Ловля ветра, или Поиск большой любви

История одного падения

Виолетта Жемчужникова собиралась на работу. Реденькие белесые волосы, бледное от весеннего авитаминоза лицо, украшенное крупным носом, большие руки, не знающие маникюра — вот что такое Виолетта Жемчужникова. Это родители ее решили когда-то, что уж коль скоро фамилия дитяти столь известная и блистательная, то и имя должно быть фамилии под стать. Назвали новорожденную Виолеттой. А какая она Виолетта, скажите на милость — ни кожи ни рожи. Она сама так о себе говорила, страдая от вопиющей этой несуразности. И, в общем, была права.

Итак, собиралась Виолетта на работу. Впервые за долгие месяцы — без раздражения, громких вздохов и малодушного желания поваляться еще в постели. Причина — ярко играющее солнце, уже с утра упругими жаркими лучами глядящее во все три окна Виолеттиной квартиры.

«А, выпью кофе, — решила молодая женщина и махнула нетерпеливо рукой, — некогда чай ждать». Ну раз кофе, тогда уж и молоко. Виолетта зависла над раскрытой дверцей холодильника, выискивая помятую упаковку сгущенного молока, весь пост мозолившую глаза и куда-то пропавшую.

Да, шел Великий пост. И Виолетта Жемчужникова уже месяц не пила кофе. Во-первых, потому что очень его любила. А во-вторых, потому что психика и без того утончается во время поста, и если еще взбадривать организм кофе, то эмоции начинают просто захлестывать. Так было у Виолетты. Но, вероятно, так было и у других постящихся, ее коллег, потому что в обычно дружном их коллективе примерно к середине поста начинались ничем другим не объяснимые свары.

Ух, до чего же вкусно! Сладкий горячий кофе веселил кровь. Та начинала бежать быстрее по сонному Виолеттиному телу, оживлять его, будоражить, наполнять жизнью.

Надо же, всего-то маленькая чашечка крепкого кофе — и такой эффект.

Позже Виолетта вспоминала слова Хемингуэя: «Сначала ты берешь порцию виски… Эта порция берет еще порцию… а потом виски берет тебя». Потому что дальше было так.

Танцующей от неожиданного вдохновения походкой, радуясь беспричинно и щурясь от весеннего солнца, Виолетта прошла половину ежедневной своей дороги на работу. И ничего плохого с ней не случилось.

Дальше путь ее лежал через сквер, где освобожденные от серых зимних одежд, веселые и нарядные, гуляли люди. Атмосфера стояла такая, словно не рабочий начинался день, а праздничный. И одеты все были тоже ярко и празднично. И обидно стало Виолетте. И посмотрела она безо всякой радости на постную свою юбку, старенькую, стянутую к тому же по шву чуть выше бедра. Одернула ее недовольно, но та ничуть не похорошела. И курточка джинсовая, которая так ей шла когда-то, смотрелась на ярком солнце совсем облезлой.

Недолго горевала Виолетта. Ускорила шаг и, не дав себе подумать, спустилась по ступенькам вниз в магазин недорогой одежды. Сердце колотилось, как у девочки. «Глупо даже», — подумала про себя Виолетта. Ну да, в посты, тем более в Великий пост, она не ходила по промтоварным магазинам, не покупала себе ничего. Взяла на себя такой подвиг. Ведь что такое для женщины магазин одежды? Это и утешение, и развлечение, и психотерапия, если хотите. И пусть низменная, невысокого качества, но радость. Женщины это знают слишком хорошо, а мужчинам не объяснишь. Для них это тягота и мутота. И бессмысленная трата денег к тому же.

Ну вот. Следующие сорок минут женщина провела в упоительном, жадном перебирании так и льнущих к рукам платьев, кофточек, шарфиков, юбочек. Как раз случилась тотальная распродажа — редкая удача. И Виолетта, забыв о времени, отдалась процессу. Уединилась в примерочной с целым пуком вещей и мерила одну за другой; склонив голову, оценивала, идет ли цвет, прикидывала, с чем это носить. И тянулась за следующим сокровищем…

В результате, конечно, опоздала на работу. Нарвалась, само собой, на директора. Тот ничего не сказал (блажен удерживающий уста свои), только бровь выразительно приподнял и глаза дурашливо скосил к носу — была у него такая привычка. Вышло смешно.

Влетела в свой кабинет взъерошенная, раскрасневшаяся, волоча объемистый пакет с купленными вещами. «Де-е-вочки, — пропела весело и возбужденно, — там та-а-кая распрода-а-жа!»

А «девочки», от сорока до пятидесяти семи, заморенные постом и авитаминозом, пили чай, глядели невидяще в мониторы, отчего лица их приобретали синюшный оттенок, и вяло переговаривались. Появление Виолетты — как порыв свежего весеннего ветра, напоенного запахом грозы и цветущих полей. Девочки мгновенно оживились и, одеваясь на ходу, сметая со столов прайсы и сметы, тоже ринулись…

Виолетта сидела одна в кабинете. Сидела, не включая компьютер, не глядя в записку с первоочередными делами, которую сама же написала в конце вчерашнего дня. Действие кофе заканчивалось. Это все равно как у трактора кончилось горючее, и он замер, замолк, и стало вдруг тихо-тихо…

От утренней радости не осталось и следа. Зато в душе появилась какая-то муть, знакомая всякому грешнику. Еще появилась куча вещей, половина из которых не будет носиться, а будет с раздражением засунута подальше в шкаф. И сил уже нет, а впереди рабочий день с целым перечнем важных дел…

«Следующая неделя уже Страстная, — грустно подумала Виолетта Жемчужникова и посмотрела в окно. Там росло и набухало яркое белое облако, образуя волшебные замки, — позади пять недель трудов и вот, надо же, сорвалась… И девчонок соблазнила. Как там у великого Хэма?.. "Сначала ты берешь порцию виски… Эта порция берет еще порцию… а потом виски берет тебя"».