Кровавый пакт

XXV. ЛОВУШКА ПРИБЛИЖАЕТСЯ

Ночь почти закончилась. Первые серые пятна дня начали наполнять город. Холодная, чистая, словно стекло, ночь, которая последовала за снежной бурей, вырастила к утру полупрозрачный туман, который повис над тихим, заснеженным городом, как дыхание зимнего демона. Из окон студии Жайме, улица была дымящимся призраком.

Призраки, прячущиеся в призрачном городе.

После ухода Крийд, Гаунт не был способен отдыхать. Он мерил шагами студию, и мрачные комнаты, примыкающие к ней, пока остальные спали. Он просмотрел еще несколько альбомов Жайме, и изучил глаза на лицах, которые никогда не придут домой, как будто они смогут дать ему какой-нибудь совет или мудрость.

Он думал о том, что ему сказала Крийд, и глупость этого заставляла его снова улыбаться, но это, так же, заставляло его думать о Слайдо, и Гирканцах, и Вратах, и из-за этого его улыбка быстро исчезала.

У Жайме был большой старый рабочий стол в комнате рядом со студией. Как и все остальное, вне публичных комнат его владений, он был загроможденным и грязным. Гаунт сел за него, и ради отвлечения просмотрел стопки желтеющей бумаги. Здесь были пачки писем, перевязанных лентами, кучи писем, и заказов и пожеланий, печальных, наполненных страданием сообщений от вдов и скорбящих семей. Это было топливом для бизнеса Жайме. Гаунт не был уверен, что он все еще чувствует насчет всего этого. Он не был уверен, что думает, что или Жайме был каким-то вампиром, делающим деньги на потерях других людей, или он был, на самом деле, в каком-то нелогичном положении, предлагая им настоящее утешение. Утешение не было подлинным, но, возможно, эффект был.

На краю стола Жайме был потрепанный старый рубрикатор. Рядом с ним была большая кипа бумаг, которые Гаунт, поначалу, принял за счета, или, возможно, рекламные брошюры.

Они были совершенно другим. Это были эпитафии. Они были короткими некрологами, описывающими героические деяния мертвых людей. Каждая была посвящена кому-то, и, очевидно, Жайме сам их сочинил. Гаунт начал их читать.

— Это личные бумаги, — сказал Жайме. Он забрел в комнату, и обнаружил Гаунта за столом.

Гаунт кивнул, но продолжил читать.

— Сколько вы получаете за каждую? — спросил он.

— Стоимость не проблема, — сказал Жайме.

— Это цена, а не стоимость, — сказал Гаунт. — Сколько? Крона? Две кроны? Пять крон за особенно сенсационный подвиг или упоминание в официальном издании?

— Я устанавливаю стандартную ставку в две кроны, — признался Жайме.

— И сколько вы можете отштамповать сидя? — спросил Гаунт, пролистывая пачку. — Дюжину? Двадцать?

— Я не штампую их, — сказал Жайме.

— Может быть, но это не то, что вы бы назвали тяжелой работой, так ведь? — спросил Гаунт. — Я имею в виду, две кроны за письмо, это хорошие деньги, если считать, что вы не проводите расследование. — Жайме не ответил.

Гаунт взял одно письмо.

— Здесь не было Кантикалских Врат. Хотя, хорошее название. — Он махнул другим. — В зоне боевых действий, которое вы упоминаете тут, не было никакого «доблестного сражения на шестой день», потому что битва была закончена на четвертый. Вот в этом? Командующий офицер – это выдумка. В этом, вы, вообще-то, наградили медалью, которой не существует.

Он посмотрел на Жайме.

— Вы просто выдумали все, за две кроны за сообщение. Это в точности, как с портретами. Вы просто все выдумали.

— Содержимое не имеет значение, — тихо ответил Жайме. — Кто будет беспокоиться? Кто узнает? Кто когда-нибудь заметит ошибку или выдумку?

— Ну, я? — предположил Гаунт.

— С уважением, — ответил Жайме, — за пятнадцать лет, вы первый человек, кто ступил сюда, кто, на самом деле, был на Балгауте в то время. Нет, сэр, детали не важны. Для скорбящих и горюющих, для убитых горем и безутешных, детали далеко не важны. Все, что важно, это красивый портрет души, которую они потеряли и, если это помогает, несколько строчек, которые говорят о добром характере, звучат уважительно, и минимум страдания. Две кроны, сэр, небольшая цена за такое облегчение и утешение.

Гаунт покачал головой, и бросил пачку бумаг обратно на стол.

— Я должен вспомнить, — сказал он, — напомнить своим людям в следующий раз, когда мы пойдем в бой, что детали не важны.

Жайме фыркнул.

— Я думаю, что вы весьма наивный, сэр, — сказал он. — Почему вы думаете, я так жаждал сохранить право на то, чтобы сделать ваш портрет?

— Могу представить, что в этом были замешаны две кроны для вас, — ответил Гаунт.

Жайме безрадостно рассмеялся.

— Это моя жизнь, полковник-комиссар, это мое ремесло. Я брожу по городу, который почти мертв на мире, который почти умер, мемориализируя тех, кто был потерян. Я никогда не собирался встретиться с живым. Я никогда не собирался встретить человека, который выиграл войну, и выбрался из того огня живым. — Гаунт не ответил.

— Вы думаете, что я опошляю это, — сказал Жайме. — Возможно, что это так. Я изготавливаю героев. Я никогда не встречался с одним раньше.

— Я не герой, Жайме, — сказал Гаунт.

Жайме рассмеялся.

— Если нет, тогда Боже-Император помоги нам всем.

— Я благодарен, что ты понимаешь, — тихо сказал Харк Керт. Они стояли в часовне, смотря, как Белтайн с Рервалом работают с передатчиком. От Роуна не было ничего уже довольно долго. Наступал рассвет, и нетерпение начинало превращаться в раздражение.

— Я удивлена, что ты даже подверг сомнению мою реакцию, Виктор, — ответила Керт. — Я была на Гереоне с Гаунтом. Я была на Гереоне дольше, чем кто-нибудь другой. Я оценила его серые территории больше, чем кто-либо, и моя верность Гаунту абсолютна. Ты должен был довериться мне раньше.

— Это не был вопрос доверия, — сказал Харк. — Я не хотел ставить кого-нибудь в сложное положение до тех пор, пока не потребуется.

— Сколько вы еще собираетесь делать это? — спросила Керт, кивая в сторону передатчика.

Харк пожал плечами.

— А если вы не сможете вызвать Роуна, что еще мы сможем сделать, чтобы добраться до Гаунта и помочь ему?

— Ты имеешь в виду, открыть огонь по агентам Инквизиции, нарушить прямые приказы и силой вырваться из Аарлема?

— Это был бы, определенно, наименее предпочтительный вариант, — ответила она.

— Тогда, я совершенно без понятия, — ответил он.

Имперские охотники снова выдвинулись от Секции, поутру, в город, наполненный густым зимним туманом. Туман размывал, но увеличивал солнце, создавая странное свечение в воздухе.

Менее, чем в четырех километрах от Имперцев, внутри запланированного радиуса, братство наворачивало круги в маленьком клочке города, поблизости от восстанавливающегося здания, беспокоясь, как стая гончих, у которых был сильный след, который внезапно исчез.

В своей дыре, Эйл понимал, что время уходит. Им нужен был успех до того, как их удача тоже исчезнет. Каждый раз, когда Кархунан, или один из его людей, возвращались в дом с отрицательным докладом, муки Эйла возрастали.

Его сестра работала в задней комнате дома. Она трудилась всю ночь, творя уродливое колдовство над трупами на крови. Он продолжал слышать ее визги и стоны, когда разочарование следовало за разочарованиями.

Прямо после рассвета, она позвала его. Он вошел в комнату с трупами. Она разложила карту Внутреннего Балополиса и Олигархии, карту, которую предоставил Валдюк, и которую она использовала, чтобы указать на Секцию. Она разложила ее на полу, и карта была пропитана кровью.

— Ты нашла его? — спросил он.

— Нет, — прошептала она, и покачала головой под вуалью. — Я совершенно не могу его увидеть. — Она указала на крошечную точку карты, которую кровь странно не затронула.

— Но я могу видеть, где я не могу видеть, — сказала она.

Крийд достигла своей цели прямо перед рассветом, когда холодная чистота сменилась на призрачный туман. Гаунт сказал ей, что нет никакого смысла приходить до середины утра.

Густо покрытые снегом улицы были тихими, хотя в этом конце города было больше активности, чем на все еще ненормально тихих дорогах Старой Стороны, находящихся под чарами колдовства варпа Кровавого Пакта.

Она обогнула цель дважды, оценила, а затем поискала что-нибудь, чтобы отдохнуть. Маленькая публичная часовня, посвященная самой беати, располагалась рядом с углом улицы, и Крийд обнаружила, что это был такой тип места, который оставался открытым во все часы дня или ночи.

Она открыла тяжелую деревянную дверь и вошла внутрь от злого холода пустой ночи. Место было старым и неровным, каменная кладка с деревянными балками, и поблекшим крашеным потолком. Светосферы, которые оставались, освещали пространство, излучая мягкий желтый свет, а последние огни исполненных по обету свечей, зажженные предыдущим днем, догорали на металлической стойке перед фигурой беати.

Крийд свернулась в одной из хоровых палаток, и использовала сумку со сменной одеждой в качестве подушки. Она урвала пару часов тревожного сна.

Когда она проснулась, часовня была омыта мягким, белым свечением. Солнце уже встало, и принесло с собой туман, а странный, расплывчатый белый свет лился в окна часовни.

Она взяла свою сумку и пошла в маленькие задние комнаты часовни, где священники аятани хранили свои символы и кое-какие священные кодексы. Это было серое, покрытое паутиной место, которое, очевидно, редко посещали. Она зажгла светосферу, и начала переодеваться в вещи из сумки. Все вещи были с вешалок Жайме, как и маленькая, потертая коробочка с косметикой. Крийд не могла вспомнить, когда в последний раз ей приходилось накладывать какую-нибудь краску на лицо, которая не была камуфляжной или маскирующей. Это не было способностью, которую она когда-либо развивала взрослея, и она была убеждена, что может перестараться и будет выглядеть, как один из тех страшных кастрированных трансвеститов в Цирке дю Хулан. Она отложила коробочку с косметикой в сторону, неоткрытой.

Жайме помог ей выбрать одежду. Он показал кое-какую заинтересованность в ее выборе.

Несомненно, платье вдовы называлось траурным, и самое лучшее делалось из бомбазина, крепа и тонкого кружева. Крийд пробежалась рукой по черному шелку одного из платьев, которое ей показывал Жайме, и подумала, как это было иронично, что она выбирает одежду, которая позволит ей сыграть вдову, когда, внутри, она была вдовой после Освобождения Гереона.

Жайме предложил особенное платье в пурпурных тонах, которое, сказал он, было несерьезно траурным. Цвет менялся с черного на пурпурный обозначая, что траурный период продлился больше трех лет. Вдова не была больше вынуждена носить свою вуаль все время, и она могла позволить умеренно использовать немного больше декоративных украшений. Дальнейшая несерьезность, до розовато-лилового, следовала еще через год, и сигнализировала о возможном возвращении в мир.

Крийд надела несерьезный траур, и полуботинки с перчатками, которые выбрал Жайме, а затем вуаль. Она решила, что вдова, которое она стала, испытывала такие страдания, что у нее не оставалось времени на такую мишуру, как косметика, поэтому она пошла без нее.

Комиссар Бленнер только сел за свой обычный стол, когда сообщили о посетителе.

Это было отвратительное утро, с ярким белым светом, и адским туманом, подобным артиллерийскому дыму, и это на верхушке пары последних дней, когда город совершенно перевернулся с ног на голову. Он слышал самые ужасные истории о каком-то деле в Секции, которое запечатало центр города.

По крайней мере, снежная буря прекратилась. У Бленнера было абсолютное неприятие к приближению к казарменной еде, поэтому он сунул своему водителю обычную премию, чтобы тот отвез его в Митридат по мрачной погоде на поздний завтрак из выпечки танзато и густого кофеина цвета тины.

Там почти никого не было. Слуги, в своих ливреях красного, черного и золотого цвета, казались рады что-то сделать, и его завтрак прибыл в рекордное время.

— К вам пришел посетитель, — сказал мажордом, когда подошел.

— Серьезно?

— Леди, сэр.

— Отлично.

— Она спрашивала вас по имени.

— Почти всегда. — Бленнер промокнул рот салфеткой. — Она, случайно не сказала, кем она была?

Мажордом кивнул.

— Она говорит, что вы знали ее мужа, сэр. Его звали Вергайл. — Бленнер нахмурился. — Вергайл? Я и не знал, что он был женат. Ничего подобного не слышал. Хорошо, вам лучше привести ее сюда.

— Простите, что приходится напоминать вам о том, сэр, что леди не допускаются в главные залы Митридата, — сказал мажордом, — но если сэр очень желает, я могу проводить ее в комнату отдыха, и вы сможете встретиться с ней там?

Бленнер бросил взгляд вниз на завтрак, к которому едва прикоснулся.

— Ай, ладно, — сказал он, отодвигая стул со скрипом, — но вы можете принести немного кофеина в комнату отдыха? И, может быть, тележку с десертами?

— Мамзель, — сказал Бленнер. — Я – Вэйном Бленнер. Польщен вашим визитом. — Вдова была с вуалью. Она стояла, ожидая Бленнера, у окна комнаты отдыха, за которым призрачное белое утро расплеталось. Официанты принесли поднос с кофеином и большую тележку с кексами и десертами.

— Комиссар Бленнер, очень любезно, что вы меня приняли.

— Бросьте. Я хорошо знал вашего мужа, и было чертовски жаль слышать о его кончине. Насколько понимаю, его мемориал это то, что привело вас на Балгаут?

— Да, но это не то, что привело меня сюда сегодня, — ответила она.

Бленнер предложил ей сесть.

— Может, кофеина?

— Нет, спасибо. — Она подождала, пока персонал клуба не покинул комнату.

— Тогда, может чего-нибудь съестного? — Бленнер сделал жест в сторону тележки. — Крустуко особенно хорош.

Забудь про крустуко, подумала Крийд. Посмотри на миндальный сепис. Что за восхитительная вещь.

— Спасибо вам, но нет, — сказала она с большой неохотой.

— Тогда, как я могу вам помочь? — спросил он.

— Мне не нужна ваша помощь, она нужна нашему общему другу.

— В самом деле? Кому?

— Ибраму Гаунту.

Бленнер уставился на нее. — Ибраму?

— Так я сказала.

— Я спрошу, что происходит?

— Гаунт в затруднительном положении, — сказала Крийд. — Вы – единственная личность, которую он может позвать на помощь. Я – единственный способ связать вас.

— Вы совсем не вдова Вергайла, так ведь? — спросил Бленнер.

— Меня зовут Крийд. Я одна из его Призраков.

— Танитка?

— Нет, Вергхастка, — ответила она.

Бленнер откинулся назад. — Слушайте, все это очень нелепо. Ибрам разыгрывает какую-то шутку? Потому что я скажу вам, что это ему не идет.

— Никаких шуток, — сказала Крийд. — Задействована необходимая уловка, и я за это извиняюсь перед вами. Мне нужно было прийти сюда, чтобы найти вас.

— Откуда я узнаю, что это не какой-то обман? — спросил Бленнер. Он выглядел явно смущенным.

— Гаунт послал меня, — ответила она. — Он сказал мне передать, что в тот день, когда вы впервые встретились, вы соврали ему о вашем отце.

Бленнер фыркнул. Это было достаточно правдиво. Целую жизнь назад в Схоле Прогениум на Игнатус Кардинал, два маленьких мальчика в продуваемом сквозняком коридоре.

— Очень хорошо. Что происходит?

— Я объясню так просто, как смогу, — сказала Крийд. Она сделала паузу. — Просто мне надо сначала сделать это. — Она встала, и взяла огромный кусок сеписа с тележки, отбросила вуаль назад, и начала есть. Бленнер смотрел на нее с кривой усмешкой.

— Во что теперь ввязался Ибрам? — спросил он.

Она рассказала ему, между укусами, и детально описала события последних двух дней так четко и просто, как смогла. Смущение Бленнера превратилось в заинтересованность, а затем в что-то, что Крийд боялась увидеть, выглядящее, как страх.

— На Балгауте? — спросил Бленнер. — Архивраг действует на Балгауте? — Она кивнула. Бленнер побледнел. Он отрезал себе кусок сеписа, пока она говорила, но теперь не показывал никакого интереса к прикосновению к нему.

— Это серьезно, — сказал он. — Мы должны донести это до Секции.

— Нет.

— Ради Трона!

— Вы меня не слушали? — спросила Крийд. — Нигде не безопасно. Мы не знаем, как глубоко внедрился враг. Гаунт может доверять только тем людям, которых он знает лично. Ему нужно, чтобы вы встретились с ним.

— Я?

— Да. Вы, сэр. Вы и, возможно, маленькая группа Гвардейцев, которым вы доверяете из вашего полка. Ему нужна охрана, огневая команда.

— Ох, это не просто!

— И транспорт, — сказала Крийд.

Бленнер потер лоб и постучал кулаком по переносице. — Он будет причиной моей смерти. Это типично для его сумасбродства. Я уже подумываю идти напрямую к комиссару-генералу...

— Если это ваше решение, сэр, — сказала она ему, — вы не выйдете из этой комнаты. — Бленнер затих на мгновение.

— Когда он хочет встретиться?

— В четыре часа, — сказала она.

— И где?

— Он сказал, что вы знаете, где, — ответила она. — Он сказал, что вы знаете место, которого, он уверен, здесь нет.

— Что? Теперь на вершине всего этого загадки?

— Это в точности то, что он мне сказал передать.

Бленнер встал с долгим вздохом.

— Лучше вам пойти со мной в мою казарму. Я приведу вещи в движение. — Бок о бок, они поспешили из комнаты отдыха вниз по лестнице к главному входу клуба. В фойе, Бленнер огляделся в поисках сотрудника клуба, чтобы распорядиться прислать его машину.

К ним приблизился человек. На нем не было клубной ливреи.

— Комиссар Бленнер, — сказал он, больше утвердительно, чем вопросительно.

— Что такое?

— Ваша дружба с Ибрамом Гаунтом общеизвестна. Вы были под нашим наблюдением со вчерашнего дня.

Крийд начала пятиться. Она опустила вуаль перед тем, как покинула комнату отдыха. Она потянулась вниз туда, где к ее бедру липкой лентой был примотан ее серебряный клинок под бомбазиновыми полами.

— Кто вы, черт возьми? — спросил Бленнер человека.

— Я полагаю, что пришло время задать вам вопросы, — ответил человек. Он посмотрел на Крийд. — Вашему другу тоже.

Еще два человека приблизились к ним сзади от гардероба. К ужасу Крийд, у них были в точности такие же лица, как и у первого.

— Меня зовут Сиркл, — сказал человек, показывая им свою инсигнию. — Не пытайтесь сопротивляться.