Поезд, словно крадучись, с едва слышным перестуком колес катил вдоль ветхого перрона Дзелквиани.
Дежурный забыл объявить о прибытии поезда; впрочем, в этом не было необходимости. Движение на станции было минимальным: в половине восьмого прибывал поезд Тбилиси — Дзелквиани, а после обеда — Ткибули — Дзелквиани.
Высокий мужчина в сером свитере, стоявший на лестнице полумягкого вагона и с безадресной улыбкой смотревший на дождь, впервые видел город Дзелквиани.
Не дожидаясь остановки поезда, он спрыгнул с подножки, тщательно застегнул плащ, перенес в правую руку большую полупустую сумку с надписью «СССР» и, не высматривая, подобно другим, знакомых и встречающих, прямиком зашагал к выходу.
Дождь — словно он ждал прибытия поезда — полил сильней.
С той минуты, как миновали станцию Аджамети, слово «дождь» произносилось в вагоне значительно чаще всех других. Вот и сейчас торопливо разбегающиеся в разные стороны люди говорили об одном:
— Давно у вас тут льет?
— Со вчерашнего дня не переставая.
— А как в тех краях?
— Куда там! За Ципским туннелем грязи даже ранке приложить не найдешь. Сушь!
— Все здесь не по-людски, будь оно неладно!
— О чем ты?
— Дожди заладят — пиши пропало; ветры задуют — пока душу не вымотают, не улягутся.
— Ты куда?
— Пойдем в сторонку, переждем, может, хоть немножко уймется.
— Ну вот еще! Дождешься тут, как же! Если ждать, пока он уймется, заночуешь на вокзале.
— Погоди, не беги так, никуда твой дом не денется!
— Идем, идем, скорее! Не бойся, не растаешь от дождя. Слышишь, что ли? Детей целую неделю не видела, не могу больше, сама не своя.
— Хороши дети, ей-богу! По три кувшина вина в один присест выпивают.
Наш знакомый решил спуститься на площадь и заскочить в троллейбус, чтобы доехать до гостиницы. Еще с высоты вокзала он увидел возле памятника Ленину три выстроившихся в ряд троллейбуса № 5. Но в них почему-то никто не садился. Пассажиры, промокшие вплоть до потайных карманов — «пистончиков», упрямо толпились на остановке такси.
Подвернув обшлага брюк, наш знакомец зашагал было по лестнице вниз, но тут кто-то нагнал его сзади и, силой вырвав из рук сумку, категорически потребовал:
— Давай-ка, приятель, свою сумку!
Приезжий испуганно оглянулся.
— Вания?! Откуда?
— Вот и уважай после этого такого человека! Шагай, шагай, видишь — у меня с ушей водопады льются.
— Неужели меня пришел встречать?
— Нет, моего прадеда, Павле Матарадзе!
К этому времени они сбежали с лестницы и, как цирковые акробаты, забалансировали и запрыгали между лужами, скопившимися в неровностях плохо уложенного асфальта.
— Куда это ты направился? — крикнул Вано Матарадзе вслед ушедшему было вперед гостю.
— Да вот троллейбус пустой.
— Не начинай, ради бога, — троллейбусы, омнибусы! До троллейбусов мне сейчас?
Гость засмеялся:
— Но он же довезет до гостиницы.
— Кита, я свое дело знаю. В Тбилиси я возражал тебе в чем-нибудь? То-то… А здесь ты гость, а я хозяин. Все!
Что оставалось делать Ките? Ему очень не хотелось стоять под проливным дождем в безнадежной очереди на такси, но пришлось подчиниться.
— Откуда ты узнал о моем приезде?
— За это я тебе попозже выговор объявлю. Неужели о твоем приезде я должен узнавать от Муртаза Чабукиани?
— Муртаза я встретил в Тбилиси, он там на каких-то курсах. Уже вернулся?
— Завтра приезжает. Позвонил, сказал, что тебя на днях к нам командируют. Когда? Куда? К кому? Ищи ветра в поле. Третий день прихожу поезд встречать.
— Да что ты говоришь! Не хотел тебя беспокоить.
— Давай мы сперва вот что выясним, — посерьезнел Вано Матарадзе. — У тебя есть в Дзелквиани такой же друг, как я?
— Нет, — искренне ответил Кита.
— Тогда разговор закончен. Ты первый раз в Дзелквиани, верно?
— Да. — Кита с детства мечтал увидеть этот город. Из всего слышанного и читанного о нем он представлял себе его, брызжущим солнцем и юмором, на диво гостеприимным, в высшей степени колоритным.
— В том, что идет дождь, ты, надеюсь, меня не обвинишь? — спросил Вано и виновато взглянул на гостя.
Кита засмеялся.
— Нет, я серьезно тебя спрашиваю: я виноват в том, что льет? — Вано, кажется, не шутил.
— Ну что ты! Нет, конечно, — гость с удовольствием отвел обвинение.
— Ну а все остальное за мной! Я знаю, что делать. Разговор закончен! — Вано повернулся и, хлопая широкими намокшими штанинами, побежал навстречу приблизившемуся такси. Некоторое время он что-то кричал прямо в ухо шоферу и бежал рядом с машиной, потом, недовольный, отстал и вернулся к Ките.
— Сейчас другой подойдет… Хм, троллейбус! Наконец-то ты в Дзелквиани, так неужели я тебя в троллейбус посажу! Как дома?
— Да по-всякому. То так, то этак. Живем…
— Надеюсь, задержишься у нас?
— Я в командировку на автозавод. Послезавтра должен вернуться.
— Когда?! — Лицо Вано выразило отчаяние.
— Послезавтра.
— Погоди, ради бога! Это мы еще увидим, как ты послезавтра отсюда уедешь! В кои веки я тебя в родной город заполучил, теперь мое дело, когда тебя отпускать.
Вано Матарадзе работал в педагогическом институте младшим ассистентом. О дешевизне на наших рынках вы, конечно, наслышаны. Содержать семью и растить троих детей на зарплату младшего ассистента трудно везде. Но Вано никогда не жаловался на нужду и тяготы жизни и не унывал. Он был мужчина. В горе и в радости был с друзьями и близкими.
За городом у него имелся маленький садовый участок, и его семье из года в год хватало своего лобио, лука, чеснока и веника. На счастье, его семья не очень жаловала мясо, а это большое дело для человека, живущего только на зарплату.
Вспомните самого худого человека среди своих знакомых. Теперь вообразите себе человека еще более худого, и вы достаточно точно представите габариты Вано Матарадзе. При росте сто семьдесят два сантиметра он весил пятьдесят один килограмм. В юности Вано занимался борьбой и однажды даже стал чемпионом института. Злые языки утверждали, что его чемпионство было очередной шуткой судейской коллегии, но установить истину со временем становится все трудней. Во всяком случае, при взгляде на руки и плечи Вано Матарадзе невозможно поверить, что этот человек был когда-то борцом.
Вано опять бросился к подъезжающему такси. Не дав ему остановиться, открыл дверцу, запрыгнул и, мигом опустив окно, крикнул промокшему до нитки Ките:
— Кита! Давай скорей, тот человек не станет ждать!
— Какой человек? — не понял Кита, но все-таки схватил сумку и побежал к такси. Однако было уже поздно, очередь окружила машину и яростно набросилась на Вано и шофера, можно сказать, обрушила на них тяжелую артиллерию. Младший ассистент огрызался как попавший в западню зверь, бросался от оконца к оконцу, не оставляя без ответа ни одно «ласковое» слово и рыча на осмелевших от взаимной поддержки пассажиров.
— Ты знаешь, что такое гость?
— Такого человека вашей семье ввек не дождаться!
— Ну и что — промокла! Из-за своих копеечных тряпок ты срамишь весь Дзелквиани!
— Ох, ну и теща из тебя получится, если, конечно, доживешь до тех пор!
Наконец нарушитель очереди в знак протеста наглухо задраил стекло в машине, попытавшись таким образом изолироваться, но толпа взяла свое: она силой распахнула дверцу и выволокла из машины бывшего борца.
— Черт возьми, ты, кажется, прав. — Расстроенный Вано смотрел мимо гостя. — Пока подойдет наша очередь, мы концы отбросим. А что толку драться? Нет у людей понятия. Говори не говори — темный народ. Знаешь, зачем я хотел такси? Хаши поели бы с утра.
— Ради бога, Вано, мне ничего не надо. Давай доедем до гостиницы, стоя сплю, как лошадь. Купе досталось такое разболтанное, все скрипело, лязгало, до утра глаз не сомкнул. — Кита попытался разжалобить хозяина.
— Да погоди ты, я говорю!
— Откуда теперь хаши, уже восемь часов!
— Он опять за свое! Я заказал, и для нас берегут. Понял? А ты думал. Меня тут знают. Я не как некоторые… — с такой уверенностью сказал Вано, что Кита не посмел возразить.
Вскоре объявился спаситель; проезжающая мимо светлая машина марки «Жигули» замедлила ход, ее владелец, совершенно плешивый и даже без бровей, поднятием руки приветствовал Вано и, словно он только для того и появился в этих краях, чтобы поприветствовать младшего ассистента, поехал было дальше, но Вано громко крикнул:
— Рамаз!
«Жигули» остановились и задним ходом нехотя подрулили к стоянке такси.
— В чем дело, Ванечка?
— Отвези нас в Квитири, на хаши. — Он понизил голос: — Гость у меня из Тбилиси, отличный парень.
— Вания, неужели, когда я сам не остановил и не спросил, куда тебе ехать, ты не понял, в чем дело?
— А что такое?
— Бензина в баке ни капли. Будь у меня бензин, сейчас же, в эту минуту не то что в Квитири, хоть до Трапезунда, для чего мне эта машина, как не для друзей! А кто врет, чтоб тому!..
— Слушай, я тебе налью бензин, — обнадежил Вано. — Поехали.
— У тебя талон? — упавшим голосом спросил водитель.
— На что мне талон? Кто сегодня на заправке?
— Зинка — чумовая, чтоб ей пусто было!
— Кита, иди-ка садись.
Вано открыл переднюю дверцу и усадил гостя.
— Я сам Зинке скажу. С Зинкой мы вот так… На что мне талон? Мне с Зинкой да еще и талон! Не такая она чумовая, чтоб ты знал, эта Зинка. Она знает, кто свой, кто чужой, и закон гостеприимства еще не забыла, — бурчал себе под нос Вано и отжимал воду из седеющих волос.
Зина встала как скала: всех уважаю, всех люблю, но без талона ни капли бензина не налью, по вашей милости в тюрьму не сяду.
Долго просил ее Вано, долго умолял, но, так ничего и не выпросив, ссутулившийся, с побледневшими губами вернулся назад и сел в машину.
Опять выручил Рамаз: остановил светлую «Волгу», «одолжил» у водителя три литра бензина, и, когда они выехали на дорогу, ведущую в Квитири, растроганный Вано, желая как-то отблагодарить приятеля, спросил его тоном, исполненным заботы и тревоги:
— Ну что твои волосы, Рамаз?
— А черт его знает! Говорят, отрастут, чтоб им пусто было, этим врачам!
— Отчего они у тебя все-таки вылезли?
— Точно не знают, на нервы сваливают. И чего я такого уж понервничал? Дядька мой вон три инфаркта перенес и волоска не потерял.
— Лекарство втираешь?
— Если б помогало… Ведер шесть небось в плешь свою вмазал, и хоть бы что! Говорят, время нужно, подождем…
— Точно, время нужно, не без этого. Так сразу не вырастет. Травке райграсу и то десять дней надо, чтоб прорасти, — обнадежил Вано, хотя по голосу было слышно, что он не очень-то верил в свои слова.
— Хаши нету! — объявил Рамаз, когда они подъехали к крытому черепицей безоконному срубу.
— Ты давай сворачивай и постой минутку, а уж я знаю, что у них есть и чего нет, — рассердился Вано.
Рамаз засмеялся:
— Будь у них хаши, Ванечка, тут такое творилось бы! Смотри, поблизости ни одной машины.
— А я говорю, сворачивай и подъезжай!.. Подвези к дверям, я сам с Чичиа потолкую. Уж это я сумею. Раз говорю, значит, знаю, — не совсем твердо настаивал на своем Вано. — Сейчас вас позову, я мигом, — бросил он оставшимся в машине и исчез в дверях хашной.
Он отсутствовал примерно столько времени, сколько понадобилось бы жадному до табака курильщику, чтобы выкурить одну сигарету.
Лицо его выражало растерянность и смущение: хаши действительно не оказалось.
Вано сел в машину и обернулся к гостю:
— Кита, вообще-то я не очень люблю хаши. А? Скажи… После него весь день чесноком воняешь. И кто его знает, как приготовлено, хорошо ли промыто. В хаши главное чистота, а на этих разве можно положиться? Давай-ка мы лучше подскочим к «Цинавели», там отличный ресторан, сядем и позавтракаем как люди. Я попрошу приготовить для нас что-нибудь особенное. Они мне не откажут.
— Там теперь Сандухадзе заправляет? — спросил Рамаз, нажимая на стартер.
— Сандухадзе сняли. Теперь там его братан, Чоткия-головастый.
— Я про Чоткию и толкую, он разве не Сандухадзе? Родной брат…
— Это-то верно, но в Дзелквиани его все называют Чоткия-головастый, я и не понял… Что с машиной? Обожди минутку, не то еще аккумулятор сядет. Бензину, что ли, глотнула?
— Черт его знает! Такого с ней еще не было. Подсос барахлит, — с виноватым видом объяснил Рамаз гостю, когда после изрядной возни двигатель заработал и машина покатила к Сагорийскому лесу.
Ресторан «Цинавели» расположен на дороге, ведущей к Багдади. Как Сатурну не миновать своей орбиты, так едущему в Саирме или Зекари не миновать «Цинавели».
Ресторан в низине на берегу Риони состоит из главного корпуса (буфет с кухней) и столов, расставленных на зеленом лугу под огромными вязами.
— Где сядем? — Вано спросил об этом таким озабоченным и деловым тоном, словно выбор стола имел решающее значение.
— Ты сначала повидай Чоткию, место здесь найти нетрудно, — посоветовал Рамаз, и, к чести младшего ассистента, он не стал спорить.
Кита с Рамазом стояли возле умывальника под черешней с ободранной корой и наблюдали такую картину.
Вано Матарадзе вбегал в узкие двери кухни, минуты через три появлялся у главного входа, потерянно озирался, скреб пятерней в затылке и устремлялся по коридору, ведущему в буфет. Погодя его седеющая голова мелькала в пожарном окне под крышей. Затем он выбегал во двор, с минуту стоял, потирая руки и бормоча под нос, и, словно припомнив что-то, опять кидался по тому же маршруту.
Наконец он вылетел из ресторана как ошпаренный, сел в машину, хлопнул дверцей и крикнул своим спутникам:
— Садитесь! Поехали!
Кита с Рамазом бросились к машине резво, как на тренировке пожарной команды.
— Нет у них ни черта. Говорят, закупки запретили. Я говорю, что делать, закон, говорю, не мне отменять, только не поверю, что вы так сложа руки будете сидеть. У нас, говорят, новое руководство Центросоюза, мы, говорят, немного погодим, посмотрим, что они за люди, чем дышат… А я одно скажу! Поехали ко мне. Лонда (так звали супругу Вано) хачапури испечет… — Тут Вано призадумался. — Может, еще чего-нибудь дома найдется… А если даже и не будет ничего, чаю попьем. Я его совсем не стесняюсь, Рамаз. — Вано нервно похлопал Киту по плечу. — Он для меня не гость, а свой человек. Когда в Тбилиси бываю, обычно у него останавливаюсь. Я тут хвастался: друг у меня в Тбилиси, главный инженер. Так это он и есть.
— Куда теперь? — скучным голосом спросил Рамаз.
— Езжай прямо, у поворота на Хони развернешься — и на параллельную улицу. Неужели не знаешь, где я живу? — Вано так искренне возмутился, что Рамаз и в самом деле почувствовал неловкость: как это он — человек, выросший в Дзелквиани, не знает адреса Вано Матарадзе.
Супруга Вано встретила их у калитки. Из сидящих в машине один только Вано сразу же понял, что она вышла к калитке совсем не для того, чтобы приветствовать гостей.
— Где ты пропадаешь целый день, Вано? Ей-богу, гори мы даже огнем, раз в свой дом не заглянешь. Ладно, мой милый, видно, эти дети только мои, и уж как-нибудь я одна их выращу!.. Здравствуйте, извините… — закончив выговаривать мужу, миловидная женщина в пестром платье с передником улыбнулась гостям.
— Чем он с утра огорчил вас, уважаемая Лонда? — полюбопытствовал Рамаз.
— Как это — чем огорчил? Слыханное ли дело, чтобы глава семьи утром ни свет ни заря ушел из дома, ни словечка не сказав? А я между двух огней. Во-первых, сама опаздываю на работу, сегодня у меня второй урок (будь проклят тот день, когда я опять пошла в школу), а во-вторых, воду перекрыли, вот уже больше часа не могу детей чаем напоить. Ты мужчина, в конце концов, позвонишь куда надо, похлопочешь, чего-то добьешься. Я бы сама пошла, мне не лень, но кто меня станет слушать.
— Наверное, водопровод испортился, Лонда, авария какая-нибудь. Что я могу? Им видней. Думаешь, они не знают, что людям вода нужна? Для меня одного не включат: только бы дети Вано Матарадзе не остались без чая! Узнаешь его? — Вано кивнул на Киту.
Лонда, разумеется, не узнала тбилисского гостя.
— Это Кита Салуквадзе, — Вано выставил в улыбке все зубы.
— Ой, да что ты говоришь! — поразилась миловидная Лонда. — Давно ли вы в наших краях?
— В командировку приехал. Так-то ты гостей встречаешь? — неожиданно забасил глава семьи.
— Да ты хоть бы словом заикнулся, что к нам такой гость. Пожалуйте в дом, уважаемый Кита! — расплылась в улыбке хозяйка.
— Ты человеку с ходу, прямо на улице — вода не идет! То не идет! Чего же ему в дом жаловать? Человек хотел тобою заваренного чаю попить, не то ресторанного хлеба-соли я ему в достаточном количестве обеспечу, будь спокойна. Поезжай, Рамаз, поезжай!
— Пожалуйте в дом! Пойдет же вода, в конце концов, куда она денется. — Искренность слов любезной Лонды не могла вызвать ни малейших сомнений.
— Куда теперь? — спросил водитель, когда машина въехала на Белый мост.
— Отвезем человека в гостиницу. Сперва поселим толком, пусть умоется, отдохнет немного, а потом позавтракаем, — твердо сказал Вано Матарадзе.
Перед конторкой администратора в креслах дремали человек пять.
— Похоже, мест нет! — заметил Рамаз и поставил сумку гостя возле мраморной колонны.
— Что?! Только этого мне недоставало! Да чтобы я не смог в дзелквианской гостинице номер раздобыть! — Чувствовалось, что Вано с трудом справляется с нервами. — Дай-ка сюда паспорт, Кита!
Младший ассистент шлепнул паспортом по ладони и направился к администратору, но тут же вернулся.
— По-моему, лучше одноместный: сам себе господин. Верно?
— Если есть…
— Об этом ни звука! Что значит — есть? — Вано опять сделал несколько шагов к администратору и опять остановился. — С телевизором или?..
Кита кивнул.
— А еще лучше «люкс». Хоть отдохнешь по-человечески.
Кита кивком и улыбкой дал понять, что не возражает.
Потом состоялась обычная, никому не интересная беседа между Вано и интеллигентного вида администратором в очках.
— Место? А по-твоему, чего дожидаются здесь эти люди?
Вано оглянулся и попытался заслонить администратора своей худенькой фигурой: ему очень не хотелось, чтобы Кита услышал их беседу. При этом он что-то негромко сказал администратору.
— Знаю, дорогой, но если нет? Профессор Угулава этой ночью спал у меня в кабинете директора.
Вано опять наклонился над конторкой и довольно долго толковал что-то уставшему администратору, давно не слушавшему никаких объяснений.
— Ну что ты, в самом деле, Вано! Неужели даже ты не хочешь меня понять? — Администратор заговорил громко, словно для того, чтобы его услышали ожидающие. — На кой черт мне пустой номер! Для кого? Гостиница существует, чтоб в ней жили. Но не хватает на наш город двух махоньких гостиниц. Все сюда рвутся, ко мне, к Гудуадзе никто не идет. У него все номера пустуют. Отведи к нему своего гостя, тут всего два шага. Чем та гостиница хуже?
— Я тебе уже десять раз сказал: не такой это человек, чтобы его к Гудуадзе вести! Подумай-ка получше. И не забывай, что я Вано Матарадзе! — повысил голос Вано. — Мы тут немножко пройдемся, а у тебя — я знаю — за это время что-нибудь освободится, появится что-нибудь. Ты уж не отпускай нас без надежды…
— Если освободится — вот оно, все здесь, домой с собой не унесу! — крикнул администратор вслед направившейся к выходу троице.
На улице их ждала новая неприятность.
Перед «Жигулями» Рамаза, с трудом наклонившись к бамперу, стоял большой, как медведь, милиционер с красным могучим загривком и отвинчивал передний номер — за неправильную парковку.
— И откуда этот Ципурия так сразу возник, черт бы его побрал! — проговорил хозяин машины. — Хоть бы уж другой кто-нибудь был. Оставь его, Вания, пусть снимает, все равно ему ничего не втолкуешь.
Но Вано уже стоял рядом с автоинспектором и внушал ему:
— Не срами нас, Ципурия, прости на этот раз, с нами гость, мы только на минутку забежали в гостиницу. Христом-богом тебя заклинаю, не снимай номер!
Ципурия посмотрел снизу на Вано, недолго задержал на нем взгляд и опять принялся за свое.
— Не слышишь ты, что ли? — со слезой в голосе вскричал Вано. — Этот человек в первый раз приехал к нам в Дзелквиани. Что он о нас подумает, что станет потом рассказывать?
Ципурия молча снял номер, выпрямился, и в ту самую минуту, когда он повернулся к своему мотоциклу, его похожий на спущенную камеру зад настиг отчаянный пинок Вано Матарадзе.
За два дня пребывания в Дзелквиани у Киты Салуквадзе трижды брали показания. И все три раза Кита по-разному рассказывал об инциденте, имевшем место перед гостиницей между Вано Матарадзе и инспектором Ципурия.
Он вовсе не думал запутывать следствие разными показаниями. И рассказывал только то, что видел, но почему-то показания все три раза получились разные.
Вано Матарадзе посадили только на пятнадцать суток.
Перевод А. Эбаноидзе