Красивые и проклятые

18

ЧТО БУДЕТ, если сложить тысячу разгоряченных подростков, пару сотен родителей, чересчур интересующихся жизнью своих детей, несколько учителей, недовольных тем, что приходится работать в пятницу вечером, и запах чуррос?

Матч по американскому футболу, в котором играет команда «Сюррей Иглз».

Это была первая домашняя игра сезона, и все Солнечные девочки планировали сесть вместе, одной командой, чтобы продемонстрировать дух школьного единства. Я заметила, что мы, как правило, изо всех сил показывали, что любим футбол, хотя на самом деле едва ли интересовались исходом матча.

Мы встретились у стадиона. На всех была одежда школьных цветов — красного и белого. В воздухе витала невероятная энергетика, которой я никогда раньше не ощущала. Солнце садилось где-то за зданием спортзала. Я стояла и слушала, как ребята паркуются и покидают свои машины, как подходят к стадиону, взволнованно переговариваясь. Звуки, полные идиллии и счастья.

Все, что я только могла пожелать, лежало у моих ног. Я была молода и красива. У меня были верные друзья, парень, счастливая сестра, любящие родители и будущее — такое яркое, каким я только осмелюсь его сделать. Ветерок развевал наши волосы и раздувал юбки, словно флаги из какого-то далекого, счастливого воспоминания.

Меган, уже переодевшаяся в форму болельщицы, подошла поприветствовать нас. Девочки окружили ее, и у меня перехватило дыхание от невероятной, пронзительной красоты этого момента. Я как будто ощутила тоску по молодости, которую проживала в эту самую секунду. Если бы я так хорошо не научилась контролировать себя, могла бы расплакаться. Но я сдержала слезы и улыбнулась: свети, солнышко.

Подошли билетеры и открыли двери. Ребята потянулись внутрь. Мы остались стоять на месте до последней секунды. Во-первых, нам нужно было со всеми поздороваться, а во-вторых, мы знали, что нам достанутся лучшие места, как бы поздно мы ни зашли.

А потом двинулись вперед — не то чтобы строем, но четко сформированной группой, взводом самых красивых, самых ярких, самых лучших девушек. Мы подплыли к трибунам, как стая акул: гламурных, изящных и опасных. Мы двигались в одном ритме, который никто, кроме нас, не слышал.

«В одном ритме с биением сердца Аральта», — подумала я.

Когда мы зашли на трибуну, гул голосов стал тише. Нас заметили. Люди любовались нами, хотели быть такими, как мы.

Я впитывала в себя все эти ощущения. Мои волосы лежали идеально, моя одежда сидела идеально, мои лучшая подруга и сестра шли со мной идеально в ногу.

Все было идеально, и все это происходило со мной.

Глядя на наши платья и юбки, свитера и роскошный макияж, можно было подумать, что на краю трибуны вдруг заработала машина времени и перенесла в наше время девочек из 1965 года.

Кто-то раздал нам маленькие флажки, и мы замахали ими вместе с остальными. По трибунам прошла волна: мы привстали и сели, так же как и другие. Потом волна пошла в обратном направлении, и мы снова поднялись на ноги, а потом опустились на сиденья.

— Попробуй сделать вид, что тебе интересно, — сказала я Кейси.

— Да здесь… довольно весело, — отозвалась она. Я засмеялась.

— Ты выглядишь ужасно несчастной.

— Правда? — Она помахала флагом перед моим носом.

Теперь, когда она начала прилагать усилия, с ней стало очень легко ладить. Меня накрыла волна нежности. Я притянула Кейси к себе и обняла.

Пару минут спустя в громкоговоритель объявили, что на поле выходит команда наших противников. На гостевой трибуне сидела жалкая кучка болельщиков. Они занимали всего пару рядов.

Потом объявили выход команды поддержки.

Я не собиралась волноваться, но было сложно не поддаться настроению толпы: стоило девочкам выбежать на поле, зрители захлопали и радостно закричали. Меган стояла в центре. Она снова выглядела как королева. Ее хвостик был перехвачен белой лентой. Помпоны она подняла высоко в воздух.

Потом на поле выбежали игроки, по традиции прорвавшись сквозь большой бумажный плакат с эмблемой команды. Мы с Кейси смотрели на поле в полнейшей растерянности. Когда люди вокруг начинали хлопать и кричать, мы к ним присоединялись, но в остальном не имели ни малейшего понятия, что происходит.

Леке?

— Я подняла взгляд и увидела Картера, который улыбался, наклонившись ко мне.

Мы с Кейси подвинулись в разные стороны, и он втиснулся на скамейку рядом со мной.

— Ну как, волнуешься по поводу речи? — спросила его я.

Он кивнул и показал нам небольшую стопку карточек с заметками.

— Я тренировался не один час.

Видимо, на поле произошло что-то интересное, потому что люди вокруг нас засвистели и затопали ногами. Картер взял меня за руку.

Гул толпы начал стихать, словно шум моря во время отлива.

— Встретимся завтра? — спросил Картер.

— И чем займемся?

— Чем захочешь. — Он был податливым и бездумно счастливым, как Пятачок.

Я ничего не ответила. Мы с Картером никогда не относились к тем людям, кто говорит: «Не знаю, а чем ты хочешь заняться?» У нас были интересы. Хобби.

— Не знаю, — сказала я наконец. — Мне вроде как надо сходить в торговый центр.

Картер и торговый центр сочетались между собой примерно как ведро гвоздей и таз шариков, наполненных водой. Если его все-таки удавалось заставить пойти по магазинам, он постоянно ныл и смотрел на часы.

— Отлично! — ответил он. — Во сколько мне за тобой заехать?

У меня слегка заныло сердце. Я перевела взгляд на игроков в надежде создать впечатление, что мне интересно происходящее на поле.

Картер коснулся моей руки и притянул к себе.

— Сегодня вечером я хочу кое-что тебе сказать, — прошептал он мне на ухо.

Раздались крики: «Тачдаун!» — и все вокруг нас вскочили на ноги. Я отстранилась от Картера и, резко встав, присоединилась к всеобщему ликованию. Школьный оркестр сыграл несколько радостных нот, девочки из группы поддержки запели кричалку, и звуки слились в нестройный рев.

Когда все уселись на свои места, мне ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно к Картеру.

— Не хочешь спросить, о чем? — спросил Картер. Его голос почти заглушал гам, стоявший вокруг. Он добавил что-то еще, но тут толпа взревела, и я не услышала, что именно.

— Что? — закричала я в ответ.

Толпа снова притихла. Момент ликования прошел, и все снова уселись на свои места.

Картер наклонился ко мне и крепко обнял.

— Я сказал, — повторил он мне на ухо, — что ты невероятная девушка, и я хочу сказать тебе кое-что важное.

Я выпрямила спину и в ужасе уставилась на него. Картер держал мои руки мертвой хваткой.

Он хотел сказать, что любит меня.

Я столько раз представляла себе, как мы говорим друг другу эти слова — в разных ситуациях, находясь в разных местах…

— Нет, — сказала я и вырвалась из его рук. В моем голосе слышались нотки мольбы. — Только не здесь, Картер.

— Ты о чем?

Мне казалось, что сейчас мое сердце, прорвав кожу, вырвется из груди. Мой рот наполнился слюной. Нужно было остановить Картера. Не дать ему сказать эти слова.

Парень обводил взглядом мое лицо, словно ребенок, потерявший кого-то в толпе.

— Леке, ты же даже не знаешь, что я хочу сказать! — запротестовал он. — Я только хочу, чтобы ты знала, что я…

Ты знаешь, как много значишь для меня.

— Ты знаешь, как много значишь для меня, — проговорила я.

Может быть, мы сможем серьезно поговорить сегодня, но попозже.

— Может быть… мы сможем серьезно поговорить сегодня, но попозже?

Он улыбнулся и отпустил мою руку. Вид у него был немного потерянный. В его глазах показалась обида, но ее тут же сменила пустота.

— Да, конечно. Давай попозже.

Словно в противовес тому, что происходило между нами, толпа со счастливыми криками снова вскочила на ноги. У Картера было такое выражение лица, как будто он упал с неба и оказался в странном, забитом людьми месте.

— Пойду готовиться. — Он встал и, извинившись, стал протискиваться к проходу.

Кейси присела рядом, не переставая махать флагом.

Я, кажется, начала понимать правила, — сказала она. — Чужой игрок уронил мяч, а мы его подобрали. Это называется… А куда пошел Картер?

— Повторять свою речь, — ответила я.

Она как-то странно посмотрела на меня, а потом перевела взгляд обратно на поле.

Я больше не могла просто так сидеть там — мне начало казаться, что я задыхаюсь.

— Пойду пофотографирую, — сказала я и потянулась за фотоаппаратом. — Присмотришь за моей сумкой?

Я прошлась по краю поля. Игроки бессмысленно копошились на нем, как стайка мышей. Но у меня получилось несколько неплохих снимков. Я никогда раньше не пробовала делать динамичные кадры — было жалко пленки и денег на дополнительную работу в фотолаборатории. Но теперь я знала, что если мне понадобится пленка, я могу попросить ее у Фаррин. А если мне нужно будет поработать в фотолаборатории, стоит только намекнуть, и она сама мне это предложит.

Наступил перерыв, и в колонках заиграла музыка. Меган и Джессика вышли на поле и абсолютно синхронно сделали серию прыжков.

Я стала снимать их крупным планом. Напряженные выражения лиц, сильные ноги и руки, на которых выступили капельки пота, яркие красно-белые костюмы — все это выделялось на фоне черного ночного неба и насыщенно-зеленого поля.

Лицо Меган становилось все радостнее. Она махала ногами, подпрыгивала, взлетала в воздух и балансировала на чьем-то плече. Когда выступление закончилось, я опустила фотоаппарат и зааплодировала. Мне не хватало воздуха, как будто я выполняла программу вместе с девочками. Я думала, что в понедельник утром попрошу пустить меня на тренировку, чтобы поснимать еще. Движение и энергия притягивали меня, как наркотик.

А сейчас, — пророкотал над полем голос комментатора, — давайте тепло поприветствуем Картера Блюма — новоизбранного президента нашего студенческого совета!

Школьная политика была далеко не так популярна, как футбол, но Картеру все равно аплодировали довольно громко. Он поднялся на передвижную сцену. Его золотистые волосы сверкали в лучах прожекторов. На нем были узкие серые брюки и белая рубашка на пуговицах. Он выглядел высоким, харизматичным и полным энергии, словно какой-нибудь актер из сороковых, любимец всех женщин.

Но что-то в нем было не так.

Я подняла фотоаппарат и сделала несколько снимков.

Перед самым началом своей речи он посмотрел на меня и быстро улыбнулся.

И тут я поняла, что именно в нем поменялось.

Еще несколько минут назад, когда мы виделись на трибуне, на Картере поверх рубашки был надет черный свитер с длинными рукавами. Но сейчас он его снял.

И закатал рукава практически до локтей.

С первого дня нашего знакомства он никому — кроме родителей и меня — не показывал шрамы на запястьях. Теперь их могла видеть вся школа.

Я попыталась поймать его взгляд, потом посмотрела ему в лицо. Он самоуверенно улыбался с видом человека, у ног которого лежит весь мир.

На долю секунды меня будто парализовало.

В этой улыбке не было ни следа Картера.

Только пустота. Оболочка на месте живого существа.

Боже мой.

Это не может быть правдой.

Я украла душу своего парня.

— Говорят, — уверенно начал он, — что старшие классы — лучшее время в жизни человека. А сегодняшний вечер, — в его голосе звучали металлические нотки; слышал ли их кто-нибудь, кроме меня? — для меня высшая точка этого жизненного этапа.

Я пыталась придумать, как бы сбежать, но я находилась практически на самом поле. Стоя на одном месте, я не привлекала внимания, но стоило мне пошевелиться, и на меня обратились бы все взгляды.

Картер тем временем говорил о том, какие счастливые годы провел в старшей школе Сюррея и как был рад возможности отблагодарить ее за все то, что она ему дала.

— …Не только верных друзей, — продолжал он. — И прекрасные возможности для обучения. Но также широкий спектр дополнительных занятий, лучшие технологические ресурсы в округе и внимательный, заботливый преподавательский состав.

Раздались вежливые аплодисменты.

— Так что я хотел бы посвятить этот год всем вам и всем ученикам, которые были до меня и будут после. Но, прежде всего…

И он перевел взгляд прямо на меня.

Я подняла фотоаппарат, чтобы не смотреть ему в глаза. Я не знала, что мне делать.

— …я хочу посвятить эту победу самой невероятной девушке из тех, кого я знаю и, возможно, вообще из всех, кого когда-либо встречу…

Я нажимала и нажимала на кнопку спуска затвора, как будто так я могла притвориться, что я обычный наблюдатель, что меня вообще там нет.

—.. моей девушке, Алексис Уоррен.

— О-о-о-о-о, — протянула толпа.

— Леке, — сказал Картер и рассмеялся. — Опусти фотоаппарат.

У меня не было выбора.

Он посмотрел прямо на меня, а потом произнес:

— Алексис… Я люблю тебя.

Эти слова пролетели над полосками, нарисованными на поле. Они отразились от здания школы и эхом вернулись обратно.

Я была окружена. Беспомощна.

Такие кошмарные сцены обычно видишь в плохих романтических комедиях, а не на школьном футбольном поле. Толпа словно сошла с ума: все завопили и одобрительно засвистели. Я стояла на месте и смотрела на его широкую, счастливую, но немного рассеянную улыбку.

А потом я побежала.

Толпы людей вокруг меня слились в одно большое пятно. Я направлялась к боковой линии, пытаясь сбежать в темноту. Люди начинали говорить со мной, смеялись и удивленно восклицали, пока я протискивалась между ними, мимо передних рядов трибун, к выходу.

— Алексис? Ты в порядке? — крикнула мисс Нэ-геш, когда я пробегала мимо, но я не остановилась.

— Лекси! — прямо передо мной по ступенькам спускалась Кейси с сумкой в руках.

Наши пути пересеклись. Кейси схватила меня за руку и потянула за трибуны, туда, где слышались лишь сдавленные отголоски громоподобных слов, звучавших из колонок.

Там было очень темно, и я на кого-то натолкнулась. Это оказалась миссис Уайли.

— Алексис, — сказала она строгим голосом. — Ты не видела Меган?

Лучше бы я натолкнулась на разъяренного медведя гризли.

— Извините, — ответила я. — Мне сейчас некогда разговаривать!

Миссис Уайли кинула нам вслед ошарашенный взгляд.

В одной руке я держала фотоаппарат, а другой вцепилась в Кейс. Я знала только одно: нужно убраться отсюда. Нужно уходить.

Мы почти добежали до выхода. Еще чуть-чуть — и свобода.

— Алексис?

На моем пути возникла Таши. Я резко затормозила. Еще пару сантиметров — и я бы в нее врезалась.

— Что ты делаешь? — спросила она. — Ты куда?

— Домой, — выдохнула я. — Плохо себя чувствую.

Я привыкла к тому, что Таши всегда безмятежно улыбается. Никогда раньше я не видела ее такой суровой. Ее глаза сверкали от злости, а губы сжались в тонкую линию.

Возьми себя в руки, — проговорила она, — а потом возвращайся на матч. Ты опозоришь Картера и весь Солнечный клуб.

— Картер сам себя опозорил! — воскликнула я, — Я не просила его вставать перед всей школой и говорить… говорить, что он… — Я даже не могла заставить себя произнести эти слова. Все это было ужасно. Я чувствовала себя так, как будто меня ударили в живот.

Таши сделала шаг вперед. Кейси невольно подалась назад.

— Ты хочешь сказать, — начала Таши, — что ты ни одним своим словом или действием не подталкивала его к этому маленькому признанию?

У меня заболела голова. То есть да. Конечно, я подтолкнула его к этому и словами, и действиями. Но это не значило, что во всем виновата я! Мы с Картером прожили пять месяцев, ни разу не сказав: «Я люблю тебя». Этот момент должен был стать бесценным, очень личным. Теперь он был испорчен.

— Как думаешь, каково будет Картеру, если ты не вернешься? — спросила Таши.

Я представила, как он стоит на сцене с микрофоном в руке. Спускается по лестнице. Объясняется со всеми. Совершенно один.

На поле противно запищал микрофон. Мое сердце сжалось от жалости к Картеру.

— У тебя нет права так поступать, Алексис, — тихо проговорила Таши. — Ты не можешь убежать. Нельзя делать только то, чего хочешь ты. Тебе нужно вернуться и быть такой девушкой, какой тебя хочет видеть Аральт.

Все еще пытаясь отдышаться, Кейси бросила на меня умоляющий взгляд, который говорил: «Пойдем домой!»

Быть такой девушкой, какой тебя хочет видеть Аральт. У меня в буквальном смысле не было выбора.

— Я должна вернуться, — сказала я сестре. Ради Аральта. — Ради Картера.

Кейси посмотрела себе под ноги.

В первый раз за все это время Таши обратила внимание на мою сестру.

— Тебе тоже нужно вернуться, — сказала она. — Ты нужна сестре. Ты нужна нам всем.

Но серьезное лицо Таши не напугало Кейси. Она просто склонила голову набок и сказала:

— Если Алексис хочет, пусть остается. Но я иду домой.

Я ожидала услышать от Таши недовольный ответ, что-нибудь про долг перед клубом, или про связь, которая нас объединяет, или что-нибудь в этом духе. Но Таши просто внимательно посмотрела на Кейси, как будто пыталась запомнить ее лицо. Потом она повернулась и пошла обратно на трибуну.

— Я ухожу, Лекси, — сказала Кейси. — Плохо себя чувствую.

— Кейси, прошу тебя, — сказала я. — Пожалуйста. Останься. Ты справишься с этим. Ты сильная. Ты можешь…

— Ты ошибаешься, — отозвалась она. — Я недостаточно сильная. Я не смогу смотреть, как ты будешь это делать.

— Но у тебя есть долг перед Аральтом, — напомнила я. — Подумай хотя бы об этом!

— Нет, — она покачала головой, почти не дыша. — Я ничего никому не должна.

И она заплакала — крупными, кристально чистыми солеными слезами.

Тут я все поняла.

— Я не принимала клятву, — сказала она.

Я невольно подалась назад, подальше от нее.

— Ну вот. Теперь ты знаешь. Я ужасная сестра. — Она бросила взгляд в сторону футбольного поля. В ее глазах было что-то близкое к безумию. — Я втянула тебя в это и теперь не могу помочь выбраться.

Она подняла руку и распустила волосы.

— Самое ужасное, — проговорила она, — то, что ты даже не хочешь выбираться.

У меня не было слов. Я в буквальном смысле не могла придумать, что сказать в ответ. Поэтому я просто сделала шаг назад. К Картеру, Таши и Солнечному клубу.

— Мне надо идти, — сказала я и зашагала к полю.

Убегая, я думала, что время как будто ускорилось, но сейчас все вокруг было словно в замедленном движении. Когда я показалась из-за трибуны, Картер только выходил с поля. Люди, стоявшие между нами, сразу разошлись в стороны. Он протянул ко мне руки, и я кинулась прямо в его раскрытые объятия. Все звуки слились в громкий гул, а в глазах у меня поплыли точки от прожекторов. Картер прижался губами к моему лбу.

— Эй, — проговорил он. — Куда ты убежала?

Я тяжело сглотнула и посмотрела ему в глаза.

«Покажи мне Картера, — подумала я. — Покажи мне его хотя бы на секунду. Тогда я справлюсь. Тогда я смогу это сделать».

Он смотрел на меня широко открытыми голубыми глазами. Они сияли и отражали все вокруг нас. Но Картера в них не было.

Я подняла ногу, чтобы сделать шаг назад.

— Алексис? — спросил Картер с обидой в голосе. Он все еще ждал от меня объяснения.

Мне нужно было поправить платье.

За Картером стояла Таши. Она ждала, сложив руки на груди.

Я обняла Картера за шею и потянула его к себе так, чтобы его ухо оказалось рядом с моими губами.

И я прошептала, что мне нужно было поправить платье.

Но я хотела извиниться за то, что убежала. Больше я убегать не стану.

Я закрыла глаза и прижалась к его груди, вдыхая его запах — смесь аромата стирального порошка и пота. Этот человек больше не вел себя как Картер. Он не говорил, как Картер, и его глаза не были глазами Картера. Но его запах никуда не делся. Где-то глубоко внутри он все еще оставался Картером… правда ведь?

Я могла снова стать счастливой. Правда могла.

Было достаточно захотеть соврать себе и пожертвовать всем самым важным, что было в моей жизни.

Я могла стать счастливой.

Картер высадил меня у дома. Мы успели сходить на три праздничных вечеринки. Заходя в холл, я чувствовала себя такой усталой, что практически шаталась.

Но мне пришлось остановиться на полпути к своей комнате. В темноте прямо передо мной виднелся мамин силуэт.

— Алексис? — спросила она напряженным голосом. — У тебя есть секундочка?

— Конечно, — сказала я. Потом включила свет в своей спальне и села на кровать. На мгновение я испугалась: вдруг мама заметила, что с Картером что-то не так? Может быть, ей кто-то позвонил? Чересчур любопытный учитель? Кто-то из тех родителей, которые всюду суют свой нос?

— Я хотела поговорить про Кейси, — сказала мама, присаживаясь на стул около письменного стола, и глубоко вздохнула. — Она брала мой компьютер, а потом вышла куда-то, и… должна признаться, я решила проверить, что она делает. И открыла историю браузера.

Мне как будто перекрыли кислород.

— И что ты там нашла?

— Ох, Алексис. — Мама закрыла глаза и покачала головой. — Много всего странного. Заклятия, книги о мертвых… Какое-то странное слово, что-то вроде креатура. Я не уверена. В общем, все то, отчего она должна держаться подальше.

— Ого, — проговорила я.

Глубоко внутри меня что-то шевельнулось. Что-то темное.

— Я не знаю, что мне делать, Декс. У меня есть тот номер телефона, но я не хочу звонить по нему, даже не поговорив с Кейси. С другой стороны, я вспоминаю прошлый год и понимаю, что тогда разговоры бы не помогли.

Вот он. Идеальный шанс избавиться от Кейси и ее предательских тайных планов.

— Вы с ней проводите вместе время. Скажи, ты про это что-нибудь слышала?

Нет, мам. Ого, мне кажется, это опасно. Надеюсь, она не планирует ничего, что может причинить кому-нибудь вред.

Я глядела на маму. Голос, звучавший в моей голове, попробовал еще раз. На этот раз громче.

Нет, мам. Ого, мне кажется, это опасно…

Я закрыла глаза, собираясь со всеми силами, которые только во мне остались.

— Эээ… Знаешь, мам, — начала я. — Вообще-то, она упоминала при мне что-то такое. Она готовит школьный проект по истории Европы. Вроде бы они сейчас проходят Средневековье. Ну там, Мерлин, Камелот, все в таком духе.

Мама откинулась на спинку стула, и в этот момент у меня свело руки.

— Она ведет себя абсолютно нормально. — Эти слова причиняли мне физическую боль, как будто у меня был полный рот крошечных осколков стекла. — Поверь мне. Я настороже.

Мама глубоко вздохнула, хватая воздух ртом, как будто не дышала целых три часа. Ее вздох чуть было не перешел во всхлипыванье.

— Ох, слава богу!

— Но если что-то изменится, я обязательно тебе скажу, — проговорила я.

— Спасибо огромное, Алексис, — прошептала мама. Она встала, обхватила мою голову руками и поцеловала меня в щеку.

Стоило ей уйти, у меня начал болеть затылок. Боль становилась все сильнее и сильнее, так что в конце концов я уже не могла думать ни о чем, кроме нее. Было такое ощущение, что из моей головы сейчас вылупится дракон.

Я не стала ни чистить зубы, ни умываться, ни переодеваться. Я просто накрыла голову подушкой и приготовилась к тому, что ночь будет длинной.

Но минуту спустя дверь в мою комнату открылась.

— Лекси?

Я не спала. Даже не притворялась, что сплю. Перевернувшись, я увидела Кейси. То, что я отвлеклась от боли, помогло: мне стало легче. Так что я присела и включила свет.

Кейси не заходила в мою комнату. Они прислонилась к дверному косяку и внимательно смотрела на меня, как будто я была диким зверем в зоопарке.

— Чего ты хочешь? — спросила я.

— Ты соврала маме, — отозвалась она.

— И что?

— Почему? Ты же могла меня выдать. Тогда бы ты от меня избавилась.

Но какая-то часть меня не хотела сдавать Кейси. Она ведь оставалась моей сестрой.

«Потому что каждый заслуживает второй шанс, — проговорил голос. — И для тебя еще не слишком поздно. Если ты примешь клятву, больше не придется лгать. И я буду так сильно тобой гордиться».

Подобрав правильные слова, можно было одновременно надавить на чувство вины, пригрозить ей и задобрить ее. Тогда она приняла бы клятву и присоединилась бы к нам по-настоящему.

Но по какой-то причине, я не хотела, чтобы она это делала.

Я просто хотела спать.

Но это не значит, что я перестала сердиться на Кейси.

— Мне так захотелось, ясно? — сказала я. — Теперь оставь меня в покое, пока я не передумала.