Я ПРИШЛА домой, легла в постель и уставилась в потолок. Если звонил телефон, я не брала трубку. Я соврала родителям, что плохо себя чувствую, а когда в комнату заходила Кейси, игнорировала ее попытки со мной поговорить. Наконец моя сестра, у которой уже от обиды на глазах стояли слезы, поняла, что лучше оставить меня в покое.
Таши умерла.
Мы все были связаны с чрезвычайно эгоистичным и злым духом.
И, чтобы хоть как-то все исправить, одна из нас должна была отдать свою жизнь.
Меня не покидало странное желание: хотелось просто вести себя как обычно. Натянуть одеяло до подбородка и попытаться заснуть. Проснуться и понять, что у меня все хорошо. Что впереди просто-напросто обычный день.
«Этого больше никогда не случится, — сказала я себе. — У тебя больше не будет ни одного обычного дня. Если не придумаешь, как все это остановить, тебе уже никогда не стать нормальной».
Никогда.
Оранжевое сияние фонарей смешивалось с тенью от ветвей деревьев на моей стене.
Я прокрутила в голове все, что помнила про книгу, про Аральта, про Таши. Особенно про Таши. Неужели это Лидия стояла за дверью той ночью, когда я была у нее, когда она так чего-то боялась? Зачем Таши толкнула меня в подвал?
«Мне нужно показать тебе», — сказала она.
Показать, что Аральт — зло?
Потому что она знала, что кому-то придется умереть? Но женщины умирали ради Аральта уже больше сотни лет. На последних страницах значилось около ста пятидесяти имен. Что же могло поменяться теперь?
И я снова и снова повторяла ее последнее слово: попробуй.
Но что мне нужно было попробовать?
Использовать спиритическую доску?
Я привстала и потянулась рукой под кровать — там я ее прятала. Потом присела и поставила доску на пол, залитый ярким оранжевым светом.
— Таши? — прошептала я. — Ты слышишь меня? Мне жаль, что ты умерла. Мне нужна твоя помощь. Я не понимаю, что мне нужно попробовать.
Ответа не было.
— Элспет? — прошептала я. А потом беспомощно добавила: — Хоть кто-нибудь?
Планшетка резко сдвинулась с места, напугав меня. Я сняла с нее руки и начала наблюдать, как она перемещается. В этот раз она не дергалась, а скорее раскачивалась — большими, осознанными движениями — и напоминала маятник.
Я-З-Д-Е-С-Ь
— Элспет? — спросила я.
Но в глубине души я понимала, что это не Элспет.
Я медленно потянулась к доске, чтобы перевернуть ее, разорвать эту связь, не дать ему больше ничего сказать.
Но пока мои руки приближались, планшетка не двигалась с места.
Неужели он исчез?
Я очень мееееедленно потянулась пальцами к планшетке.
Но за мгновение до того, как я дотронулась до нее, она покрылась черной, пузырящейся жижей.
Я попыталась убрать руку, но было слишком поздно.
За долю секунды жижа взорвалась и превратилась в паутину черноты, которая окутала все мое тело, словно кокон. Я открыла рот, чтобы закричать, и она полилась между моими губами, заставив меня замолчать. Она была липкой и непроницаемой. Я упала на колени и попыталась забить по полу кулаками, но с каждым новым движением она сжималась и стягивала меня все сильнее. Когда жижа полилась мне в глаза и уши, я потеряла равновесие и упала на ковер.
За минуту моим миром стала черная утроба скукоживающейся темноты. Я могла дышать, но не слышала собственного дыхания. Я ничего не видела и не могла двигаться.
Я не знаю, сколько времени я пролежала там. Меня трясло от страха, но мое тело оставалось неподвижным, как будто на меня надели смирительную рубашку. Я знала, что плачу, и чувствовала, как в горле вибрирует стон, но все звуки заглушала непроницаемая паутина.
Время, свет, движения — все это перестало существовать.
Осталась только темнота, бесконечная, словно смерть.
А потом мой мозг сжалился надо мной, и я потеряла сознание.
Придя в себя — сколько минут спустя? — я поняла, что все еще лежу на полу. Потом на меня нахлынули воспоминания, и все мое тело затрясло. Неужели мне это приснилось? Спиритическая доска лежала у окна. На ладонях виднелись красные следы-полумесяцы от моих же ногтей. Они обжигали и болели.
И я очень хотела пить. Боже мой, за всю свою жизнь я никогда так сильно не хотела пить!
На ночном столике стояла чашка воды. Я выпила ее одним глотком. Горло продолжало саднеть, поэтому я пошла на кухню и там наполнила чашку еще раз и еще раз.
Я нетвердо стояла на ногах, как будто переборщила с противопростудным лекарством. Мне пришлось опереться на столик, чтобы не упасть.
Потом я пошла в ванную и вымыла руки. Заметив, какие у меня грязные ногти, я нащупала под раковиной щетку и стала скрести ею по кончикам пальцев, чуть ли не стирая кожу до мяса, пока они не стали розовыми. Сначала с них текла темно-красная жидкость — кровь из порезов на ладонях, — но потом вода стала чище. Остались только темные полумесяцы грязи под ногтями. Их вычистить не получалось.
Я включила свет и посмотрела на себя. Если не считать ладоней и ногтей, никаких следов нападения видно не было.
Я наклонилась к зеркалу и открыла рот.
То, что я там увидела, заставило меня, пошатываясь, отпрянуть к дальней стене.
Весь мой рот был угольно-черным изнутри. Таким же черным, как темнота внутри кокона. Зубы, язык, десны, та часть горла, которую я могла рассмотреть, — все было покрыто чернотой.
Взяв себя в руки, я наклонилась поближе к зеркалу и увидела, что белки и радужка моих глаз покрыты серой пленкой, тонкой, как черный капрон. Я несколько раз моргнула. К счастью, никаких неприятных ощущений не было.
На самом деле, если учесть, что я только что пережила, я чувствовала себя неплохо.
Я выключила свет в ванной и двинулась на кухню, чтобы налить себе еще одну чашку воды. Я оставила ее на столике, чтобы потом вернуться и выпить ее. Казалось, что энергия стремительно вытекает из меня. При мысли о том, что можно будет залезть в кровать, меня охватило такое счастливое предвкушение, что едва не закружилась голова.
Как же мне хотелось потянуться, руками ощутить мягкость простыней, лицом почувствовать прохладу наволочки и провалиться в сладкий, великолепный сон…
Но время для этого еще не пришло. Все это потом.
Сначала мне нужно было убить своих спящих родителей и сестру.