Ладонь, расписанная хной

ГЛАВА 9 ГРАНДИОЗНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ!

Итак, мы прибыли на край света, который называется Байкала, туда, где живет астролог Пандит Верна.

Технически это место прилегает к Южному Бомбею. Но это чисто технически, потому что здесь нет ничего шикарного или сияющего. Все строения здесь маленькие, потрепанные или заброшенные. Я стараюсь думать о том, что сейчас всего лишь время обеда и я успею закончить дела с этим астрологом и вернуться на работу. Там, прямо перед выходом, я сменю свои грустные брюки и красную блузу на что-нибудь более нарядное. У меня есть из чего выбрать, потому что в большой сумке на работе припасено несколько разных вариантов. Может, то лиловое платье с маленькими розовыми вставками на боках? Наверное, нет. Оно очень сильно меня обтягивает, а кому захочется на встрече выпускников привлекать внимание к выпирающим частям тела ниже груди? Может, лучше голубое с розовыми спиралями? Сочетание розового с голубым само по себе дарит мне хорошее настроение. Да и само платье сидит на мне довольно свободно, не как лиловое, мамин подарок.

Большой кроссовер тетушки Шейлы, которым управляет водитель, прокладывает себе дорогу в море машин, двигаясь по улочке вдоль пустующего нефтеперерабатывающего завода. Там уже давно никто не работает, но запах химикатов все еще настолько силен, что пробирается к нам в автомобиль сквозь все фильтры. Тем временем Шейла Бу устроила телефонную конференцию со своими мужем и сыном, обсуждая домашние дела. Она относилась к таким конференциям так, как я отношусь к тарелке с бараниной: с огромным удовольствием. У вас сломался ноготь прямо перед вечеринкой? Украшения не подходят к вашему сари? Не беспокойтесь: теперь весь женсовет можно собрать в вашем телефоне! Серьезно, тетушкины навыки в проведении летучек и развернутых совещаний сделают честь управленцу высшего звена. Может, имеет смысл устроить ее на работу в мой офис?

Но тут в памяти всплывает образ мистера Арнава, прижатого к стене Годзиллой. Нет, пожалуй, ей не стоит у нас работать.

— Да. Мы как раз едем с Зоей к астрологу, чтобы показать ему ее астральную карту. Зоя-бита, поздоровайся с дядей и кузенами! — вещает тетушка Бу, включив свой айфон новейшей модели на громкую связь.

— Эм-м… всем привет.

— Удачи, Зоя, она тебе понадобится! — звучит баритон моего кузена Юви.

— Юви-бита, не забудь свой форменный пиджак на вечеринку. Я повесила его возле… — заговорила тетушка Шейла, выдавая длинную очередь инструкций.

— Мама, хватит! — перебивает ее Юви, нетерпеливо цокнув языком. — Я знаю. И Аника уже выбрала одежду мне на вечер.

Он женился полгода назад и с тех пор с головой погружен в супружеское счастье со своей миниатюрной женой Аникой, полностью игнорируя прочих обитателей планеты Земля.

— Ах да… — Голос тетушки стихает до едва различимого скрипа.

Д’Мело, худощавый темнокожий водитель, увеличивает мощность кондиционера, и в салон врывается холодный порыв белого шума. Какой глупый этот Юви. Неужели нельзя поблагодарить мать, а потом надеть все, что душе угодно?

— А твой ужин в…

Как же мой кузен похож на свою матушку! Она тоже не умеет вовремя останавливаться.

— Да-а, ма-а-мочка, я зна-а-аю, — растягивает он каждый слог. — Аника мне его погреет.

Я буквально представляю, как кузен закатывает свои большие выпуклые глаза. Что Юви, что Каран совершенно беспомощны на кухне, в отличие от кузин, потому что «зачем мальчикам уметь готовить?». Судя по всему, мальчикам достаточно научиться раскрывать рот пошире и поднимать его к небесам, чтобы еда падала прямо туда.

Тем временем кондиционер превратил машину в холодильник. По влажной дороге мимо проносятся другие холодильники на колесах, гудя и обдавая нас ведрами грязной воды. Вечно потный Д’Мело служит водителем у тетушки Бу и дядюшки Балли с начала времен. Он никогда не отличался любовью к скорости или пунктуальностью.

— И еще, папа Юви… — Тетушка Бу всегда так обращается к дяде Балли, потому что женщины ее поколения очень редко называют мужей по именам. — Прими таблетки после еды, а не перед ней. Я знаю, что доктора говорят, что их надо принимать перед едой, но у тебя может повыситься кислотность!

— Гхм! — привычно буркает дядюшка Балли. — А ты у нас всегда знаешь, что и как кому надо делать, да?

По голосу — хрипловатому, прокуренному — его можно принять за настоящего мафиози. Но выглядит дядюшка совсем не угрожающе: хромоногий, с маленькими глазами и костлявыми руками, постоянно засунутыми в карманы неизменных блекло-коричневых штанов.

— Успокойся, папа! — перебивает его Юви. — Мам, а зачем было устраивать конференцию на эту тему? Это же так глупо! Всё, мы кладем трубки. Дела.

Щелк.

Тетушка отворачивается к окну. У нее на коленях лежит неоткрытая упаковка с чипсами, что само по себе очень странно. Она ест в два раза больше, когда рассержена или расстроена, и сейчас она определенно расстроена. Может, тогда они достанутся мне, раз уж я осталась без обеда?

Стоит мне протянуть руку к пакету, как с тетушкиных губ срывается приглушенный всхлип. Я тут же замираю. Однажды я уже слышала такой сдавленный плач. Тогда мне было девять. Воспоминания о том, как я видела мою непоколебимую Шейлу Бу сломленной, вдруг накатывают с такой отчетливостью, что я ощущаю запах собственного пота и чувствую исцарапанную ручку деревянной биты для крикета в руках.

Я выскочила из лифта на ярко освещенную площадку перед коридором в нашу квартиру, на ходу размахивая битой, которая была в два раза больше меня, и все еще переживая игру со своими дворовыми приятелями. Я уже собиралась войти в приоткрытую дверь, как до меня донеслось странное завывание. Я застыла.

«Пропали… они все пропали!» — Голос Шейлы Бу звучал так, словно у нее было сдавлено горло.

«Что случилось, диди? Что пропало?» — умоляюще спрашивал папа.

Я подошла поближе и заглянула.

«Дело всей моей жизни. Пропало. Не осталось ничего».

Она сидела на полу в гостиной, прижимая к груди пачку обгоревших бумаг так, будто держала на руках мертвого ребенка. Из пачки выскользнул лист с обгоревшими краями. Это был клочок рисунка, изображавшего летящую птицу в золотых и голубых тонах. Она казалась вырванной с небес и заключенной в рамку из рваных и обугленных краев.

Мама с папой пытались поднять тетушку на ноги, не дать ей упасть навзничь. Не думаю, что они тогда смотрели на ее рисунки из испачканной сажей кучи.

«Все уничтожено… все», — всхлипывала она.

«Но кто мог такое сделать?»

«Твой драгоценный зять и его матушка! — Слова звучали остро, как лезвие. — Как это могло случиться… как?!»

Папа выглядел больше рассерженным на тетушку, чем расстроенным ее потерей.

«Шейла-диди, самбало. Возьми себя в руки. Зачем ты снова начала рисовать?», — вопрошал он.

«Ты же обещала, что больше не будешь этого делать! Шейла, ведь некоторые рисунки совершенно неприличны!», — вторила ему мама. — «Что скажут люди, если им это на глаза попадется…»

«Но это дело моей жизни… вся моя жизнь…» — Гладкое ненакрашенное лицо тетушки сморщилось от боли.

Не знаю, сколько я простояла за дверью. Постепенно страшные рыдания и всхлипывания перешли в тихое икание. Как будто из смертельно раненного животного по капле уходила жизнь и оно понимало, что это конец.

И вот теперь, в машине, я слышу тот же звук: тихий тонкий всхлип, вот только на этот раз в нем кроется какой-то другой смысл. Да и я больше не ребенок, напуганный плачем взрослого. Я хорошо знаю, что он означает. Такой звук издают те, кто столкнулся с предательством. И вдруг меня неожиданно охватывает волна гнева. Он струится по моим венам, как байкеры между машин в бомбейских пробках. Я снова вижу, как мои пальцы сжимают ручку биты, представляю, как я забираю ее у девятилетней себя и бью дядюшку Балли по лицу снова и снова.

Д’Мело, словно ощутив волну жаркого гнева, опять подкручивает ручку кондиционера. Я впериваю взгляд в его сальный затылок и седые волосы, свисающие до темной шеи, и заставляю себя дышать ровнее.

— Тетушка Шейла, а ты еще рисуешь? Хоть иногда?

Она дергается так, словно я ее ударила, хмурится, и ее лицо тут же застывает как маска.

— Нет.

Шейла просто смотрит в сторону торговых автоматов с перекусами. Этот лаконичный и равнодушный ответ прожигает во мне дыру, как пуля.

Машина со скрежетом тормозит возле обветшавшего фабричного здания, превращенного в жилищно-строительный кооператив. Как обычно, Д’Мело молча ждет, пока мы выйдем, а потом отгоняет машину на стоянку в тенистый уголок. Там он откинет спинку сиденья и будет слушать радио с джазом шестидесятых.

На крохотной улочке такая суматоха, словно там уместилось все население Индии и Китая. Ветхий дом Пандита Вермы стоит напротив того, что я обычно называю «рыбным раем»: нескольких лачуг, где торгуют острой жареной рыбой. Только сегодня с этой рыбой что-то явно не в порядке, потому что, проходя мимо торговцев, я ощущаю резкий приступ тошноты. Может, она испортилась?

В тот момент я не обращаю на свою реакцию особого внимания, потому что сосредоточена на информации об астрологе, которую почерпнула из «Гугла», пока мы ехали сюда. Оказывается, когда-то астролог был характерным героем в сериалах, а теперь записывает санскритские гимны в стиле хип-хоп и пробует себя в астрологии. Его дом, он же офис, располагается на первом этаже, к которому ведет ветхий лестничный проем.

Хозяина мы обнаруживаем за деревянным столом посреди небольшой комнаты. Стол завален бумагами, статуэтками самых разных индуистских богов и богинь, стальными приспособлениями неясного назначения. Астролог напоминает мне кузена Итта из «Семейки Аддамс», только наряженного в белый муслин.

— Значит, это ваша племянница? Хммм, — говорит он скрипучим гнусавым голосом, жестом предлагая нам сесть напротив него. На столе перед ним разложен мой гороскоп.

— Да, Пандит-джи! Скажите нам, что с ней происходит? Почему она не нравится мальчикам?

Шейла Бу смотрит на астролога так, словно он тот самый бог, которого она ждала всю жизнь и который вот-вот утолит все ее печали.

— Хм. Этот Сатурн испортил ей всю жизнь. — Он вглядывается в бумажку, где мое будущее закодировано в таблицах и схемах, неподвластных разуму вменяемого человека. — Этот шалун Сатурн очень упрям, и нам придется с ним договариваться, чтобы он делал именно то, что нужно нам.

Сатурн — известный виновник проблем незамужних индианок, это уже признанный факт. Если мне не изменяет память, именно он нашалил в судьбах Пиху и Камии, той самой подруги, которая «все еще ждет счастья» в возрасте тридцати пяти.

Фоном нашей встречи идет запись хип-хоповых гимнов в исполнении самого астролога. Музыка навевает мысли о чистилище. Вдруг Пандит вскакивает, поднимает руки и начинает изображать, как повергает воображаемый Сатурн в нелегкой борьбе, попутно чуть не сталкивая тетушку Бу с шаткого стула.

— Голод! Мор! Вот как надо успокаивать Сатурн!

Судя по всему, астрологу пригодился опыт съемок в сериалах.

Он продолжает воздевать руки к небу, бегая вокруг кожаного кресла.

— Если ваша племянница выдержит пост на двадцать четыре субботы, — шипит он на тетушку, — я гарантирую, что она найдет не просто мужа, а настоящий бриллиант.

— Мужа, торгующего бриллиантами? — Тетушка настолько вдохновляется чудесными перспективами в судьбе племянницы, что приподнимается вместе с креслом, слишком тесно обнявшим ее пышные формы.

— Нет, нет. Я сказал, что сам юноша будет настоящей драгоценностью. В ее жизни грядут грандиозные перемены!

Идея религиозной детокс-программы не нова, потому что я ее уже проходила в прошлом году. Только тогда ради того, чтобы найти мужа, я постилась десять пятниц. Вся семья так страстно верила в данный способ, что я не стала с ними спорить. Просто не хватило духа. А вдруг действительно поможет? Кто я такая, чтобы сомневаться в традициях, существовавших тысячи лет до моего рождения? Если воздержание от двух приемов пищи один раз в неделю сделает их счастливыми, то это небольшая цена.

Так что я через это проходила. В смысле через самоистязание. Я открыла для себя темную параллельную вселенную, где наблюдала, как люди с аппетитом ели, облизывая пальцы и причмокивая, в то время как я аккомпанировала им бурчанием в животе. Собственно, поэтому я и стала покупать свежие сэндвичи для банды уличных сорванцов, околачивающихся возле нашего офиса.

Кстати, пост так и не подарил мне мужа. Он мне вообще ничего не дал, кроме того, что все это время я могла думать только о еде, о чем и заявила маме и тетушке Бу, которые пускались в туманные объяснения каждый раз, когда я отваживалась усомниться в целесообразности этой затеи. Они говорили что-то об очищении энергий и необходимости жить в гармонии с богами, о том, что Вселенная все время за нами наблюдает. Вот только вопрос, за чем именно она наблюдает, так и остается открытым. Видит ли она пакет чипсов с масалой под моей кроватью? Или пару брюк размера L, спрятанных среди всего остального размером XXL?

Если во время подобных разговоров я заинтригованно начинаю расспрашивать о богах, то ответами мне становятся драматичные вздохи и суровые взгляды. Если я упорствую, то мне напрямую советуют не умничать и не сомневаться в традициях, до понимания которых еще не доросла. Мол, так было всегда, и пора бы мне закрыть рот и послушаться умных людей.

— Хм, я тут еще кое-что вижу, — объявляет светило астрологии, вглядываясь в клочок бумаги на столе. — Какое-то важное известие, возможно, далекое путешествие. В общем, что-то грандиозное.

Может, он говорит о чем-то, связанном с работой? Или с двумя новыми собеседованиями, о которых я уже договорилась на следующей неделе? Как бы мне выгнать тетушку Бу из комнаты, чтобы узнать у него поподробнее?

— А как поживаете вы, Шейла-джи? Вы разобрались с тем делом?

В соседней квартире вдруг раздается оглушительный грохот, как будто на кафельный пол падают сразу несколько стальных приборов.

Тетушка Бу испуганно вскрикивает и перебивает астролога, не давая ему продолжить мысль.

— Пандит-джи! — восклицает она. — У меня есть тысяча рупий, которую я бы хотела отдать вам в благодарность за вашу помощь.

Погодите, о каком таком «вашем деле» идет речь?

— О! Какая щедрость! — Он чуть не лопается от радости. — Да благословят боги вашу семью! Да, можете положить их к ногам богов на мой маленький алтарь в соседней комнате.

— Пойдем, Зоя. Нам пора в магазин, за покупками. Шевелись! — И тетушка толкает меня в спину, чтобы как можно скорее выставить вон.

— Что? За какими покупками? — спрашиваю я, пока мы идем к машине.

Яркое солнце светит сквозь начавшие рассеиваться облака, и многочисленные прохожие прячут свои зонты в полиэтиленовые пакеты.

— Ну ты же думала, что мы идем по магазинам, так? Ну так пошли. В торговом центре за Кроуфорд-маркет открылся новый магазин. Там есть чудесные радужные ткани, и в этой радуге очень много желтого. — Последние слова она произносит уже нараспев, с блеском в глазах, как будто желтый цвет для меня что-то вроде морковки для ослика.

Кажется, ее визит к нам в офис никак не отразился на ее представлении о рабочем дне.

— Тетушка, я бы с радостью, — вру я с искренним выражением лица. Нет, правда, а с каким еще лицом можно врать? — Но мне надо успеть переделать кучу дел перед тем, как идти на… — И я едва успеваю прикусить свой длинный язык.

Опа. Не стоит ей говорить о встрече выпускников. Если я заявлюсь туда со своей тетушкой, устроительницей браков, то этот вечер мне будет уже не пережить. Да, согласна, все тетушки заняты поисками хорошей партии для своей родни, но моя занимается этим профессионально, а это значительно усложняет дело. Это равносильно тому, чтобы привести голодного льва в хранилище мяса.

Машина останавливается посреди улицы, напротив моего офиса. Поездка к астрологу заняла около часа, и больше времени терять я не хотела. Мимо не спеша идут люди в костюмах, возвращаясь с послеобеденных прогулок или из магазинов и ресторанов.

— Так куда ты хочешь пойти?

— Домой, я хотела сказать — домой. Начальник просто завалил меня работой, и он такой… очень любит поруководить.

Так, мне явно надо закрыть рот и прекратить напоминать ей о том, о чем ей ни к чему помнить.

— Подумаешь, поруководить он любит! Да одинокий он у вас, вот и все. Не переживай, я найду ему хорошую девушку.

— О, я не переживаю, поверь. Его одиночество заботит меня меньше всего на свете. Ладно, тетушка, мне и правда пора.

— Ну как скажешь. Раз уж ты со мной не идешь, то я могу сходить в гале… — И она обрывает себя, будто испугавшись проговориться.

Вдруг она начинает что-то искать в недрах своей чудовищной сумки цвета лайма. Да, той самой, где хранит фотографии будущих женихов и невест. Я уже готова спросить, о какой именно «гале» идет речь, но тут мой телефон подает сигнал о получении трех электронных писем. Все три пришли от нашего нового стажера и нервно взывали: «ПОМОГИТЕ!!!»

— Все, тетушка, мне надо бежать! Пока!

Я бросаюсь к входу в здание, оставив тетушку в машине наедине с ее секретами.

Расставшись с Шейлой Бу, почти весь остаток дня я разгребаю живописный завал, организованный нашим смазливым практикантом Партом. От него требовалось всего лишь перенести данные исследования из одной программы в другую, в которой удобнее анализировать и группировать, потому что она составлена наподобие экселевской таблицы. И что, по-вашему, он выкинул после многочасового обучения, которое я с ним провела на прошлой неделе? Да ничего особенного, просто ввел не те цифры в четыреста граф, где должны указываться ответы участников опроса. Вы спросите почему? А потому, что слушал в своем телефоне радио Мирчи, где транслировались «Песни Дождя» с «Чай&Пакорас». Да, это реальное название, и нет, о чае там даже не упоминают.

Крошка Парт умолял меня не говорить об этом досадном недоразумении мистеру Арнаву. Его родители — друзья семьи нашего босса, и когда я сказала парню, что мистер Арнав уехал на встречу с клиентом, Парт чуть не свалился от облегчения. Так что я сама ввела все данные, на что у меня ушло целых пять часов с перерывом на торопливое заглатывание обеда из столовой, и отправила паршивца домой, снабдив «Кит-Катом» из личного запаса. Кстати, на моей полке появилась новая коробка. Опять. А раз я ее не покупала, мне придется зайти в кадровую службу и уточнить, почему они продолжают пополнять мои запасы. Неужели таким образом меня поощряют за результаты успешного опроса о качестве аккумуляторов для смартфонов?

Из-за невнимательности Парта я все еще не переоделась для встречи, которая начнется уже через час. Судя по всему, я появлюсь там одной из последних.

Я врываюсь в туалетную кабинку, срываю с себя офисную одежду и надеваю голубое платье с розовыми спиралями. Так, теперь прическа: распустить волосы. Макияж: напудрить лицо, нанести вишневую помаду и черную подводку для глаз. Черт, одна стрелка вышла толще другой! Смывать ее времени нет, так что пришлось сделать и первую стрелку толще. Хмм. Из-за этих черных стрелок я выгляжу распутно. В смысле знойно. Какое счастье, что в офисе уже никого не осталось!

Выскочив из кабинки и на бегу поправляя маленькую бежевую сумочку, я вылетаю в коридор и прямым ходом врезаюсь в мистера Арнава.

— Простите. Я не видел… — И тут он поднимает глаза от своего телефона и замирает на месте. — У вас праздник… Зоя? — Босс всегда замолкает перед тем, как произнести мое имя. Вот зачем он так делает?

Черт побери эти стрелки!

— Да, что-то вроде… — Я нервно разглаживаю платье на талии, чтобы оно не так обтягивало мой живот, и пытаюсь прижать к голове кудри, лихо взвившиеся за ушами.

— У меня встреча выпускников.

— Тогда это настоящий праздник, а не «что-то вроде».

— Ну, вы же знаете, как проходят такие встречи.

— Мой отец был военным, и мы много переезжали. — Его взгляд, обычно прямой, сейчас устремлен мне за спину, на пустой стол администратора в ярко освещенном фойе. — Я никогда не задерживался в школах так долго, чтобы потом ходить на встречи выпускников.

Его глаза померкли, как падающие звезды на излете пути.

Жалкое «надо же» — единственное, что у меня находится в ответ.

У меня было совершенно другое детство, которое я провела в одном и том же месте, с одними и теми же школьными друзьями, с друзьями их друзей. Вся моя детская география умещается в двухкилометровом радиусе.

Перед моими глазами пробегает вереница серых образов, воплощающих одиночество. Вот худой кудрявый подросток в одиночестве сидит на скамейке в столовой и обедает. Скорее всего, куриными котлетками, потому что в старых рекламных роликах обычно показывали, как дети едят именно куриные котлетки с кетчупом. Он смотрит, как одноклассники разбились по группам, смеются, болтают и угощают друг друга своими обедами, и его янтарные глаза полны грусти. Да, я знаю, это клише и лишний драматизм, но мне все равно его жаль. Шейла Бу права, он действительно одинок. Она порой бывает пугающе чуткой.

— А вы не хотите… э…

Молчи. Больше ни слова!

— Вы не хотели бы… пойти со мной на встречу моих школьных друзей?

О боже, остановите меня кто-нибудь!

— Я собиралась зайти туда на пару часов, а потом отправиться домой.

Его пронзительный взгляд молнией возвращается ко мне. Да какого черта у него всегда такое непроницаемое лицо?! Я ведь так и не понимаю, злится ли он сейчас из-за моего предложения или остался к нему равнодушен. В коридоре повисла тишина, не прерываемая ни обычным треском потолочного светильника, ни грохотом дверей лифта, ни гомоном в фойе.

— Не бойтесь, вас там не съедят! — нервно засмеялась я, не в силах терпеть эту паузу.

Черт побери, Зоя, тебе бы лучше заткнуться! Какого лешего ты продолжаешь уговаривать босса пойти с тобой на вечеринку, если он не проявил к этому ни малейшего интереса?

— Спасибо. Очень… мило с вашей стороны.

Теперь он выглядит так, словно готов расплакаться или его вот-вот вырвет. Прекрасно. Я хочу сказать, что хорошо, что на его лице появились хоть какие-то эмоции. Теперь я хотя бы примерно представляю, что он может чувствовать. Нет, на самом деле ничего я не представляю. Я так и не поняла: он расстроился или обрадовался моему приглашению?

— Мне сейчас стоит пойти домой. Голова просто раскалывается. Этот дождь мне никогда не шел на пользу.

Вот как. Значит, не рад и не расстроен. Ему безразлично. Я же его не на свидание приглашала! Мне просто стало его жалко, так что этот отказ меня не обидел. Какие обиды, я же от него ничего не ждала! В любом случае между нами возможны только чисто деловые отношения.

Его рука уже лежит на блестящей ручке двери кабинета, словно он торопится сбежать от меня. Он щурится и так трет второй рукой висок, что странно, как его бровь остается на месте. Ладно, допускаю, что у него действительно болит голова. Человек, разговаривающий только в случае крайней необходимости, не может не обзавестись головной болью в конце целого дня переговоров с клиентами.

— Хорошо, — легко отвечаю я, справляясь с собой. — Мне пора.

Странно, почему у меня ощущение, будто меня отвергли? На языке опасной тяжестью повисли слова: «Ну и иди к черту». Но на этот раз я не дала себе ляпнуть лишнего.

— Я заехал только за кое-какими документами. До завтра. — Он уже поворачивается, чтобы войти в кабинет, как вдруг останавливается и снова смотрит на меня. — И спасибо… Зоя. За приглашение.

Вот! И снова пауза перед моим именем, как будто ему непросто его произнести. Может, это ему со мной не просто. Или странно и смешно видеть меня в обтягивающем платье и со стрелками. Я всегда нервничаю, когда надеваю платье. Мне кажется, что все смотрят на мой выпирающий живот и в душе смеются над толстухой с жирными ногами. Ну да, да, я знаю, это называется проецированием своих мыслей на других, но тем не менее…

— Эээ, да, конечно. До встречи.

На самом деле хорошо, что он не согласился пойти со мной. Даже не понимаю, что на меня нашло и зачем я вообще ему это предложила. Представьте, как вы появляетесь на встрече выпускников под ручку с собственным боссом. Допустим, он не писаный красавчик, но расслабленный узел галстука, закатанные рукава офисной рубашки, худощавое телосложение и серьезный вид — уже достаточная комбинация, чтобы резко повысить уровень эстрогена среди собравшихся.

Пиху и Аиша и так все время просят меня прислать его фотографии в нашей девчачьей группе в «Ватсапе». Особенно им нравится его уставшее официальное лицо. Серьезно, достаточно было сделать это один раз! Разумеется, я вырезаю его снимки из общих фото, не хватало еще втайне фотографировать собственного босса! С тех пор начали происходить очень странные вещи. Пиху даже однажды спросила, нет ли у меня его снимков, сделанных в разных ракурсах. Нет, ну вы представляете?! Так что я очень рада, что он отправился домой.

Тем временем мистер Арнав исчезает в недрах своего кабинета, все еще ярко освещенного, а я иду по темному коридору к дверям лифта.

Итак, пережив одну поездку на электричке и три странных спазма в животе, я добираюсь до актового зала, в котором проходит Вторая Пятилетняя встреча выпускников школы Святой Терезы. Сама школа стояла вплотную между церковью Святой Терезы и храмом Молитвенного сообщества Вишну.

Шум от этого сборища можно было услышать за милю от дверей. В динамиках грохотали NSYNC, Бейонсе, Леди Гага и Бритни Спирс. А еще там были болливудские хиты последних двадцати лет, жирные острые угощения, цветомузыка, дешевая выпивка и сомнительной работоспособности кондиционер, который выключался каждые двадцать минут, чтобы сэкономить электроэнергию.

Почти сразу же ко мне подошел мой кузен Каран, неся в руках два пластиковых стакана с его любимым напитком: ромом с колой.

Справка по родне из Пенджаба-101: если кто-либо из ваших кузенов по чистой случайности живет неподалеку, то можете быть уверены, что окажетесь с ним в одной школе. Родители сгоняют вас в одно место, как пастухи скот в один загон, чтобы дети «могли присматривать друг за другом». Прикладное значение: ни одна ваша проделка не останется без свидетелей, и все обязательно будет доложено по сарафанному радио, потому что «дети ничего не должны скрывать от своей мамочки», особенно если речь идет о ком-то другом.

В некоторых случаях информация от мамочки передается школьной администрации. В моем случае самой внимательной парой «приглядывающих» за мной глаз обладала кузина Таня, а не Каран. Надеюсь, ее сегодня не будет поблизости.

— Привет! — Каран сжимает меня в быстром костлявом объятии.

Его волосы, как всегда, на два дюйма длиннее того, что считается приличным для взрослого мужчины. Он явно не старался придать себе презентабельный вид ради этой встречи и пришел в привычных джинсах и черной футболке.

— Значит, ищешь работу в Нью-Йорке? Это точно можно добавить тридцать вторым номером в наш список. А давай изменим пароль на «ОсвобождениеОтТанкаРазрушителя»?

Ну да, я написала ему, что подаю заявления о приеме на работу. На самом деле я написала об этом ему, Пиху и Аише. Аиша мне не ответила, Пиху отправила миллион сердечек, а Каран отметился эмоджи с поднятым большим пальцем.

— Да, в Нью-Йорке. Когда я увидела, как вокруг Барата Гупта появилась аура настоящего приключения, мне стало понятно, как сильно я сама хотела… — У меня до сих пор внутри все сжимается, стоит заговорить на эту тему.

— Вырваться из своей жизни радиусом в два километра? — договаривает кузен, потягивая ром с колой.

Он хорошо это понимает, как и все мы. Семья — прекрасное место, в надежные объятия которого хочется возвращаться, но только в том случае, если из них удается вырваться.

— Да. Я вернулась домой и подала заявления в три разные компании. Просто чтобы доказать себе, что могу этого добиться.

Оказывается, во мне поселилась глухая ноющая боль, которая никак не уймется. Может, поэтому я в последнее время постоянно уставшая?

— Эй, диджей? Поставь что-нибудь не средневековое! — кричит обладатель уже заплетающегося языка из толпы, которая пытается танцевать под «Желтую подводную лодку». Со стороны танцоры напоминают калек-акробатов с разболтанными суставами, раскачивающихся под инопланетные ритмы.

— Слушай, не буду тебя обманывать… — Каран прислоняется к белой стене и в гаснущем свете делает еще один глоток.

Его голос тонет в грохоте музыки, поэтому мне приходится наклониться к нему совсем близко, чтобы расслышать, что он говорит.

— Попасть в Америку не так просто, иначе туда съехался бы весь мир. Виза стоит денег, да и самое ее получение — настоящая рулетка. Американское консульство чаще отказывает в визах, чем выдает их. Да еще для того, чтобы подать заявление на визу, нужно собрать кучу документов.

— Ну и ладно. Значит, я не получу визу и не поеду в Америку. Но я хотя бы попытаюсь ее получить. Сама.

Теперь я жалею, что музыка не проглотила слова Карана. Неужели никто из моей семьи не способен меня подержать? Хотя бы немного! Хотя бы те, кто примерно моего возраста. Может, мне и правда стоит завязывать со всей этой идеей.

Каран замечает разочарование на моем лице и крепко, по-братски меня обнимает.

— Я просто не хочу, чтобы тебе потом было больно из-за напрасных надежд, Зи.

— Мне не будет больно.

Я отвечаю на его объятия и на мгновение оттаиваю от его костлявой теплой заботы.

Вы, наверное, задаетесь вопросом: зачем было подавать все эти заявления, если мое будущее уже определено? Несмотря на всю эту пропаганду феминизма, модернизма и прочих других «измов», большинство девушек все равно выбирают традиционные ориентиры: образование, работа, брак и дети. И именно в указанном порядке, одобренном родителями и обществом.

Действительно ли у нас есть выбор? А потом перед вами вдруг приоткрываются ворота в другой, новый мир, и после того, как вы в них заглядываете, внутри вас появляется нечто, не позволяющее забыть увиденное. Вы даже не замечаете, как начинаете тянуться ему навстречу, не в состоянии остановиться, запретить себе снова коснуться этого чуда хотя бы кончиками пальцев, хотя бы на мгновение. Вот чем было для меня телефонное собеседование с «ПНР Глобал».

Голос с раскатистым американским «ррр» интересовался, что я в своей старой доброй Индии думаю об их бизнесе. Я знаю, что это был выстрел вслепую, и не питаю особых надежд на два последующих интервью, назначенных на следующую неделю. Но как я могу не стремиться к этой мечте, пусть нереальной? Даже это стремление уже стало для меня приключением.

Каран выдергивает меня из размышлений, оттолкнувшись от стены и разлив при этом свой напиток.

— Ладно, пойду к народу, поделюсь с ним своей любовью! — Он машет рукой, словно рассеивая любовь в воздухе, и направляется к высокой девушке в черном мини-платье, которая не сводила с него глаз последние пять минут.

В зале снова гаснет свет, когда диджей, сын нашего школьного дворника, большой любитель старых рок-баллад, переключается с «Битлз» на «Бэкстрит Бойз». Звучит песня «Пока ты меня любишь», прекрасный повод для пьяных объятий с такими же пьяными бывшими возлюбленными, которому не смогла противиться большая часть зала. Я бы тоже не смогла, если бы у меня имелся бывший. Ну или если бы мистер Арнав пришел со мной. Да уймись же ты, Зоя! Мало тебе, что ты поставила его в неловкое положение этим своим приглашением?!

Торча у стены, где меня оставил Каран, я озираюсь по сторонам. Выпускники прогуливаются по залу, держа в руках пластиковые стаканчики. Они похожи на кур на птицефабриках, раскормленных алкогольными фантазиями, со связанными лапами, уже приготовленных для забоя на алтаре статуса, состоятельности и брака.

Начинаем обратный отсчет: три, два, один…

— Зоя, как поживаешь?

Вопрос задан Амаей Банерджи, решившей прислониться к стене рядом со мной. Когда-то она была отличницей, а теперь просто сногсшибательна в узких джинсах, расшитом пайетками топе и с прической кинозвезды. Какое счастье, что я надела платье и немного подкрасилась, потому что в своих брюках хаки, красной блузе и с лицом человека, уставшего к концу недели, я бы уже сгорела со стыда.

Сам по себе вопрос можно было бы счесть нейтральным и выражающим всего лишь вежливый интерес. Именно с него начинается большинство светских бесед. Вот только встречи выпускников не бывают нейтральными: это настоящее поле боя, с ловушками и капканами. И этот вопрос, заданный цветущей двадцатисемилетней женой и матерью двадцатишестилетней старой деве, — не исключение. Он — настоящая приманка, сигнал к охоте, на который остальные участники слетаются, как пчелы на мед или мухи на запах падали.

Амая была не только отличницей — статус, за который боролись лучшие ученики класса, — но и теннисисткой, знаменитой на всю страну. К тому же всегда обладала идеальной кожей. Я хорошо помню, что в школе старалась держаться от нее подальше. Кто же захочет в пятнадцатилетием возрасте привлекать внимание к себе тем, что воплощает собой противоположность идеала? Не стройная, не отличница, не вправе похвастаться персиковой кожей…

Кто захочет привлечь внимание к своим недостаткам?

Не будем также забывать, что прямо перед государственными экзаменами она вышла замуж за текстильного магната и у нее уже есть шестимесячный сын. А сейчас милая выпуклость ее живота намекает на приближение нового прибавления в семействе.

— Чем занимаешься, Зоя? — Мисс Совершенство все еще ждет ответа.

— Работаю в «Квест Ваерлесс», они делают сотовые телефоны. Да, на том же месте. На мне почти полностью лежит управление отделом по рыночным исследованиям.

— О, замечательно! Как мне нравится слушать об успехах выпускников нашей школы! — Амая раздраженно потирает свой живот. — Ой, мне надо присесть. Никто не предупреждал, что во время беременности так быстро устаешь. А чем занимается твой муж? — переходит она к следующему вопросу, потягивая ананасовый сок из белого стаканчика.

Ну разумеется, в таком возрасте быть не замужем просто немыслимо. Блики от огромного бриллианта слепят меня, как свет маяка над штормовым морем.

— Ну, я все еще в поиске.

— Но… ты же вроде давно уже ищешь? — выдает она и тут же смущается от собственной бестактности.

Да, уже целых два с половиной месяца, вот только как она об этом узнала? Ну да, конечно! От кузины Тани, любительницы дизайнерской одежды и обладательницы двадцатидвухдюймовой талии. Смотри выше пояснения о «присмотре» друг за дружкой. А вот и сама Таня шествует к нам в окружении свиты, которая старается подражать ей во всем. Они все наряжены в узкие джинсы и топы с пайетками, словно пародируют «Дрянных девчонок», и держат свои пластиковые стаканчики так, будто это флейты с шампанским. Никогда не видела лучшего соответствия между фильмом и реальными людьми.

— Держу пари, что платье с распродажи, — цедит Таня, наклоняясь надо мной. — Надеюсь, оно хорошо тянется.

— Хорошо, не переживай.

Подождите, у нее что, синий маникюр? У Тани?! Которой мать никогда не позволяла пользоваться лаком темнее нежно-розового, говоря, что «ногти на руках леди должны быть идеальными»? И теперь у нее почти черные когти, как у чудаи, ведьмы?!

— Что это? — Я хватаю Таню за руку и протягиваю к другим, чтобы они тоже посмотрели. — Как тебя мама выпустила из дома с черными ногтями?

Ну да, так себе ответ на ее выпад, но я плохо соображаю, когда злюсь. Таня настораживается и сжимает пальцы, то ли чтобы спрятать ногти, то ли чтобы отвесить мне оплеуху. Потом она одумывается, раскрывает ладонь и любуется маникюром.

— Это? Просто эксперименты с… образом. То, что тебе точно недоступно.

— Таня, присоединяйся. Мы тут беседуем о мужьях, — говорит Амая.

— Правда? Я недавно встречалась с идеальным мужчиной. Красавец. И богач. Такой крепкий. Вы скоро услышите объявление о нашей помолвке. — И она смотрит на меня, словно на старьевщика, от которого стоит держаться подальше. — Это произойдет намного раньше, чем ты найдешь бедолагу, который согласится взять тебя в жены.

Я не говорила, как сильно мне иногда хочется отхлестать ее по нарумяненным щекам?

Таня разом проглатывает содержимое своего стаканчика. И уходит прочь, излучая самодовольство и уверенность. Она направляется к Фардину, своему давнему бывшему бойфренду. Ее свита решает ей не мешать и растворяется в толпе танцующих. Я размышляю о том, что реплики об «идеальном мужчине» адресовались исключительно мне одной. Наверняка он такой же, как она: самодовольный, натужно модный и злой. Так ей и надо.

Тем временем Амая продолжает засыпать меня вопросами.

— Зоя, мы же старые подруги, ты же знаешь, что я желаю тебе только добра. — Она наклоняется поближе, кладя свою наманикюренную ручку на мою руку. Какое счастье, что я сходила на восковую депиляцию. — Поделись. Что у тебя за проблема, если ты за все это время так никого и не нашла? Если ее вовремя распознать, то можно ведь все исправить!

На таких встречах должны раздавать валиум.

В разговор вливается разношерстная компания приятельниц, и меня окутывает сложный аромат, замешанный на калейдоскопе цветочных запахов и виски.

— О, Амая, поздравляем! Посмотрите на нее!

— Когда ты узнала?

— Когда у меня была задержка на две недели. Когда у вас задержка, какая мысль приходит на ум первой? — смеется Амая, поглаживая живот.

Задержка?

И тут сквозь ром с колой в моей голове начинает проявляться какая-то мысль, проталкиваясь сквозь мечты о Нью-Йорке, происки Сатурна и Шейлы Бу, странные боли в животе. Я покрываюсь холодным потом, судорожно листая календарь на телефоне. Последний раз у меня были месячные…

Темный зал начинает вращаться перед глазами. Селин Дион поет с такой тоской, словно решается вопрос ее жизни и смерти.

— Я так уставала на первом триместре! Все время не было сил! И есть ничего не могла. — Амая продолжает держать тонкую руку на округлившемся животе. — Я так люблю рыбу, но мне было достаточно о ней только подумать, чтобы тут же броситься к унитазу!

И девушки смеются, будто объединены в единое беременное сознание.

Полная дыма спальня. Небритый наркоман. Усталость. Рыба. Нью-Йорк.

Задержка в две недели.

Нет. Этого не может быть. НЕТ!

На негнущихся ногах я отхожу в сторону и бросаюсь бежать.

К счастью, Таня и Каран заняты болтовней с друзьями в дальнем темном углу актового зала.

Не знаю, как мне удалось вырваться с этой проклятой встречи выпускников без сопровождения сплетниц-подружек. Я нырнула в милостивый смог и сырость улицы.

Пожалуйста! Скажите мне, что все это — кошмарный сон!