Ловля ветра, или Поиск большой любви

За что?

Есть расхожая фраза: о государстве можно судить по тому, как оно относится к старикам и детям. Но то — государство. Безликое, холодное и как бы даже враждебное. Но ведь государство — это мы, каждый из нас: вы, он и я. И по тому, как мы относимся к своим детям и старикам, можно судить о том, чего мы стоим. Это и будет самый верный критерий. А уже потом все остальное, которое столько лет кажется главным: карьера и успех, материальное благополучие, отлаженный быт и прочий антураж как бы удачно проживаемой жизни. Все это отступает, когда в жизни понято действительно главное. Но чаще всего это происходит не в расцвете сил, а ближе к прощанию с миром. Пример.

На вокзале две недели живет старушка. Ее должна была встретить внучатая племянница — и не встретила. Чемоданчик, в котором у бабуси было пасхальное пальто («чтобы не тереть хорошее по вагонам») и бельишко, украли в первый же день. Бабушка думает, что с Мариночкой (так зовут племянницу) что-то случилось. Другой мысли она не допускает. «Что вы, я детей ее воспитала и саму Мариночку очень люблю». «Мариночка, я тебя очень люблю, — говорит она в телевизионную камеру. Голос ее дрожит. — Забери меня отсюда».

Мариночку нашли. «Да, это моя бабушка, — холодно звучит по телефону, — но ее здесь никто не ждал. Пусть едет туда, откуда приехала. Я понимаю, что это выглядит жестоко, но…» И следует обычный в таких случаях перечень: нам негде ее поселить, сами кое-как перебиваемся, и вообще…

«И вообще» — вот она, основная причина! «И вообще, плевать я хотела на то, что она растила, нянчила, любила меня, а потом и моих детей, помогала, как могла, на грошовую пенсию покупала "гостинец для детушек". Состарилась, обессилела — исчезни из моей жизни, сгинь, не до тебя, старуха, возись с тобой… Да еще, чего доброго, хорони…» Вот что не было сказано, но ясно читалось в голосе.

Старушка на следующий после интервью день умерла. Жизнь стариков — что тоненькая ниточка, тополиный пух на подоконнике, легкое дуновение — и нет его. Господь милостив — она так и не услышала, как любимая внучка отрекается от нее.

Так что это, Господи? Когда начинается этот некроз души, что мы делаем не так? Рожаем, воспитываем, как птицы в гнездо, стаскиваем корм, одежду. Лучшее, само собой, детям. Лучший кусочек, потом лучшую, сверх возможностей, тряпку — ей, дочурке. Самой сорок лет, всю жизнь, как проклятая, работала, одета абы как, зубы вон посыпались, вставить бы… Ничего, ничего, мол, дитя тоже хочет. Поносить даст тряпочку когда-никогда — вот и ладно, вот и хорошо. Порадуюсь ее радостью.

А дитя растет, матереет, повышает запросы. И совершенно не принимает во внимание, что мать тоже живой человек и имеет не запросы, конечно, а желания, какие-то нужды. Не знает, не чувствует их — не приучено…

Давно сказано: что посеешь… Вот и сеем. Неустанно, трудолюбиво, слепо сеем то, что взойдет потом тихими, бессильными старческими слезами и горьким недоумением: за что?!