Зимы в Сибири долгие и холодные. Пурга иногда на целые недели отрезает села от всего мира. Поэтому все, и особенно дети, радуются весне. Солнце с каждым днем все более прогревает землю. Остатки снега можно найти только под прошлогодней соломой, под кучей навоза в огороде да в зарослях лесопосадки, которая ограничивает мой мир на востоке.
Но двор от улицы ничем не ограничен. Он зарос мелкой травой, которую мы называли калачиками. Через дорогу, на юг, волнами уходят покрытые изумрудной зеленью озимой пшеницы колхозные поля. Между волнами — ляги, так в Сибири называют впадины между холмами. В лягах — талая вода. Целые озера талой воды. Только верхний слой земли прогрелся, а глубже она еще застывшая от сильного и долгого мороза. Поэтому вода уходит медленно.
Однажды мы с братом Андреем и двоюродным братом Генкой спустились в одну такую лягу. Домов не видно. Только небо и изумрудные берега озера, вода в котором такая чистая и спокойная, что не сразу и поймешь, где пшеница в воде, а где — на берегу. В озере отражаются синее небо и пушистые облака. Звонкая тишина только усиливает чудесность момента. Не раздумывая долго, я с тихим благоговением и замиранием сердца перед чудом вокруг нас вхожу в воду, такую манящую и такую студеную. Всколыхнувшаяся поверхность воды разбросала облака и скрыла небо.
Отрезвление пришло быстро. Сначала страх — я чуть не утонул в ляге, вода даже с краю была мне по грудь. Ребята бросились меня спасать. Промокли с ног до головы. Потом — шумное возмущение перепуганной до смерти мамы. Она быстренько раздела меня, велела раздеться Андрею и Генке и усадила нас всех нагишом на завалинке дома у нагретой весенним солнцем стены. «Заболеете, если не прогреетесь как следует!» — шумит мама. Мне четыре года. Я сердцем чувствую неповторимость чуда. Мир так прекрасен!