Ладонь, расписанная хной

ГЛАВА 12 БРИЛЛИАНТОВЫЙ МАЛЬЧИК

— Зоя!

Толстый карапуз хлещет меня по щекам холодными ладошками. У него подленькая улыбка и кудрявые волосы.

Почему он похож на мистера Арнава?

Тетушка Бу снимает кружевное неглиже. Одной рукой она держит огромного карапуза, а другая лежит в руке лиловолицего дядюшки. Над ними парит зеленый эмоджи с изображением рвоты.

У карапуза ручки со складочками, как у символа резины «Мишлен». А как еще может выглядеть мой ребенок?

Так это мой ребенок?

Но у меня же отрицательный тест на беременность! Сердце начинает биться гулкими захлебывающимися ударами. Эмоджи вдруг на самом деле тошнит.

— Зоя!

Шейла Бу растет, и ребенок, и даже эмоджи. МОНСТРЫ!

Я резко открываю глаза, задыхаясь и слушая свое сердце. И замечаю зловещий отблеск от бриллиантовой серьги в носу тетушки Бу, застывшей в сантиметрах от моего лица.

— Поторопись, девочка. Твоя мать послала тебя разбудить. Нам выходить через пятнадцать минут.

Кислый запах от ее косметики с утра пораньше способен лишить обоняния на весь день. К тому же я успела рассмотреть толстый слой тонального крема, который призван скрыть темные круги под ее глазами. Сдается, это развлечения с Фиолетовым Дядюшкой сказались на ее здоровье, вот ведь проказница!

— Ты что так вспотела? — Тетушка проводит пальцем по моему липкому лбу. — Зоя, ты не заболела?

«Нет, ну а вы чего хотели?» — чуть не спрашиваю я.

Разве могла я не вспотеть, пережив прошлый вечер? Почти-беременность (бррр!), туалет мистера Арнава, его подружка Стручок и твой роман! Роман!

Ах да, еще письмо из нью-йоркской компании, которое увидела Шейла Бу. Обычно она тут же бросается с новостями к моим родителям. Но, раз меня не разбудили в ночи с допросом насчет того, зачем я подаю документы в американские фирмы, она этого не сделала. Вопрос: почему? Но я не задаю вопросов, а отвечаю:

— Не знаю, тетушка. Может, потому, что мама с папой встали чуть свет и везде выключили кондиционеры, чтобы сэкономить электричество.

— Правильно. Я тоже так делаю. Если вам, детям, дать волю, то вы быстро пустите семью по ветру!

Я понимаю, о чем она говорит, но в голове бьется одна мысль: «Роман, роман, роман!» Нет, только подумайте: тетушка Бу изменяет дядюшке Балли! Как такое может быть? Когда Ронни Чача увлекся другой женщиной, именно тетушка Бу подвергла его травле! И это собственного брата! Она исключила его из семейных празднеств, а потом выволокла из квартиры любовницы и устроила настоящий серьезный разговор с угрозами. То есть собственноручно учила уму-разуму. Рита никогда не признает этого при свидетелях, но тетушка Бу спасла ее брак. Кто теперь научит уму-разуму ее саму?

В мою комнату впархивает мама, уже одетая в голубой шальвар-камиз и готовая к выходу. Странно. И совершенно непонятно, куда мы идем.

— Шейла-диди, ты с ними связывалась? Во сколько они будут у храма?

— В десять тридцать. Ай, посмотри на время! Детка, вставай и шевелись! Ррррр! — И тетушка Шейла подгоняет меня, как корову на пастбище.

Может быть, мне и стоит сходить в храм, ну, с учетом того, что вчера не обнаружилось. Поблагодарить, принести пять кокосовых орехов и дорогие розы вместо дешевых маргариток из киоска на углу?

— Ну хорошо, я пойду в храм.

— Да уж конечно! — Кажется, Шейла Бу обращается к своему отражению в узком зеркале. Она втягивает живот. То есть пытается втянуть, потому что живот даже не меняется в объеме. — Как думаешь, юноша тоже придет, чтобы встретиться с нами?

Вот тебе раз!

Знаете, если у вас настолько странная жизнь, что ваши родственники нападают на вашего начальника, потом похищают вас, чтобы отвезти к астрологу, аптекарь считает, что вы ждете от вышеупомянутого начальника ребенка, ваша немолодая тетушка, она же хранительница семьи, заводит интрижку, и все это происходит в один день, то на известие, что вы встречаетесь с каким-то юношей, вы уже просто не обращаете внимания.

Шейла Бу освежает свою розовую помаду сразу двумя новыми слоями и подмигивает себе в зеркале.

Итак, за мою немолодую тетушку, в два раза крупнее меня, и это мягко сказано, теперь сражаются двое мужчин. Двое! А у меня нет даже одного в обозримом будущем! В каком же злом и несправедливом мире мы живем! Но я ведь вчера обещала самой себе, что стану лучшей дочерью на этой чертовой планете? Значит, я сейчас сделаю макияж и пойду куда скажут.

— Ладно, мам. Что мне надеть?

И тут они обе замирают на месте, переглядываясь со средней степенью озабоченности.

— Это?.. — Мама робко протягивает мне тунику в обтяжку и легинсы. — Зеленый делает твою кожу све… эээ… сияющей, я хотела сказать. Делает ее сияющей.

— Ну ладно.

Мама украдкой бросает озадаченный взгляд на тетушку и трогает мой лоб теплыми руками:

— Жара нет, значит, галлюцинаций нет тоже.

Тетушка Шейла тоже выглядит сбитой с толку и на всякий случай решает пощелкать пальцами перед моим лицом.

— Может, ее загипнотизировали?

Неужели у меня настолько вздорный характер, что они пугаются, когда я с ними соглашаюсь?

Мне до сих пор не отделаться от воспоминаний о чудовищном ребенке из моих кошмаров. Может ли призрак никогда не существовавшего ребенка осквернить мое тело? А можно ли быть одержимой тем, кого не существует? Интересно, способен ли кто-нибудь дать ответы на такие важные вопросы? Уж точно не Шейла Бу, которая в данный момент стоит по другую сторону туалетной двери и, прислонившись к ней ухом, слушает, как я писаю.

— Отчего струйка такая тоненькая? Ты достаточно пьешь воды? По утрам из тебя должен выливаться целый водопад! Поторапливайся, чисти зубы и включай водогрей!

Я сдаюсь.

Папа смотрит на меня с пассажирского сиденья, зажатый между мамой и тетушкой Шейлой.

— Итак, этот юноша — сын одного из ключевых членов совета директоров нашей больницы.

— Да, это мистер Курана. Разве ты его не помнишь, Шейла-диди? — Мама обмахивает себя и тетушку сложенной газетой, несмотря на то что в огромной машине Шейлы Бу работает кондиционер. — Вы не могли бы сегодня ехать немного быстрее, мистер Д’Мело? Нехорошо заставлять семью юноши ждать!

Получив прямое распоряжение, Д’Мело, жутко боящийся всего, что движется, вынужден коснуться ногой педали газа.

Я хорошо помню мистера Курану. Это он распорядился, чтобы в буфете готовили пав бхаджи[26] без масла и картошки. Как вообще представить себе это знаменитое блюдо без основных ингредиентов? В результате получилось месиво из цветной капусты и зеленого горошка. Бессмысленно и беспощадно, как мороженое без сливок и сахара.

— А как этого юношу зовут?

— Лалит Курана.

Автомобиль неожиданно подпрыгивает и приземляется сразу на четыре колеса. Спасибо судьбе за дорожные ямы размером с лунный кратер и за их способность уводить разговоры с неудобных тем.

Кажется, это имя нам уже хорошо знакомо.

— Не беспокойтесь, — беспечно говорю я. — Я покажу им славную, хорошую Зою. Самую настоящую. — Я же обещала быть лучшей дочерью в мире?

— Ну, самую настоящую как раз не стоит. Зачем? — перебивает тетушка Бу, оскорбленная в лучших чувствах из-за того, что это предложение пришло не через нее, а через папу. — На первое время им хватит, если ты им покажешь только лучшую свою сторону. Настоящую покажешь уже после свадьбы.

Так, кажется, тетушка Шейла в ярости.

Справка по родне из Пенджаба-101: начиная со дня, когда девушке исполняется двадцать один год, каждая родственница, подруга семьи или соседка обязаны проконсультировать ее, за кого ей следует выйти замуж. Они будут генерировать предложения о браке с мужчинами из своего окружения с ловкостью фокусников, достающих из шляпы нескончаемую ленту из носовых платков, связанных друг с другом.

Эти родственницы, подруги и соседки могут находиться где угодно, вплоть до другого полушария, но благодаря «Ватсапу», упростившему обмен бессмысленными пожеланиями доброго утра и поздравлениями с праздниками, всегда будут считать себя неотъемлемой частью вашей жизни. В некоторых консервативных сообществах, таких как «Марварис», предложения о браке начинают поступать невесте с двадцати лет.

И вот мы добрались до кришнаитского храма в Джуу. Я часто захожу сюда, когда в жизни что-то не клеится. Даже не знаю, что именно здесь так успокаивает встревоженный разум: то ли высокие сводчатые потолки, то ли прохладный белый мрамор, то ли гипнотические речитативы монахов. На этом белом фоне наряд тетушки Шейлы, в котором есть желтый, зеленый, фуксия и лиловый, превращается в настоящий взрыв цвета. Как можно сочетать в одном платье четыре таких ярких цвета, остается для меня загадкой. Судя по всему, мне просто не понять тонкого художественного вкуса нашей признанной Оксфордом тетушки.

Нам придется встретиться с Лалитом рядом с храмом, потому что у меня наконец-то начались… ммм… месячные. А месячные означают, что в ближайшее время никаких детей у меня не будет, что просто замечательно. Впрочем, тетушка Шейла, ломящаяся в дверь туалета, способна любой организм напугать так, что он начнет функционировать как положено. Вот только месячные не позволяют нам, женщинам, заходить в храм, потому что в этот период жизни мы недостаточно чисты для Бога. Я же думаю только о том, что если бы подождала с тестом на беременность до сегодняшнего утра, то могла бы спасти себя от вчерашних переживаний. Неприятно лишь то, что каждый любопытствующий понимает, почему я не иду внутрь храма. Выходит, я начинаю знакомство с Лалитом с того, что он узнает обо мне вещи, которые ему совершенно не обязательно знать, личные и интимные.

Но тут внутренний голос спорит со мной: самое личное — совсем другое, то, что связано с темным туалетом и мистером Арнавом, ожидавшим меня с сэндвичем по ту сторону двери. При одном воспоминании об этой почти катастрофе я дрожу.

— Зоя, тебе холодно? На вот, набрось на плечи шаль! — И мама достает шерстяной палантин, который она довязала вчера вечером.

Она всегда вяжет, когда нервничает, и из-за сегодняшней встречи, должно быть, разнервничалась заранее. А знай мама, что происходило вчера вечером, вернее, что едва не произошло, этот палантин был бы размером с покрывало.

На самом деле я даже рада, что мы не стали заходить в храм, потому что, судя по расслабленной походке некоторых посетителей, к благовониям кто-то подмешал немалую порцию травки. Хватит мне уже травки, большое спасибо. Хотя, если подумать, все эти смотрины проходили бы гораздо легче и веселее, если бы их участники были под кайфом. Правда же?

Я не горю желанием познакомиться с этим наследником Великого Маслоборца перед входом в вегетарианский ресторан возле храма. Раз трое предыдущих кандидатов отвергли, эта встреча тоже вряд ли увенчается успехом, даже несмотря на «близость Бога», о которой говорят мама и тетушка Шейла. С чего бы могло случиться иначе?

В храме звенят колокольчики и раздаются гулкие утренние речитативы: «Харе Кришна! Харе Рама!»

— Почему все, что имеет отношение к небесам, должно быть таким громким? — спрашивает папа, прикрывая рукой уши и снимая обувь перед входом в храм.

Мама уже разулась и спешит к ресторану, ожидая, что тетушка Бу ее догонит. Но та сегодня на своей волне, поэтому медлительнее, чем обычно.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — заботливо касается ее руки моя мама. — Ты в последнее время какая-то уставшая.

Я тоже устала бы, если бы кувыркалась с чужим мужчиной! Какие уж тут силы?

— Кто — я? — смеется тетушка Шейла, но как-то неестественно. — Я всего лишь попросила сторожа присмотреть за моими импортными босоножками. Ты же сама знаешь, как быстро пропадает хорошая обувь перед храмами! О, взгляни, а вот и Кураны!

Пришли только родители и сам юноша, а не вся большая семья, как на предыдущих встречах. Это добавляет им плюс в карму — за вежливость, но тут же перевешивается тем, что все они подтянуты и стройны. Ни одной унции лишнего жира. Ну что такое!

Молодой человек стоит ко мне спиной, и, признаться, спина очень недурна и мускулиста. Такими мускулами обзаводятся актеры, особо озабоченные своей наружностью. Сейчас спина Лалита рвется наружу из обтягивающей зеленой рубашки. Я бы даже сказала, что по пенджабским представлениям о скромности рубашка чересчур узка.

Ох, Зоя, прекращай! Тебя не устраивает, что у парня накачанные мышцы? Серьезно?

Ну ладно, ладно, начнем сначала. Вьющиеся волосы, узкие джинсы. Так, три плюса в карму за хорошую физическую форму. А что, выглядит даже многообещающе…

Ой…

Это Омерзительный Лалит. Тот самый «голопопый» друг.

Или мистер Грязная Свинья.

Поклонник Бюстины и большой любитель разборок в клубах.

Все гораздо хуже, чем я ожидала.

Попробуйте собрать три сплетни о человеке, на которого имеете виды. И если услышите, что у него был роман с девушкой модельной внешности, пусть и слегка вульгарной, то этого будет достаточно. Считайте, что ваши отношения обречены. Ничего хорошего из них не выйдет, особенно для вашего самолюбия.

Однако есть и положительные моменты: отсутствие огромных белых кроссовок и ослепительный блеск официального вида ботинок. А еще, судя по тому, как Лалит рассматривает мое тело, полностью скрытое одеждой, он точно не гомосексуал. Что промелькнуло в его глазах? Одобрение? Облегчение? Я так и не смогла разобраться, но особенно вдумываться не стала, решив довольствоваться тем, что он вообще на меня смотрит. Аман относился ко мне с большим пренебрежением, даже когда мы…

— Здравствуйте, здравствуйте, Курана-джи! — Папа источает чрезмерное дружелюбие, вытянув вперед руки так, будто видит перед собой давно потерянного брата.

Чрезмерным папино дружелюбие я считаю потому, что когда он в последний раз говорил о главе семьи Курана, то называл его мелочным подкаблучником и пародией на мужчину. А тетушка Шейла называла его жену морщинистой горькой тыквой, чем явно не делала чести ни в чем не повинному овощу.

— Здравствуйте, здравствуйте, Сани-джи! Добро пожаловать! Что за чудесный день сегодня! — Тон мистера Кураны ничем не уступает папиному.

— Разве он владелец храма, чтобы приглашать нас сюда? — бормочет тетушка Бу. — И когда в это время года в Бомбее были чудесные дни?

— Шейла-диди, оставь его в покое, ладно? — шепчет мама. — Эта семья идеально нам подходит. Мы их знаем, за ними не замечено никаких странностей или сюрпризов. Ну и что, если не всё в них вызывает у нас восторг? Приличные люди, и мальчик у них такой же, образованный и состоятельный. К тому же единственный сын! Да это же выигрышный билет в лотерее! Давай помолимся о том, чтобы у нас все получилось!

— Как удачно мы выбрали утро для встречи! — сияет мистер Курана, возмутительно энергичный для этого времени суток. — Мы как раз успели закончить семейные занятия пьелатесом.

Семейные занятия спортом? Святые небеса!

— Нет, папочка, не пьелатес. Это называется «платине», «платиис», — объявляет мать Лалита, полностью проглатывая первый слог слова.

Она выглядит иссохшей, будто ей срочно требуется подкачка из такого шарика с гелием, какими торгуют на пляже.

— Ах да, платиис! Семья, занимающаяся спортом вместе, — крепкая семья!

Отец Лалита ловко переиначивает реплику из слезливого телесериала, а тетушка Шейла морщится и отодвигается от спортивного семейства как можно дальше.

— Папа, это называется «пилатес», а не «пьелатес» или «платиис». — Лалит бросает на меня взгляд, в котором читаются нервозность и удивление. — Ты же поняла, что они говорили о пилатесе, да? — И он закатывает огромные глаза с видом «ну что поделаешь с этими родителями!».

— Да, поняла, — улыбаюсь я. — Моя мама тоже говорит «кебаба» вместо «кебаб». Как будто еду должны готовить только женщины и называться она обязана соответственно.

Мама легонько шлепает меня по руке, изображая недовольство. Кажется, сравнивая родительские ошибки, мы с Лалитом стали немного ближе. И он получает еще один плюс в карму, что в итоге дает четыре очка.

Решив, что моя улыбка символизирует брачный призыв, миссис Курана обращается к маме:

— Может, мы, старички, дадим детям познакомиться получше, а сами прогуляемся к храму? — Она оглядывается в поисках поддержки. — Хороший повод для прогулки, не так ли?

Шейла Бу, самая ярая противница прогулок из всех, кого я знаю, подхватывает:

— Ну конечно! На статуях Кришны и Рамы украшения стоимостью в миллионы рупий!

— Ах! Прелестно! Украшения и спорт, все, что я так люблю! — смеется миссис Курана и подходит к Шейле Бу.

Со стороны это выглядит так, будто тонкий прутик приближается к мощному дубу.

— В этом храме дают самую вкусную прасаду![27] — Папины глаза озаряются радостью при мысли о бесплатных сладостях, которые раздают после молитвы.

Единственная привычка из Пенджаба, которой он остался верным и в Бомбее: радоваться жизни во всех ее проявлениях.

Однако миссис Курана отшатывается от него в показательном ужасе:

— Ой нет, мы не будем! Там же сахар и топленое масло!

Что ж, зато с моей тетушкой Ритой Чачей, еще одной жироненавистницей, эта дама легко найдет общий язык.

— О, не беспокойтесь! В благословенной еде нет калорий! — уверяет папа и, подхватив мистера Кураны, направляется в паломничество к столу, где раздают сладости.

— Ну идите, идите, — говорит тетушка Шейла нам с Лалитом. — Познакомьтесь друг с другом. — И она подмигивает мне, чтобы я уж наверняка уловила намек.

Парочка богомольцев с фруктами, благовониями и маргаритками на подносе косятся на нас и гаденько хихикают.

Грязная Свинья, то есть Омерзительный… в общем, Лалит думает о том же, о чем и я:

— Семьи чем-то похожи на скотский двор, верно?

— Тогда уж на «скотный двор»…

Вообще-то, нам не следует ругать собственные семьи, во всяком случае на первом свидании. Вот только вряд ли мне стоит рассчитывать на что-то с этим любителем моделей, так что я решаю ничего из себя не строить, а просто быть собой. Я же обещала показать ему настоящую Зою?

Он настороженно смотрит на удаляющуюся спину тетушки Бу.

— Ну что, начнем знакомиться? Мой рост сто шестьдесят два сантиметра, и так далее, и тому подобное, — со смехом говорю я.

— А в твоем профиле сказано, что ты ростом сто шестьдесят пять… — Лалит явно потрясен тем, что я сама начала беседу.

Мы, девушки, должны быть робкими и стеснительными и позволять себе разве что спросить о хобби. Я вас умоляю, ну при чем тут хобби? Зачем вам нужна эта информация о будущем избраннике, если только он не ответит, что увлекается серийными убийствами? Если бы в фильме «Психо» Норманн Бейтс был индийцем, то повествование началось бы с того, что его мать женила его на той девушке из душа.

— Ты видел мой профиль?

— Да. Разве ты не смотрела мой?

Незадача.

— Смотрела, конечно. Он… эээ… милый.

Ложь — идеальное начало для отношений.

— Как я понимаю, ты уже не в первый раз знакомишься с молодым человеком, — улыбается Лалит.

Его огромные глаза сияют на нежнейшем и светлейшем лице, словно он только что вышел из косметического салона.

— Не в первый. Но и к ветеранам я тоже не отношусь. Если у тебя в этом деле уже есть опыт, с радостью тебя послушаю.

В ответ он смеется, радостно демонстрируя десны и трепещущие ноздри.

— Ладно. О себе скажу, что я инженер и выпускник МБА, о чем ты и так знаешь.

— Знаю. — Еще одна ложь.

Ничего не имею против инженеров, они замечательные люди и представители самой многочисленной профессии в стране.

— Я работаю в «Ларсен и Тубро» директором по производству. Люблю простую жизнь и надеюсь, что моя… эээ… жена будет разделять мои взгляды. А еще я иногда готовлю.

— Что? Мужчина, который готовит? — выдаю я, прежде чем вспоминаю настоятельные рекомендации мамы и тетушки Бу следить за языком.

Нет, правда, единственный сын в семье — и умеет готовить? Он что, живет не в Индии? Нет, мужчина у плиты однозначно получает три плюса в карму, и итоговый счет выходит на цифру «7».

— Да, ты нашла единорога! — Он отвешивает легкий поклон.

Это он зря, потому что теперь я не могу отделаться от образа крепенького мужичка с розовым рогом и сиреневым хвостом.

— Ты любишь готовить, а я люблю поесть. Мы же идеальная пара!

— Да, неплохо… — Лалит отвлекается на большую витрину ресторана, вернее, на свое в ней отражение, снова улыбается и поправляет прическу. — Так, что еще сказать о себе… — Он выпрямляется, принимая деловой вид. — Я люблю читать и читаю много, в основном научно-популярную литературу, такую, которая может чему-то научить.

— Да? А я люблю худ…

— А еще я убежденный сторонник фитнеса и хожу в спортзал дважды в день.

— Это здо…

— Это можно называть медитацией… Ну, физические упражнения.

— Да, а…

— А как часто ходишь в спортзал ты?

Ой-ой! Что там мама с тетушкой написали в моем профиле?!

— Ну… я не то чтобы увлекаюсь… классическим фитнесом. Мне ближе… природное самоисцеление.

Лалит отрывается от созерцания своего отражения и смотрит на меня:

— Интересно. Это как?

Черт!

— Ну, всякое разное.

Думай, Зоя, думай. Чем могла бы заниматься девушка с моей внешностью? Пилатесом? Тяжелой атлетикой? Нет, не стоит привлекать к себе лишнее внимание такими неоднозначными идеями. Что тогда остается? Прогулки! Да! Совершенно безвредно и вполне правдоподобно.

— Ну, прогулки… знаешь, воссоединение с природой.

Природой? В Бомбее? Неужели он на это купится?

— Ого! — Его глаза распахиваются, как будто я предстала перед ним в совершенно ином облике. — Надо же, какой всесторонний подход к здоровью. Я под впечатлением.

Да, всесторонний, именно. Набивать рот жирными картофельными вада пав,[28] воображая, как гуляешь по парку. Но я начну ходить на прогулки. Я приняла такое решение в канун Нового года, ну хорошо, года три назад, но тем не менее. Мои слова нельзя считать откровенной ложью. Ведь, чтобы решения претворились в жизнь, нужно время. А еще я показываю себя с лучшей стороны, как велела мне тетушка Бу: ту Зою, которая увлекается здоровым образом жизни и фитнесом. И не выпячиваю ту Зою, которая пальцем о палец не ударит, чтобы эти увлечения стали настоящим хобби.

Мы улыбаемся друг другу и киваем, но беседа уже исчерпала себя, быстро, как маленький пакетик чипсов. Мы слышим, как в храме поют верующие, и их хлопки в ладоши рождают гулкое эхо. Это почему-то напоминает мне совет тетушки Шейлы: «Скажи что-нибудь остроумное, завяжи интересную беседу».

Ну что же, беседу так беседу. А не спросить ли мне у него про Бюстину и их разборку в баре?

— У тебя… были девушки?

Нам так много говорили о том, как важно быть честными в таких вопросах. К тому же Лалит снова стал погружаться в размышления, и его улыбка угасает, как слабый солнечный луч под набежавшей тучкой.

— Да, парочка. Но хватит обо мне. Расскажи о себе. В твоем шкафу есть скелеты, о которых мне стоит знать?

Травка. Вечная усталость. Двухнедельная задержка…

Мимо нас проходит апатичный подросток в футболке с принтом: словами «Я» и «Нью-Йорк» и нарисованным сердечком между ними.

А вот здесь лишняя честность ни к чему.

— Был. Один. И с ним все закончено… уже довольно давно.

Я изо всех сил втягиваю желудок, чувствуя, как руки потеют от стыда и страха. Ни за что на свете я не расскажу ему о… ну, вы знаете. Нечего там особенно рассказывать, правда?

Кстати, он тоже не то чтобы исповедался мне насчет Бюстины.

— Я хочу упростить свою жизнь, понимаешь? — Взгляд Лалита становится отстраненным. — Поменьше пользоваться гаджетами, меньше сидеть в соцсетях, избавиться от драм и вообще жить спокойнее. — И он задумчиво смотрит на мою грудь, прикрытую зеленым шифоном.

Это что, комплимент? Мне стоит считать разговоры о спокойной жизни и меланхолические взгляды на грудь обнадеживающими? Ну, хотя бы условно.

Мимо него проходит женщина в сари и блузе с низким вырезом. Он напрягается, его тело сжимается так, словно он готов броситься с места и побежать. Или броситься ко мне, чтобы использовать в качестве щита.

— Ну, что скажешь, Зоя? Я тебе подхожу?

— Прости, что? Куда подходишь?

— Тебе. Как мужчина, за которого ты хотела бы замуж.

Утренняя молитва и хлопки внезапно смолкают, и в храме воцаряется тишина. Вокруг меня все замирает: верующие, торговцы цветами, монахи, колокола.

Замуж после десятиминутной беседы? На дворе снова пятидесятые? Разве для решения о заключении современного брака по договору не нужны хотя бы три встречи и несколько недель онлайн-общения?

В сумке громко пищит телефон, но я не обращаю на него внимания.

Как мне понять за десять минут, подходит ли этот человек для того, чтобы разделить с ним всю жизнь?

Мои родители на первой встрече даже не разговаривали. Их родители все решили за них, и посмотрите, как они счастливы! И у моих дядюшек и тетушек все было так же, и тетушка Шейла говорит, что чем меньше ты знаешь о своем супруге до свадьбы, тем лучше. Кому, как не ей, об этом знать, она сватовством зарабатывает.

Наши с Лалитом родители держатся неподалеку от нас. Они делают вид, что рассматривают статуи богов, украшенные золотом и камнями, но каждые пять секунд с надеждой бросают на нас взгляды.

Телефон снова издает писк, на этот раз громче.

— Не хочешь проверить свой сотовый? Вдруг там что-то важное?

Имя мистера Арнава заявляет о себе ярким шрифтом на темном экране. И двумя сообщениями:

Мысль, что он знает мой секрет, приводит меня в ужас, а то, что у меня такой секрет есть, пугает вдвойне. Но я точно знаю, что этот человек меня не выдаст. Не спрашивайте, откуда у меня это знание, оно просто есть. Однако все-таки нельзя забывать, что существует кто-то, обладающий информацией, способной поломать мне жизнь.

Мне в левую руку ударяется что-то большое и твердое.

— Ой, простите! — говорит чудовищных размеров беременный живот с приросшей к нему женщиной.

Лалит за моей спиной продолжает бормотать:

— …Ты хотя бы нравишься моим родителям… такие уважаемые люди… брак — это риск… в нем есть надежность… Ну что, Зоя? Давай это сделаем?

У него раскрасневшееся лицо, как будто он только что финишировал после забега.

«Сделаем». «Мы». В этих словах действительно чувствуется надежность. Никаких сомнений, никакого позора. Надежность и защита, как крепкая стена вокруг тебя и твоего дома. Мы.

Беременная женщина медленной переваливающейся походкой идет к храму, я все еще слышу ее извинения. У меня же внезапно пропал дар речи.

Он хочет на мне жениться, я должна прыгать от счастья.

Должна.

Живот пронзает острая боль.

Мама и папа перестают делать вид, что молятся, и идут к нам. Папа ест прасаду белой пластиковой ложкой, не замечая, что его очки съехали на нос. А когда он с удивлением ощупывает лысую голову, стараясь их обнаружить, мама с нетерпеливым вздохом толкает его локтем.

Мое сердце сжимается от раздражения.

Он хочет на тебе жениться! На тебе! Толстой, темнокожей и почти беременной! Забудь про Нью-Йорк, забудь свои страхи. Он — твой билет в спокойную жизнь, которой хотят для тебя родители. Решайся, Зоя, остался последний шаг. Просто скажи одно слово.

Телефон пищит снова, получив новое сообщение от мистера Арнава. Я грубо запихиваю его в дальний карман сумочки.

— Хорошо.

— Что? — Лалит обгоняет меня, чтобы заглянуть в лицо.

— Хорошо, в смысле да, подходишь, и да, давай поженимся, — улыбаюсь я чуть шире, чем стоит.