Кровавый пакт

XIV. ДОМ ДОКТОРА СМЕРТЬ

Ранним вечером, когда его дневная работа была закончена, и он был в уборной и мыл инструменты своего ремесла, Доктор Колдинг подумал, что услышал проезжающую машину на улице снаружи.

Это казалось маловероятным, по многим причинам. Шел сильный снегопад, и поэтому трафик был слабым, особенно на холмистых улицах Старой Стороны. Но особенно потому, что никто не ездит туда-сюда по Кепелер Плейс, если они не потерялись, что было очень редко, или они были из скорой помощи из Городской Службы, которые доставляли ему его работу, а они делали свои поставки до десяти каждое утро.

Тем не менее, он слышал звук мотора машины, проезжающей мимо. Это был бронхиальный смех, окруженный акустическим приглушением снега, выстилающего противоположную пустую улицу: ужасный кашель мотора плохо обслуживаемого грузовика или фургона, хворающего от морозных условий.

Доктор Колдинг положил последний инструмент из нержавеющей стали на красную ткань тележки, покрывающую ее, и вытер руки. Он начал отскребать ногтем последние коричневые пятна на эмали раковины, и его мысли вернулись к звуку. Возможно, это были люди из скорой помощи. Иногда, редко, Городская Служба посылала срочную работу в нерабочие часы, вне расписания обычных доставок для него.

Это, наверное, это, решил он. Это были люди из скорой помощи, привезшие его срочную работу.

Он приготовился к дверному звонку, но дверной звонок не зазвенел. Не было звуков открытия задних дверей, или стучащих звуков распрямляющихся ножек каталки, когда ее вытаскивают из транспорта. Он подошел к окну и отодвинул занавеску. Снаружи, улица была пуста, тиха и заснежена. Крупные снежинки плыли, как древние, янтарные звезды под световыми конусами уличных фонарей.

Он ошибся.

Он вернулся в анатомическую, повернул вентиль на стене, и начал водить шлангом по покрытому плиткой полу. Комната пахла сырым камнем и дезинфицирующим средством. Он ошибся. Все же, это не была срочная работа, направляющаяся в его сторону. Пока шланг в его руке плевался на пол, он посмотрел на стальные выдвижные ящики и улыбнулся. Его работа никогда не была срочной, во всяком случае, не для людей, которых это больше всего интересовало.

Он только начал перекрывать шланг, когда прозвенел дверной звонок. Он на мгновение замер, прислушиваясь к последней оставшейся воде, с бульканьем утекающей в сливы в полу. Он что, представил себе звонок?

Нет, не представил. После длительной тишины, он снова прозвенел. На этот раз он не прозвучал так, как будто кто-то нажал на белую кнопку на медной пластине рядом с входной дверью; он прозвучал так, как будто кто-то прислонился к нему. Длительный пронзительный звук электрического звонка трещал в его холодном, пустом доме.

Доктор Колдинг убрал руку от вентиля на стене и позволил пустым кольцам шланга шлепнуться на пол. Он вытер руки о фартук. Это было неподобающе. Это был странный поворот событий, и это взволновало его. Это нарушило весьма четкий шаблон его жизни. Он попытался составить сценарии в своей голове, чтобы объяснить это. Городская Служба послала ему какую-то срочную работу, но водитель был на подмене, и был незнаком с местом жительства Доктора Колдинга. Он промахнулся. Он проехал мимо, возможно даже добрался до перекрестка Кепелер Плейс и Флеймстид Стрит. При такой погоде, это не было удивительным. Он был вынужден повернуть назад, повернуть назад в снегопаде и вернуться. Это совпадало с интервалом между звуком его машины, проезжающей мимо, и звонком звонка.

Звонок снова прозвенел, в третий раз. Палец оставался на кнопке полные, негодующие, настойчивые десять секунд.

Доктор Колдинг напрягся, и поспешил из анатомической. Он поднялся по каменной лестнице в длинный коридор. Пол был из полированного темного дерева, и он смутно отражал белый свет стеклянных колпаков круговыми брызгами, похожими на лужи солнечного света. Он поискал свои очки, которые, конечно же, были в его фартуке, и надел их. Голубые сумерки смягчали края жесткого белого света от ламп.

Он подошел к двери. Снаружи кто-то был. Он мог слышать сопение.

— К-кто это? — позвал он через тяжелую дверь.

— Вы доктор? — позвал в ответ голос. Это был мужской голос, сильный, нетерпеливый или растерянный.

— К-кто там? — позвал Доктор Колдинг. — Пожалуйста, с-скажите мне, кто вы.

— Вы доктор? — повторил голос. — Мне нужен доктор.

— Вы пр-пришли в неправильное место, — крикнул в ответ Доктор Колдинг.

— У вас знак медикае снаружи. Я могу это видеть. — Голос звучал рассерженно. Доктор Колдинг замешкался. У него был знак медикае над дверью его старого дома, потому что это была его профессия. Это было профессией его отца, и дяди его отца до этого. Девять поколений Колдингов работали в качестве хирургов по этому адресу на Кепелер Плейс, и поэтому посох со змеей Асклепия гордо висел на медной перекладине над его дверью. Этого нельзя было отрицать. Это было ясно, как день, даже со снежной коркой на нем.

Но, конечно, все было гораздо более сложно, и все стало гораздо более сложно после самой Знаменитой Победы. Доктор Колдинг почувствовал себя очень напряженным и нездоровым. Это был странный поворот событий, и это волновало его.

— Ау? — позвал голос снаружи.

— Ау? — ответил Доктор Колдинг.

— Вы собираетесь открыть эту дверь? — потребовал голос.

— В-вы из Городской Службы? — спросил Доктор Колдинг, его щека почти касалась холодной черной краски передней двери, поэтому он мог четко слышать.

— Чего?

— Городская Служба.

— Нет.

— Тогда я уверен, что вы, как я и сказал, пришли не в то место.

— Но у вас наверху знак.

— Пожалуйста, — начал Доктор Колдинг.

— Это срочно! — произнес голос, злее, чем раньше. — Здесь холодно. — Пожалуйста, уходите, пожалуйста, уходите, это странный поворот событий и...

Костяшки застучали по двери так внезапно, что Доктор Колдинг отпрыгнул.

Иногда такое случается. Он уже слышал, что такое случалось с другими, кто занимался таким же делом. Посох со змеей мог привлечь посетителей других типов, нежелательных типов. У них были собственные проблемы. У них были нужды. У них были привычки, которые нужно удовлетворить. Для них, знак предполагал источник лекарств, медика, к которому можно обратиться или которому можно угрожать, сумку с лекарствами, которую можно вытрясти в поисках стимуляторов, шкафчик с наркотиками, который можно ограбить.

Доктор Колдинг чувствовал себя совершенно встревоженным. Он открыл дверцу высоких часов, которые стояли у лестницы. Часы не работали пятнадцать лет, но Доктор Колдинг не желал избавиться от них, потому что они принадлежали дяде его отца и всегда здесь стояли. Теперь они не были чем-то больше, чем буфет. Он открыл дверцу и залез рукой внутрь. Там был пистолет, на маленькой пыльной полке позади бесполезного маятника. Это был пистолет, который был давно оставлен. Он снял с предохранителя и держал пистолет в ладони в кармане фартука.

Костяшки снова загрохотали по двери.

— Эй?

Доктор Колдинг потянулся и свободной рукой потянул медный засов. Пока он это делал, он видел, что его рука трясется.

Его рука тряслась, и на ней была маленькая точка от чьей-то крови на тыльной стороне, прямо под костяшкой среднего пальца.

Доктор Колдинг открыл дверь.

— Пожалуйста, чего вы хотите? — спросил он.

На пороге стоял человек. Он был сурово выглядящим человеком, военным. На нем была черная боевая униформа. Он казался довольно угрожающим. Люди, которые приходили за лекарствами, часто были военными или бывшими военными с привычками, которые были наследием поездок в боевые зоны. Вокруг человека, стоящего на пороге, кружился снег, и он был освещен единственной лампой, висящей над ним на крыше каменного крыльца. Для Доктора Колдинга, темная улица позади него была голубой пустотой.

— Вы доктор? — спросил посетитель.

— Я... Да.

— Да что с вами, заставляете нас стоять здесь? Тут мороз, а это срочное дело. Почему вы так долго не открывали дверь?

— Я был удивлен, что у меня посетитель в такое позднее время, — сказал Доктор Колдинг. — Это странный поворот событий, и это взволновало меня.

— Ага, ладно, простите, что постучались в нерабочее время, но срочные дела выбирают свои собственные моменты, вы понимаете, что я имею в виду?

— Не совсем, — ответил Доктор Колдинг.

Посетитель уставился на него, озадаченный.

— Что с темными очками? — спросил он.

— Пожалуйста, скажите мне, чего вы хотите? — сказал Доктор Колдинг.

— Я хочу войти внутрь.

— Сначала объясните ваше дело, пожалуйста.

— Это срочно, — сказал посетитель.

— И природа срочного?

— Ну, еще несколько минут назад это было что-то другое, но сейчас, это то, что части моего скелета почти замерзли!

Доктор Колдинг уставился на него. Это был странный поворот событий, и это волновало его.

Это взволновало его еще больше, когда посетитель просто протолкнулся мимо него и зашел в холл.

— Вы не можете просто войти! — закричал Доктор Колдинг.

— Вообще-то, могу. Это срочно, и я устал пытаться сделать это деликатно.

— Вы не можете просто войти!

Посетитель обернулся к нему.

— Вы доктор? — спросил он.

— Я сказал, что был. Я сказал вам это.

— Вы не ассистент или что-то в таком роде? Я подумал, что вы слуга или что-то такое.

— Нет.

— Значит, вы тут главный? — спросил посетитель.

— Я единственный здесь.

Посетитель кивнул и огляделся. Он сделал несколько шагов по холлу, и пристально посмотрел на лестницу на первый этаж. Затем он перегнулся через перила и посмотрел вниз на каменную лестницу, ведущую в анатомическую в подвале. Когда посетитель повернул голову, Доктор Колдинг увидел, что на правой стороне его головы и на правом ухе засохшая кровь.

— Вас ранили, — сказал Доктор Колдинг.

— Что?

Доктор Колдинг свободной рукой показал на голову посетителя. — Вас ранили. Это и есть срочность?

Посетитель потрогал ухо, как будто совсем забыл про него. Его правая рука тоже, теперь Доктор Колдинг заметил и это, была покрыта засохшей кровь.

— Нет, — сказал он. — Не это.

В этот самый момент, Доктор Колдинг осознал, что посетитель сказал кое-что, что взволновало его больше, чем что-либо еще. В замешательстве и напряжении, это было пропущено мимо ушей. Только сейчас, старательно прокручивая в голове разговор, Доктор Колдинг увидел это.

Это было одно слово, и слово было «нас».

Да что с вами, заставляете нас стоять здесь?

— Я бы хотел, чтобы вы ушли, пожалуйста, — сказал Доктор Колдинг.

— Что? — спросил посетитель.

— Я бы хотел, чтобы вы ушли. Уходите, Пожалуйста, уходите.

— Вы меня что, не слушали? Мне нужен доктор. Это срочно.

— Я бы хотел, чтобы вы покинули этот дом, сейчас же, — сказал Доктор Колдинг.

— Что у вас в кармане? — спросил посетитель.

— Ничего.

— Что у вас в кармане? Там, в кармане фартука. Вы что-то держите. — Доктор Колдинг вытащил пистолет. Его посетитель заморгал и сказал что-то вроде, — Оу, да вы, должно быть, шутите. — Доктор Колдинг не был точно уверен, что сказал его посетитель, потому что он был слишком занят падением, чтобы услышать. Его посетитель, каким-то образом, врезался в него и столкновение, хотя и мягкое, распластало Доктора Колдинга на спине в открытом дверном проеме. Он больше не держал пистолет.

Это был странный поворот событий, и это волновало его.

Доктор Колдинг лежал на спине и смотрел вверх. Еще два человека стояли на пороге над ним, обрамленные светом и падающим снегом. Для Доктора Колдинга они были вверх ногами. Казалось, что один из них поддерживает другого прямо.

— Это доктор? — спросил человек, осуществляющий поддержку. Он был высоким, с узким лицом и тревожащими глазами. Доктор Колдинг не мог сказать многого о человеке, которого он держал.

— Я думаю, что это доктор, сэр, — ответил первый посетитель. — Он не слишком готов сотрудничать.

— Это поэтому он лежит на спине? — спросил человек с узким лицом.

— У него был этот пистолет, сэр... — сказал первый посетитель.

— Помоги ему подняться, пожалуйста, — сказал человек с узким лицом.

— Я буду сотрудничать! — воскликнул Доктор Колдинг, когда ему помогали подняться. Он чувствовал себя в ловушке. Он хотел кричать. — Я буду сотрудничать, но я не понимаю, что происходит. Люди, обычно, приходят по утрам. По утрам, понимаете? Не в такое ночное время. Никогда в это время.

— Успокойтесь, — сказал человек с узким лицом и тревожащими глазами. Другой человек называл его «сэр». Он, определенно, источал власть. — Пожалуйста, успокойтесь. Нам очень жаль, что мы потревожили вас, и мы не хотели доставлять вас неприятности, но это критическая ситуация. Как вас зовут?

— Ауден Колдинг.

— Вы доктор, сэр?

— Да.

— Тогда, мне нужна ваша помощь, незамедлительно, — сказал человек с узким лицом. — В этого человека попали и он умирает.

Он повел их вниз в анатомическую как только убедился, что входная дверь закрыта. Они оставляли за собой следы из таявшего снега на полу холла и ступенях, что чрезвычайно беспокоило его, естественно, но он уверил себя, что сможет пройтись по ним шваброй сразу, как только позаботится о раненом человеке. Человеческая жизнь была приоритетом, конечно же. Человеческая жизнь была более важна, чем грязные мокрые отпечатки на темном деревянном полу.

Они привели человека в анатомическую. Он не был по-настоящему в сознании, и Доктор Колдинг мог чуять кровь. Доктор Колдинг сказал им положить человека на смотровой стол, положить его на чистую, красную ткань, которую он ложил на стол в конце рабочего дня. Кровь запятнает ее, естественно, несмотря на цвет ткани. Ему нужно будет прокипятить ее позже. Он вымыл руки в антисептической ванночке, и тщательно вытер их перед тем, как надеть пару хирургических перчаток. Его руки тряслись.

Когда Доктор Колдинг подошел к столу, они уже уложили пациента на спину, и Доктор Колдинг впервые увидел его лицо, ярко освещаемое лампой.

— Что это все означает? — тихим голосом спросил Доктор Колдинг.

Человек с узким лицом посмотрел на него. — Что вы имеете в виду, доктор? — спросил он.

Доктор Колдинг указал на морщинистую шрамированную кожу, которая покрывала голову пациента.

— Вы пришли сюда, — сказал он, — вы пришли сюда и попросили моей помощи, и вы притащили мне какое-то животное. Это не человек, это животное.

— У меня не слишком много времени, чтобы обсуждать это с вами, доктор, — сказал человек с узким лицом. — Мне нужно, чтобы вы поработали с ним. Мне нужно, чтобы вы сделали все, что в ваших силах, чтобы спасти ему жизнь.

— Он животное! Нечеловеческая тварь!

Человек с узким лицом наклонился ближе к Доктору Колдингу, и тот съежился, потому что ему не нравилось чуять дыхание другого человека, или чувствовать его на своем лице.

— У нас нет времени, чтобы обсуждать это, — сказал человек с узким лицом, — но если бы обсуждали, было бы так. Я бы сказал вам, что я был офицером Комиссариата, и что у меня была власть, под страхом смертной казни, заставить вас выполнить мои желания. Я бы сказал вам, что было жизненноважно для Имперской безопасности, чтобы этот человек остался жив, и приказал бы вам выполнить свои функции без дальнейшего промедления. Я бы мог даже вытащить оружие, просто для вида, чтобы подкрепить свои серьезные намерения.

Доктор Колдинг уставился на него.

— Но я не собираюсь ничего из этого делать, — сказал человек с узким лицом, — потому что у нас, на самом деле, нет времени.

— Ясно, — сказал Доктор Колдинг.

— Точно?

— Да, — сказал Доктор Колдинг, и потянулся к подносу с инструментами.

Что-то происходило, и Тоне Крийд не нужно было говорить, что было плохо. ПЛОХО.

Она уже пробежалась вокруг Секции, но там не на что было смотреть, поэтому она удалилась, чтобы найти кусок лаймового софорсо, который она себе пообещала. Она потратила час или больше, сидя в комфортной тишине ризницы Святого Теодора, пока ее ноги не занервничали и не сказали ей, что настало время снова бежать.

У нее в голове был простой круг, по Аллее Инженеров, прямо до мемориала, а затем долгий, равномерный бег домой в Аарлем, но какая-то сила, подобно магниту, потащила ее обратно к Секции. На этот раз, подумала она, она должна обратиться в караулку, и узнать, есть ли какая-нибудь процедура, которая позволит ей повидаться с заключенными. Не важно, из-за чего была вся эта фесова буря, если она сможет понять сторону Роуна или Варла, может быть, она сможет замолвить словечко и облегчить ситуацию. Если оставить все, как есть, система мира, скорее всего, пережует их. Она уже видела такое. Ей было все равно, кто заткнет ее, Первый не должен терять офицеров, как Роун, Даур или Варл.

Мерина, очевидно. Никто не беспокоился об этом крысином дерьме.

Итак, она позволила импульсу вернуть ее назад к Секции. К тому времени начался снегопад. Снегопад был сильным, небо было болезненного цвета, и было странное ощущение на вторую половину дня. Было даже не так холодно. Снег садился ей на волосы и на нос, но она потела, как грокс, в своей тренировочной одежде.

Она приближалась к Площади Вайсрой, когда впервые осознала, что что-то было не так. То, что она приняла за густые снежные облака, оказалось дымом. Она могла чуять его. Здание горело.

Звучали сирены.

Слышался оружейный огонь, полномасштабная перестрелка за стенами. Она остановилась за линией деревьев садов на площади, и увидела тела на дороге рядом со сторожкой.

Она залегла в укрытии деревьев, ее глаза были широкими от неверия, ее пульс стучал в ушах впервые за месяцы. Это был старый подъем адреналина, боевой порыв, порабощающий ее с такой яростью, что она не могла этому сопротивляться.

Каждый кусочек условного рефлекса, который она подавила или сдерживала с тех пор, как Танитцев отвели с передовой, вернулись на место. Она подошла к красной черте. Все старые привычки, все старые сумасшедшие тики, снова появились, больше, чем жизнь, как будто они никуда не исчезали. Она могла чувствовать кислую слюну во рту. Лаймовый привкус софорсо давно исчез. Она могла чуять дым, и он пах, как Хинцерхаус. Она хотела, больше, чем когда-либо, чтобы здесь было оружие, которое она может взять, винтовка, из которой она может целиться и стрелять. Ее руки были смехотворно бесполезны и пусты, как твердые весла, жестами изображающие акт держания оружия.

Она попыталась контролировать дыхание. Она попыталась немного отползти назад, не потревожив снег на кустах вокруг нее. Она пыталась решить лучший план действий.

Поднять тревогу: это все, о чем она могла думать. Что-то настолько большое, и весь город должен был знать об этом, но не было никаких признаков людей, ломящихся туда, ни подкреплений, ни поддержки или помощи.

Это было так, словно весь город стал слепым и игнорировал драму, развернувшуюся в Секции.

Крийд начала ползти назад сквозь сады. Дальняя сторона площади выведет ее назад на главную дорогу. Затем она сможет побежать. На полной скорости, до караулки на Заннен Стрит было, примерно, десять минут, и она была уверена, что там еще ближе было убежище СПО.

Если эти обе вещи не сработают, она найдет станцию Магистратума или что-нибудь еще с работающим воксом.

Она только поднялась, готовая рискнуть побежать по покрытым снегом лужайкам к воротам садов, когда осознала, что поблизости под деревьями кто-то был.

Она повернулась, чтобы посмотреть. Это был еще один наблюдатель, подумала она, который, как и она, случайно пришел посмотреть на это кровопролитие.

Это была женщина. На ней было траурное платье из черного шелка и крепа. Ее лицо была закрыто черной вуалью. Она стояла под деревьями, сучья над ее головой склонились под увеличивающейся массой снега. Казалось, что она пристально смотрит на главное здание Секции. Крийд задумалась, должна ли она пойти к ней, и предложить ей проводить ее подальше от оружейного огня.

Что-то заставило ее замешкаться. Это, должно быть, из-за ее возрастающего осознания мягкого, высокотонального звука, подобного скорбному вою, который, казалось, исходит от женщины. Это, должно быть, из-за сверхъестественного чувства самосохранения, включившегося из-за внезапного возвращения ее старого высокого адреналина.

Что-то просто заставило ее замешкаться. Что-то подсказало ей, что делать шаг в сторону женщины в черном шелковом платье было Очень Плохой Идеей.

Женщина повернулась, чтобы посмотреть на Тону Крийд. Вуаль скрывала ее лицо, и Тона тотчас стала рада этому, потому что она инстинктивно поняла, что не хочет видеть лица женщины, никогда.

Высокий звук шел от женщины. Он просто вырывался из нее, не позволяя дышать.

Снег прекратил падать. Тона осознала, что он завис в воздухе. Снежинки висели вокруг нее созвездием, остановившись при акте спуска.

Она начала пятиться. Женщина в черном платье пристально смотрела на нее. Тона сделала шаг вперед.

Высокий звук продолжал исходить от женщины. Она подняла правую руку, чтобы поднять край вуали.

Крийд испустила мучительный крик, и отвернулась. Она начала бежать. Мир был тягучим, как клей, как патока. Высокий звук стоял у нее в ушах. Зависшие снежинки превращались в пыль, когда ее руки сталкивались с ними. Ее ноги взбалтывали заснеженную траву под ногами, и она упала, тяжело приземлившись.

Высокий звук стоял у нее в ушах. Он был громче. Крийд понимала, что он громче из-за того, что женщина приближается. Она так же понимала, что звук был громче из-за того, что женщина подняла вуаль. Она забилась, пытаясь подняться. Ее ноги молотили по снегу. Она почувствовала, как что-то смыкается вокруг ее бешено колотящегося сердца, и обхватывает его, как призрачный кулак. Это начало сдавливать, сжимая мускулы. Она понимала, что если не поднимется и не побежит, что не побежит и не будет бежать до тех пор, пока не окажется вне зоны досягаемости, это будет сдавливать ее сердце до тех пор, пока оно не лопнет, как волдырь.

Ее конечности молотили, отправляя снег в воздух. Она поднялась. Ее грудь была так сдавлена, а высокий звук в ее ушах был таким громким. Она не обернулась. Она не хотела оборачиваться.

Она не отважилась обернуться.

Она начала бежать. Она начала бежать более серьезно, чем когда-либо бегала за всю жизнь.

Маггс взял потертую старую оловянную банку из одного из буфетов, снял крышку, понюхал, а затем протянул банку Гаунту.

— Кофеин, — сказал он.

— Сделай немного, — сказал Гаунт. — На три кружки.

Маггс кивнул, и начал осматривать маленькую кухню в поисках пригодной кастрюли. Гаунт сидел у кухонного стола. Столешница была покоробленной и потертой. Это было, чувствовал Гаунт, место множества одиноких ужинов.

Кухня была расположена рядом с лестницей в анатомическую. Снизу уже довольно долго не раздавалось ни звука.

— Итак, это чертовски фесово безумие, так ведь? — сказал Маггс, между делом завязывая разговор.

Они много не говорили друг с другом после панического бегства из Секции.

Гаунт кивнул.

— Это был Кровавый Пакт?

— Да.

— Серьезно? Здесь?

— Да, Маггс.

Маггс присвистнул. Он зажег одну из закопченных старых горелок на плитке и поставил на нее кастрюлю с водой.

— Извините, что спрашиваю, сэр, — сказал он, тоном, который предполагал, что он деликатно обходит острый вопрос, — нам не нужно с кем-нибудь связаться? Я имею в виду, позвать помощь, предупредить власти? — Гаунт посмотрел на него.

— С кем нам связываться, Маггс? Кому мы можем верить, как думаешь? — спросил он.

Маггс открыл рот, чтобы ответить, а затем снова закрыл его.

— Кровавый Пакт проник на якобы охраняемый тронный мир, — сказал Гаунт. — Они сделали это с достаточной уверенностью и способностью провести лобовую атаку на штаб Комиссариата. На их стороне колдовство варпа. Мы абсолютно без понятия, как далеко распространяется их влияние. Давай представим, что мы направились обратно в Аарлем, или в командование, или, скажем в Имперский госпиталь для лечения. Мы могли бы идти в ловушку. Пока я не пойму, что происходит, я не собираюсь никому доверять.

Маггс пожал плечами. Он накладывал ложкой молотый кофеин в кастрюлю.

— Вы доверились этому доктору.

— Необходимость. Вот и все. У нас не было выбора. Лучше клиника на глухой улице, как эта, чем большое, центральное учреждение.

— Он урод.

— У него, определенно, эксцентричные качества, — согласился Гаунт.

Маггс фыркнул.

— Он обсессивно-компульсивный, — сказал он, — и что с очками?

— Доктор – альбинос, Маггс, — сказал Гаунт. — Разве ты не видел? Темные очки для защиты его глаз.

— Тем не менее, он урод.

Кофеин закипал. Маггс вытащил пистолет, который он забрал у доктора и осмотрел его.

— Я размышляю, где он взял его? Это Гвардейский.

— Он заряжен? — спросил Гаунт.

— Ага. Десять патронов.

— Значит у нас это, твой лазерный пистолет, и мой болт-пистолет с последней обоймой. — Это не казалось многим, с чем можно работать. Оба взяли с собой пистолеты этим утром, Гаунт потому, что это было требование униформы, а Маггс потому, что служебные правила постановляли, что назначенный водитель должен иметь при себе пистолет, или что-то такое, для защитных мероприятий. Никто из них даже не пристегнул свои Танитские боевые ножи.

— Мы в глубоком дерьме, так ведь, сэр? — спросил Маггс.

Гаунт кивнул.

— Боюсь, что так, Маггс.

— Кровавый Пакт, — сказал Маггс, обыскивая буфеты на кухне в напрасной надежде найти немного сахара, — они пришли за этим человеком? С фесовым лицом.

— Да.

— Значит, он ключ ко всему этому?

— Да.

— Могу я спросить, кто он? — сказал Маггс, косо смотря на Гаунта от открытого буфета.

— Возможно, будет лучше, если ты не будешь знать, — ответил Гаунт.

Маггс пожал плечами.

— Ладно, знаете, — сказал он, — я не смотрю на это так. Прямо сейчас – и я говорю это с огромным почтением, которое специалист, как я, отдает своему командующему офицеру – прямо сейчас мне кажется, что я единственная персона, на которую вы можете рассчитывать, и наоборот, помоги нам обоим Император. Значит, я думаю, может быть, вам нужно сказать мне больше, чем вы обычно говорите мне. — Гаунт обдумал это.

— Возможно, ты прав, — сказал он.

— Не бойтесь, — со смехом сказал Маггс, — мы не собираемся стать друзьями или что-то такое.

Какое облегчение.

Гаунт потер переносицу пальцами. Затем он сказал, — Его зовут Маббон. Он носит звание этогора, и он был офицером в Кровавом Пакте до того, как присягнул на верность Сынам Сека. Он был на Гереоне, когда я был на Гереоне.

— Старые счеты?

— Я никогда не встречал его. Дело в том, что у него жизненноважные данные. Серьезный высококлассный материал. Вот почему Кровавый Пакт хочет убить его. Вот почему нам нужно, чтобы он был жив.

— Дерьмо, — сказал Маггс.

— Точно.

Маггс вытер три эмалированных кружки со сколотыми краями сырой тряпкой, и поставил их в ряд, чтобы налить кофеин. Они услышали шаги на лестнице. Маггс посмотрел на Гаунта.

Доктор Колдинг появился в дверях кухни. Его хирургическая одежда была заляпана кровью. На нем все еще были его очки с синими стеклами.

— Я сделал все, что мог, — сказал он.

— Он выживет, доктор? — спросил Гаунт.

— Я не знаю, — ответил Колдинг.

— Да вы просто фесов кусок дерьма! — взорвался Маггс. — Кстати, вы что за фесов доктор?

— Я работаю только с мертвыми, — тихо сказал Колдинг.

— Что? — взорвался Маггс.

— Я осуществляю аутопсии для Департамента Здоровья. Обычно я не работаю с живыми.

— И вы только сейчас нам это говорите! У вас фесов знак снаружи! — прокричал Маггс.

— Маггс, — резко сказал Гаунт.

— Знак всегда был там, — сказал Колдинг, — поколения. Это была практика моего отца. Прямо перед войной.

— А вы теперь мясник? Резатель трупов? Фес!

— Хватит, Маггс, — сказал Гаунт, со скрипом отодвинув стул и поднимаясь на ноги.

— Ой, скажите это Доктору Смерть!

— Маггс!

— Вы имеете представление, насколько важен этот фесов пациент? — прокричал Маггс Колдингу в лицо.

Колдинг вздрогнул.

— На самом деле, хватит, Маггс, — сказал Гаунт голосом, в котором был стальной стержень.

— Почему бы тебе не пойти и не проверить машину?

— С машиной все в порядке, — сказал Маггс.

— Машина расстреляна на куски, и они будут ее искать, — поправил Гаунт. — Иди и проверь. Убедись, что там безопасно. Убедись, что мы в безопасности. Хорошо?

Маггс, медленно кипя, вздохнул и кивнул. Он отдал старый пистолет доктора Гаунту, сделал глоток кофеина и одной из эмалированных кружек, и вышел, не сказав больше ни слова.

— Я извиняюсь, — сказал Гаунт. Он жестом показал Колдингу сесть за стол, и поставил чашку с кофеином перед ним.

— Не стоит.

— Пациент выживет?

— Я работал с живыми, — сказал Колдинг. — Много лет, как младший ассистент в практике моего отца. Я квалифицирован для работы с людьми. Но в эти дни, город пуст. Улицы темные и тихие. Население никогда по-настоящему не возвращалось. Мне нужно дополнять свой объем работы аутопсиями для Департамента Здоровья, или это место придется закрыть.

— Война положила конец работе вашего отца?

— Война положила конец моему отцу, — сказал Колдинг. — Он погиб. Как и его ассистенты и медсестры. Я был единственным, кто выжил.

— Пациент выживет?

— Я стабилизировал его, и залатал поврежденные кровеносные сосуды. Нам нужно подождать еще полчаса, чтобы увидеть, как примутся заживляющие сетки коагулянта. Его кровяное давление беспокоит меня. Если он будет все еще жив через час, я думаю, что он проживет еще пятьдесят лет.

Гаунт отпил кофеина. Он казался ужасным. По правде, он был просто полевого качества.

Маггс закинул его согласно с окопными условиями. Гаунт осознал, что он был испорчен слишком многими месяцами кофеина отличного качества. Эта, эта черная бурда, которую состряпал Маггс, была тем кофеином, каким его пьют в Гвардии, горьким вкусом боевой зоны или окопа.

Кофеин был ужасным, и он был лучшим напитком, который был у Гаунта за последний год.

— Где вы взяли пистолет? — спросил Гаунт.

Колдинг посмотрел на старое оружие. Оно лежало на потертой столешнице кухонного стола.

— Этот пистолет, который был оставлен.

— Оставлен?

Колдинг замешкался. Это было скорее не из-за того, что он пытался найти правильные слова, это было скорее из-за того, что он не был уверен, сможет ли он произнести их.

— Он был оставлен. После всего. В ночь, когда умер мой отец. Мой отец и его ассистенты.

— Доктор, они умерли здесь?

Колдинг снял затемненные очки и тщательно очистил одну линзу.

— Мой отец установил сортировочный пункт. Раненые люди стекались отовсюду. Повсюду на улицах была битва.

— Я знаю. Я был здесь.

— Тогда вы знаете, на что это было похоже. Резня. Улицы, наполненные дымом. Шум. Пришли несколько солдат. Они были вражескими солдатами. Они ворвались, когда мы перевязывали раненых.

— Сколько вам было, доктор? — спросил Гаунт.

— Мне было шестнадцать, — ответил Колдинг.

На улице снаружи, снег мягко стирал все линии и углы. Белизна снежинок ловила свет уличных фонарей, как капли расплавленного металла, капающие из разорванной брони. Вес Маггс натянул поплотнее куртку и потер руки. Его дыхание вырывалось изо рта, как дым из оружия.

Он пробирался вверх по улице сквозь утолщающийся снежный покров, влажные снежинки стучали по его лицу. Ночь была такой же темной, как душа Роуна, но здесь было призрачное излучение, идущее со всех поверхностей, на которые осел снег. Снег скруглил бордюры, смягчил стены и притупил железные ограждения. Он деформировал подоконники и линии водосточных желобов, и он покрыл все машины, припаркованные на холме.

Они оставили служебную машину рядом с концом улицы, спрятав ее за какой-то оградой. Маггс надеялся, что она нормально заведется. Не было достаточно времени или света, чтобы проверить, было ли прострелено что-нибудь существенное. За то время, что она простояла там, могли опустошиться баки или могла вытечь гидравлическая жидкость.

Холм был пологим, и он слегка скользил по снегу. Он проклял погоду. Машина была в поле зрения.

Три человека стояли рядом с ней.

Маггс остановился и осторожно позволил себе раствориться в тенях уличной стены.

Он стоял очень тихо. Он мог отчетливо видеть людей. Они были тенями, фигурами, пойманными светом уличного фонаря, духами, такими же тихими, как и ночной снег. Они изучали машину, двигаясь вокруг нее медленно и тихо. Маггс не мог сказать, были ли они вооружены, и он не мог рассмотреть какие-либо детали их одежды или униформы.

Но, когда один из них повернулся, Маггс поймал отблеск света фонаря, задевший край металлической маски.

Маггс повернулся и начал идти назад, вниз по холму, к дому доктора так быстро, но невидимо, как только мог.