Кровавый пакт

X. СНЕГ НА СНЕГУ

Небо над городом стало болезненно-желтым, и снова пошел снег. Снежинки производили мягкие, стучащие звуки, когда ударялись о стекла высоких окон, которые выходили на внутренний двор, и стук стал контрзвуком тяжелому, траурному стуку богато украшенных часов на столике в углу.

Гаунт немного посидел, а затем начал ходить по приемной. Он посмотрел вниз, на двор, где снежинки начали постепенно скапливаться. Он посмотрел на незаметное движение стрелок по медному циферблату часов. Он подошел к двери приемной и выглянул в холодный коридор. Люди были где-то в другом месте. Он услышал эхо от громких голосов на отдалении. Он пошел назад, сел в кресло, и отхлебнул теперь уже холодного кофеина, который принес дежурный офицер. Он вытащил блокнот Эзры и попытался прочитать еще одну историю Нихтгейнцев, но его мозг был занят не этим.

Появился Комиссар Эдур, и закрыл дверь приемной за собой.

— Что происходит, Эдур? — спросил Гаунт, вставая на ноги. — Когда я смогу вернуться к допросу?

— Скоро, я надеюсь, — ответил Эдур.

— Ты слышал, что он мне сказал, Эдур, — резко сказал Гаунт. — Это жизненноважно, чтобы я продолжал говорить с ним. Почему, во имя Бога-Императора, ты меня оттуда вытащил?

— Появились сложности, — уклончиво сказал Эдур.

— Какие сложности?

Эдур выглядел особенно неловко.

— Я хочу говорить с ним, — сказал Гаунт.

— Мы хотим, чтобы ты говорил с ним, — заверил его Эдур.

— Тогда, почему я не делаю это прямо сейчас? — спросил Гаунт.

— Тебе придется еще немного подождать, — сказал Эдур. Он почесал подбородок, как будто было еще много чего, что он хотел сказать, но просто не мог.

Гаунт пристально посмотрел на него, а затем снова, медленно, сел.

— А, пока что, есть что-нибудь, что я могу организовать для тебя? — спросил Эдур. — Что-нибудь освежающее? Или, возможно, ты бы захотел увидеть своих людей?

— Моих людей?

Эдур замешкался, и вытащил блокнот из кармана мундира. Он пролистал страницы и ознакомился с пометками.

— Хмм, Майор Роун, так? Его и шестерых других привезли сюда прошлой ночью. Они внизу, в камере. Я подумал, так как у тебя есть свободное время, ты мог бы...

— Майор Роун был у меня занозой в заднице двенадцать лет, — сказал Гаунт. — Я не знаю, какие проблемы он себе нажил. Мне все равно. Он может оставаться внизу в камере и гнить там, пока я не почувствую, что меня это заботит. Возможно, это научит его не наживать себе проблемы, хотя я в этом сомневаюсь.

Эдур откашлялся и убрал блокнот. — Это было просто предложение, — сказал он.

Он повернулся, чтобы уйти, но дверь открылась. Дежурный офицер вошел в приемную и что-то прошептал Эдуру, который кивнул и снова повернулся к Гаунту.

— Идем со мной, — сказал он.

Гаунт вышел за Эдуром в коридор. Ему пришлось быстро идти в живом темпе Эдура.

— Слушай внимательно, — сказал Эдур Гаунту, тихо и настойчиво, пока они быстро шли. — Вчера поздно вечером, ордосы узнали о том, что здесь происходит. Они настаивают, чтобы мы передали Заключенного Б им. Секция отстаивает наше право держать и допрашивать заключенного, но Инквизиция крайне тяжеловесна в этом вопросе.

— Могу себе представить, — ответил Гаунт.

— Они говорят о юридическом оспаривании власти Комиссариата, и настаивают на проведении полного расследования Ордосом Еретикус. Меркюр пытается воспрепятствовать им. Он аргументирует это тем, что это все полностью в нашей компетенции.

— Меркюр? Ты имеешь в виду, Исайю Меркюра, главу Отдела Разведки?

— Да.

Гаунт присвистнул. Они вместе завернули за угол, и, поддерживая темп, начали идти по следующему коридору. Несколько вооруженных охранников стояли у пары внушительных дверей в дальнем конце.

— Он вызвал тебя, — сказал Эдур. — Отвечай на все вопросы просто и четко. Не играй с этими людьми. Сейчас не время для саморекламы.

— Понял, — ответил Гаунт.

— Надеюсь, что так, — сказал Эдур. Охранники взяли на караул, когда подходили два комиссара.

— Откуда они узнали? — спросил Гаунт.

— Что?

— Откуда ордосы узнали о Заключенном Б?

Эдур остановился и посмотрел на Гаунта.

— Я не знаю, — сказал он. — Это неизвестно.

— Ты должен выяснить, — сказал Гаунт. — Если ордосы могут выяснить, значит информация не в безопасности. — Эдур прошел мимо охраны, решительно постучал в двери, а затем открыл одну из них.

Он подержал ее открытой, чтобы Гаунт вошел внутрь.

— Полковник-Комиссар Гаунт, — объявил он.

Гаунт вошел в комнату и сотворил символ аквилы. Перед ним было около двадцати офицеров Комиссариата и клерков, вместе с несколькими членами Имперской Инквизиции. Они располагались по обе стороны большого стола, освещенного бледным светом, идущим сквозь большие окна. Так, как все повернулись, чтобы посмотреть на него, когда он вошел, заставило Гаунта почувствовать, как будто он вошел в особенно деликатный момент в разговоре.

— Точно, Гаунт, — сказал старший офицер Комиссариата. — Да не стой ты там, мужик. Подойди, пожалуйста.

Гаунт сделал так, как ему сказали. Никто не ответил на его отдание чести. Никто не отступил назад или не освободил место для него. Пара офицеров Секции отодвинули свои стулья в сторону, чтобы Гаунт смог встать у стола рядом со старшим офицером.

Это был Исайя Меркюр. Гаунт достаточно хорошо знал его по дюжине брифингов на высшем уровне, хотя они никогда не разговаривали. Гаунт обычно был далеко от внимания Меркюра.

Меркюр имел дело с делами Крестового Похода на уровне сектора, и держался в компании системных губернаторов, лордов генералов, и Магистра Войны. Гаунт слышал, что предполагали, что будущее Меркюра может включать в себя звание лорда милитанта, или даже власть над каким-нибудь значительным военным театром.

Меркюр был крепким человеком с сереющими темными волосами, и его решительным чертам удавалось был как грубыми, так и мягкими одновременно. Он был совсем не красавчиком. Его кожа была плохого цвета и с оспинами, а громада его тела говорила о чрезмерно роскошной жизни, но у него была замечательная осанка. У него был глубокий голос, и его манера поведения, как-то образом, была успокаивающе грубой и подлинной.

— Вы допрашивали Заключенного Б, так ведь? — спросил Меркюр Гаунта, на самом деле, не смотря на него.

— Кратко, сэр.

— Первые впечатления?

— Нам не нужно казнить его, по крайней мере, пока мы не вытащим из него все, что сможем. — Меркюр кивнул. Он, все еще, не обеспокоился посмотреть на Гаунта. Половина его внимания, казалось, было захвачена листами, разложенными на столе перед ним. Другая половина, казалось, была занята человеком, который сидел напротив него.

Человек был, без сомнения, служителем ордосов. На нем была темная нательная броня, и мантия, отделанная белым мехом. Его тело было гибким и с длинными конечностями. Он занимал стул, как танцор на отдыхе, или манекен, который был искусно расположен в качестве модели для художника. У него была львиная грива волос, зачесанных назад, а черты его лица были почти идеальными в своей доведенной до совершенства структуре: его глаза, например. Гаунту пришло на ум, что он уже видел такие глаза раньше.

Он видел их в своем собственном лице. Глаза инквизитора были дорогостоящими моделями, и, кроме того, дело было не только в глазах. Эстетика его лица, линии его челюсти, щек и носа, были слишком благородными, слишком красивыми, чтобы быть настоящими. В какой-то момент времени, инквизитору пришлось переделать все лицо лучшей аугметикой Империума.

— Что конкретно, вы думаете, мы можем вытащить из него? — спросил инквизитор, пристально смотря на Гаунта.

— Жизненноважную информацию для продолжения этого крестового похода, — ответил Гаунт.

— Что квалифицирует вас, как эксперта по анализу такой информации? — Гаунт замешкался. — Простите, — сказал он. — С кем я говорю? — Позади стула, на котором сидел инквизитор, было полдюжины людей в черных одеждах. Его агенты, предположил Гаунт, его команда, его приспешники. Как и их господин, они были худыми и гибкими, и стояли, как труппа танцоров, готовых к выступлению. Даже невооруженные, никто из них не выглядел, как люди, с которыми ты захочешь поссориться. В них было что-то странное, что Гаунт не мог точно описать. Они ощетинились на вопрос Гаунта.

— Следите за своим тоном, — начал один из них.

Инквизитор поднял руку.

— Достаточно, Сиркл, — сказал он.

Слуга, Сиркл, слегка расслабился, но его взгляд не покидал лица Гаунта.

Изучая Сиркла и его товарищей, Гаунт осознал, что в них так сбивало с толку.

У них у всех было лицо их господина.

Цвет волос, цвет глаз и даже цвет лица были различными от лица к лицу, но основные элементы физиогномики были идентичными и безошибочными. Лица агентов инквизитора были аугментически переделаны, чтобы отражать героическое совершенство его собственного.

Во-первых, странный кусок тщеславия, подумал Гаунт, и вдвойне странно, когда лицо, которое ты увековечиваешь – это выдумка.

— Я – Хандро Райм, — сказал инквизитор. — Я здесь сегодня на службе Ордо Еретикус. Я спросил, что квалифицирует вас в качестве эксперта?

— Компетентность Гаунта не для дискуссий, Райм, — вклинился Меркюр. — Он обладает громадными знаниями по Гереонской Кампании, и это то место, где мы захватили Заключенного Б. Если Гаунт говорит, что в этом что-то есть, я верю ему. Он мой человек в этом деле. Так ведь, Гаунт? — Гаунт обнаружил, что Меркюр смотрит прямо на него в первый раз. Это был взгляд, который говорил: Не заставляй меня выглядеть глупо сейчас, ты, маленькое дерьмо.

— Безусловно, сэр, — сказал Гаунт.

Райм наклонился вперед, Он улыбнулся, но улыбка не была теплой. Это была превосходная копия улыбки, осуществленная сотнями синтемускульных тензоров и подкожных микромоторов. Он зафиксировался на Меркюре своим аугметическим взглядом.

— Я думаю, что настоящая проблема в том, сэр, — сказал он, — что Отдел Разведки Комиссариата, не ссылаясь ни на кого, или не получив разрешения от любого другого департамента или агентства, включая священный ордос, удерживает ядовитого заключенного Архиврага в сердце одного из городов Балгаута. Это чрезвычайный риск, не говоря уже о том, что это в корне противоречит установленному определению рабочих процедур, как установлено Инквизицией и Верховными Лордами Терры. Империум не делает этого, Меркюр. Вы не делаете этого.

Единственная организация, квалифицированная и авторизованная иметь дело с таким типом заключенных – это Инквизиция.

— Это слишком важно, чтобы терять время на юридические споры, Райм, — сказал Меркюр.

— Ох, если бы это было так, — ответил инквизитор. — Вы передадите Заключенного Б нам, и мы оценим его и избавимся от него.

— Но он не хочет говорить с вами, — сказал Гаунт.

— Что вы только что сказали? — потребовал еще один из приспешников.

— Достаточно, Сиркл! — сказал Райм.

Их что, всех зовут Сиркл, удивился Гаунт.

— Я сказал, что он не хочет говорить с вами, — сказал Гаунт, делая жест в сторону команды ордоса в общем. — И он, так же, не хочет говорить с ними, — добавил он, с кивком на Меркюра и офицеров Секции. — Он хочет говорить со мной.

— Это правда? — спросил Райм.

— Заключенный Б дал понять, что будет говорить только с Полковником-Комиссаром Гаунтом, — сказал Эдур, который терпеливо ждал у двери.

— Почему? — спросил Райм.

— Это одна из вещей, которую я собираюсь выяснить, — сказал Гаунт, — если мне дадут шанс. — Меркюр отпустил Гаунта, и Эдур отвел его назад в приемную. Часы все еще тикали своими глубокими, равномерными ударами, а снежинки все еще стучали по стеклу.

— Ты хорошо справился, — сказал Эдур.

— Да?

— Я думаю, что ты впечатлил Меркюра.

— Не сказал бы, — сказал Гаунт.

Эдур улыбнулся и сказал, — С ним никогда нельзя. Но я думаю, что твоя прямота подстегнула интерес инквизитора достаточно, чтобы выторговать нам кое-какое сотрудничество. Возможно, мы сможем убедить их позволить тебе допрашивать заключенного с ними, в качестве наблюдателей. По крайней мере, в этом случае мы сможем поделиться с ними чем-нибудь, что ты выяснишь.

— Ордосы должны чертовски уважать нашу потребность в конкретной информации, — проворчал Гаунт.

Эдур все еще улыбался.

— Ты долго был на передовой, так ведь Гаунт? — сказал он. — Ты просто позабыл, насколько абсолютна их власть. Мы счастливчики, что они даже любезно нас просят. Они могли просто ворваться сюда и забрать его силой. Ты не поверишь, сколько многообещающих субъектов Инквизиция украла у нас до того, как мы смогли приступить к работе.

— Значит, мне нужно просто ждать? — спросил Гаунт.

— Боюсь, что так, — ответил Эдур.

Снег падал более сильно, чем раньше, на двор рядом с Вайсрой Хаус. Вес Маггс снова запустил двигатель штабной машины, в надежде получить немного теплого воздуха от радиатора.

Он понимал, что если будет держать двигатель включенным слишком долго, какой-нибудь писака вычтет стоимость топлива из его жалования.

Съежившись в куртке, держа руки подмышками, Маггс сидел на переднем пассажирском сидении, и размышлял об отстойности работы, которую ему дали.

Он промерз до костей, и ожидание убивало его. Сколько уже часов Гаунт был внутри? Небо стало цвета синяка, и ощущалось слишком холодно для снега. Он задумывался о том, чтобы выбраться наружу и убрать снег, который скопился на машине, но не решался. Он задумывался о том, чтобы подойти к одному из охранников, чтобы поговорить и попросить сигарету с лхо, чтобы согреть руки, но они были наверху у ворот или в сторожевых башнях, и выглядели весьма необщительными.

Даже механики, которые работали с несколькими машинами, припаркованными в гараже двора неподалеку, бросили свои дела и собрались вокруг жалкой жаровни.

Маггс задумался, дадут ли они ему место, но он сомневался в этом. Они не выглядели очень дружелюбно. На самом деле, все место казалось самым холодным и недружелюбным местом, в котором ему когда-либо доводилось проводить сколько-нибудь времени, и это включая некоторые боевые зоны.

Он смотрел на двор сквозь ветровое стекло и падающий снег, и, в итоге, понял назначение странного строения, на которое смотрел половину дня. Сторона главного здания имела что-то вроде погрузочного склада, встроенного в него, выступающего над территорией главного двора. Там не было окон.

Маггс понял, что он припарковался напротив блока для казней. Люк в нижней части склада над двором был отверстием, в котором болтались тела, когда их вешали.

Этот двор, кроме использования в качестве парковки и для проведения техобслуживания, был местом, где стояли официальные свидетели и наблюдатели казней.

Он вздрогнул. Место на мгновение стало еще более недружелюбным.

Гаунт встал с кресла и убрал блокнот Эзры до того, как ему пришло на ум удивиться, почему он сделал все эти вещи.

Что-то побудило его на эти решительные движения, что-то очень четкое, но он не мог понять, что. Он стоял здесь, с часами, торжественно тикающими рядом с ним, и слышал похожее на звук щетки падение снежинок на окна приемной.

Он что-то увидел. Он что-то увидел, что не мог увидеть, что не должен был увидеть.

Всего на секунду, когда его внимание было сфокусировано на следующей истории Эзры, была вспышка, легкая вспышка за глазами, как электрическая вспышка, как дрожание огней авроры.

Глупо. Серьезно, это было глупо. Просто еще один приступ его старых, поврежденных глазных нервов. Просто еще одна функциональная проблема его новых, блестящих глаз.

Но в его рту был привкус. Металлический вкус крови.

Он пошел к двери.

— Ты думаешь, что они нарочно выключили отопление, чтобы позлить нас? — спросил Варл, обращаясь ни к кому в частности. Никто в частности не ответил ему.

Танитские преступники занимали семь смежных камер на пятом этаже Тюремного Блока Четыре. Единственными другими заключенными на этаже была пара Удинотских пьяниц, которые все еще спали с предыдущего вечера, и уродливый фес из одного из Варшайдских полков, который занимал следующую после Роуна камеру. Варшайдец вызвался добровольно живописно и долго комментировать, как рад он был видеть Джесси Бэнду, и насколько больше он был бы рад, если бы их не разделяли керамитовые решетки, пока Роун не пододвинулся ближе и спокойно не прошептал ему что-то, что в результате заставило Варшайдца заткнуться и спрятаться в углу камеры.

С тех пор, как семерых Танитцев привели сюда предыдущим вечером, температура на этаже была практически постоянной, но в последний час она заметно начала падать. Варл мог видеть свое дыхание перед собой.

Никто не говорил долгое время. В первые пару часов заключения было много разговоров и множество встречных обвинений, особенно от Бана Даура, который несчастно сидел в своей камере с выражение на лице, которое говорило, что его миру конец. Молодой Кант, втянутый в аферу под давлением со стороны сверстников и мыслью, что, может быть, если он справится, Варл, перестанет шутить над ним, выглядел подавленным и напуганным. Мерин, верный себе, начал ныть и сыпать обвинениями, которые смазали колеса спора между ним и Бэндой, что продолжалось до тех пор, пока охранники не сказали им всем заткнуться.

Затем, через несколько часов, из Аарлема примчался Харк со зверским лицом. Он рассмотрел ситуацию, сказал им, что все они фесовы идиоты, и добавил, что он понятия не имеет, как ему классифицировать «последнее дерьмо Роуна» в этот раз. Он сказал им, что вернется позже этим днем.

После этого никто из них много не говорил.

— Ага, что происходит? — спросил Лейр, сидя на койке и втягивая воздух. — Варл прав. Становится по-настоящему холодно.

— Ты хочешь, чтобы я спросил консьержа, может ли он поддать тепла? — спросил Мерин.

Бэнда фыркнула и показала Мерину весьма определенное количество поднятых пальцев сквозь решетку.

— На самом деле становится холоднее, — сказал Кант.

— Угомонитесь все, — сказал Роун, и все затихли. Роун встал и стоял очень тихо, как будто прислушиваясь.

— Что такое? — спросил его Варл.

— Ты это слышишь? — спросил Роун.

Гаунт вышел из бронированного лифта в тюремный блок с белой плиткой. Комбинация искусственного освещения и плиток заставляла воздух в блоке казаться болезненным и резким, как зимний свет снаружи.

— Вы не должны быть здесь, сэр, — сказал тюремный офицер, спеша к нему. — Не разрешено.

— Мне просто нужно на секундочку взглянуть на заключенного, — сказал Гаунт.

— Зачем, сэр?

— Мне просто нужно взглянуть на него, — настаивал Гаунт.

— По чьему приказу?

Гаунт повернулся, чтобы посмотреть на офицера. Человек отшатнулся от зеленой электрической вспышки в глазах полковника-комиссара.

— Поговорите с Эдуром. Сделайте это для меня.

— Да, сэр.

Человек поспешил прочь. Гаунт подошел к двери комнаты наблюдения. Он просто хотел взглянуть. Он не хотел говорить. Он просто хотел, чтобы его глаза увидели.

Он вошел в комнату наблюдения, и посмотрел в камеру сквозь темное одностороннее зеркало.

Санкционированные мучители оставили Заключенного Б сидеть на стуле, с непокрытыми лицом и головой. Заключенный смотрел прямо перед собой, несомненно не обращая внимания на дискомфорт и длительное заключение. Казалось, что он смотрит прямо на Гаунта, как будто зеркало было совсем не односторонним. Фосфорные лампы наполняли камеру желчным зеленым светом.

— Кто ты такой, черт возьми? — прошептал Гаунт, пристально смотря в зеркало. Он отпрянул, вздрогнув.

Рот заключенного двигался, как будто отвечая.

Гаунт потянулся и щелкнул переключатель на интерком камеры.

— Что ты сказал? — потребовал он. — Что ты только что сказал?

В камере, заключенный повернул голову в нескольких направлениях, удивленный голосом, внезапно раздавшимся из громкоговорителей. Затем он снова посмотрел на зеркало.

— Я сказал, что слишком поздно, — ответил он. — Они здесь.

— Кто здесь? — спросил Гаунт.

Заключенный не ответил. Гаунт посмотрел вверх.

Откуда-то из огромного здания над ними донеслись безошибочные звуки оружейных выстрелов.