Ладонь, расписанная хной

ГЛАВА 11 НИЖНЕЕ БЕЛЬЕ И ШЕЙЛА БУ

Город кипит, мимо пролетают машины, автобусы и мотоциклы, обгоняя друг друга, подрезая, борясь за каждую минуту на скользких мокрых дорогах. Сколько времени я простояла возле аптеки? Сколько мы простояли возле этой аптеки?

Прохожий сплевывает красную струю паана[25] на стену. Я успеваю от нее увернуться даже в своем заторможенном состоянии.

— Мне очень жаль, что вас втянули в эту ситуацию… Что аптекарь подумал, что мы…

Больше мне не выдавить из себя ни слова. Тело и разум просто отказались мне повиноваться.

— Бывает… наверное.

Нет, не бывает. Я это допустила из-за собственной глупости.

Мы продолжаем стоять на краю тротуара, дожидаясь, пока остановится поток беспрестанно гудящего транспорта и у нас появится десять секунд на переход. Сейчас девять часов вечера, но желающих перейти улицу столько же, сколько и в часы пик. Мистер Арнав стоит позади меня очень близко. Тепло, исходящее от его груди, щекочет мою спину, и мне никак не справиться с дрожью. На какое-то мгновение у меня появляется безумное желание прижаться к нему и зарыдать.

Как такое происходит с девушками, которые в принципе не отличаются распутством? Воспитанными в хороших, достойных семьях, где им уделяли достаточно внимания! Обычно в таких ситуациях винят плохих родителей, плохое воспитание и ненормальные семьи.

Нет, стоп. Так не пойдет. Это только моя проблема, и я должна с ней разобраться. Причем как можно скорее.

Как мне теперь поступить? Где сделать этот тест, будь он неладен? Что, если он… Нет, так нельзя думать. Результат получится отрицательным, я в этом уверена. Да, так и буду повторять, как советовала тетушка Шейла. Только положительные утверждения, вроде «Я стройная и красивая» или «Юви любит маму больше, чем жену».

Не беременна, не беременна.

Нет, я так не могу. А что, если тест окажется положительным?

Я иду и иду. Кажется, мистер Арнав идет то рядом со мной, то позади. Многолюдная центральная улица уже давно закончилась, теперь мы шагаем по какому-то тихому и темному переулку с припаркованными машинами и высокими зданиями, освещенные балконы которых разрезают по-вечернему темное небо. Кроны высоких делониксов накрывают проулок ветвями, как тентом. Зеленые листья вперемешку с оранжевыми цветами в желтом свете фонарей приобретают неестественные, призрачные оттенки. Подождите, неужели мой начальник только что дал денег евнухам в ярких сари, только чтобы они оставили нас в покое? О боже, евнухи подходят, лишь когда кто-то женится или ждет ребенка. Они прямо чуют беременность!

Так, я должна дышать медленно и ровно, как на занятиях йогой, куда мы ходили с мамой и папой. Встречая Новый год, мы решили проводить побольше времени семьей. Я вспомнила их улыбающиеся лица, и живот скрутило такой болью, что я чуть не скорчилась. Они этого не заслужили, ничего не сделали, чтобы на них обрушилось все то, что бывает в таких случаях: насмешки, осуждение, издевки. Я, их дочь, которой они должны были гордиться, покрою их головы позором.

Мне показалось, или мистер Арнав только что отогнал от нас парнишку, торговца лимонами, сказав, что у него дома их полно? Наверное, это только мои фантазии. Хотя я и правда ощутила какой-то цитрусовый запах, это мог быть шлейф специй из окна или мусор. Да кому есть дело до этих лимонов?! Клянусь всем существующим на этой чертовой планете, что, если тест окажется отрицательным, я никогда, НИКОГДА больше не сделаю ничего, что будет угрожать репутации семьи, и стану вести тихую добропорядочную жизнь, как меня учили. Я стану хорошей дочерью, лучшей дочерью во всем мире и сделаю все, что они мне скажут, не задав ни одного вопроса…

— Зоя, а вы отправили мне ту презентацию? Результаты опроса о качестве дизайна.

А?

Мой несчастный мозг со скрипом останавливается в разбитой колее. Каким-то немыслимым образом белый полиэтиленовый пакет из аптеки оказался в его руках вместе с моей маленькой сумочкой. Когда это произошло?

Презентация? Какая? Результаты тестирования продукции? Почему он хочет поговорить о какой-то дурацкой презентации? Он что, не слышал, как аптекарь спросил у него, как давно мы пытаемся завести ребенка? И как может мой начальник нести мою сумочку? У меня чуть не вырвался нервный смешок. Я заставляю себя его проглотить и задушить, чтобы он не вздумал снова проситься на волю.

Где это мы? Кажется, прошли мимо концертного зала. А куда делся тихий переулочек с делониксами? Группа артистов в костюмах топчется возле прилавка с чаем, стоящего прямо на берегу неспокойного, бурлящего моря. Море? Этот вопрос не нашел никакого отклика в моем затуманенном мозгу. Аптека точно находилась не возле моря. А концертный зал… Это, случайно, не «Ранг Шарада», драматический театр? Боже, это же Бандра Рекламейшн! Как мы умудрились добраться сюда, да еще пешком?

— Презентация, Зоя. Вы мне ее отправили?

— Я… да, наверное.

— Когда?

— Да, я вспомнила. Кажется, сегодня, в первой половине дня?

В первой половине дня. Как раз когда Шейла Бу прижимала мистера Арнава к стене в коридоре. А потом астролог провозгласил грандиозные перемены в моей жизни. Тогда жизнь была простой и понятной. Как же это давно было…

— Ах да. Барат Гупта подумал, что в вашем отчете что-то не так с цифрами. Не останавливайтесь, а то люди начинают злиться.

И тут в меня врезается усталая женщина в розово-сером шальвар-камизе, держащая одной рукой холщовую сумку с овощами, а другой — тяжелый кейс с ноутбуком. Она раздраженно вскрикивает и решительно направляется в открытые ворота соседнего четырехэтажного здания. Незнакомка явно возвращается домой с работы, чтобы приготовить очень поздний ужин. Неудивительно, что она так разозлилась. И я тоже. Волна ярости подавляет тошноту. Проклятый Барат Гупта, который вместо меня едет в Нью-Йорк, позволяет себе искать ошибки в моей презентации?! В моих цифрах?!

— Не так? — с трудом произношу я. — НЕ ТАК? Все у меня так! Я никогда, никогда не допускаю ошибок.

— Ну хорошо. Тогда я хотел бы выслушать ваши объяснения.

— Что, сейчас? Здесь? — Я чуть не добавила: «Ты что, с ума сошел? Ты что, не заметил, какая бомба лежит в том пакете, который ты так спокойно несешь в руке? Ты не слышишь, как она тикает?»

— Почему нет? Я здесь, вы тоже. Вполне подходящее время.

И он улыбается так, словно ничто в этом мире его не беспокоит. Вокруг янтарных глаз собираются маленькие морщинки.

Он не в себе? Неужели эта ситуация располагает его к таким улыбкам? И как так вышло, что мистер Хмурый Начальник именно сегодня решил переродиться в Милягу Парня?

Бери свой аспирин и проваливай!

— Я жду.

— У меня нет ошибок в цифрах, — повторяю я на тот случай, если он меня не расслышал.

Да как он смеет сомневаться в моей работе, будто я практикант Парт! Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Голос мой звучит на удивление спокойно и даже слегка отрешенно. Можно подумать, что я провожу презентацию для клиента и как раз готовилась отвечать на вопросы:

— Результаты опроса приведены в перекрестной таблице с учетом уровней дохода и образования, иначе их нельзя было бы считать показательными. Нам же не нужны раздутые голые цифры. Подобное даже могли бы классифицировать как подтасовку фактов.

Мистер Арнав неожиданно останавливается возле скрипучих ворот, ведущих к недавно окрашенному зданию. Его теплая рука ложится мне на поясницу и подталкивает в сторону тускло освещенного фойе.

Я вижу двери лифта, и меня охватывает паника:

— Зачем… Куда мы?..

— Ко мне домой. — Теперь его голос звучит мягким рокотом, а не начальственной сталью. — Вам нужно место, чтобы… сделать тест. Безопасное место.

Теплый, человечный голос. Так, Зоя, прекрати, тебе нельзя плакать. Только не сейчас.

Я не успеваю опомниться, как мы оказываемся в лифте, который несет нас в его квартиру. Навстречу моей судьбе. Нет, на самом деле мою судьбу определила квартира Амана. Ну что же, осталось недолго, всего пять минут, как написано на упаковке теста.

— Не волнуйтесь, там никого нет. Мой старый повар взял неделю отгулов, чтобы съездить в свою деревню.

Мистер Арнав ведет меня прямо в пустую квартиру без всяких предварительных церемоний.

— Хотите… есть? — спрашивает он, скорее для того, чтобы прервать напряженное молчание, чем из соображений гостеприимства. — Я могу заказать вегетарианский сэндвич из киоска внизу. С двойным сыром. — Он снова улыбается.

А теперь можно плакать?

— Я… нет, спасибо. Мне только надо…

Я откашливаюсь, чтобы не дать вырваться всхлипу. Вот бы это здание обвалилось и погребло меня под кучей битого кирпича и цемента!

Он кивает и показывает на откатную дверь в конце коридора, и я бросаюсь к ней так, словно это отъезжающий поезд, а мне жизненно необходимо сесть именно на него. Распутницам вроде меня не должно быть важно, где они оказываются, совершив свои распутные дела: в чужой спальне, туалете или тюремной камере. Я вхожу и оказываюсь в его спальне. Судя по всему, мне важно, где я оказалась. Даже в своем заторможенном состоянии я осознаю всю ненормальность происходящего.

Я в спальне своего босса. Черт побери, только бы об этом никто не узнал. Для сплетен и травли нужно совсем немного. А эта комната, которую я успеваю рассмотреть, несмотря на спешку, так шокирующе… нормальна. Со светло-голубыми стенами. Тут спокойно и, вопреки моим ожиданиям, вовсе не стерильно чисто. На старом кресле у окна лежит синяя пижама в клеточку, на вид очень мягкая и немного смятая. Мне думалось, что такой человек, как мистер Арнав, должен непременно спать в выглаженной пижаме. И не может иметь ничего общего со старыми креслами, но вот оно, полосатое, стоит в его спальне.

Я никогда не пыталась представить себе, как выглядит его спальня, ну разве исключительно из чистого любопытства. Теперь я здесь, в этой уютной комнате, среди теплого дерева и приятных глазу цветов.

А вот ванная оказывается почти идеально чистой. Упаковка теста на беременность сияет так ярко, что почти слепит глаза. Я запираю за собой дверь, и щелчок замка эхом раздается в тихой квартире. Я хочу на него шикнуть, но в моих легких не остается воздуха.

Настал момент истины. Я открываю коробочку.

Ну вот и всё.

Я сделала все то, что было сказано.

Теперь надо подождать пять минут.

Вадда сияппа.

Бабушкина присказка всплывает в памяти, как молитва. Меня ждет смерть. Или не смерть, но все равно что-то очень плохое.

Эти пять минут либо спасут, либо разрушат мою жизнь. Пора начинать обратный отсчет. Прошла одна минута.

Тик-так, тик-так. Зачем мистеру Арнаву часы в туалете? И почему меня это удивляет?

Что это? Звонок в дверь?

Две минуты. Там, в этой палочке с мочой, что-нибудь происходит? Есть линия? Может, ее надо потрясти? Ох, елки-палки, на ней тоже часы! Мне бы сейчас что-нибудь съесть… Интересно, вдруг он прячет конфеты за зеркальной дверцей, как я? Нет, там только зеленая зубная щетка и две упаковки аспирина.

Аспирин? Но разве он не зашел в аптеку двадцать минут назад, чтобы купить…

Три минуты.

Займи себя чем-нибудь, Зоя. Сейчас же!

Так, сколько я потратила в той аптеке? 300 рупий + 250 + 134… Да к черту это все, дурацкий калькулятор на телефоне не работает, когда пальцы так плохо слушаются и потеют. А теперь на подоле моего голубого платья дырки, и я уронила его зубную пасту и крем для бритья. Черт!

— Зоя, у вас все в порядке? — Я чуть не свалилась с горшка, услышав его голос так близко. Такое впечатление, что он сидит рядом со мной.

— Да, все хорошо. Я просто тут… эээ… Кое-что уронила.

— Что вы уронили? Вы не пострадали?

Я слышу, как он кладет ладонь на ручку двери.

А что у него тут есть, что я могла бы уронить? Я могла бы ответить: «Вашу бритву». Но тогда он узнает, что я открывала его шкаф.

Черт!

— Да… эээ… свой телефон. Все в порядке.

— Хорошо. Позовите, если что-нибудь понадобится.

И я слышу тихие удаляющиеся шаги босых ног по плиточному полу.

Четыре минуты.

Отвлечься, отвлечься.

Помогите! Как мне слезть с этого проклятого горшка, ноги словно прилипли к полу! Кровь остановилась в венах, тело остыло. Если верить «Гуглу», я умерла. Возможно, «Гугл» прав.

Палочка с мочой лежит на столике возле унитаза, но я не могу заставить себя на нее посмотреть. Не могу. Не могу. Что, если попросить мистера Арнава?.. ГОСПОДИ! Нет! Я спятила? Я должна сама на нее посмотреть. У меня нет другого выхода.

Так, все. Момент истины. Жизнь или смерть.

В твоей жизни грядут грандиозные перемены.

Ты их единственный ребенок.

Ущербная семья.

Та-Кого-Нельзя-Называть.

И как мне рассмотреть эти чертовы полоски, если здесь так мало света? Что тут? ОДНА ПОЛОСКА, БУДЬ ОНА НЕЛАДНА, ИЛИ ДВЕ?!

Одна полоска сбоку, где стоит маркировка «С». И что это должно означать? Положительный или отрицательный? Где инструкция? Где?! А, вот! Фффух! На книге о пилатесе, валяющейся возле унитаза. Да что же она такая длинная, эта инструкция?! Я же не роман Джейн Остин читаю, мне надо только узнать результат! Господи, ну пожалуйста! Я буду лучшей дочерью!

Я разворачиваюсь к унитазу, и меня сотрясает сильная рвота.

От облегчения подгибаются колени. Не знаю, сколько времени я просидела на холодном плиточном полу. Не знаю, сколько времени я здесь проплакала.

Больше никогда в жизни я не стану курить травку. И не буду заниматься сексом. Вообще. Стану монахиней. Точно, так и сделаю. Самая безопасная судьба для меня — стать воздерживающейся от травки и секса монахиней. Сестра Зоя на Перевоспитании.

Внезапно звонит мой телефон: «Никто не говорил тебе, что жизнь будет такой…» Громкость рингтона, на который я поставила песню из «Друзей», заставляет меня взлететь с пола так, словно я услышала команду генерала. На экране светится лицо Шейлы Бу, похожей на гаргулью. Будто она все это время меня испытывала и позвонила, чтобы поздравить с прохождением теста. Неужели я должна ответить ей сейчас? В туалете своего начальника, после того, как сделала тест на беременность?

— Зоя, все в порядке? — Мистер Арнав стучит в дверь, и его голос заставляет меня вздрогнуть еще сильнее.

— Да… все хорошо!

— Вам что-нибудь нужно?

Если бы не телефонный звонок, я бы точно разрыдалась из-за заботы в его интонациях.

— Нет, нет. Я сейчас выйду.

Отрицательный. Отрицательный. Отрицательный.

Повторяй так, будто от этого зависит твоя жизнь.

«Твоя жизнь — шутка, у тебя ни гроша за душой…»

Да что с тобой, Шейла Бу? Хватит мне звонить!

Почему она не пишет сообщений, как все остальные нормальные люди? Или не оставляет сообщений на автоответчике? Зачем звонить, когда тебе явно не хотят отвечать?

«Твоя личная жизнь, ООО! Ты будто вечно в запасных…»

Да что же это такое!

— Алло? Зоя, это ты?

В туалете голос Шейлы кажется скрипучим, как у почтенного старца, попавшего на рейв-вечеринку. Ну а кто еще, спрашивается, мог ответить на звонок? Она же позвонила мне на сотовый!

— Как там твоя встреча, девочка?

У меня перехватывает дыхание, словно я только что поднялась на Эверест, несмотря на головокружение и сломанную кислородную маску.

— Хорошо, все прекрасно. Это замечательная вечеринка. Да, я тут отрываюсь… Прости, мне тут весело.

— А, хорошо. Ты же все еще в Хар? Ты не гуляешь там… эээ… с друзьями по… эээ… по Бандре? То есть по Бандре Рекламейшн?

До окна туалета долетают громкие приветственные крики от театра «Ранг Шарада», где публика начала выходить на улицу после представления. Тест падает на пол.

— Нет! Я не в Бандре. А почему я должна быть именно там? А?

— Это прекр… хорошо! Я только об этом и хотела спросить. Держись подальше от этого района, хорошо? Тут было ДТП, слишком много машин!

И тут мужской голос на заднем плане шепчет: «Поторопись!»

— Пока, Зоя! — запыхавшись, говорит она. — Не ходи в Бандру!

Щелк!

Что это было? Я не слышала ни о каком ДТП и не видела пробок.

— Зоя, я захожу! — решительно заявляет мистер Арнав.

Раздается стук в дверь. Он что, все это время сидел за ней? И зачем он собирается ее ломать? Чтобы напугать тест и заставить его работать быстрее?

— Нет, нет! Все в порядке! Я выхожу.

Босс стоит так близко к двери, что я влетаю прямиком в него, и от удара он падает прямо на большую двуспальную кровать в темной комнате. Это зрелище — мой босоногий начальник, распростертый на смятых простынях, — действует на меня как удар электрошоком. Я никогда не видела его без обуви. Босая нога каким-то образом кажется… интимной, личной, даже больше, чем приглашение в этот дом, падение на кровать и использование теста на беременность в его туалете.

Я чувствую, как лицо обдает жаром. Может, мне надо немедленно уволиться? Нельзя же видеть коллег в таком состоянии.

За распахнутыми французскими окнами шумит темное море, а по обе стороны от кровати с бархатным изголовьем стоят два встроенных книжных шкафа. Такое впечатление, что кровать добавили к обстановке в последнюю очередь. Она кажется такой мягкой и уютной, что хочется забыть обо всем, опуститься на нее и закрыть глаза. Морской мост Бандра — Ворли вдалеке переливается, как драгоценность.

Его кровать. Интимность.

Зоя, беги!

— Простите, пожалуйста! — воплю я.

Подождите, что это там стоит на полке? Не романы ли Кэролайн Грэм? Не он ли дает их Чоту? Нет, ерунда какая. Это невозможно.

Он поднимает руку:

— Нет, нет, я сам виноват. Это вы простите! Но у вас точно все в порядке?

— Да. — Я вздрагиваю. — Аптекарю придется ждать внуков от кого-то другого.

Он как будто собирается улыбнуться, но, передумав, вздыхает. И жестом указывает на стальную тарелку, стоящую на прикроватной тумбочке. Там лежит сэндвич с двойным сыром, разрезанный на шесть частей.

— Я заказал для вас кое-что перекусить. Да, вы уже отказывались, но мне подумалось, что нелишне будет подкрепиться после…

Рядом с тарелкой — красная плитка «Кит-Ката».

— Ну, сладкое тоже помогает, — добавляет он.

И мне внезапно хочется отсюда бежать. Как можно быстрее и как можно дальше. От него.

Но я не двигаюсь с места. Не знаю, сколько времени я уже здесь провела. Мы молча стоим рядом, забыв о сэндвиче и шоколадке. В комнату пробивается мерцающий свет от уличного фонаря. У меня подкашиваются ноги, мне нужно сесть. Но старинное кресло стоит слишком далеко, в самом углу большой комнаты. И на нем лежит его пижама, а я не буду трогать его пижаму. Ни в коем случае! Почему я вдруг думаю о том, что она, наверное, мягкая и теплая, словно он только что ее снял?

Стоп! Стоп!

Я сажусь на край его квадратной кровати лицом к туалету, почти не касаясь серо-синего полосатого покрывала. Театральные зрители уже разошлись. Остались только мы, вдвоем в его спальне, и море, вздыхающее вдалеке. Время от времени слышатся крики играющих детей.

— Ну что, — решается заговорить он, — похоже, встреча выпускников оказалась не очень веселой.

Шелестит покрывало. Сев рядом со мной, он вновь вздыхает. Мы не касаемся друг друга, но каким-то непостижимым образом его вздох обволакивает меня теплом.

— Да, мне было не очень весело.

— Я так и думал.

Я знаю, что должна быть благодарной ему за заботу, но я так потрясена, мне так стыдно, и я испытываю такое облегчение, что даже в голову не приходит сказать что-то вроде: «Да, вы были правы». Вместо этого я выдаю:

— Почему? Вы же не были ни на одной?!

Зоя, заткнись! Посмотри, как потускнели его глаза, идиотка!

— Простите… Я не хотела…

Я перестаю теребить край покрывала и подол своего платья и наконец отваживаюсь сказать правду:

— Я сейчас настолько не в себе, что даже не понимаю, что говорю. Я не хотела… огрызаться.

— Вы и не огрызались. — У него такие длинные ноги, что ему нужно сгибаться в пояснице, чтобы обхватить колени руками. А чтобы взглянуть на меня, ему приходится склонить голову набок, а потом задрать вверх. — Хотя, по-моему, вам как раз стоило бы этому научиться, чтобы люди перестали вами пользоваться.

Я вытягиваю спину еще сильнее, сдвигаясь как можно ближе к краю кровати, и едва не падаю.

— Никто мной не пользуется. Я же не настолько глупа. Просто у меня было очень непростое время, и мы с моим парнем… у нас очень сложные отношения. Которые теперь точно в прошлом. Навсегда. — Последнее слово я произношу с нажимом.

Но зачем я столько болтаю, пытаясь изложить ему всю свою биографию? Зачем ему знать, что все произошло в день, когда мне предложили стажировку в Нью-Йорке и моя жизнь била ключом? Ха! Если тогда она била ключом, чем же тогда она бьет сегодня вечером? Нет, несмотря на то, что произошло в его туалете, я хочу, чтобы он видел во мне сильную женщину, а не перепуганную дуреху, влипшую в неприятную историю. И разумеется, хорошего профессионала.

Ну да, я как раз сижу на кровати своего начальника, вместе с ним самим, что многое говорит о моем профессионализме. Мне правда надо отсюда уйти.

Но вместо этого я вскакиваю и отправляюсь в туалет.

— Так вы увлекаетесь пилатесом?

— Что?

— Я там видела книгу по карибскому пилатесу, — киваю я на дверь. — Вы были на Карибах?

— Нет.

На его глаза словно надвинули жалюзи. Живой, заботливый и открытый Арнав исчез в одно мгновение.

— Это книга… друга.

Он опустил лицо, и я больше не вижу его глаз. Судя по мертвому тону, книга принадлежала явно не другу. Надо будет сказать Шейле Бу, что не так уж он и одинок. И почему это меня так задело? Наверное, такая отсроченная реакция на события этого вечера.

Он быстро встает с кровати и принимает привычную позу «мистера Арнава»: руки сложены на груди, покачивание взад и вперед.

— Оставайтесь здесь столько, сколько вам нужно. Потом я отвезу вас домой, — говорит он, когда молчание чересчур затягивается.

Точно. Тема закрыта. Мне намекают, что пора удалиться.

— Не надо никуда меня везти. Я могу вызвать такси.

Он и так достаточно позаботился обо мне, к чему ему лишние хлопоты.

— А я вас не спрашиваю. Одна вы никуда не поедете.

У меня почему-то защемило сердце. Как странно. Я устала, вот и реагирую на все не так.

Зоя, уходи, пока опять что-нибудь не натворила.

Мы выходим из лифта в ярко освещенное фойе, и я надкусываю «Кит-Кат». Тут откуда ни возьмись налетает компания очень энергичных малолеток и набрасывается на моего босса, размахивая палками.

— Дядя Арнав! Теперь вы наш пленник!

Самая шустрая долговязая девчонка даже забралась к нему на плечи, один из мальчишек обхватил его ногу. Арнав легко удерживает их на руках, подбрасывает и рычит, делая вид, что сейчас укусит за руку.

— Привет, пираты!

Что?! Мистер Арнав имитирует голос Джека Воробья из «Пиратов Карибского моря»? Кто этот человек? Я его не знаю!

— И почему это вы все еще гуляете? Ну-ка, давайте домой, уже много времени!

— Сегодня ужин запаздывает. У нас еще есть десять минут. — Девочка лет семи с тоненькими хвостиками на голове внимательно и с явным любопытством смотрит на меня. — Это ваша новая подружка?

Да что же у меня за день такой!

— Эээ… нет, мы вместе работаем.

— А мне она нравится, она смешная. — Ну конечно, учитывая смазанную подводку для глаз и фирменную прическу бешеного ежика. — И, кажется, хорошая. А еще любит шоколад, — добавляет она, глядя на оставшуюся половину моего «Кит-Ката».

Спасибо, что хоть она не вспомнила про Лорела и Харди.

И «смешная» звучит точно лучше, чем «беременная».

— Нам предыдущая не нравилась. — Мальчуган, вцепившийся в ногу Арнава, деланым шепотом произносит: — Она злая. Правда, Миша? — Все взгляды устремляются на долговязую девочку. — И ходит в спортзал по сто раз в день!

— Она говорила, что хлеб — это дьявольский соблазн, который портит бедра. — И Миша покачивает бедрами в танце, радуясь, что до нее дьявол так и не добрался.

С какой инопланетянкой он встречался? Кем бы она ни была, он для нее слишком хорош.

— Дядя Арнав и Стручок! — произносит все тот же мальчик.

— Кабир! Мы тебя предупреждали, чтобы ты не дразнился?! — Пара ребятишек подходят к нему угрожающе близко, но Кабира это, судя по всему, не пугает:

— Хорошо, что она сбежала со своим тренером!

— Ну все, хватит, — говорит мистер Арнав с застывшим лицом. — Смотрите, чтобы через десять минут были уже дома!

Когда мы выходим, дети подбегают к дремлющему вахтеру и окружают его с оглушительными пиратскими криками. Вахтер даже не шевелится.

И вот мы в машине мистера Арнава — модном седане с мягкими креслами, уютным салоном и таким плавным ходом, что я практически не чувствую выбоин на дорогах. Джек Воробей исчез без следа, на правом виске появилась выпуклая вена, как всегда, когда Арнав напряжен или зол. Или чем-то расстроен. Может быть, он ее очень любил, ту самую хлебоненавистницу, поклонницу спортивных тренировок. В животе что-то резко сжимается. Наверное, всему виной кусок сэндвича, который я затолкала в рот. Остальное Арнав упаковал в пакет, чтобы я забрала с собой. Правда, одним кусочком я все же с ним поделилась: тем, что был с толстым ломтем вареной картошки и без помидоров. Он не любит свежие помидоры. Удивительно, как много можно узнать о человеке, просто наблюдая за ним в конференц-залах.

— Мне очень жаль, что так вышло с… вашим другом. Это же ее книга о пилатесе?

Костяшки его пальцев, сжимающих руль, белеют от напряжения. Вена на виске начинает пульсировать.

— Да. — Он смотрит прямо перед собой. — Мы не были… близки… в самом конце отношений.

Почему же ты тогда хранишь ее книгу, хотелось бы мне знать.

Хорошо, что у меня хватает ума не спросить об этом. По его лицу скользят блики от освещенных витрин и реклам, и от этого его глаза становятся прозрачными и сияющими.

— Между нами было слишком много… овощей.

Овощей? Мне эта женщина уже не нравится. Так, минутку. Он что, пошутил? Но мистер Арнав уже стал прежним деловым человеком с непроницаемым лицом, поэтому понять сложно.

— Вот, держите. Это мой личный сотовый. На всякий случай.

Все переживания вечера разом обрушиваются на меня снова. Моя жизнь чуть не оказалась в руинах. Я прячу листок с номером во внутренний карман сумочки. Как же мне его отблагодарить?..

Нечто похожее на большой шатер проносится мимо окна автомобиля, мимо гудящих машин и лавочек, где кипит торговля. Черный хлеб катится по земле и тут же становится зеленоватым, словно покрытым плесенью. Мое сердце внезапно заходится от испуга.

Шейла Бу! Что она тут делает?

И как вообще это могло произойти? Встретиться вот так в городе-миллионнике, где в каждом районе больше тысячи жителей? Неужели это тоже совпадение? Сколько их может произойти за один день? Я должна спрятаться! Ей нельзя меня видеть! Ну почему, почему этот дурацкий светофор так долго горит красным?! Она меня заметила? В машине с мистером Арнавом в десять часов вечера? Она нас видела? Видела или нет?

Шейла Бу беспокойно мечется возле жалюзи, опускающихся на витрины тесно прижатых друг к другу ювелирного магазина, клиники и магазина нижнего белья.

— Зоя, какого… почему вы сползли на пол?

Конечно же, я могла нагло соврать и ответить, что просто случайно соскользнула. Но разве можно ему лгать? После всего, что случилось сегодня вечером? Нет, теперь мы перешли на новый уровень отношений, и назад возврата нет.

— Я только что увидела… свою тетушку.

— Тетушку? — Он вздрагивает и в испуге широко распахивает глаза. — Не ту ли, что сегодня заходила к нам во время обеденного перерыва?

— Ее. Это Шейла Бу.

— Черт! — Его голос заметно дрожит. Пальцы начинают выбивать на руле нервную дробь.

Выходит, Шейла Бу способна заставить его нервничать уже самим фактом своего существования. Странно, но эта мысль вызывает у меня странное желание его защитить, спасти от гибели под гусеницами нашего личного танка-разрушителя. Ничто так не объединяет людей, как общая угроза.

Я вижу, как через дорогу от нас взлохмаченная тетушка Бу что-то ищет в сумочке. Позади нее на прилавке стоит пластиковый манекен в кружевном бюстгальтере. Суетливый продавец пытается снять этот предмет одежды, не касаясь самого манекена. Тетушка постоянно оборачивается, одновременно пытаясь рассмотреть цену.

Мистер Арнав снова вздрагивает и пытается отвернуться, сосредоточившись на выборе радиостанции, но по всем каналам транслируют одну рекламу без перебоя.

«Престижная скороварка! Любящий муж никогда не лишит жену престижа!»

«Детская присыпка, умная забота о вашем малыше вместе с Шоколадным Солодом от „Борнвиты“!»

«Виски „Сигрэм“, мягкий, как…»

Шейла Бу и кружевной бюстгальтер? Это что-то немыслимое. Ведь эта женщина любое нижнее белье называет просто «бельем», а слово «будуар» считает относящимся к сантехнике. Она подбирает пары для брака, но ее интересы ограничиваются только церемониями. Что же с ней происходит?

«Блокбастер этого года и лауреат четырех кинематографических премий…»

«Индийская премьер-лига по крикету начинается девятнадцатого марта…»

А что это у нее такое на руке? И на ее светло-голубой курте? Какие-то лилово-зеленые пятна, они такие яркие, что видны из машины через улицу. Это что, краска? Но тогда, по пути к астрологу, она сказала, что не… Погодите! Она не одна! Из дверей к ней выходит мужчина, пузатый и лысый, и это точно не дядя Балли, потому что он скорее повесится на площади, чем станет покупать лифчики вместе с женой. И почему он кажется мне таким знакомым? Где же я его видела…

Не может быть! Это же дядюшка Катастрофы в белых кроссовках! Тот самый, который становился лиловым, поглядывая маслеными глазками на тетушку Бу.

Она берет его под руку, опираясь на бедолагу всем своим весом, и тот пошатывается, заметно обливаясь потом. Не отрывая от него взгляда, тетушка усаживается на пассажирское сиденье его заведенной «Хонды Сити».

Все оставшееся время я сижу, сгорбившись и сжимая щеки ладонями. Отчасти чтобы справиться с потрясением, отчасти для того, чтобы меня не узнал еще кто-нибудь из родни, случись нам встретиться на улице. Мистер Арнав тоже хранит молчание. Свет фар от встречного потока машин попадает ему прямо в лицо. Иногда его глаза превращаются в сияющие хрустальные сферы, и тогда он щурится. Наверное, у него все еще болит голова, и он забыл выпить аспирин из-за моей несостоявшейся беременности. А я забыла у него пакет с «Котексом». Черт!

По радио передают лирические песни из индийских фильмов: «Поздний вечер» с ар-джеем Риту Раджем, обладателем бархатистого голоса, которому отдают вечерние передачи, благодаря ему приобретающие фривольный подтекст. В подборке много медленных песен в исполнении сладкоголосого Ариджита Сингха, непременных спутников долгих поездок и романтических встреч.

На улице уже закрылись магазинчики и лавки, тележки с овощами уютно укутаны застиранными покрывалами, а под их колеса вложены старые тапки, чтобы не дать им укатиться. Под теплым желтым светом уличных фонарей город готовится ко сну, и даже бездомные животные уже нашли себе убежища. Вся поездка от Бандры Рекламейшн до Хара заняла не больше десяти минут, но в другое время на нее ушло бы не меньше получаса.

Мы прощаемся.

— Пока, — говорит он.

И смотрит, как я выбираюсь из машины и закрываю дверь, будто ждет каких-то слов. Но эти слова теряются в звуке работающего мотора, и я чувствую странное разочарование.

Нет, правда, что еще я хотела от него услышать? Он ждет, пока я войду в дверь, и только потом отъезжает.

На полпути к нашей двери мой мозг приходит в себя.

Нижнее белье? Шейла Бу? Другой мужчина?

Пресвятая Матерь Божья!

Моя тетушка закрутила роман.