Так как нам с Андреем нужно было в школу, а родители дом еще не продали, они отправили нас с дядей Давидом Кнаусом и со всем скарбом на грузовике. Сами же должны были позже приехать поездом.
Я очень радовался поездке в кузове грузовика на «бесконечное» расстояние в тысячу километров. Сразу за Карагандой, с ее бесчисленными шахтами и множеством населенных пунктов, начиналась Голодная степь. Дорога шла меж холмов, покрытых остатками жухлой травы и выгоревшим на солнце бурьяном. Лишь по берегам узких, пересохших речушек зеленели заросли кустарников, а кое-где и камыша. На машину удивленно смотрели суслики, стоящие у своих нор и в панике бросавшиеся в нору при нашем приближении. Кое-где видны были какие-то заброшенные постройки. Иногда равнодушным взглядом нас провожали верблюды.
‘ЧТУ’
Жара, пыль, монотонное мелькание холмов клонили ко сну. Дядя Давид ехал с шофером в кабине. В кузове с нами был еще один попутчик — приятель водителя. Я видел, как они купили перед отъездом бутылку водки, к которой теперь наш попутчик постоянно прикладывался. Я думаю, что он руководствовался по-детски наивным правилом: один глоток незаметно, он погоды не делает. К вечеру выпив всю бутылку, он крепко спал, когда мы остановились на ночлег в поселке Рудник. Я уже поднимался на скалистый холм возле поселка, когда увидел, как шофер колотит кулаками своего товарища. «Неужели из-за водки?» — спросил я дядю Давида и попросил его вмешаться в драку. «Нет. Не из-за водки. Просто друзья так не поступают», — ответил дядя, отказавшись вступаться за эгоиста.
К вечеру следующего дня мы проезжали через Фрунзе, столицу Киргизии. Меня потрясли огромные деревья, которые росли вдоль дорог, и обвитые плющом фонарные столбы на проспекте, по которому мы ехали на нашем запыленном грузовике. Контраст между цветущей и зеленой Киргизией и пустынным, покрытым черной угольной пылью Казахстаном был поразительным.