двухсотых». Живых там уже не осталось. Мы же начали готовиться к новому штурму.

На этот раз остатки нашего второго бата послали вместе с группой спецназа ГРУ на захват опорников в лесу возле всё той же Верхнекаменки. Но не на БТРах, а пешком по зелёнке. Три километра до опорников мы двигались через кусты и овраги. Было очень тяжело. В итоге мы подобрались к самому опорнику, но штурмовать сразу не решились. Впереди было открытое поле, а в опорнике, как показал беспилотник, сидели укры с тяжёлыми пулемётами. Нас же было мало для такого штурма.

В итоге мы переночевали в лесу.

Утром на наводке ГРУшников наша арта нанесла удар по опорникам, и мы снова двинулись через зелёнку. Сначала к опорнику вышли ГРУшники и наша разведка (там был Маугли). Оказалось, окопы были брошены. Затем зашли мы и закрепились там. Часть наших и ГРУшники ещё немного покошмарили укров в зелёнке, дойдя почти до Верхнекаменки, а потом вернулись к нам.

После этого мы два дня ждали, пока подойдут на смену нам «Барсы». «Барсы», кто не знает, — это добровольцы из России, которые в основном использовались для обороны. Ждали без еды и воды, потому что БТРы не могли подъехать к нам. Единственный БТР, у которого это получилось, вывез раненых.

Ещё подъезжали танки, которые кошмарили укропов. Но им было не до нас. Подскочил, сделал несколько выстрелов и отступил.

В итоге к тому времени, когда не спеша, но нагруженные водой и припасами «Барсы» подошли к нам, мы чуть не падали в обморок от обезвоживания и жары. Выпив у «Барсов» чуть ли не половину их запасов воды, под обстрелом миномёта, бросились снова через лес.

За эту задачу нас в очередной раз представили к награде. Теперь я сам готовил списки на награждение. Там был Сулла, Акула, Серёга, Тихий, Медик и я. К тому времени я стал неофициальным замполитом нашей роты. Держал списки личного состава, составлял наградные списки и т. д.

На следующий день мы вместе с разведкой и двумя парнями из первой роты поехали забирать тела Тайги и других пацанов. Почти неделю до этого их не могли вытащить. Подбитые БТРы с их телами так и стояли в поле между нашими позициями и позициями укропов. Тела, точнее — то, что они них осталось, мы забрали без потерь за счёт скрытности. Хотя идти по открытому полю вместе с Акулой и парнем из разведки было стрёмно. Мы прикрывали разведку, которая и забирала тела.

Теперь планировалась атака южнее Верхнекаменки сразу несколькими штурмовыми группами. Одну составлял вернувшийся из Карабаха батальон, вторую — наш батальон во главе с вернувшимся из отпуска Ригой.

Мы должны были двигаться вдоль двух лесополос, занимая все указанные на карте точки. За нами должен был идти третий бат и закрепляться там. Но в итоге «план-буран», как часто это бывает, не сработал. Второй бат первый раз попал под обстрел и, побросав АГС и двухсотых, бежал мимо нас. Мы продолжили наступление, вышли к точке 3.9 и заняли её.

Параллельно вернувшийся второй бат вместе с частью третьего стал наступать по другой лесополосе. Но ни у нас, ни у них особо не получилось. Укропы закрепились на перекрёстке, и все наши попытки атаковать его закончились ничем. Атаковали и танками, и БМП, и пехотой. Даже арта не могла накрыть хорошо укреплённый перекрёсток. В итоге укропы сами накрыли наши окопы. Сначала они обработали свои старые окопы, а потом, нащупав, где мы, двинулись в нашу сторону.

Я в это время сидел в окопе один, после того, как мои соседи после первых миномётных ударов побежали вперёд вдоль линии окопов.

Зря они это сделали, в другом окопе миной накрыло именно их. Одного «задвухсотило» сразу, у второго оторвало руку. Ещё ранило в шею парня из нашей роты-Медика. Большинство бойцов бросилось бежать по лесополосе. Часть из них была ранена и контужена. Среди них были Сулла и Акула. Я сначала побежал за своими, но потом остановил часть из них (не раненых и контуженых), и мы с ними пошли забирать раненых. Перебинтовав одного парня, мы погрузили его на носилки и понесли. Медик, несмотря на тяжёлое ранение, пошёл сам. Молодец, мужик.

По пути мы встретили разведку, которая вышла нас встречать. Тогда вместе с разведкой я пошёл забирать «двухсотых». Два тела мы тащили до темноты, потому что тащить их пришлось через два оврага. К моменту, когда мы вышли к медицинской МТЛБ, я увидел там контуженого Маугли. Он был вне себя и звал Друида — одного из командиров разведки. Друид попросил меня доехать с Маугли до НПЗ. Всю дорогу до НПЗ Маугли звал Друида и вообще был вне себя.

Отдав Маугли, я решил переночевать на заводе. Сначала пошёл спать в здание, где мы ночевали перед штурмом, то там не оказалось наших.

Но зато там были медики 30-й бригады, уложившие меня и Джагу (пацана из нашей роты) спать и давшие нам пива. Наутро мы с Джагой сели на БМП третьей роты и доехали до наших.

К тому времени мы отошли за вторую линию за овраги. Причём там осталась только наша третья рота, все остальные были или «трёхсотыми», или отказались воевать дальше. Мы к тому времени были настолько морально и физически подавлены, что понимали: пойди мы дальше — уже не вернёмся. Кто-то наступит на «лепесток», кто-то не услышит мину и т. д. Но тем не менее мы были готовы выполнить приказ. Потому что третья рота никогда не отказывается от задач.

Видимо, почувствовав это, Рига приказал нам оставаться на второй линии, быть в резерве и помогать вытаскивать раненых, если что.

Ему же передали сводный отряд из разных батальонов и полков. И он ещё три дня пытался штурмовать перекрёсток, пока нас не вывели. За эти дни мы вытащили с поля боя несколько раненых.

А Никита и сам был ранен. Его накрыло кассетным боеприпасом, пока мы перебегали дорогу.

Вывели нас под Ровеньки, где мы ещё неделю провели в зелёнке. Часть из нас должна была отправиться под Марьинку, часть (в том числе и я) домой в связи с окончанием срока контракта. Со мной были такие же добровольцы — Егор из Перми и Серёга из Кирова.

Не могу передать всех ощущений, которые я испытывал после пересечения границы. Я был уставший, вымотанный и в то же время радостный. Я нисколько не сожалел, что поехал на войну. Даже гордился этим.

Я тогда не собирался больше возвращаться в армию. В планах было или найти работу на госслужбе либо в образовании в Перми, или же переехать на освобождённые территории и работать там, помогая восстанавливать Новороссию.

Но планам моим было не суждено сбыться. Через две недели мы отступили из Харьковской области и потеряли Лиман, Святогорск, Дробышев о. Практически всё, что мы четыре месяца освобождали. А это значит, что дома мне придётся побыть не так уж долго. Я ведь «Мразь». А такие, как я, не отступают и не сдаются.