Красивые и проклятые

19

ФАРРИН согласилась встретиться со мной в одиннадцать. Когда я заехала на стоянку, она уже ждала меня у входа, читая журнал так, как это делала бы любая Солнечная девушка. От остальных ее отличало то, что на обложке этого журнала была фотография, которую она сделала сама.

Мы остановились перед апартаментами № 6. Фаррин открыла дверь.

— Над чем будешь сегодня работать?

— На самом деле, — начала я, — я бы хотела с вами поговорить.

— У тебя все хорошо?

Я зашла в комнату вслед за ней, но ничего не ответила.

Она присела и посмотрела на меня с беспокойством.

— Как много вы знаете об Аральте? — спросила я.

— А, — проговорила она и надолго замолчала. Я уже начала беспокоиться, не обидела ли ее этим вопросом, когда она повернулась ко мне. — А как много знаешь ты?

Я покачала головой.

— Недостаточно.

Она поджала губы и пристально посмотрела на меня.

— Происходит нечто такое, чего ты не можешь понять.

— Это еще мягко выражаясь.

— Знаешь, про некоторых говорят, что у них сказочная жизнь?

— Конечно.

— Как бы ты объяснила, что это значит?

— Что у тебя все складывается, — сказала я. — Что у тебя все есть и тебе везет.

— Сейчас этой фразой раскидываются налево и направо, но когда-то давным-давно она имела более глубокое значение. Сказочная жизнь — это жизнь, в которую вошло паранормальное существо. Посредством заклятия, заговора…

— Или клятвы.

— Именно так. Когда в тебе живет такая сила, она привносит с собой энергию. А законы вселенной гласят, что энергия не создается и не уничтожается. Она просто изменяется.

— И что происходит?

— Сказочные перемены в жизни. В том, как ты выглядишь, как чувствуешь себя, и как работает твой мозг. Энергия превращается во все это. Она входит в твою обычную жизнь и становится твоей силой.

— Но не все перемены можно назвать сказочными, — сказала я, вспомнив странный, пустой взгляд Картера и те моменты, когда я хотела убить сестру.

— Аральт любит нас, Алексис. Он желает нам лучшего. Больше ему ничего не нужно. Так что, если у тебя возникают какие-то сложности, стоит пересмотреть свои жизненные установки.

Я не совсем понимала, о чем она. Но одно было ясно: она явно пыталась убедить меня, что все проблемы в моей голове.

— А что он получает от этого? — спросила я.

— Когда ты в лучшей форме, он тоже в лучшей форме, — проговорила Фаррин. — Все очень просто.

Она называет простым то, что нашей энергией кормится паранормальное существо?

— Давно вы плакали в последний раз? — спросила я.

— У меня нет поводов для слез. — Она сложила руки на груди и заглянула мне прямо в глаза. — И у тебя тоже.

Я вжалась в спинку стула.

— Я тоже забочусь о тебе, Алексис, — мягко проговорила она. — Мне грустно видеть, как ты борешься с собой, причем совершенно напрасно. Все может быть намного проще.

Стоит только проглотить синюю таблетку, да?

Фаррин смотрела мне прямо в глаза.

— Это может стать лучшим поступком в твоей жизни.

— Но я… — я вдруг замолчала, не договорив.

Я почему-то забыла то, что собиралась сказать.

В моей голове осталась единственная мысль: это может стать лучшим поступком в моей жизни.

— Тебе надо все это понять, Алексис. Почему бы нам пока не переключиться на твои фотографии? Не может такого быть, чтобы ты ничего не принесла с собой.

— Я принесла, но…

— Так давай возьмемся за работу, — мягко проговорила она. — Ты снимала на цветную пленку? Мне не терпится увидеть, что получилось. Обо всем остальном можно подумать и позже.

Я могу подумать обо всем остальном и позже. Она была права. Я могла подумать об этом дома. А вот проявить цветные негативы дома не получится.

Вдруг зазвонил городской телефон.

— Извини, пожалуйста, — сказала она и взяла со стола телефонную трубку. — Алло? Да, я приду домой к пяти… Нет, не буду. Я что-нибудь закажу.

Ее голос был завораживающим, обволакивающим, словно шелк. Я подошла к книжному шкафу и снова посмотрела на фотографию девочек Аральта. На этот раз я медленно переводила взгляд с одного лица на другое и вдруг заметила загорелую девушку ангельского вида. Под ее ободком развевалась целая грива кудряшек.

Может быть, ей было шестнадцать, а может, двадцать пять — на старых фотографиях трудно определить возраст.

Но я знала это лицо.

Это была Таши.

— Ты готова? — спросила Фаррин, повесив трубку.

— Вообще-то, я…

Она подошла ко мне и едва ли не по-матерински заправила прядь волос мне за ухо.

— Конечно же, ты готова, Алексис.

Я почувствовала, что улыбаюсь.

— Да, — проговорила я. Конечно же, я была готова.