Кровавый пакт

VII. ЗАКЛЮЧЕННЫЙ Б

Бронированный лифт опустил их на тюремный уровень. Тюремная зона, строго охраняемая, была отделана белой каменной плиткой, и ощущалась больше, как хирургическое отделение в медицинском учреждении, чем тюрьма. Эдур отвел Гаунта в комнату наблюдения, которая выходила в простую тюремную камеру сквозь темное одностороннее зеркало.

Когда санкционированные мучители, их холщовые капюшоны были в настоящее время заправлены за ремни, привели заключенного в камеру, фосфорные лампы замерцали, и омыли камеру болезненным зеленым светом. Палачи, крепкие мужчины с жестокими лицами, приковали заключенного к единственному стулу, прикрученному к полу в центре камеры.

— Я его не знаю, — сказал Гаунт.

Заключенный был солдатом. Гаунт мог это сказать с первого взгляда. Это не из-за его размера, хотя он был массивным и весьма мускулистым, а из-за того, как он держался. У него была прямая спина. Он был как-то благороден. Он потерял вес, и, очевидно, испытал физическое насилие, но он не был напуган. Он держался так, как ведет себя солдат.

Заключенный был одет в простую тюремную тунику и бриджи, а на ногах у него были тапочки из мешковины.

— Вы уверены? — спросил Эдур.

— Я его не знаю, — повторил Гаунт.

— Пожалуйста, убедитесь.

— Эдур, не будь идиотом. Я бы запомнил такое лицо.

Лицо и голова заключенного не были благородными. Скальп был обрит, и плоть покрывали глубокие ритуальные шрамы, старые шрамы, шрамы, которые означали наиболее ужасный и кровавый пакт.

— Он спрашивал о тебе по имени, — сказал Эдур. — Он ясно дал нам понять, что будет говорить только с тобой.

— Откуда он меня знает? — спросил Гаунт. — Откуда он знает, что я здесь, на этом мире? — Эдур пожал плечами. Гаунт мог видеть, что Эдур наблюдает за ним, изучая язык тела, любой промах или поддавки. Он знал, так же, что прямо так, как они наблюдают за заключенным в камере, за ними, в свою очередь, тоже наблюдают.

— Вы отчаянно пытаетесь разблокировать его, — заметил Гаунт Эдуру, — и я – самая лучшая надежда на это, которая у вас есть, но вы мне тоже не доверяете.

— Это сложный вопрос, — ответил Эдур, его веселый тон не мог замаскировать напряжение. — Он очень щепетильный. Возражения выросли от идеи привести кого-нибудь сюда. Ваш уровень допуска не настолько высок, насколько они бы хотели.

— Уровень моего допуска печален с тех пор, как я вернулся с миссии на Гереон, — ответил Гаунт. — Я предполагаю, что ваши коллеги рассмотрели это, и они прочитали досье, составленное на меня Комиссаром-Генералом Балшин, Комиссаром Фарагутом, и множеством других личностей, включая служителя святого ордоса.

— Полагаю, что они, возможно, так и сделали, — согласился Эдур.

— Я предполагаю, что они не представляли меня привлекательным участником в этом деле, и поэтому ты провел последние пару недель проверяя меня, и поэтому они сейчас за нами наблюдают. — Гаунт посмотрел на потолок, и пробежался взглядом по стенам.

— Но, несмотря на все это, я тут точно из-за миссии на Гереоне, так ведь? — спросил он.

Эдур кивнул.

— Этот человек связан с Гереоном?

— В частности, из-за вашей миссии там, — сказал Эдур.

Гаунт задумался и снова посмотрел на заключенного в камере. Человек не двигался. Он просто тупо смотрел на зеркало.

— Он сказал нам, что его зовут Маббон Этогор, — сказал Эдур.

— Ну, это совсем не точно, — сказал Гаунт.

— Что ты имеешь в виду?

— Может быть, Маббон и его имя, хотя я сомневаюсь, что ему дали его при рождении. Это, возможно, святое имя, которое он принял, когда заключил свой пакт.

— Святое имя? — спросил Эдур.

— У них тоже есть святые, Эдур, — ответил Гаунт. Он снова посмотрел на заключенного. — Этогор – это не имя, Это его звание. Он дал вам свое имя и звание. Этогор, примерно, эквивалент генерала.

— Ясно.

— Это старшее звание в армии Кровавого Пакта.

— Что-нибудь еще? — спросил Эдур.

Гаунт кивнул. — Да. Несмотря на все это, он – не Кровавый Пактиец.

— Разве?

— Ритуальное шрамирование на лице и черепе, это отметки пакта, определенно, но посмотри на его руки.

Они посмотрели сквозь зеркальную стену. Предплечья заключенного были пристегнуты к подлокотникам. Его руки спокойно покоились на краях подлокотников.

— Я ничего не вижу, — сказал Эдур.

— Точно.

Эдур бросил взгляд на Гаунта. — Если что-нибудь знаешь, скажи.

— На руках нет шрамов, — сказал Гаунт, все еще пристально смотря на тихого заключенного. — Ни на ладонях, ни снаружи. Из всех отметок пакта, шрамы на руках самые важные. Когда воин Кровавого Пакта дает клятву, он режет ладони об острые края брони своего варварского повелителя. Это торжественно заключает пакт. Это и есть пакт. У этого человека нет шрамов.

— Нет, у него нет, — сказал Эдур.

Гаунт нахмурился, чтобы еще пристальней посмотреть. — Трудно сказать при таком свете, но плоть на его руках кажется новой. Она безупречна. Немного гладкая. Я не могу быть уверен, но я ставлю на то, что он перенес пересадку кожи, чтобы скрыть или убрать ритуальные шрамы. Шансы таковы, что это человек был Кровавым Пактийцем, но теперь уже нет.

— Значит, ты предполагаешь, что он отказался от своего пакта?

— Весьма возможно. Он важный человек в их мире, и он потратил много сил и средств, чтобы стереть свои шрамы. Это, в самом деле, заявление.

— Разве он не мог просто скрывать, кто он на самом деле такой?

Гаунт помотал головой. — Дело не в сокрытии. К тому же, у него все еще ритуальные шрамы на голове. Они достаточно четко указывают на его связь с Кровавыми Мирами. Нет, руки говорят. Он не прячет свои шрамы, он удаляет их. Он активно отвергает пакт.

— И что это из него делает?

— Это делает из него множество вещей, Эдур, но, по меньшей мере, это делает его предателем. Генералом-предателем.

— Интересно, — сказал Эдур.

— Не совсем. Ты все это уже знаешь, — ответил Гаунт.

Эдур поднял брови. — Что заставляет тебя так говорить?

— Ох, да ладно, комиссар, — вздохнул Гаунт. — Мысль, что ты и наши невидимые кураторы, и весь отдел Разведки Секции уже не узнали все это, откровенно оскорбительна. Мы изучали Пакт годами. Это все за тем, чтобы ты выяснил, что мне известно. — Эдур улыбнулся и примирительно поднял руки. — Справедливо, Гаунт. Ты не можешь винить нас.

— И как я справился? — спросил Гаунт.

— Совсем неплохо. Что еще ты можешь сказать мне?

Гаунт сделал глубокий вдох и снова посмотрел на заключенного. — Ключевая вещь, я предполагаю, что он сменил сторону. Это огромный психологический маркер. Он был способен присягнуть чему-то, быть абсолютно преданным этому, а затем сменить сторону и отвергнуть это. Если он сделал это однажды, он может сделать это снова. Это, как атеизм.

Эдур тихо рассмеялся. — О каком типе смены стороны мы говорим, как думаешь? — Гаунт пожал плечами. — Ужасное количество Кровавых Пактийцев начинали, как Имперские Гвардейцы или СПО. По большей части, это «присоединись к нам или умри», но иногда выбор гораздо более личный. Как все сменившие сторону, желая того или нет, они могут часто был наиболее радикальными, наиболее рьяными. Этот человек, может быть, когда-то был Имперцем. Затем он принял кровавый пакт. Затем он отверг его тоже. По какой-то причине, он последовательно неверен.

— Как полагаешь, кто он сейчас? — спросил Эдур.

— Это, всего лишь, интуиция, — ответил Гаунт, — но я думаю, что он один из Сынов Сека.

— Поясни свою логику, — сказал Эдур.

— Кровавый Пакт – это личный военный состав, присягнувший на службу Архонту. Магистр Сек, называемый некоторыми Анархом, самый талантливый лейтенант Архонта Гора. Это, как король и принц, отец и сын. Сек амбициозен, и бесстыдно завидует Кровавому Пакту Гора. Когда я был на Гереоне, мы слышали, что агенты Сека были посланы, чтобы создать свой собственный Кровавый Пакт, Сынов Сека. Прямо так, как Кровавый Пакт крал людей из Имперской Гвардии годами, так и Сыны начали приворовывать у Пакта. Офицеров, особенно, людей с опытом, чтобы помочь им сформировать Сынов быстро и крепко. Человек говорит, что он этогор, а у Сынов практически такая же система званий. Я думаю, что это наилучшая причина, почему он все еще носит это звание, но он стер шрамы со своих ладоней.

Эдур улыбнулся и кивнул.

— Да, — сказал он, — это в точности то, о чем мы думали.

— Тогда, остаются два вопроса, — сказал Гаунт. — Что наш этогор знает, и почему он хочет поговорить об этом со мной?

— В самом деле, — ответил Эдур.

— Итак, ты хочешь, чтобы я пошел и поговорил с ним? — спросил Гаунт. — Или я слишком большая ответственность? — Эдур замешкался.

Вокс, вмонтированный в стену рядом с зеркалом, внезапно зазвенел. Эдур снял трубку до того, как он закончил первый звонок.

— Да? — сказал он. Гаунт ждал. Он мог слышать только шепот голосов, говорящих на другом конце линии.

— Очень хорошо. Спасибо.

Эдур повесил трубку обратно. Он посмотрел на Гаунта.

— Ты можешь войти, — сказал он.