Номер Тормакина работал. Однако время шло, гудок сменялся гудком, а банкир все не отвечал. Люди растерянно переглядывались. Не менялся в лице только дворецкий. Он вышел из столовой и, вернувшись через минуту, объявил:
— Из кабинета хозяина доносится телефонный сигнал. Видимо, идя к священнику, он оставил мобильный дома.
Все бросились на второй этаж. Когда они оказались возле нужной двери, Быстрицкий повернулся к дворецкому.
— Открывай кабинет запасным ключом.
Милош не шелохнулся.
— Открывай, я приказываю! — с неожиданной жесткостью произнес Эммануил Венедиктович.
В отсутствии банкира старичок почувствовал себя полновластным хозяином. Почувствовал это и Милош. Он послушно отпер кабинет. Все зашли внутрь. Телефон лежал на письменном столе и все так же трезвонил. Быстрицкий сбросил вызов.
— Тут одна непрочитанная смс-ка, — сказал он, глядя на экран мобильника. — Пришла от отца Даниила, ровно в двенадцать.
— Сразу после того, как Семен Семенович ушел из дома, — отметила Вика.
Не успела она из приличия остановить старика, как тот нажал кнопки и открыл чужую переписку. Пробежав глазами текст, Быстрицкий облегченно выдохнул.
— Ну, слава богу. Зря мы волновались — Семен Семенович просто куда-то уехал.
Все сгрудились вокруг телефона. В сообщении было написано следующее: «Решайте скорее с отъездом! Время идет уже не на дни, а на часы…»
— Как же хозяин уехал? — нахмурилась Ольга Михайловна. — Вертолет сегодня не прилетал, машины тоже все в гараже.
— Может, его Смолины захватили, когда в Москву отправились? — предположила Настя.
Виктория неопределенно пожала плечами.
— Гадать сейчас, где Семен Семенович, абсолютно бессмысленно, — заметила она. — На дворе грозовая буря, поисками нормально заниматься невозможно. Давайте подождем до завтра. Как говорится — утро вечера мудренее.
Доводы оказались убедительными. Народ вышел из кабинета и организованно направился к лестнице, ведущей на первый этаж.
БАХ!
— Че-е-ерт!!! — взвыл кто-то в холле.
Тревожно переглянувшись, все опрометью понеслись вниз по лестнице.
Перед вбежавшими в холл открылась непонятная картина. От входной двери, извергая беспрестанные ругательства, по полу ползла гигантская желтая гусеница. Рядом с ней прыгала Ирина Дмитриевна, жена генерала Смолина, и повторяла одно и то же:
— Вовочка, успокойся! Вовочка, успокойся!
Милош подошел к «гусенице» и одним рывком поставил ее на ноги. Это оказался генерал Смолин, одетый в мокрый желтый дождевик. Увидев столпившихся вокруг людей, он перестал ругаться, и теперь только глухо стонал, прикрывая лицо рукой.
— Что с вами, Владимир Антонович? — ахнула Вика, глядя на сочащуюся между пальцами генерала кровь.
Вместо ответа Смолин опустил руку, и тут уже ахнули все. Нос Владимира Антоновича, и до того имевший весьма внушительные размеры, сейчас занимал практически все лицо. Опухший и посиневший, он, казалось, вот-вот отвалится.
— Где вас так угораздило? — испуганно вытаращился на генерала Быстрицкий.
Тот страдальчески вздохнул.
— Да порог — будь он неладен! Я перецепился через него, когда в дом входил.
Ирина Дмитриевна погладила мужа по плечу.
— Вовочка, запрокинь голову. Надо поскорее остановить кровь.
— Одним запрокидыванием головы тут не обойтись, — заметила Виктория, глядя на забрызганный кровью дождевик.
Решив взять инициативу в свои руки, она повернулась к дворецкому.
— Милош, отправляйтесь с Владимиром Антоновичем в ванную и помогите ему привести себя в порядок.
Затем посмотрела на кухарку.
— Ольга Михайловна, дайте лед из холодильника.
Наконец девушка взяла под руку жену генерала.
— А вам, Ирина Дмитриевна, я предлагаю посидеть с нами в столовой и рассказать, почему же вы до сих пор не в Москве.
Генеральша вздохнула.
— Расскажу, обязательно расскажу, — она глянула на стоящую рядом Настю. — Детонька, налей-ка мне чего-нибудь покрепче — я так перенервничала.
Через минуту, сидя за столом, все слушали о сегодняшних злоключениях супругов Смолиных. Оказалось, что, выехав из деревни, генерал с женой попали в жуткую грозу. Ветровое стекло полностью залило дождем, видимость снизилась до нуля, и Владимир Антонович остановил машину на обочине. Следующие несколько часов Смолины пережидали непогоду, сидя в кабине и слушая радио. Именно по радио они узнали, что Тормакин пропал. Генерал тут же развернул автомобиль и с огромным трудом добрался обратно в Красные петушки. Теперь Ирина Дмитриевна хотела знать, чем они могут помочь соседям в этой непростой ситуации.
— Мы думали, Семен Семенович с вами уехал, — протянула Вика. — А теперь вообще непонятно, где он.
— Совершенно непонятно, — поддакнул ей Быстрицкий. — Мы ничего не знаем. Странно, что журналисты так быстро пронюхали об исчезновении. Кто их только оповестил?
— Да кто угодно мог, — пожала плечами Настя. — Сейчас это элементарно делается: один звонок в редакцию — и новость готова. А за такое известие, как исчезновение президента «Торнадо», наверняка информатору приличный куш отвалили.
— Ничего святого у этих журналюг нет, — заворчала генеральша, прихлебывая принесенный Настей горячий глинтвейн. — Человек пропал, а им лишь бы сенсацию устроить.
— Жаль, вы в Москву так и не добрались, — посочувствовал ей Эммануил Венедиктович. — Там же вроде какой-то праздник намечался.
— Ладно, что теперь говорить, — отмахнулась Смолина. — Такая буря на дворе — видать, не судьба нам сегодня в столицу попасть.
В дверь чеканным шагом вошел генерал. К разбитому носу он прижимал пакет со льдом. Кровотечение прекратилось, и выглядел Смолин уже довольно бодро.
— Так, я все решил, — заявил Владимир Антонович с порога. — Мы немедленно отправляемся к отцу Даниилу.
Все удивленно воззрились на генерала.
— Что ты еще придумал, горе мое? — всплеснула руками Ирина Дмитриевна. — Зачем тебе понадобился священник?
— Он — последний человек, с которым видели Семена Семеновича. Значит, вполне может знать, куда тот подевался.
Вика пожала плечами.
— Ехать к отцу Даниилу, по меньшей мере, неразумно. Мы пытались дозвониться по телефону — абонент недоступен. Может, он специально отключил телефон. Может, батарейка села. Может, укатил куда-то из деревни вместе с Тормакиным. А, может, спит — десятый сон видит.
— Вот и я говорю: нечего людей по ночам беспокоить! — присоединилась к убеждению генерала его жена. — Хватит того, что мы сюда ввалились и всех переполошили.
Ирина Дмитриевна ловко подхватила под руку своего благоверного и потащила его к выходу.
— Пойдем домой, вояка — полечим твой несчастный нос. А завтра ты во всем разберешься, я не сомневаюсь.
Генерал покорно отправился за женой. Следом столовую покинули и Вика с Быстрицким.
Оказавшись в тишине собственной комнаты, девушка облегченно вздохнула. «Какой суматошный день, — подумала она, раздеваясь. — Столько событий и перемен, голова идет кругом». Виктория ополоснулась под душем и прежде, чем лечь, подошла к окну. На улице было черным-черно. Ветер швырял в стекло бесконечные потоки дождя, отчего оно дрожало и жалобно позвякивало. На улице бушевала настоящая буря — жестокая и беспощадная. Вика смотрела в непроглядную темноту. «Бедный розовый сад. Наверняка он здорово пострадает». С такими невеселыми мыслями девушка отправилась в постель.
Погрузившись в сон, Виктория увидела уже знакомый ей графский кабинет. Петр Николаевич Смолин сидел в кресле у окна: голова опущена, глаза закрыты, руки скрещены на груди. Он как будто спал.
Дверь кабинета тихонько скрипнула, и в комнату заглянул слуга-туземец.
— Харитон! — граф тут же встрепенулся. — Как хорошо, что ты здесь. Входи скорее — чего на пороге топчешься?
Слуга послушно зашел в комнату. Петр Николаевич указал ему на кресло рядом.
— Садись — поговорим.
Туземец опустился на предложенное место. Оба молчали. Сейчас, когда граф поднял голову, было заметно, насколько он осунулся. Черты лица, и без того тонкие, заострились просто до безобразия. Глаза ввалились и потускнели. Борода сбилась в клочья. От бодрого здоровяка, каким Петр Николаевич был раньше, не осталось и следа.
— Плохи мои дела, Харитоша — совсем плохи…
Туземец посмотрел на правую руку Смолина, которая была туго забинтована.
— Ваша светлость, вы имеете в виду рану?
Граф отмахнулся.
— Нет, рана совершенно ни при чем. С тех пор как ты смазал ее целебной мазью, ладонь вовсе не беспокоит. Тут другое… — Петр Николаевич понизил голос. — Светлана мне теперь и днем является. Сейчас только вздремнул ненадолго, а она уж руки тянет и стонет.
Смолин в отчаянии обхватил голову руками.
— Да, знаю, — горячо зашептал он. — Я зверь, я убийца, нет мне никакого прощения. Но зачем же изводить меня до безумия? Зачем терзать и днем и ночью? Если Господь хочет покарать, то пусть заберет мою жизнь, как я забрал жизнь Светланы. А то, что со мной происходит, это хуже смерти. Хуже всего на свете.
Граф страдальчески закатил глаза.
— Чем так мучиться, лучше уж яду глотнуть и покончить со всем сразу. Вот если бы не жаль было Лизоньку с сыном оставлять, сделал бы это, и ни секунды не сомневался.
Петр Николаевич глянул на сидящего рядом слугу.
— Что делать, Харитоша? Ты же чернокнижник, я знаю. Люди сказывают, что в своем подземном кабинете какие-то зелья варишь. Сознавайся — можешь помочь мне, колдун?
Туземец спокойно смотрел на кипятящегося графа.
— Мало ли что народ болтает, — сказал он. — Язык, как известно, без костей. А правды о том, что в подземном кабинете делается, никто, кроме меня, не знает.
— Да и черт с ним, с кабинетом! — вспылил Смолин. — Ты толком ответь — поможешь чародейством?
Харитон приподнял одну бровь.
— Ну, раз уж вы сами, Петр Николаевич, заговорили о чародействе, открою секрет: да, знаю я одно средство, которое всенепременно избавит от бессонницы. Только…
Туземец запнулся.
— Что «только»? — нетерпеливо переспросил Смолин. — Договаривай, я приказываю.
— Только, боюсь, вам сие средство не очень понравится.
Граф хрипло рассмеялся.
— Не очень понравится, говоришь? Да я уже в таком состоянии, что душу готов сатане заложить, лишь бы поспать часок-другой. Говори, что за средство такое? Мазь? Настойка? Другое какое зелье?
— Нет, — качнул головой Харитон, — не мазь и не настойка. Это действие, кое необходимо выполнить.
— Действие? Ритуал, что ли?
— Да, ритуал. Очень древний ритуал.
— И в чем же он состоит?
Харитон пристально посмотрел на Петра Николаевича.
— А состоит он в том, что нужно умертвить в вашем имении всех младенцев мужеского полу годовалого возраста.
Граф в ужасе отшатнулся.
— Ты что говоришь, Харитон?!
— Вы спросили — я ответил. Средство от бессонницы есть. Но воспользоваться им или нет, можете решить только вы, Ваша светлость.
Смолин тяжело повалился на спинку кресла.
— Нет, не могу… не хочу… Опять смерть, опять страдания.
Туземец равнодушно зевнул.
— Клин клином вышибают. Светлана убила вашего первенца — теперь необходимо умертвить всех его ровесников. Тогда дух кормилицы перестанет донимать вас.
Петр Николаевич сжал в кулак перевязанную руку.
— Я никого больше не убью, слышишь? Никого!
— А вам и не придется, — качнул головой Харитон. — Все произойдет само собой. Вы, Ваша светлость, будете как бы и ни при чем.
Слуга наклонился к графу и прошептал:
— Как только дети начнут умирать, сон к вам моментально вернется.
— Это точно сработает? — спросил, уже заметно колеблясь, Смолин.
— Точно! Доверьтесь мне — и скоро вы забудете и о кормилице, и о бессоннице.
В кабинете повисла тягостная пауза.
— Хорошо… — чуть слышно пробормотал Петр Николаевич. — Мне уже все равно. Я устал бороться с призраками. У меня больше нет сил. Делай, как знаешь, но избавь меня от ночных кошмаров.
Уронив голову на грудь, Смолин вновь погрузился в тяжелое забытье. Колдун встал с кресла. Он бесшумно пересек кабинет, и уже на пороге оглянулся на дремлющего графа.
— Не извольте беспокоиться, Ваша светлость. Я все устрою в лучшем виде.
На губах туземца играла зловещая улыбка.